Ольга закрыла поплотнее дверь в стариковскую комнату. Сняла трубку, прижала её к уху, привычно услышала, как глубоко внутри тоненько бьётся комарик: у-у-у-у… Но кому же она позвонит? Ольга тихо положила трубку на место…
Рядом с аппаратом - старым, прямо-таки старинным! - стояла стоймя тоже старая, вся потрёпанная, длинная, в чёрной одежде телефонная книга. Ольга открыла её: странички все пожелтели и закудрявились. Алфавит стёрся. Да Ольге он и не был нужен. Всё равно она никого не знала из друзей старика ботаники.
Наугад переложила примерно полкнижки - странички все распадались. Ольга попала на букву "П". "Полетаев Андрей" - стоит в середине страницы, но сразу бросается в глаза: написано крупно и ярко-красно. Ольга задумалась… Э, нет! Это было имя мальчишки из огоньковского класса.
Чуть выше мелким стариковским почерком: "Прохоров Лев Ив. К5-21-23"… Теперь таких и телефонов-то нет! Теперь всё цифры… Это старый телефон… и какой-то страшноватый: Прохоров Лев Ив. Ольга так и представила себе льва за решёткой, который грызёт железный прут и храпит: "Прохоров! Прохоров!.." Дальше: "Повзнер Лев". Тоже ей звонить не захотелось. "Перов" - толстый, как пирог…
Тут она поймала себя наконец: все фамилии не нравились, потому что звонить было боязно! Ну, позвонит она, а что скажет?..
Ей очень хотелось уйти назад в огоньковскую комнату. Сидеть бы себе, горя не знать - учить арифметику. А когда старик ботаники проснётся, тогда и…
Нет, старик ботаники звонить ни за что не согласится. И даже может запретить. Возьмёт запретит раз и навсегда, что будешь делать? Он даже про Огонькова, про внука своего, не звонил целых двое суток. Такой уж человек: страдает и молчит!..
Ольге припомнился такой случай. Огоньков один раз просит: "Слушай, дед, давай Григорию Григорьичу позвоним". А старик ботаники: "Зачем человека беспокоить? Мы ему понадобимся, он нам и позвонит".
В общем-то, выходило, что он не из гордости какой-нибудь это делает, а просто из скромности. Но кто тут разбираться будет? Когда ты ни одного раза никому не звонишь, и тебе ведь звонить перестанут. И перестали. Теперь стоит в огоньковской квартире телефон-молчун.
Так подумала Ольга, подумала… Одним словом, получалось, что ничего не попишешь! Она сама должна, без старика ботаники… "Вот пусть, вот какую первую фамилию прочитаю, тому и позвоню…"
Ольга наугад ткнула пальнем в страницу… "Познанекая Леля". И в скобках "Л. Я". Она быстро-быстро, одним духом набрала телефон. На том конце глубокого колодца хлипнуло, плеснуло. Один за другим выползло три длинных золотых червяка: у-у… у-у… у-у… Ольга уже с облегчением понадеялась, что не подойдёт никто. Но вдруг опять хлипнуло, плеснуло. И очень низкий, но женский всё же голос сказал:
- Да, я слушаю.
- Позовите, пожалуйста, Лёлю, - едва прошептала Ольга.
- Алло! Кто это говорит?
- Позовите Лёлю Познанскую, - раздельно и ясно сказала Ольга.
- Я у телефона, - сказал низкий-низкий голос. - Кто говорит?
- Я звоню вам, потому что заболел Борис Платоныч Огоньков.
- Это Геня?.. Генька! Ты что там пищишь? Что с дедом? - Голос стал весёлым и как будто приблизился даже немного.
- Я не пищу, - сказала Ольга. - Это не Гена, он уехал… убежал… А Борис Платоныч заболел! - Она немного рассердилась на непонятливость этой Лёли. - А у него ещё даже врача не было…
- Шут с ним, с врачом! - крикнула Лёля. Её голос был уже где-то совсем близко. - Я сама врач!.. Я приеду вечером… Послушай, парень, а ты кто такой?
- Я просто, - она запнулась, - я просто знакомая… Яковлева Ольга.
- Что-то я тебя не знаю, - сказала Лёля. Она ещё приблизилась, уже как будто из соседней комнаты говорила. - А что он делает там?..
- Спит.
- Ясно. Сейчас сколько у нас? - Она, наверное, посмотрела на часы. - Начало пятого, да?.. Я через два часа буду. Пока!
Ольга ещё секундочку послушала, как из трубки выползали короткие золотые червяки: у-у у-у… потом пошла в огоньковскую комнату, вырвала лист из своего рисовального блокнота. Написала: "До свидания! В шесть часов придёт… - прикинула, как написать, - придёт Л. Я. Познанская".
Тихо, как сыщик, Ольга вошла в комнату старика ботаники, положила на "больничную" табуретку записку… и вдруг - дзын! - закричал телефон. Да как громко! "Сейчас проснётся…"
Ольга глянула на старика ботаники и что есть духу кинулась в коридор. Но не сделала и двух шагов, как торжественный стул с высокой прямой спинкой, словно мальчишка-хулиган, подставил ей ножку!.. Всё загремело кругом. Старик ботаники проснулся:
- О! Девочка домой собралась… Как он догадался?
- Вы извините… А то у меня мама…
Но здесь опять телефон затрезвонил. Ольга на этот раз без приключений добежала до него, схватила трубку, хотя теперь-то уже спешить было некуда - старик ботаники проснулся.
Твёрдый мужской голос требовал Бориса Платоныча. Ольга подала старику ботаники трубку от аппарата, что стоял в его комнате (впопыхах не догадалась сразу её поднять), а сама вышла в коридор.
Из трубки первого телефона, которая так и осталась пока лежать на столике, слышался разговор того человека и старика ботаники.
Стыдно, конечно, подслушивать! Но дело в том, что Ольга узнала тот голос. Это был Олег Васильевич, их школьный завуч. Ох, он строгий! Его вся школа как огня боится. А здесь вдруг сам позвонил!
У Ольги просто сил не было уйти. Но трубку в руки она не брала - вроде бы не так стыдно. Стояла перед каменным тем, холодным столиком и слушала скрипучие, испорченные телефоном голоса.
- Я полагаю, вы знаете, - говорил Олег Васильевич, будто военный приказ читал, - меры приняты. Мальчик в ближайшее время должен быть разыскан!
- Да, конечно, - совсем тихо ответил старик ботаники.
- Я совершенно уверен! Он далеко не убежал. Хотя, конечно, эти досадные двое суток задержки…
От старика ботаники ни звука.
- Конечно, всяко бывает, - уже мягче сказал Олег Васильевич. Но всё же таким голосом, каким обычно говорят: "На-ле-во! Шагом марш!"
- Да, конечно, - выдавил из себя старик ботаники. Видно, для него нелёгок был этот разговор.
- Я, собственно, хотел справиться о вашем здоровье, - продолжал приказывать Олег Васильевич.
- Благодарю вас. Здоровье моё в хорошем состоянии.
- Не надо ли чего?
- Нет. Прошу вас не беспокоиться. Мне здесь помогают. Прошу вас кланяться всему коллективу…
- Ну что ж, в таком случае позвольте вам пожелать всего наилучшего! Если что-нибудь станет известно…
- Благодарю. Желаю и вам того же.
* * *
Ольга вернулась в комнату. Старик ботаники лежал, глубоко задумавшись, нахмурив брови. Трубка пела у него в руках короткими гудками.
Как всё-таки странно выходило!.. Вот Огоньков, вот старик ботаники. Они совсем разные люди. Но и того и другого в школе почему-то недолюбливали. Ведь Олег Васильевич сейчас говорил ну точно как Светлана в тот раз: хочешь - зайду, а могу и не заходить.
Почему ж так вышло? Из-за Генки? Наверно, из-за него; когда внук такой, то и про деда начинают думать, что вот не сумел воспитать…
Ольга - будто назло Олегу Васильевичу - сказала громким и весёлым голосом:
- А зато Лёля Познанская придёт! В шесть часов.
- Лёлечка звонила?! - вскрикнул Борис Платоныч радостно и удивлённо.
И в ту лее секунду кашель схватил его за горло и затряс, затряс, забил… Он то уходил внутрь, то опять выскакивал и дёргал бедного старика ботаники, дёргал и душил. А Ольга только и могла стоять, вся сжавшись.
Наконец кашель отпустил. Старик ботаники отдыхал, глубоко провалившись в подушку. На лбу его крупно и тяжело лежали круглые капли пота.
И вдруг Ольга поняла - так неожиданно и ясно, будто лампочка в темноте вспыхнула: "А ведь он умрёт!" Сердце заныло, заныло… Стало страшно. А ещё страшней было, что он догадается, о чём Ольга сейчас подумала.
Она затаила дыхание, поскорей отвернулась. Но старик ботаники лежал с закрытыми глазами…
* * *
Она не дождалась тогда Лёлю Познанскую, ушла - Борис Платоныч чуть ли не приказал. Да и Ольга сильно беспокоилась: маму жалко, сидит там одна.
Кто-нибудь скажет: "Маму ей жалко? А как же старик ботаники? А как же мысль та страшная?.." Ольга и сама понять не могла. Догадка вспыхнула в ней только на одну секунду. И потом пропала, будто забылась. Правда что как лампочка яркая: включили её - раз, два, три - и снова погасили…
Да и можно ли о живом человеке думать: "Он скоро умрёт". Нет, конечно! Сам того не замечая, ты погонишь эту мысль, погонишь поганой метлой вон из своего дома. Так и Ольга сделала…
А мама её в тот вечер совсем заждалась! Но виду не подала, что устала ждать, что обиделась. Прямо усадила за ужин, и спокойно выслушала, и тихо головой покачала:
- Невесёлые дела…
Потом, за чаем уже, спросила:
- А завтра что же, ты опять туда пойдёшь? Ольга кивнула:
- Наверное. Как же его одного бросить!
- Ну понятно. - Мама сказала и вздохнула. - А у меня, правду сказать, был один план… Завтра ведь суббота?
- Да. А какой план?
Мама будто не решалась сказать, медлила.
- Помнишь что я тебе про одного человека говорила, про лётчика. (Ольга молча кивнула, глаза её так и приклеились к маминому лицу.) Я хочу, доча, чтоб вы познакомились. Завтра, думала, в цирк все сходим…
- А билеты?.. - невольно вырвалось у Ольги.
- Он достал. На работе… Знаешь, как трудно, а он достал!
Ольга знала, что трудно, - это правда. Лазарева Таня на весь класс хвалилась, что ей отец билетик раздобудет скоро. А Ольге - вот, пожалуйста! Да ещё в субботу. А в субботу, говорят, представление особое бывает, интересней…
Всё это быстро мелькнуло в голове. Но Ольга ничего не сказала маме. Всё-таки старик ботаники… А потом… А главное, она же знала: этот человек не просто так с нею знакомится. Зачем бы понадобилась настоящему лётчику какая-то второклассница?.. И мама этого хочет. Хочет, чтоб они увидели друг друга и чтоб лётчик ей понравился.
- А его как зовут? - спросила Ольга.
- Вячеслав Петрович.
Знала она, зачем ей надо знакомиться. Знала, почему так сама хочет. Знала, но даже шёпотом, даже беззвучно не смогла бы сказать себе этого… У некоторых же есть вторые отцы. Наверно, - и у неё скоро… Ох, как страшно было об этом думать!
Ольга сидела над остывшим чаем.
- Ну, доча, - сказала мама печально, - если он тебе не понравится, значит… Значит, и всё тогда!
Они обнялись и пошли тихо в комнату. Ольга включила телевизор - концерт передавали. Ольга и мама сидели обнявшись, и Ольге очень жалко было себя из-за этого лётчика. Но всё-таки ещё жальче ей маму было. Мама сидела ровно и обнимала её, как всегда: держала за плечи и к себе тихонько тянула. Но другой рукой - Ольга видела! - незаметно слёзы из глаз выбрасывала. Она это умеет: берёт слезу прямо на палец и раз её в сторону. Тогда щёки всегда сухие, никто не узнает, что ты плакала. Только, пожалуй, по глазам - глаза как-то ярко блестят…
Ольга сидела сама чуть не плача: и за маму душа болит, и с тем человеком страшно встречаться… Как же быть? Вдруг она чуть ли не обрадованно вспомнила: да ведь старик ботаники у неё на руках! Больного не бросишь! Значит, у неё завтра день так и так занят. Она вздохнула облегчённо. И с лётчиком с этим, выходит, знакомиться некогда.
- Ты куда? - спросила мама. Ольга направилась к двери:
- Пойду Борису Платонычу позвоню…
- Вот как? - Мама внимательно посмотрела на неё. - А у него разве есть телефон?
Ольге сразу неловко стало. Потому что ведь могла же она от старика ботаники домой позвонить. Преспокойненько могла! Да не позвонила. Не догадалась как-то, не додумалась. А мама ждала… Вот про это она Ольге и сказала глазами.
Ольга побыстрее вышла в коридор. Набрала номер. Раз-два - выползали длинные золотые червяки.
- Алё! - прозвучал издалека низкий, уже знакомый голос. Ольга вздрогнула. - Я слушаю! - опять издалека крикнула Лёля.
- Это Ольга Яковлева говорит.
- А, привет, привет! - Лёлин голос сразу приблизился к ней. - А Борис Платоныч здесь у нас молодцом, кашу ел, температура хорошая. - Это всё Лёля сказала громким и бодрым голосом, как диктор по радио.
Ольга догадалась: чтоб старик ботаники мог услышать. Однако и на Ольгу эти слова тоже подействовали.
- Я, знаете, - вдруг неожиданно для себя сказала она, - я, знаете… в общем, если я завтра днём приду, а вечером не смогу… Так можно?.. Вы меня подмените?
Лёля долго молчала в трубке, потом:
- Тебе сколько лет?
- Скоро девять будет, - ответила Ольга и только потом растерянно подумала: "А при чём здесь это?.."
- Я тебя, знаешь что, Ольга Яковлева, очень хочу повидать. - Лёлин голос был уже совершенно рядом и как-то странно подрагивал. - Не волнуйся, пожалуйста! Борис Платоныч твой один не останется!.. Я уж всех обзвонила.
- Спасибо, - сказала Ольга. - До свидания.
- До свидания, - сказала Лёля. - Я в понедельник здесь буду. Ты придёшь?
- Приду, приду…
* * *
Мама и Ольга собирались в цирк. Каждую секунду Ольга чувствовала, как по ней бегает сверху вниз и обратно острый холодок волнения. Сердце билось неровно, ворочалось в груди, будто всё никак не могло улечься. Ольга туго-натуго заплела косы. У неё были не очень длинные, но толстенькие косички. Ей нравилось, когда волосы немножко даже тянет. Как-то чувствуешь себя торжественней…
Мама подала ей две разглаженные белые ленты. Банты получились большие и лёгкие, как южные бабочки. Теперь Ольга всё время будет следить за ними. Ни в шапку их нельзя загонять, ни под пальто - помнутся… Потом она надела синее платье с шариками - вышивка такая наискосок по груди, - ещё белые колготки и туфельки красные. Мама крикнула из комнаты:
- Надень тёплые ботинки, замёрзнешь же!
- Ты что?! - удивилась Ольга.
В таком наряде и с тяжёлыми тупоносыми бульдожками на ногах - разве это можно!..
Она побежала из ванной к маме в комнату. Вбежала и замерла!.. Мама повернулась к ней, сделала шаг навстречу и тоже замерла:
- Ой, доча! Какая же ты у меня ровненькая вся!
- Как ровненькая? - удивилась Ольга. - Красивая, да?..
- Ну красивая - это когда взрослая станешь, - сказала мама серьёзно. - Сейчас ещё говорить рано.
- А что, разве дети красивые не бывают? - не согласилась Ольга.
Мама усмехнулась:
- Ну ладно, пусть красивая… Я просто не хотела, чтоб ты задавалась.
Ты сама красивая! - сказала Ольга. - И я первей заметила, чем ты.
- Хвальбушки мы с тобой! - Мама засмеялась. И волнение их стало теперь весёлым…
* * *
- Вон там он должен ждать! - сказала мама. Они ехали вверх по эскалатору. - Ну-ка, посмотри на меня. (Ольга увидела близко её серьёзные синие глаза.) - Потом мама улыбнулась: - Всё в порядке, молодец. Лучше, чем ты, дочек не бывает.
"Вот что, - догадалась Ольга, - она хочет, чтоб я ему то же понравилась".
Только они сошли с эскалатора, Ольга сразу увидела его. Тёмно-синяя форма, и золотые знаки на фуражке, и золотые пуговицы - всё это сверкало сквозь обычную метровскую пестроту прямо Ольге в глаза.
Он их ещё не видел. Стоял у никелированных перил и, сдерживая улыбку, искал, искал глазами. А субботний народ валом, валил!
Прямо над лётчиком висели большие часы с нервной электрической стрелкой - было уже без двадцати семь. А договаривались, между прочим, в половине! Но мама ни капельки не была этим смущена.
- Эй, Слава! Слава! Вот же мы! - крикнула она. Лётчик тотчас увидел их, тотчас посмотрел на Ольгу. Ольга тоже всё время смотрела на него. И всё время улыбалась, будто эту улыбку ей кто нарисовал.
Лётчик Вячеслав Петрович в это время шёл им навстречу сквозь толпу. Сильное течение не пускало его. Но всё-таки он пробивался к ним изо всех сил. Да, изо всех сил, но никого не толкая - вот что Ольга успела заметить.
- Ну здравствуйте! - сказал лётчик и улыбнулся маме. Потом наклонился к Ольге и легко, словно она ничего не весила, приподнял до своего лица. - Вот ты, значит, какая! Ольга!