Вскоре подвезли доски, тёс, брёвна, кирпич, ящики с гвоздями.
Ребята заменяли в сараях подгнившие брёвна, настилали полы, потолки, крыли крыши, утепляли соломой стены.
Сначала многое не ладилось. Не так просто оказалось затёсывать брёвна.
- А ну-ка, делай, как я! - Пётр Акимович без лишних слов показывал, как нужно правильно держать топор.
Феде и Саше учитель поручил изготовить ворота для утятника. Ворота должны быть одинарные, с обвязкой, средником и подкосом из брусьев.
Ребята смастерили их довольно быстро, но, когда ворота навесили на петли, они никак не хотели входить в дверной проём.
- Перекос, брат… На глазок ничего не получается. Будем переделывать, - со вздохом признался Саша и, вооружившись метром и угольником, долго определял размеры и вёл расчёты.
Дней через пять дряхлые сараи было не узнать - получились вполне приличные помещения для утят. Но теперь предстояло самое сложное: в утятниках надо было класть печи.
Колхозный завхоз привёл откуда-то печника - приземистого, румянощёкого старичка с окладистой бородкой. Печник ласково сказал: "Бог на помощь трудовому люду", осмотрел утятник, спросил, какая требуется печка, и, пошептав что-то про себя, заломил такую бешеную цену, что у завхоза перекосилось лицо.
- Не имею такого бюджета. Обязан председателю доложить. - И он направился в правление колхоза.
- Да он же хапуга, этот печник! - вполголоса вырвалось у Феди.
- Не греши, отрок, не оскверняй себя такими словами. По закону беру, как есть я первостатейный мастер на всю округу и, можно сказать, академик по печному делу.
Ребята вопросительно посмотрели на Петра Акимовича - кто-кто, а он-то действительно мастер на все руки. И электропроводку может провести, и радиоприёмник собрать, и мотор починить. А когда надо было построить помещение для школьных мастерских, Пётр Акимович всё взял на себя. Сам составил проект, смету, научил ребят выкладывать из кирпича стены, готовить раствор, возводить стропила. Кажется, он и печки умеет перекладывать.
И учитель всё понял.
- Пётр Акимович, можно этого рвача в шею выгнать? - шёпотом спросил Федя.
- Пожалуй, стоит. Хотя будем дипломатами. - Пётр Акимович подошёл к печнику. - Уходите с миром, божий человек… Как-нибудь сами управимся.
Добрых пять дней длилась кладка печей. Ребята месили глину, подавали учителю раствор, кирпичи, а сами зорко вглядывались, как мелькали руки Петра Акимовича, как он выводил печной свод, боров…
А в это время в школе Варвара Степановна проводила занятия с молодыми утководами. В звено записались почти все девочки девятого класса и несколько мальчишек. Они изучали анатомию и физиологию птицы, узнавали, как ухаживать за утками, как и чем их кормить, как добиваться высоких привесов.
Занятия занятиями, но Варвара Степановна понимала, что молодым утководам нужен умелый руководитель.
Евдокия Стрешнева посоветовала ей пригласить бабушку Фёклу Фонарёву, которая когда-то считалась в Родниках первостатейной птичницей. Теперь она перешла на пенсию, но колхозных дел всё же не сторонится.
- А совет, пожалуй, дельный, - согласилась Варвара Степановна. - Попробую воспользоваться.
Пригласив с собою девчат, записавшихся в звено утководов, она отправилась к бабушке Фёкле.
На пороге их встретила Таня.
- Вы ко мне? - растерялась она.
- И к тебе, и к бабушке, - сказала Настя. - Мы к ней целой делегацией.
Таня позвала с кухни бабушку. Люба Конькова сообщила бабушке Фёкле, что девчата пришли к ней с большой просьбой от имени школьной бригады, и принялась подробно излагать историю с "утиным фронтом".
- Знаю, знаю… - остановила её бабушка, кивая на снующих по полу утят. - Каждый день через этот фронт спотыкаюсь.
Тогда Люба попросила бабушку прийти к девчатам на вновь отстроенную ферму.
- Да вы что, - поразилась Таня, - бабушке уже за шестьдесят, она своё отработала… У неё законный отдых…
- А ты моим отдыхом не распоряжайся, - с досадой сказала бабушка. - Я хоть и не молодушка, а от дела не бегаю… Раз такую кашу с утятами заварили, надо её кому-то и расхлёбывать. - И она спросила у школьниц, кто из молодых утятниц будет у них за старшую.
- Пока ещё не избрали, - переглянувшись с учительницей, ответила Люба.
- Предлагали одной девочке взяться за это дело, но та всё ещё раздумывает… - сказала Варвара Степановна, покосившись на Таню.
- Что ж так? - полюбопытствовала бабушка Фёкла. - Осторожная, значит, девочка или работа не по нраву?
- Видимо, то и другое. Но мы ещё подождём, пусть подумает.
- А вы бы нашу Татьяну к утятам приставили, - посоветовала бабушка. - А то она нашумела на слёте, наобещала, а как до дела - так у неё всё из рук валится.
- Ну, при чём тут слёт? - покраснев, вспылила Таня. - Надо было - вот и обещала…
- Обещать-то оно легче лёгкого, - вздохнула бабушка и, оглядев школьниц, принялась расспрашивать, как они собираются на новой ферме кормить утят да ухаживать за ними. И что будут делать, если начнутся заболевания.
- Вот вам, девочки, и вступительный экзамен, - кивнула им Варвара Степановна. - Смотрите не подкачайте.
Узнав о том, что мать согласилась поработать на ферме птичницей, Кузьма Егорович был немало удивлён.
- Куда ты, старая?.. Пусть молодые управляются.
- А молодые, они тоже не все к утятам тянутся, - заметила Фёкла, - Вот хотя бы Татьяна наша…
- Откуда ты знаешь? - встрепенулась Таня.
- Земля слухом полнится. Вчера мальчишки на улице частушки о тебе горланили…
- Опять частушки?.. - насторожился Кузьма Егорович. - Погоди же, доберусь я до этих сочинителей! - И он заговорил о том, что Татьяне и в самом деле несподручно вожжаться с утятами. Она же бригадир в школе, выборное лицо, у неё и других дел полно.
- "Выборное лицо"! - усмехнулась бабушка. - Вот ты как судишь… Был бы почин объявлен, а остальное, мол, само покатится как по маслу. А ведь дело-то кому-то делать надо.
* * *
В школе только и разговоров было что о будущей утиной ферме. Дима Клепиков по этому поводу даже сочинил стихи и прочитал их Тане:
Юности открыты все дороги -
Можно стать пилотом, в море плыть,
Петь со сцены, покорять отроги…
Ну, а разве плохо птицеводом быть?!
Таня сказала, что стишки так себе, хотя в стенной газете их, конечно, можно напечатать. Потом спросила: будет ли сам Дима работать птицеводом?
Пожав плечами, тот рассмеялся:
- Талантов не имею с утятами вожжаться. Вот если учётчик на ферме понадобится - это, пожалуй, мне подойдёт.
- А тогда зачем такие стихи сочиняешь?
- А я обо всём могу, - похвалился Дима. - У меня воображение такое. Поэты или там корреспонденты - они тоже ничего сами не выращивают, а пишут себе и пишут. Каждому своё…
"Нырок ты, ловчила", - с досадой подумала Таня и тут же спохватилась. А сама она как себя ведёт? Занятия по птицеводству посещает исправно, но своего согласия быть звеньевой до сих пор так и не дала. Неужели она боится утят, дежурств на ферме, черновой работы? Неужели у неё не хватит сил, чтобы доказать ребятам, что не такая уж она белоручка?
- А ты ведь тоже неплохо устроилась, - не унимался Димка. - Сагитировала бабушку пойти вместо себя на ферму - и будь здорова. Ребята об этом даже частушку сложили. Хочешь послушать? - И он вполголоса напел: - "Мы об утках говорим, речи произносим, а на ферму не хотим, бабушку попросим!"
- Да это же всё враньё! - возмутилась Таня. - И совсем я бабушку не упрашивала… она сама…
- Понимаю, всё это, конечно, ребячьи выдумки, - поспешил согласиться Димка. - Вот и надо по ним ударить. Может, мои стихи в районную газету послать? И в прозе ещё дописать, так, мол, и так, родниковская школа своими силами построила птицеферму и будет выращивать уток. Знаешь, как учителям будет приятно! И Кузьма Егорович будет очень доволен. Давай-ка вместе сочиним.
- Что, опять рапорт? - с опаской посмотрев на него спросила Таня.
- Да нет, просто заметку в газету. Голос с мест…
Таня искоса поглядела на Димку. Она знала, что тот частенько посылал свои заметки в районную газету, описывая в них то школьные дела, то успехи ученической бригады, то новости колхозной жизни. Подписывался Дима псевдонимом "Селькор Зоркий". Многим в деревне нравилось, что у них завёлся свой корреспондент. Директор школы одобрял старания Димы, а Кузьма Егорович нередко даже поручал ему по горячим следам написать в газету о колхозных успехах: о том, что они досрочно выполнили план сдачи молока, что раньше других вывезли удобрения на поля.
И Дима старался.
- Ну как, сварганим заметочку? - допытывался он сейчас. - Мы без всякой похвальбы… Напишем, как оно есть на самом деле. Ты, как бригадир, подкинь мне материальчик, а я оформлю. И подпишемся вместе.
- Нет уж, уволь, - отказалась Таня. - Хватит мне и одного рапорта на слёте…
Она не успела договорить, как в дом вошли девчата. С ними была и бабушка Фёкла.
- Там ферму открывают, - сообщила Люба Конькова. - Надо срочно утят по домам собирать.
Бабушка отвела Таню в сторону:
- Девчата сказывали, что они тебя за старшую в звене прочат. Так ты как - надумала или нет?
- Да, да… был такой разговор, - растерянно кивнула Таня. - Только я…
- Ну, думай, думай… А утята к тому времени уже взрослыми утками станут. - Отвернувшись, бабушка взяла корзину и принялась укладывать в неё утят.
- Давай, Таня, приступай, - сказала Люба. - Сегодня нам на дежурство выходить.
Таня бросилась помогать бабушке. Потом, кинув беглый взгляд на Клепикова, усмехнулась:
- К нам ещё Димка в звено просится. Он даже стихи сочинил. Попросим прочесть!
Но Дима, прихватив стихи, поспешил выскользнуть за дверь.
Глава 18
Зимние каникулы пролетели как один день. В школе начались обычные занятия.
Вновь через каждые сорок пять минут звонок возвещал начало и конец уроков. Вновь на переменках гулко гудели от сотен ребячьих ног отшлифованные чугунные лестницы, коридоры наполнялись криками, смехом, а кто из школьников был порезвее, неизменно выскакивал на школьный двор и успевал провести стремительный поединок в снежки.
В первую же перемену комсомольцы вывесили стенгазету. Называлась она "На третьей скорости". Художники на этот раз явно не пожалели ни красок, ни туши, и газета получилась яркой, нарядной, многоцветной.
Каждому, кто подходил к ней, бросался в глаза рисунок глянцево-чёрного пианино, наделённого фантазией художника маленькими ручками и ножками и большой головой с беззубым, старческим ртом.
Под рисунком стояла надпись: "Хочу домой" - и дальше шёл фельетон, в котором от лица старого пианино рассказывалось, как оно из городской квартиры попало в родниковскую школу и здесь, к своему огорчению, узнало, что никакого подарка ребята ещё не заслужили.
Затем следовала немногословная заметка "Каким должен быть рапорт Тани Фонарёвой на слёте", в которой высказывалось немало критических замечаний о работе школьной бригады.
В заключение газета обращалась к директору школы и председателю колхоза с вопросами: когда в родниковской школе будет настоящая ученическая бригада, получат ли ребята своё поле и будут ли они работать на машинах?
В первую же перемену у стенгазеты собралась толпа школьников. Они читали фельетон, острые заметки и радовались смелому, откровенному разговору.
В следующую перемену у газеты открылся чуть ли не митинг.
- Вот это выдали газетку, размахнулись! - переговаривались старшеклассники.
- Правильно написано. Давно бы о школьной бригаде надо поговорить.
В конце третьего урока, выглянув из учительской, Варвара Степановна заметила у стенгазеты Любу Конькову. Она неловко топталась на месте и беспокойно оглядывалась по сторонам.
Потом потрогала гвоздики, которыми была прибита газета, вздохнула, покачала головой и вдруг, махнув рукой, направилась в кабинет директора.
Варвара Степановна прошла следом и услышала сдавленный голос Любы:
- Не могу, Алексей Маркович. Не буду снимать!
- То есть как не можешь? - удивился Звягинцев. - Вы же, комсомол, ответственные за всю школьную печать - и вдруг такое допустили! Ты лично содержание газеты проверяла?
- Не только проверяла, но и сама написала одну заметку. И вообще это голос ребят…
- Вот как! - ухмыльнулся Звягинцев. - Да ты вчитайся, что в стенгазете написано. Ребята ошельмовали Танин рапорт, высмеивают колхозный подарок… Так что иди и снимай без разговоров. И вызови ко мне членов редколлегии.
Люба вспыхнула и растерянно оглянулась на Варвару Степановну. Та чуть приметно улыбнулась девушке и подошла к Звягинцеву:
- Зачем же Любу неволить… Давайте лучше я сниму эту крамольную газету.
- Вы?.. - Звягинцев недоверчиво покосился на учительницу. - Ну что ж, пожалуйста… Имеете право.
- Только с одним условием, - усмехнулась Варвара Степановна. - Непременно покажем эту газету на ближайшем родительском собрании и зачитаем ребячьи статьи.
Звягинцев поднялся из-за стола:
- Вы что, смеётесь? Шутки шутите?
- Зачем шутки? В газете написана сущая правда. - Учительница кивнула Любе и, дождавшись, когда та вышла из кабинета, продолжала: - Я на днях присутствовала на комсомольском комитете. Ребята откровенно говорили, что они думают о производственном обучении, и высказывались смело, по-деловому, ни за кого не прячась. И написали обо всём в газете. А этому только радоваться надо. Вот давайте и выложим всё это родителям, посоветуемся с ними.
- Ну знаете, Варвара Степановна, - не скрывая раздражения, заговорил Звягинцев, отыскивая в своём огромном портфеле какую-то бумажку. - Этого я от вас не ожидал. Только что заняли пост завуча по производственному обучению и начинаете всё сокрушать, перестраивать. К чему это? Наши школьные планы давно согласованы с колхозом, одобрены в роно.
- Но надо же и со школьниками считаться: чтобы они смысл в работе видели, увлеклись ею. Смотрите, как они сейчас за утят взялись, за ремонт машин, за сбор удобрений….
Варвара Степановна с невольной улыбкой покосилась на директорский портфель. Похожий на растянутую гармошку, перетянутый толстыми ремнями, он был огромен, вместителен, и школьники в шутку называли его "камерой хранения". В нём свободно помещались и ребячьи тетради, и книги, а когда нужно было, и продукты из магазина.
Директор закрыл портфель и взглянул на ручные часы.
- Спешите, Алексей Маркович?
Звягинцев сказал, что ему срочно надо повидать председателя колхоза и поторопить его с вывозкой дров для школы.
- Кстати, напомните Фонарёву о решении правления, - заметила Варвара Степановна. - Пора уже школьной бригаде земельный участок выделить. Ребятам надо к весне готовиться. И требуйте не менее ста гектаров, чтобы бригаде было где развернуться.
- Многовато, пожалуй, - возразил Звягинцев. - Да и вот ещё что…
Он заглянул в настольный блокнот и заговорил о том, что ему очень не нравится, что вожаком звена механизаторов заделался Федя Стрешнев. Этот ученик совсем отбился от рук, на него то и дело сыплются жалобы. А на днях он завёл Таню Фонарёву в ледяную полынью.
- Почему же - завёл? - возразила Варвара Степановна.
- Но главное, - продолжал Звягинцев, - Стрешнев настроен очень скептически, подхватывает всякие нездоровые разговоры взрослых, неуважительно отзывается о председателе колхоза, а это плохо сказывается на всём девятом классе. На уроках то и дело вспыхивают отчаянные споры. Ребята осаждают учителей всякими вопросами на посторонние темы.
- И что же вас тревожит, Алексей Маркович?
- Да позвольте… Это же не уроки, а какие-то митинги первых лет революции. Кипение страстей. Ученики отвлекаются от занятий, спорят, горланят…
- А может, этому радоваться надо, - заметила Варвара Степановна. - Ребята растут, начинают думать, пытаются разобраться в том, что происходит вокруг них.
Глава 19
Прошла неделя, как Таня с девчатами начала хозяйничать на школьной утиной ферме.
В двух бывших сараях, переделанных под утятники, они побелили извёсткой стены, утрамбовали земляной пол и хорошо протопили печки. Перед входом в каждый утятник насыпали толстый слой опилок, пропитали их хлорной известью и повесили надпись с требованием, чтобы каждый входящий сюда тщательно вытирал ноги.
Затем девчата собрали по избам всех уток и в корзинах перетащили их в утятники.
И сразу приземистые сараи с маленькими окнами наполнились суетой, разнобойным птичьим писком и щебетом.
Крошечные утята оказались невероятно прожорливыми: они весь день, не уставая, ели и пили. За сутки им надо было приготовить и привезти со свинофермы, где находилась кормокухня, десятки вёдер кормов, без конца подливать в поилки воду.
Начиная работу на ферме, девчата многого не знали. Не знали, что утёнок так же легко тонет в поилке, как и цыплёнок, что он требует мягкой, сочной и разнообразной пищи.
Даже пересчитать утят было не так-то просто. Все они, как близнецы, белые, юркие, подвижные.
Хорошо, что во всём приходила на помощь бабушка Фёкла. Она ухаживала за утятами, как за малыми детьми, и знала о них то, чего не прочтёшь ни в одной книжке.