- Честно говоря, я ожидал узнать из нашей беседы, что находилось в могиле тамплиера, - нетерпеливо ответил Том.
Профессор улыбнулся.
- Терпение, я же говорю, терпение, мой юный друг. "Мишпат" и "седек" воплощают две колонны совершенства, на которых покоится арка, называемая иудеями "Шалом". Чтобы достичь законченного мира, Шалом должен равномерно покоиться на обеих колоннах. Мишпат, левая колонна, означает светский мир, царя. Поэтому мы называем ее также царской колонной. С ней была связана справедливость. Иаков воздвиг эту колонну, под которой Саул был помазан как первый царь Израиля. Другая колонна воплощает присутствие порядочности. Добродетели Яхве. Только по достижении порядочности божественный мир Яхве изогнется над колоннами, и все придет в равновесие.
- Но во времена Иеговы с этими колоннами не все было в порядке, - вмешался Мошав. - В мире господствовал Рим, и Иудея оказалась под его протекторатом. Настало время Иродов, и они платили Риму за его господство. Ирод Архелай был этнархом, то есть наместником Иудеи, Самарии и Идумеи, Ирод Антипа правил в Галилее, а Филипп - в Кесарии-Филиппи. Император Август отказал наследникам в троне этой страны.
- Правильно, - согласился профессор. - Равновесие колонн пошатнулось. Саддукеи, ессеи, иудеи, зилоты, фарисеи, набатеане и мандейцы - все тосковали по равновесию колонн и по справедливости Яхве. По всем счетам платил народ, как это часто происходило в истории. И точно в это время родился Иешуа бен Иосиф. И он был царского происхождения. Он принадлежал к роду Давида. И он был умным мальчиком, о котором быстро заговорили. И канули в Лету сведения о том, что за первым ребенком последовали и другие мальчики и девочки. Родился Иаков. Они оба росли у ессеев и воспитывались как будущие цари. Иешуа - как царь иудеев, а Иаков - как олицетворение порядочности. И когда время, казалось, пришло, ессеи представили нового царя иудеев. Однако Иешуа хотел большего, он хотел стать воплощением обеих колонн древнего предания. И потому он, как и было написано в древних книгах, вошел в Иерусалим через царские врата. Он въехал в них на осле, согласно Писанию, так как царь иудеев вступал в город как слуга Бога и одновременно как слуга народа, а не как властитель.
Том недоверчиво посмотрел на Юнгблюта.
- Это и есть ваша теория? - спросил он.
- Это запротоколированные слова учителя справедливости и воина света. Звали его Шломцион. И он написал трактат о мужчине, который нес в себе Бога. Вы и нашли этот труд.
- Вы, должно быть, шутите, - ошеломленно простонал Том. - История об Иисусе Христе - не что иное, как заговор, который устроили две тысячи лет назад, чтобы подарить иудеям царя?
На лице профессора Юнгблюта появилась сострадательная улыбка.
- Должно быть, этот труд перенесли из Хирбет-Кумрана в Храм Соломона, так как именно там тамплиеры и обнаружили завещание Шломциона, учителя справедливости из Кумрана. И осознали, что же попало к ним в руки. Церковь тоже слишком хорошо понимала, какое замешательство вызвало бы обнародование этой истории Христа. Хотя определение времени ее написания с помощью стратиграфического анализа невозможно. Нет ни руководящих окаменелостей, ни возможности опираться на временные слои почвы. Но есть сосуды и есть кожаные свитки, которым примерно две тысячи лет, если полагаться на углеродный метод.
- Иисус был ессеем? - недоверчиво повторил Том.
- Как я и говорил, по существу христиане этого мира верят в двухтысячелетнюю ложь, благодаря которой этот мир немного легче выносить, несмотря на всю кровь, пролитую в защиту веры.
Том встал и подошел к окну.
- Этот труд - могу ли я посмотреть на него?
- Его нет здесь, он в безопасном месте, - ответил профессор. - Кстати, во время раскопок в Хирбет-Кумране в могилах обнаружили трупы двух женщин. Вы, конечно, слышали об этом.
Том покачал головой.
- Я знаю историю свитков только из прослушанных курсов. Я очень смутно об этом помню.
- Там была погребена семья Иешуа бен Иосифа. Мария, его мать, и Магдалина, его сестра. Однако, к сожалению, доказательств нет. Это лишь теория, как я уже говорил.
- А как же история воскресения? Неужели Хаим Рафуль прав также и в том, что Иисуса вообще не хоронили в Иерусалиме?
- Царь въехал в ворота, в самую середину города, которым владеют римляне. Иешуа отправился в пещеру льва. Он доверял Богу и народу. Он считал, что Рим не решится лишить его жизни, рискуя получить восстание по всей империи. Но он ошибся. Флавиус, отважный римлянин, которого очень заинтересовал новый царь иудеев и его проповеди, пишет во втором свитке о том, что римскому наместнику удалось настроить преимущественно фарисейских первосвященников против Иешуа. Очевидно, он разъяснил им, что с растущим влиянием нового царя и Бога их регентство близится к концу. Таким образом, именно первосвященники позаботились о том, чтобы Иешуа осудили - еще один искусный шахматный ход римлян. Однако его не побили камнями, согласно обычаю евреев, а распяли. Все мы знаем, что в традициях Рима было прибивать своих врагов к кресту. Однако в Иерусалиме его не хоронили.
- Храм Гроба Господня, Гроб Иисуса - все это ложь?
- На самом деле, согласно воле наместника тело Спасителя следовало предать огню, - объяснил Юнгблют. - Однако вышло иначе. Его последователи выкрали его тело и обеспечили ему вечный покой. Впрочем, в древности были - да и сейчас есть - много религий, в которых боги возвращались из мира мертвых. Ессеи не изобрели ничего нового. Это хорошо укладывалось в концепцию и открывало возможность для возникновения новой веры, а ведь когда-нибудь господство Рима должно было закончиться.
- Так значит, его похоронили в Кумране? - спросил Мошав.
Профессор пожал плечами.
- К сожалению, второй свиток не настолько хорошо пережил века, как завещание Шломциона. Мы пока что смогли перевести лишь отдельные фрагменты. А затем Хаим доставил свитки в безопасное место. Здесь появились его преследователи.
- Текст, о чем говорилось в тексте? - нетерпеливо спросил Том.
- В первом абзаце было написано: "…глубоко в матери, из которой возникла вся жизнь… возвратился к отцу… царь царей… судить". Во втором абзаце были еще такие слова: "…в лоне его народа… твердыня, противостоящая незваным гостям… высоко наверху на скале свободы".
Мошав наморщил лоб.
- Твердыня, на скале. Здесь явно идет речь о Массаде.
- Да, это Массада, - подтвердил профессор. - Мы с Хаимом тоже так решили. Третий абзац сохранился лучше, там говорилось следующее: "…навеки устремив взгляд в воду жизни, так сидит на скале Голиаф, великан, поверженный Давидом, Давидом, царем иудеев…" Дальше написано так: "…под дворцом царя… стоит солнце жизни в зените, так что святой луч освещает… отдыхает, до конца всего сущего…"
- Это указание на могилу, - заключил Том. - Она должна находиться под крепостью.
- И это все по-прежнему находится там, в полной неприкосновенности, - дополнил его профессор Юнгблют.
Том всплеснул руками.
- Это непостижимо, - заявил он. - Если эти свитки правдивы, то вся жизнь - это фарс, а человек - ничто иное, как биологическая форма жизни. Наш разум - простой каприз природы!
- Вы сейчас ставите человека на одну ступень с животными и отказываете ему в каком-либо божественном происхождении.
- Божественном происхождении? - переспросил Том. - Человек жесток, низок и подл. Он ведет войны, чтобы увеличить свою власть, убивает из корыстолюбия и кровожадности. Он лжет, обманывает и во всем ищет выгоду. Я не знаю, что в этом божественного. Нет, мы - каприз природы, не больше и не меньше.
Профессор с состраданием посмотрел на Тома.
- Я могу понять, что вы сейчас чувствуете. Вы только что потеряли своего Бога и свою веру. Даже если вы и говорите, что вы далеко не ревностный христианин и прихожанин. Но подумайте о том, что существуют и другие религиозные направления. Никто не может сказать, кто в результате окажется прав. Однако я твердо верю в то, что имеется высшая сила. Иисус, Бог, Яхве, Будда или Аллах - кто-то есть там, наверху, и мы все несем его с собой, в своей совести.
Том тяжело вздохнул.
- Можно посмотреть свитки?
- Позже, когда придет время, - ответил профессор Юнгблют. - Но сначала вы должны немного поспать. Уже поздно.
47
Париж, аббатство Сен-Жермен-де-Пре…
Прохладная ночь опустилась на Париж и укутала ряды домов в темноту. Зажглись уличные фонари, а окна квартир и магазинов залило холодное неоновое освещение.
Кардинал Боргезе провел остаток дня в молитве, после чего вернулся в Сен-Жермен. Напряжение последних дней и недель сильно досаждало ему. Он просто не мог найти покоя. Несмотря на усталость, он вскакивал в испуге среди ночи. Беспокойно метался по постели. Мрачные мысли уже не оставляли его. Он включал ночник и вставал. Торопливо приглаживал спутанные волосы.
В течение тысячелетий мать-церковь жила, огибала опасные рифы и сопротивлялась сильным штормам. Несмотря на постоянно меняющееся общество, которое становилось все более равнодушным к делу Христа, стены церквей сопротивлялись любым переменам. Число верующих постоянно росло. Однако церковь никогда еще не оказывалась перед таким серьезным вызовом, как в последние несколько дней. Шторм перешел в ураган, и этот ураган грозил смести Рим вместе с его последователями. Весь христианский мир покачнется, если стражи братства не устоят.
Деятельность братства вот уже семь сотен лет берегла церковь от неизвестной судьбы. Что будет, если свитки увидят свет? Свитки из Храма Соломона, столетиями дававшие рыцарям Храма почти безграничную власть?
Кардинал Боргезе налил себе стакан воды, потом опустился на колени и сложил руки в молитве.
Хижина в Роствальде, недалеко от Бишофсвизена…
Том провалился в сон без сновидений. После обстоятельного рассказа профессора он еще довольно долго лежал без сна, прежде чем усталость одолела его и он наконец уснул.
Разбудил его Мошав.
Том вскочил и попытался сориентироваться в темноте.
- Что такое? - спросил он.
- Ш-ш! - осадил его Мошав. - Снаружи кто-то есть.
Том потер глаза, чтобы взбодриться. Он с трудом разобрал силуэт Мошава, который стоял прямо перед ним.
- Это наверняка старина Штайнмайер, - тоже перешел на шепот Том.
- Он стоит у окна, - возразил Мошав.
Штайнмайер подошел к ним и остановился перед диваном. Том заметил дробовик в его руке.
- Вы привели сюда этих людей, вы виноваты в этом, - зло прошептал он Тому.
Том покачал головой.
- Это невозможно, мы были осторожны. Никто за нами не следил.
- К хижине подкрадываются два человека. И они здесь явно не случайно.
- Надо бы позвать полицию, - предложил Мошав.
- От полиции помощи не много, - возразил Штайнмайер. - Пока патрульные машины доберутся сюда, уже может быть слишком поздно. Вы умеете обращаться с оружием?
Мошав вздрогнул. В последний раз он держал в руках оружие, когда проходил службу в израильской армии. И уже тогда ему было не по себе.
Штайнмайер ненадолго исчез и вернулся еще с двумя ружьями.
- Дробовик и охотничье ружье, - объяснил он. - Осторожно, оружие заряжено. Два патрона в дробовике и шесть патронов в охотничьем ружье.
- Я… я не знаю, - растерялся Мошав, когда Штайнмайер протянул ему охотничье ружье.
Том взял себе второе - дробовик. О пистолете, который лежал в потайном кармане его широких брюк, он не сказал ни слова.
- Бери же, Мошав! - настойчиво произнес Том. - Ты знаешь, что за люди пришли за нами. Или ты хочешь, чтобы тебя тоже распяли головой вниз в этой хижине?
Внезапно снаружи раздались тихие шаги. Скрипнула половица.
- Они уже здесь! - прошептал Штайнмайер.
- Где профессор? - спросил Том.
- Он в безопасности, - ответил Штайнмайер и подкрался к двери.
Шгруб, район Берхтесгаден…
Буковски выкурил уже вторую сигарету, когда с ним заговорила старушка в черном платье и косынке в черно-белую клетку. Она стояла на тротуаре перед домом и рассматривала его с живым любопытством.
- Я слышала, вы из уголовной полиции Мюнхена, - сказала она, улыбнувшись ему почти беззубой улыбкой.
- Буковски, земельный уголовный розыск, - представился Буковски и щелчком отправил сигарету, описавшую широкую дугу, в палисадник.
- Меня зовут Магда Шайдерер, я живу в доме напротив.
- Мои коллеги уже были у вас?
Магда Шайдерер покачала головой.
- В дом вломились преступники, - пояснил Буковски.
- Я знаю, - ответила женщина.
Буковски попытался прикинуть ее возраст, но из-за косынки и платья отказался от попытки.
- Вы, конечно, уже слышали об этом.
Женщина кивнула.
- И видела.
Буковски нахмурился. В своем ли уме эта женщина, или она просто смеется над ним?
- Вы видели? - скептически повторил он. - Когда, сегодня?
- Собственно, мне нельзя об этом говорить, мне Ганс запретил, но если полиция все равно уже здесь… Это произошло еще на прошлой неделе.
Буковски был озадачен.
- Но почему вы в полицию-то…
- Я уже сказала: Ганс мне запретил.
Буковски закурил новую сигарету.
- Ганс? Кто такой этот Ганс? - спросил он и выдохнул дым.
- Ганс - правая рука профессора. К профессору приходил гость. Друг, еврей. Он приехал три или четыре недели назад. Они вместе над чем-то работали. Они оба археологи. Профессор даже преподавал в Мюнхене - в университете. Он человек хитрый.
- Юнгблют?
- Кто ж еще?
- Этот, другой - вы его узнали?
Женщина заговорщически огляделась. Приложив руку ко рту, как щиток, она прошептала:
- Никто не должен об этом знать. Ганс сказал, что я никому не должна об этом говорить.
Буковски улыбнулся.
- Да, но ведь мы - полиция.
Женщина ненадолго задумалась.
- Они нашли что-то ценное, сказал мне Ганс. Что-то очень-очень важное об Иисусе. Я должна была не смыкать глаз. Время от времени Ганс приезжал. Я забираю почту. Но в тот день, когда взломали двери, они уже уехали и дом стоял пустой. Я сказала это Гансу. Но он сказал, чтобы я не беспокоилась об этом. Недавно возле дома появились два человека. Они там что-то вынюхивали. Я говорила о них Гансу, когда он приехал, но он снова сказал мне, чтобы я не беспокоилась.
- Так значит, Ганс - слуга профессора Юнгблюта.
- Что? - спросила женщина и наморщила лоб, так что к прежним морщинам добавились новые.
- Я хотел сказать, что Ганс служит у профессора.
Женщина кивнула.
- Профессор уже несколько лет прикован к инвалидной коляске. Его хватил удар.
- А этот Ганс - он живет здесь, в доме?
Женщина покачала головой.
- Он живет в Бишофсвизене, но в городе его нет. Он говорил, что они спрятались, так как есть люди, которые хотят знать, что привез с собой еврей из Израиля.
У Буковски создалось впечатление, что он попал в дурной сон. На этом клочке земли за последнее время уже нескольким людям пришлось расстаться с жизнью, и вот теперь перед ним стоит старушка, которая, очевидно, носила в себе значительную часть решения этого дела, умудряясь никому ни словом о том не обмолвиться. К ним подошли Лиза и полицейский в форме.
- Этот Ганс - какая у него фамилия?
- Штайнмайер, - ответила женщина.
- И где он теперь?
- Ганс? Ганс в лесу, за городом. Он сам мне так сказал.
Человек в форме остановился рядом с Буковски и внимательно посмотрел на женщину.
- А, Магда, - сказал он. - Ей уже за девяносто. Она что-нибудь видела?
Буковски не удостоил коллегу вниманием, а продолжал смотреть на женщину.
- Где находится лес?
Женщина пожала плечами.
- Какой лес? - спросил полицейский.
Буковски отмахнулся от него.
- Я думал, эта женщина может сказать мне, где находятся хозяин этого дома и его слуга.
- Ганс Штайнмайер?
- Вы его знаете? - озадаченно спросил Буковски.
- Конечно. Когда-то он был знаменитым борцом. Живет в Бишофсвизене. Он уже несколько лет заботится о старом профессоре. Раньше он был привратником в школьном центре в Берхтесгадене. Нам проверить его адрес?
Буковски наморщил лоб.
- Эта женщина говорит, что они с профессором прячутся в лесу, что бы это ни значило.
- В лесу, - повторил полицейский. - Я сам из Бишофсвизена и очень хорошо знаю Ганса. Когда-то давно он был охотником. Охотился в Роствальде. Я и сам охотник, и когда мы говорим о лесе, то имеем в виду лесничество.
Буковски навострил уши.
- Есть ли там убежище, в котором мог бы устроиться инвалид-колясочник?
Полицейский кивнул.
- Наверное, хижина под горой Кельберштайн. Туда даже доехать можно, когда погода сухая.
Буковски повернулся к Лизе.
- Немедленно вызывай оперативную группу и запротоколируй показания этой женщины!
Лиза обхватила руками живот.
- А наши коллеги не могут этого сделать? Я… не очень хорошо себя чувствую. По-моему, ночью у меня пошли месячные, может, именно поэтому я почти не спала.
- Неужели ты хочешь сказать, что именно теперь не можешь работать? - возмутился Буковски. - Я всегда говорил: когда доходит до дела, женщины оказываются не способны справиться с нагрузкой.
Лиза предпочла не отвечать.
Хижина в Роствальде, недалеко от Бишофсвизена, район Берхтесгаден…
Они услышали, как снаружи зашуршала листва. Скрип на лестнице повторился.
- Их как минимум двое, - прошептал Штайнмайер.
- Есть здесь черный ход или окно в задней стене?
- В этой комнате три окна и дверь, - ответил Штайнмайер. - Задняя стена встроена в склон холма, там нельзя пройти.
На окнах висели жалюзи, запертые изнутри. Опасность угрожала в первую очередь со стороны двери, и как раз там и слышался тихий скрежет. В то время как Штайнмайер притаился рядом с дверью за одним из шкафов, Том и Мошав укрылись за диваном. Том вскинул ружье.
- Это какое-то безумие, - шепотом прокомментировал их положение Мошав.
- Если это те самые типы, на совести которых Джина, Аарон и Джонатан, то мы должны быть готовы ко всему, - ответил Том. - Так что не стесняйся пользоваться стволом.
Внезапно раздался удар, и дверь распахнулась. Том вздрогнул, в то время как Мошав рефлекторно нажал на спуск. Грянул выстрел, и в дверь полетела огненная пика.
- Осторожно! - крикнул Штайнмайер, когда что-то влетело в помещение и стало плеваться искрами.