10
Мне приснилось, будто я умер. Лежу в гробу, который почему-то наполнен водой, и я весь мокрый.
Крышки нет. Я привстаю, держась за края гроба, и хочу посмотреть на людей, которые пришли меня хоронить. Вокруг - ни одного человека. Я смотрю вниз и вижу, что гроб мой болтается черт знает где, в какой-то пустоте, и не видно ни земли, ни облаков - лишь какая-то однообразная и страшная пустота.
Мне становится тоже страшно. Я - голый, и от горла до самого паха тянется уродливый шрам, и мне ясно, что это постарался патологоанатом, проводивший вскрытие. Ноги у меня в воде, и пяткой я будто бы затыкаю дырку в гробу, - убираю пятку, и вода уходит. Мне тоже хочется куда-нибудь уйти, убежать куда угодно, хоть к черту на рога, хоть на раскаленную сковороду, куда угодно, лишь бы не находиться в этой пустоте, но долго, очень долго, как мне кажется, я ничего не могу поделать и вынужден голышом сидеть в своем мокром гробу, слушать тишину и разглядывать шрам на своем теле - нитки, которыми стянута грудь, грубые и очень толстые.
Потом нитки будто бы расходятся, сгнив в одно мгновение, и из моей разверзшейся груди начинают выползать пауки - тысячи, сотни тысяч… Заполнив гроб, они, шевелясь, переваливаются через край и тысячами падают в пустоту. Я хочу прыгнуть за ними следом, но меня не пускает оставленная пауками паутина, и тогда я начинаю ее рвать. Избавившись от пут, выпрыгиваю из гроба и падаю вместе с пауками в бездну, а потом вдруг вижу, что это не пауки, а мертвые малыши.
Мне захотелось плакать…
Глава третья
1
Когда я проснулся, на моих щеках действительно были слезы, слезы по мертвым малышам…
Утро едва начиналось. Притащившись со своей лопатой чуть свет на дачную остановку, я ничем не отличался от других людей. Вокруг было полно пенсионеров с мотыгами, лопатами и большими корзинами в руках. И одеты все одинаково: зеленого цвета ветровки, резиновые сапоги, детские панамы или фуражки с разноцветным козырьком. На мне были джинсы, зеленая ветровка, а на голову я напялил широкополую соломенную шляпу, которую отыскал в шифоньере. Дачник получился хоть куда.
Народу было много и, когда подкатил первый дряхлый "Пазик", пенсионеры атаковали его с такой решительностью, что я, оказавшись в сердце толпы, был беспомощен, как младенец. Меня швыряли из стороны в сторону, пихали локтями и мотыгами, наступали на ноги, а потом оказалось, что автобус уже закрыл дверь, прищемив какую-то старуху, и уехал. Кто-то здорово долбанул меня металлическим ведром по колену.
Когда подъехал следующий автобус, я действовал решительно и бесцеремонно, как все: наступал кому-то на ноги и вовсю работал локтями, пробираясь к заветной двери. На остановке кто-то закричал:
- Дикари, создайте очередь!
Никто ему не ответил. Очередь никто не хотел создавать, все хотели уехать прямо сейчас.
В салон я ворвался как победитель, потрясая лопатой, словно окровавленным мечом, которым только что сносил головы своим врагам, - шляпу мне нахлобучили на глаза. Еще оставались свободные места, и я сел сзади у окна. Я поправил шляпу, а лопату поставил между ног.
Рядом со мной сел дедушка в очках и, неодобрительно покосившись на лопату, сказал:
- Рано еще картошку копать.
Я ничего ему не ответил.
Автобус оказался еще дряхлее, чем предыдущий. Это стало ясно, когда водитель кое-как, с ужасным треском, врубил первую передачу, и мы тронулись.
- Поехали! - засмеялся какой-то мужик в салоне, очевидно, подражая Гагарину в момент старта. Рессоры безжалостно скрипели.
Через десять минут отчаянной тряски салон наполнился пылью и дымом - приходилось терпеть, потому что ни окна, ни два люка на крыше не открывались.
Чтобы нам не было скучно, водитель включил магнитолу, которая тянула ленту и никак не могла переорать буханье подвески, скрип рессор и рев мотора. Водитель прибавил громкость, и я разобрал, что это за песня - старинная, как сам автобус. "Миллион алых роз" в исполнении Аллы Борисовны. Когда начинался припев, сквозь весь этот оглушительный рев и скрип мне слышалось вместо "алых роз" - "мертвецов":
Миллион, миллион, миллион мертвецов
Из окна, из окна, из окна видишь ты…
В окно я не видел мертвецов, лишь иногда попадались ржавые памятники на обочине, там, где когда-то произошла авария и погиб человек. Но здесь, в салоне дряхлого автобуса, сидели потенциальные мертвецы - все без исключения. Я вдруг подумал, что мы, пенсионеры с мотыгами, водитель автобуса, старик в очках и я в дурацкой шляпе, обречены. Мне сделалось неуютно. Кому охота, интересно знать, ехать в автобусе, наполненном трупами стариков? Никому, даже мне, хотя в будущем я тоже мертвец.
Рано или поздно, но каждый из этих дачников, одуревших от жары и пыли, обязательно умрет, - кто-то, может быть, уже завтра или сегодня вечером. Дело нехитрое: шибанет инсульт или автолихач проедет колесом прямо по голове, и через пару дней отправишься вместо дачи прямиком на кочкарник.
Старик в очках наклонился ко мне и доверительным тоном сообщил:
- У меня вот та-а-кая картошка уродилась! - и показал руками. Сунул мне их прямо под нос, и мне показалось, что от рук воняет формалином.
Магнитола продолжала терзать ленту:
Миллион, миллион, миллион мертвецов
Из окна, из окна, из окна видишь ты…
По моей просьбе, у поворота, водитель остановился, и я, расталкивая всех этих бедолаг, полез на выход.
Кроме меня, здесь больше никто не вышел. Что ж, тем лучше.
Я свернул на грунтовку. Дряхлый автобус с мертвецами отправился дальше.
2
На кладбище за одну ночь ничего не изменилось: те же деревянные, гостеприимно распахнутые ворота, тот же облезлый крест над ними, то же безлюдье и воронье на деревьях. Малыш, который прожил на свете всего семь месяцев, продолжал улыбаться на своем ржавом памятнике. И так же мертвецы должны были все лежать в своих истлевших или совсем новых гробах, если только под землей не завелись монстры, которых я видел в каком-то из ужастиков Ловеркрафта, - монстры изрыли всю землю под кладбищем лабиринтами и ползали по ним, похищая из гробов покойников. Оставалось надеяться, что эти ужасные монстры еще не добрались до жалкого деревенского погоста.
Вот и ее могила.
- Привет, милая, - сказал я и бросил лопату на землю.
Ветровку и рубашку я снял, оставшись по пояс голым. Шляпу оставил. Солнце припекало все сильнее, небо над головой чистое, голубое-голубое, как глаза сиамской кошки. Красота!
Мне предстояла тяжелая работа, но я решил, что справлюсь дотемна, и не торопился. Побродил между могил, разглядывая на памятниках фотографии, где они еще сохранились. Потом из ее могилы я выкорчевал памятник, впившийся в землю четырьмя длинными ножками, и предусмотрительно оттащил его к лесу, в кусты. Туда же выбросил три венка с черными, как на бескозырках, лентами. Порядок. Можно начинать копать, не опасаясь, что сюда кто-нибудь забредет и увидит меня. Что я тут делаю? Ничего особенного. Выкапываю могилу для своей почившей бабушки, черт бы меня побрал!
Земля была рыхлой, копалось легко, но с непривычки я быстро уставал. Отложив лопату, я садился на землю, отдыхал и запоздало думал, что нужно было захватить перчатки. Новенький шершавый черенок заживо сдирал с ладоней кожу.
Когда я углубился примерно на метр, случилось что-то фантастическое. Из-под земли послышалась музыка, очень тихая, но я разобрал, что это за песня - "Ты здесь" в исполнении слепой девочки Дианы Гурцкой. Наверное, я окончательно спятил, решил я сперва.
Можете вы себе представить? Новоявленный гробокопатель притащился на кладбище, чтобы выкопать гроб и убедиться, действительно ли в нем находится тело его возлюбленной, и вместо этого слышит песню, которая доносится из-под земли. Что это - бред, галлюцинация? Если так, то я предпочел бы наслаждаться Майклом или Б. Моисеевым, хотя песня слепой девочки тоже ничего. Или, может быть, в гробу вместо тела самой прекрасной женщины на свете валяется кассетник - включен реверс и мощные батарейки "Эверейди" будут гонять пленку туда-сюда еще с неделю. Вот только зачем? Кто и для чего додумался запихать в гроб кассетник и включить его?
Я приложил ухо к сырой земле и прислушался: нет, все тихо. Из царства Мертвых не доносилось ни звука. Значит, музыка доносится не из могилы, но откуда тогда? Может, из леса?
Я пошел в сторону деревьев, и действительно, чем ближе я к ним подходил, тем музыка становилась громче. Я вошел в лес, потащился вглубь и метров через сорок понял, в чем дело.
Здесь проходила заброшенная дорога, стоял автомобиль с распахнутыми дверцами, из которого и доносилась музыка.
"Вот ненормальный! - чертыхнулся я. - Надо ведь додуматься: музыка звучит в гробу. А все, оказывается, гораздо прозаичнее".
Мне стало интересно. Пробравшись к машине как можно ближе, я спрятался за деревьями и стал наблюдать.
У машины обнимались он и она. На капоте - бутылка вина и два пластиковых одноразовых стаканчика. О моем существовании эти люди не подозревали, разговаривали громко и вели себя очень естественно, - смотреть на них было одно удовольствие. Оба - молодые, хорошенькие.
- Ты не боишься? - спросил он ее вдруг.
- Тебя? - засмеялась она.
- Нет, мертвых. Здесь совсем рядом кладбище.
- Нет, не боюсь. Ты же защитишь меня, если из кустов вдруг появится ужасная образина, труп с блестящим черепом и огромными клыками? Он направится прямо к нам, и тогда… ты справишься с ним?
- Конечно, - ответил он и чмокнул ее в щеку. - Я ему покажу, где раки зимуют. Я вышибу ему клыки, а бутылкой разобью ему лысую башку…
- Нет, только не это, - смеясь, запротестовала она. - Там еще осталось вино. Лучше мы его допьем.
- Как скажешь, киска…
Представляете, каково было это услышать? Ну, про лысую башку и огромные клыки? Я едва от смеха удержался. Так и хотелось снять шляпу, оскалиться и выйти к ним из кустов. "Добрый день, здравствуйте!"
Интересно, хватило бы тогда у этого парня смелости разбить бутылку о мою лысину? На вид он не казался таким уж храбрецом. Она длинными черными волосами напоминала мне Марину Хлебникову.
Честное слово, мне захотелось так сделать - изобразить из себя мертвеца, ужасную образину, но были они какие-то славные, добродушные, влюбленные друг в друга, и я передумал. Кроме того, мне хотелось узнать, что они будут делать дальше, хотя уже и так догадывался.
Он наполнил стаканчики вином (один из них во время наливания опрокинулся и покатился по капоту, а она, смеясь поймала его и поставила на место), и они выпили.
- Здесь так хорошо, - сказала она.
- Да, - ответил он.
"В общем, неплохо", - хотел добавить я.
- Открою тебе маленькую тайну, - сказала она, прижимаясь к нему. - Больше всего мне нравится заниматься любовью на природе. Чтобы кругом были деревья, свежий воздух, небо и… таинственность.
- А мне без разницы, - сказал он. - С тобой мне везде хорошо.
- И мне хорошо с тобой.
Они стали целоваться, а потом, когда по радио зазвучала медленная песня, "Я у твоих ног" в исполнении Натальи Власовой, они начали танцевать прямо на дороге перед машиной. Песня еще не кончилась, он уже стянул с нее короткую юбку и трусики. Она забралась на капот и раздвинула ноги - мне хорошо было видно складочку на животе и чуть ниже - волнующий треугольник золотистых волос. Приспустив джинсы до колен, он пристроился между ее ног и заработал бедрами. Она стонала, ей было хорошо, мне - тоже.
Потом она сползла с капота, легла на него грудью, повернувшись к парню спиной, - и, перед тем как войти в нее, он опустился на колени и долго, с необыкновенной нежностью целовал и облизывал ее раздвинутые ягодицы. Мне стало ясно, что к числу лицемеров и дураков он не принадлежит. Счастливчик, он пил ее выделения, словно яблочный сок…
Насытившись, утолив жажду, он опять приступил к делу, а розовый топик, единственное, что на ней оставалось из одежды, она стянула с себя сама, быстро, через голову, и сбоку я увидел, что у нее маленькая красивая грудь. Когда она избавлялась от топика, ее волосы взметнулись и небрежно рассыпались по плечам и капоту автомобиля.
Он сказал ей:
- Неряшка…
Словами нельзя выразить, до чего же мне было приятно смотреть на них. Я сам словно участвовал в этой маленькой оргии. Все-таки три года воздержания - не шутки, мастурбация - не в счет. Я и сейчас этим занялся: вцепился в свое жало и, чтобы рука лучше скользила, иногда смачивал ее слюной.
Кончили мы втроем одновременно: он замычал, вздрагивая ягодицами, она забилась на капоте, словно выброшенная на берег рыба, а я просто выбросил свой яд на траву.
3
Потом они уехали, я остался. На том самом месте, где только что стоял их автомобиль, виднелось уродливое облако выхлопных газов - меняя форму, оно медленно поднималось к вершинам деревьев.
Я вошел в это облако. Было слышно, как где-то недалеко тарахтит автомобиль, унося прочь счастливую парочку. Иногда под колесами взрывалась сухая ветка - дорогой давно никто не пользовался, она заросла травой и была усыпана толстыми сухими веткам!
Я втянул ноздрями воздух, едкий от выхлопных газов, и мне показалось, что я чувствую запах, оставленный девушкой, - к липкому запаху выделений из теплого влагалища и запаху возбужденного тела примешивался сладковатый аромат духов. Возможно, это были приличные и очень дорогие духи, но не "Сальвадор Дали" - однозначно.
На дороге валялись стаканчики и пустая бутылка. Я взял ее в руки. На розовой этикетке было изображение женщины, которая кормит грудью ребенка, с нежностью глядя на него. Называлось вино очень странно: "Молоко любимой женщины".
На дне оставалось немного вина, и, поднеся горлышко к губам, я сделал глоток. Вино понравилось мне, название - тоже. Прихватив бутылку, я вернулся на кладбище и опять принялся за работу.
Профессия гробокопателя не из легких. Скоро на ладонях появились большие водянистые волдыри, и отдыхать приходилось все чаще. Я садился на прохладную землю, выброшенную из могилы, разглядывал этикетку на бутылке и слушал ворон. Дело продвигалось очень медленно.
Солнце начало заходить, когда я наконец добрался до гроба. Вонзил лопату в землю, и негромкий звук сообщил, что она упирается в крышку. Словно одержимый кладоискатель, я почувствовал легкое волнение. Все это время я думал, что под памятником ничего нет, и был уверен: выброшу хоть двадцать тонн земли, но все равно ничего не найду. Ан нет. Оказалось все, как и должно быть - два с половиной метра земли, а под ними гроб.
Я очистил крышку от земли и увидел, что она обтянута красной материей, по краям прибита черная лента. О том, чтобы вытащить гроб из узкой могилы, не могло быть и речи - тут и четверо здоровенных мужиков не справятся. Оставалось снять крышку с гроба прямо здесь и посмотреть, кто в нем лежит. Господин без имени сказал, что автомобиль проехал ей колесом прямо по голове, и мне пришла в лысую башку мысль, что, раз уж они так основательно все организовали, значит, позаботились и о трупе - скорее всего, это какой-нибудь неопознанный жмурик из городского морга, какая-нибудь молодая алкашка-бомж, угодившая под автомобиль. С его-то бабками заполучить никому не нужного мертвеца - плевое дело… И, если голова покойника действительно превратилась в блин, и его невозможно опознать, что ж, тогда я готов раздеть покойника, чтобы посмотреть на его тело. Родинки в известных мне местах, шрам на правой коленке, - если все это обнаружится, значит, нет никаких сомнений и это действительно она.
Из глубины могилы я уже не мог видеть солнце, но по тому, как быстро темнело, я понял, что оно спряталось за горизонтом. Наступил вечер.
4
Крышка была надежно прибита гвоздями, и мне пришлось повозиться, прежде чем при помощи лопаты удалось подковырнуть ее - черенок длинный, могила узкая, и сделать это было, сами понимаете, неудобно.
Раздался неожиданно громкий треск, и я, почему-то перепугавшись, посмотрел вверх. Вдруг сейчас кто-нибудь стоит у края могилы и наблюдает за мной? Последствия могли быть самыми плачевными, для меня, разумеется, и я уже представлял, как местные газеты пестрят заголовками: "Пойман гробокопатель". "Ужас на деревенском кладбище" или "Что искал в гробу дезертир?"
Нет, никого не было, лишь тусклые звезды появились на небе, и я снова принялся отдирать крышку. Я ожидал запаха - формалина, гниющей плоти или духов, любого, - но не почувствовал ничего.
Когда передняя часть крышки отделилась от гроба на достаточное расстояние, я засунул под нее голову: гроб был пуст. Абсолютно пуст! Нет, какая-то белая подстилка и небольшая подушка, все эти прибамбасы для мертвеца были на месте, а вот самого мертвеца не было. Ни с раздавленной головой, ни с нормальной, вообще никакого.
И тут я стал смеяться. Так заливался, что слезы выступили. Представляю, если кто-нибудь излишне впечатлительный прогуливался в ту минуту рядом и вдруг услыхал жуткий хохот, который доносился из-под земли. Инфаркт обеспечен.
Я смеялся и все никак не мог остановиться. Не один покойник, наверное, в гробу перевернулся.