Глава 15
Из Рогачёва школьники возвращались под вечер: они успели ещё посмотреть в клубе кинокартину.
Вскоре дорога привела к заснеженной реке Можайке и потянулась вдоль берега к мосту. От дороги ответвлялась пешеходная тропинка. Она пересекала реку и по крутому противоположному склону приводила к Родникам.
Остановившись у тропинки, мальчишки пошептались, потом принялись убеждать девчат, что им совсем незачем так долго добираться до моста, а надо идти напрямик, через реку.
- Кратчайшее расстояние между двумя точками называется прямой линией… - как на уроке, забубнил Улька.
- Нет, вы лучше через мост идите… - предложил Федя девочкам. - А мы прямо махнём… Я проведу, я знаю как.
- Нет, нет, - возразила Таня. - Сегодня потеплело. Лёд может не выдержать. Варвара Степановна велела через мост идти.
Мальчишки недовольно потянулись за Таней.
- Здорово всё же в "Коммунаре" хозяйствуют! - со вздохом сказал Улька.
Переполненные впечатлениями дня, школьники заговорили о рогачёвском колхозе.
- Ловко у них с утками получается. Зелёный корм, витамины, паровое отопление…
- И всюду людям машины помогают.
- А что!.. Это ещё только начало, - заговорил Саша. - Слыхали, что по радио говорят: в сельском хозяйстве всё по науке пойдёт. Колхозник не только машинами управлять будет, но и погодой, и урожаями, и привесом животных. Чтобы ни от каких стихий не зависеть, ни от каких случайностей. - И он принялся рассказывать, как уже сейчас учёные проводят опыты, чтобы спасти посевы от града. Стреляют по грозовой туче ракетой, и из неё вместо града выпадает дождь.
- А я вот в журнале про электронно-счётные машины читала, - сказала Настя. - Стоит, скажем, такая машина вправлении колхоза, закладывают в неё данные, и она точно определяет, как выгоднее всего вести хозяйство. Какие культуры сеять в поле, когда их сеять, сколько каких машин потребуется, сколько людей…
- Вот интересно! - оживился Улька. - Какие-то завтра колхозники будут? Я вот, к примеру, механизатором в колхозе работаю. Сижу на диспетчерском пункте и по радио управляю тракторами. Могу повернуть их направо, налево, могу скорость увеличить, глубину вспашки изменить. И тракторов у меня не один, не два, а с десяток, и поле - не делянка с пятачок, а на сотни гектаров…
- Ну, это когда-то да где-то будет, - перебил его Федя. - А только не у нас, не в Родниках. У нас сто лет живи - не доживёшь до такого…
- Почему же не у нас? - спросил Дима. - Наш колхоз получше других в районе. Планы всегда первыми выполняем, благодарности имеем…
- На словах мы во всём первые… А на деле что? Работаем по старинке, выезжаем на ручном труде, землю запустили.
- Ну, пошёл Стрешнев критиковать, - махнул рукой Дима. - Я ведь знаю, кто тебя науськивает. Как сняли твоего отца с бригадиров, вот они с матерью и шумят, кричат повсюду, склоки разводят. А ты всё и подхватываешь…
- Мать с отцом тут ни при чём… Сам вижу, не слепой…
Из-за поворота дороги, ослепляя белым светом фар, показался грузовик. Он тяжело покачивался на ухабах, и шофёр старался вести машину не очень быстро.
Ребята едва успели сойти с дороги в снег, как грузовик поравнялся с ними, обдав их снежной пылью.
- Эй, дядя Семён! - закричал Федя и бросился к кабине: ему показалось, что за рулём сидит шофёр Клепиков.
Но грузовик не остановился и проскочил мимо. Федя бросился вслед за машиной, ухватился за задний борт и, подтянувшись на руках, заглянул в кузов. Потом спрыгнул на дорогу и вернулся к ребятам.
- А грузовик-то нашенский, колхозный… - вполголоса сообщил он. - Я номер заметил. И знаете чего он везет?
- Картошку, что ли? Или зерно? - спросил Улька.
- Да нет, навоз….
- Навоз? - удивился Саша. - Почему же его вечером везут?
- Вот и я гадаю… - вслух подумал Федя. - Вечером, да ещё куда-то в сторону от колхоза гонят.
- А тут и гадать нечего, - хмыкнул Дима и объяснил, что навоза у них на ферме хоть завались. Вот председатель и решил, видно, несколько машин сбыть городским огородникам, которые хорошо за него платят. А деньги колхозу сейчас вот как нужны.
- Навозом торговать? Чудно как-то!.. - удивился Федя. - Так, наверно, ни в одном колхозе не бывает. Рассказать кому - засмеют.
- А ты думаешь, легко в колхозе хозяйничать? - запальчиво ответил Дима. - Вот Фонарёв и смекает, чтобы как лучше было…
- Да уж он хозяин… - усмехнулся Федя и, прищурившись, приблизился к Диме. - А может, председатель и насчёт суперфосфата так же смекнул? Чего, мол, с ним путаться, одна морока да лишние хлопоты… И велел вам с отцом свалить его в овраг.
- Да ты что, окосел? - опешил Дима.
- Что ты говоришь, Федя? Какие такие удобрения? - встревоженно спросила Таня.
- А помнишь, ты на слёте насчёт удобрений рапортовала? - напомнил Федя. - Как школа колхозу помогала, как колхоз на первое место вышел по району. А ведь удобрения-то в Епишкином овраге лежат, под снегом. Я сам видел!
Таня побледнела.
- Ты… ты хочешь сказать, что отец обманул всех? И колхозников, и район, и школу?.. - запинаясь, переспросила Таня.
Федя пожал плечами:
- Получается, что так… Надо разобраться, конечно, проверить… Вот кого спросить следует, - кивнул он на Клепикова. - Он вместе со своим папашей удобрения возил, всё знает…
- Да ничего я не знаю!.. Что ты ко мне привязался? - замахал руками Дима. - Ребята, скажите вы ему, чего он опять на всех наговаривает… Выдумывает невесть что…
- Да, Федя, это уж слишком! - возмутилась Таня. - Может, и в самом деле тебя отец настраивает?
- Ты… ты про моего отца не смей! - задохнулся Федя и, повернувшись, размашисто зашагал к тропинке, которая вела через Можайку.
- Стрешнев, вернись! Нельзя через реку! - крикнула Таня.
Она понимала, что Федя сейчас уведёт ребят за собой. И верно, несколько мальчишек направились вслед за ним.
Таня догнала Федю у начала тропинки, попыталась удержать его. Но тот увернулся и продолжал упрямо и молча спускаться к реке. А сзади по тропинке уже шли остальные мальчишки.
"Это он нарочно, чтобы меня позлить", - подумала Таня и, вглядевшись в белёсый туман, опустившийся на реку, опять бросилась за Федей и схватила его за руку. Потом заставила подошедших школьников встать в затылок, отослала Федю в самый хвост цепочки и первой спустилась с берега к ледяному припаю. Осторожно попробовала ногой его прочность и только после этого вступила на лёд.
- Идите за мной! Держите дистанцию. В сторону не забирать! - приказала Таня, хотя из-за тумана совсем не видела тропки и шла почти наугад.
- Зря ты это, Федька, - с досадой сказал Саша. - Хорохоришься, как петух…
- А кричать на меня можно? А про отца так можно?
Мальчишки с трудом различали в тумане Танин силуэт.
Но что это? Таня почему-то забирает вправо, к кустам ольшаника у противоположного берега реки, где незамерзающая полынья… А Таня, наверное, не знает о ней.
- Влево бери, влево! - в один голос закричали Саша с Федей, бросаясь вперёд.
Но было поздно. Таня заметила тёмный круг полыньи, когда лёд под ней уже треснул. Вскрикнув, она свалилась в воду. Судорожно схватилась за ледяную кромку, но лёд обломился.
Ледяная вода обожгла её тело, дыхание перехватило.
К краю полыньи подполз Саша, за ним Федя и Улька. Они протянули девочке руки и помогли выбраться на лёд.
- Зачем ты вправо пошла? Мы же кричали тебе… - растерянно забормотал Саша.
- Ты не стой, зазябнешь, - посоветовала Настя. - Бежать надо.
- Да, да! Я побегу… - согласилась Таня, стуча зубами.
Глава 16
Девочки привели Таню домой, растёрли её водкой, заставили проглотить две таблетки аспирина и, закутав в одеяло, уложили в постель.
Дима предложил немедленно сбегать за доктором.
- Да ни к чему вроде, - остановила его бабушка Фёкла. - Я вот Таню ещё горячим чаем с малиной да мёдом напою… К утру всё как рукой снимет.
- А всё это Федькины штучки, - вполголоса заговорил Дима, обращаясь к Насте и Любе. - Сунул Таню в полынью, устроил ей ледяную купель… Да что он, Федька, с цепи сорвался?..
- Никто её никуда не совал! - вырвалось у Насти. - Сама виновата… Распоряжаться вызвалась, командовать. Как она на Федю-то кричала… Словно сам председатель Фонарёв.
- Подумаешь, покричала! - хмыкнул Дима, - А всё равно надо Стрешнева проучить как следует. - Он обернулся к Любе Коньковой. - Ты вот что, вызови-ка его завтра на комитет комсомола. Если надо, я первым свидетелем выступлю.
- И мы выступим, - упрямо заявила Настя. - Не только тебя слушать будут.
- Да тихо вы! - шикнула бабушка Фёкла. - Идите-ка по домам, дайте покой Татьяне.
На другой день, вернувшись из района и узнав от Димки о случившемся, Кузьма Егорович заявил, что этого он так не оставит и сегодня же потребует от Звягинцева, чтобы тот защитил его дочь.
Таня вспомнила вчерашний случай на реке, спор с Федей, свой властный, начальнический тон, вспомнила разговор Димы, Насти и Любы о комсомольском комитете. На что она будет жаловаться?
- Не надо, папа, - остановила Таня отца. - Никто не виноват, просто мы поспорили. А насчёт полыньи меня предупреждали, только я не послушалась…
- Ну и ну, - покачал головой Кузьма Егорович. - Что ж это за споры такие, коль ты чуть воспаление лёгких не подхватила?
Потом Таня спросила отца, что это за разговоры насчёт минеральных удобрений в Епишкином овраге.
- Какие удобрения? Кто говорит? - всполошился Кузьма Егорович. - Уж не Федька ли Стрешнев?
- Он, - призналась Таня. - И всё на Клепиковых ссылается да ещё на Парамона Канавина.
- Вот же втемяшилось парню в голову… Я ведь ему толком объяснил: остатки это, остатки. Вашей же школьной бригаде пойдут.
- А почему наш колхоз навозом торгует?
- Ох, дочка, - с досадой отмахнулся Кузьма Егорович. - Поменьше бы ты всякие разговоры слушала, особливо этого молодого Стрешнева. Сама знаешь, какие у него папаша с мамашей.
Разговор с отцом на этом кончился, но Тане стало тревожно и беспокойно. Мысли вереницей проносились в голове.
И почему отец и Стрешневы не понимают друг друга? Разве отец плохой хозяин, мало делает для колхоза? Он ведь старается, не жалеет сил, все задания и планы выполняет в срок. В районе ценят его, хвалят за усердие, ставят в пример другим колхозам. Но почему отец так недоверчив и подозрителен к людям, почему ему кажется, что против него что-то замышляют, подкапываются, плетут интриги?
Правда, колхозники не очень лестно отзывались об отце, говорили, что он ведёт себя как в своей вотчине, ни с кем не считается, любит командовать. Но Таня как-то не очень прислушивалась к этим разговорам, считая, что люди просто не понимают отца, не ценят его стараний.
И ещё Таня стала замечать, что люди сторонились отца, старались реже попадаться ему на глаза. Они почти никогда не заходили к Фонарёвым домой, чтобы побеседовать с отцом просто так, а только являлись к нему по вызову, чтобы получить какое-нибудь задание или очередной разнос, "баньку с паром", как говорили в деревне. Да и сами колхозники не приглашали председателя к себе на семейные праздники.
- Как в крепости живём, за семью замками, - жаловалась порой бабушка Фёкла. - Никто к нам не зайдёт, никто не заедет. А ведь как раньше было… Народу в избе всегда полно… И с бедой к отцу идут, и с радостью, и за советом. И Кузьма всех примет, выслушает, в дело вникнет. Ну и без отца в деревне тоже не обходились. Как у кого день рождения или свадьба - он первый гость.
- А почему теперь всё иначе? - спрашивала Таня.
- Кто ж его ведает? Поважнел наш Кузьма Егорович, загордился… Его в колхозе теперь за глаза только и зовут "сам". "Сам решил", "сам распорядился", "сам требует".
Неспокойно было на душе и у Кузьмы Егоровича. Что стало с дочерью? Почему она чуть ли не каждый день задаёт ему всё новые и новые вопросы? То спрашивает, зачем в Родниках запахали все клевера, то - почему обрезали у колхозников приусадебные участки, то - почему в конторе работает так много отцовых приятелей и родственников?..
А как на всё это отвечать? Да и нужно ли дочери знать обо всём истинную правду? Вот хотя бы насчёт удобрений. Осенью Кузьме Егоровичу требовалось срочно представить в район сводку, что суперфосфат запахан в землю полной нормой и в срок. Но на это в Родниках не хватало ни времени, ни транспорта. Отставать же от других колхозов Фонарёв никак не хотел. Как это он вдруг отрапортует позже всех? Нет, это невозможно!
И тогда Кузьма Егорович приказал шофёру Клепикову: "Сыпь удобрение в овраг, потом разберёмся!"
Дело было сделано, рапорт в район отправлен раньше других колхозов, и об этом даже написали в газете. И вот надо же - всё это может выплыть наружу!
"Глазастый народ эти школьники, - с досадой поморщился Фонарёв. - Ещё разболтают теперь, слухи пойдут по колхозу…"
Вечером он вызвал в правление колхоза Семёна Клепикова и спросил, с кем тот сваливал в овраг суперфосфат.
Клепиков ответил, что грузчиками у него работали двое парней, которые сейчас в армии, а ещё ему помогали его сын Димка да Парамон Канавин с матерью.
- Это уже лучше, - немного успокоился Фонарёв. - Значит, свидетелей раз-два - и обчёлся. Так что, Семён, вся надежда на тебя с Димкой. Как скажете - так тому и поверят.
- Будьте спокойны, Кузьма Егорыч, мы-то не подведём… Вот как Канавины себя покажут…
- Ну, этой семейке веры немного, - заметил Фонарёв. - Никто их и слушать не будет. Да и поприжать можно, если потребуется… А удобрения, Семён, из оврага надо вывезти. Чтоб глаза людям не мозолили…
- Это можно, - кивнул Клепиков.
- А за мной не пропадёт, - пообещал Фонарёв. - Хорошо отблагодарю, сам знаешь.
В тот день к Фонарёвым пришла Василиса Канавина.
- Сам-то дома? - поздоровавшись с Таней, осторожно спросила она.
Подняв глаза от книги, Таня сказала, что отца дома нет, он, наверное, сейчас в конторе.
Но Василиса, дуя на замёрзшие красные пальцы и переминаясь с ноги на ногу, продолжала стоять у порога.
- А он вызывал тебя, тётя Васёна? - спросила Таня.
- А как же, нарочного прислал, - призналась Канавина и просительно посмотрела на Таню. - Ты бы, доченька, словечко за меня перед отцом замолвила…
- Какое словечко? - насторожилась Таня.
Василиса объяснила, что Парамон на днях провинился и Кузьма Егорыч решил сообщить об этом в милицию.
- Значит, так надо, - заметила Таня. - Очень он распустился, ваш Парамон.
- Так-то оно так, - вздохнула Василиса, - только уж чересчур строг стал Кузьма Егорыч. Как чуть промашка какая - так сразу штраф или наказание… Нет чтобы в положение войти… Ох, чует моё сердце: не зря сам вызывает. Не иначе, Парамона в колонию заберут. А он же кормилец в семье, добытчик… Что я без него с ребятнёй делать буду?..
Василиса всхлипнула.
Таня растерянно молчала. Раньше, что бы ни делал отец, ей всё казалось справедливым и необходимым, но за последнее время она всё чаще слышала, что отец стал чересчур суров к людям, придирчив, даже бессердечен, не терпит никаких возражений, злоупотребляет штрафами и наказаниями. А может, Парамон не так уж и виноват…
- Ладно, тётя Васёна, попробую поговорить… - пообещала Таня. - А ты всё же сходи к отцу…
Ссутулившись, Василиса толкнула дверь и вышла из комнаты.
- Чего тебе Васёна наговорила? - подозрительно спросил её вечером отец.
Таня сказала, что речь шла о Парамоне, и попросила отца пожалеть семью Канавиных, которым и без того нелегко живётся.
- Уже пожалел… Выплакала Василиса, - признался отец. - Хотя и то сказать, не стоят они моей заботы.
- И так кругом говорят, что ты зачерствел очень, бессердечным стал, - продолжала Таня. - Мол, у тебя вместо сердца железяка в груди.
- Вот оно что… железяка, - нахмурился отец. - А ты разобралась, кто так говорит? Думаешь, легко мне хозяйство вести. Народ у нас такой - палец в рот не клади. И со всеми добреньким быть нельзя, зараз на шею сядут. Тут характер надо иметь, твёрдую руку.
На другой день, выйдя к колодцу за водой, Таня встретила на улице сани-розвальни, нагружённые длинными смоляными тесинами. За подводой шагала Василиса Канавина. Она остановила воз около своего дома и принялась сбрасывать тесины на снег.
Таня видела, как из сеней выскочил Парамон с братишками и что-то спросил у матери.
- Со склада отпустили… - сказала Василиса. - По казённой цене. Сам распорядился. Теперь хоть крышу покроем.
- За что нам доброта такая? - с недоумением спросил Парамон.
- Упросила я Кузьму Егорыча. Вошёл он в наше положение. - Василиса кивнула на Таню. - Вот и она словечко за нас замолвила. Спасибо ей… Давай помогай, сынок… Сейчас ещё за кирпичом поедем.
- Не пойму я всё-таки, за что эти подачки? - допытывался Парамон.
- Я тебе потом всё объясню, потом, - торопливо заговорила Василиса и, видя, что сын не двигается с места, подошла к нему вплотную и принялась шёпотом что-то объяснять.
Парамон вздрогнул, насупился и, кинув подозрительный взгляд на Таню, зло бросил:
- Никуда не поеду! Не надо нам ничего! - И он скрылся в сенях.
Василиса бросилась за ним следом. Только братишки Парамона, ничего не понимая, весело и шумно суетились около подводы.
С тяжёлым сердцем Таня принялась помогать им стаскивать с саней длинные гибкие тесины.
Глава 17
Утром школьники вышли чинить сараи. Строителей набралось человек двадцать - все ученики старших классов. Летом вместе с учителем физики Петром Акимовичем они ремонтировали школу. Кроме того, пришло с топорами и пилами ещё немало других мальчишек, "рядовых, необученных", как они себя называли, но уверенных, что чинить сарай - дело пустяковое.
Прохор Михайлович вместе с Федей и Сашей наладил школьный трактор, и ребята принялись подвозить к сараям с колхозного склада брёвна, доски, кирпич.
- Та-ак… - усмехнулся Пётр Акимович, оглядев мальчишек. - В топорики поиграть собрались.
- А что? Не боги горшки обжигают, - заявил Улька. - Я с батей сколько раз сараи чинил. Были бы доски да гвозди.
- Хочешь сказать, тяп-тяп - и готово. Нет, так не пойдёт. А ну-ка, други мои, давай на сортировку.
Пётр Акимович разбил ребят на группы. Понимающих толк в строительном деле поставил тесать брёвна, менее опытных - выгребать из сараев мусор, жечь костры, а ребятишек из младших классов за ненадобностью отослал домой.