Вот где простор!.. Бурьян придорожный гнется. Травы так и ходят под ветром, рвутся куда-то. Кусты на пути трепещут, а над головой громадные черные тучи разворачиваются - вот-вот на землю рухнут. Хочется, чтобы разом обвалились - посмотреть, какая еще буря из них вырвется… Совсем немножко не хватает, чтобы на воздух подняться.
Разброшу руки в стороны - и полетел вместе с ветром, ноги едва земли касаются. И хочется с разбегу до туч подпрыгнуть, цапнуть их в охапку.
Слушаю я и уже не замечаю в комнате никого, кроме рассказчика. И приятели мои замерли. Тоже, видать, летят следом за Тумановым по грозовому лугу, прорезая и обтекая тучи.
Пригнувшись и вытягивая голову вперед, обгорелый и в обгорелой рубашке Василий Петрович неуклюже разведенными руками и сейчас будто нацеливается цапнуть ту, былую, ворохнувшую сердце тучу.
- Натешишься, прохлещет тебя дождем, и так на тишину и на сон потянет, что первая копушка сена - желанная постель. Заберешься в нее поглубже и не заметишь, как уснешь. Пока спишь - и рубашка, глядишь, просохла, и домой лугами идти - одно удовольствие…
Лесной инженер не закончил своего рассказа. Тучи, грудившиеся над бором, вдруг лопнули, завихрились летучим дымом. Сосны дрогнули. Поляна за окном, наша сторожка и все, что было в ней, озарилось ослепительно ярким светом. Неистовая молния рванулась из черноты и, с треском ломаясь огненными сучьями, пошла хлестать по угрюмым тучам.
- Начало ядреное! - передернул Василий Петрович плечами.
Новый удар грома, треснувший одновременно с молнией, тряхнул сторожку, широко раскатился по вершинам бора.
- И продолжение недурно!..
Бодрые замечания Туманова и нам придают смелости. И я в душе желаю, чтобы гром громыхал во всю ивановскую.
Только дедушка не разделяет подобного восторга: сидит спокойно на маленькой скамейке, прислушивается внимательно.
- О-оть, оть, оть! Близко бьет, голубушка, - замечает он. - Не зацепила бы ненароком… Окна поплотнее прихлопните.
А сам, поднявшись со скамейки, прикрывает задвижкой печную трубу.
- А то, чего доброго, и к нам через дымоход пожалует. Мало одной печали, как бы другую черти не накачали. По открытым дверям да по трубам молния хорошо стреляет. Вот это другое дело. Давно бы так: без буйства да без грохоту, - прислушиваясь, успокоительно замечает дед, когда вслед за тяжелым громовым раскатом густо зашумел крупный и частый дождь.
У старого лесника он вызывает совсем другие думы, чем у лесного инженера. И речь у деда совсем иная: ровная, спокойная, под стать монотонному гудению дождя.
- Тихого бы теперь да тепленького часика на два, на три. Мужики в деревне, наверно, глядят да радуются на такую благодать. Пойдут после дождя в поле хлебами любоваться. Начнут землю пальцами ковырять, чтобы узнать, глубоко ли промочило.
Расчувствовался дедушка, будто тронул кто-то у него старую, давно забытую струну и она гудит задумчиво и протяжно.
- Грибы тоже после хорошего дождичка дружнее пойдут. Ягоды сочнее нальются. Лесные дороги и те светлее да мягче станут. И тебе с Павлом, - обращается дедушка к Туманову, - удобнее будет в город ехать. Тряски меньше.
Василий Петрович давно, видать, ожидал возвращения к этому разговору. Ответ у него наготове.
- Сначала Максимыч донимал, теперь еще добавка. Что вы, уговорились, что ли, из леса меня выпроводить? Вот не думал! - пытается весело рассмеяться Туманов и морщится, неловко повернувшись. - Ожог-то пустяковый!
- Его мне лучше видно, - говорит дедушка. - Пока это еще цветочки! А что будет, когда ягодки пойдут?.. Он даст себя знать! Так что…
- Так что нельзя мне сейчас из лесу уезжать, - подхватывает и продолжает слова деда Савела Туманов. - Сам понимаешь, нельзя!
- И нельзя, да надо, - не отступает от своего лесник. - С такими делами не шутят.
- Павлу-то разве захочется со своими товарищами расставаться? - отвлекает лесной инженер от себя главное внимание. - Трое в бору останутся, четвертый - в город.
- Конечно, какой интерес, - вмешивается Павка, чувствуя поддержку Туманова.
Дудочкину не только в больницу ехать, ему вообще хочется, чтобы до поры до времени, пока руки не заживут, об ожоге никто, кроме нас, не знал.
- В кузнице не так обжигал, и то ничего, - знай свое повторяет он.
И странно получается: когда Туманову нужно ответить, дедушка без особого труда с этим справляется, а в ответ на неловкие и сбивчивые замечания Павки почему-то не находит нужных слов, сбивается с решительного тона.
- Ведь долго проболит, Павел!.. - просительно объясняет он.
- Так что! И раньше, когда в кузнице обжигался, тоже болело.
- Волдыри прорываться будут. Болячки пойдут.
- Сковырну. Какая беда?
- Зачем сковыривать? Пусть сами отсохнут, - немедленно поправляет ошибку Павки Василий Петрович.
- А что мне: если не надо сковыривать, я и не буду, - соглашается Павка.
Простосердечность и добродушие Павки совершенно обезоруживают деда Савела. Прислушиваясь к утихающим раскатам грома и нарастающему шуму дождя, он возражает все реже, а Василий Петрович вместо слова "доктор" все чаще упоминает имя бабки Васены, которая "весь Белояр лечит".
- А ожоги до порубы лечить - на это она первая мастерица. Так что все в порядке будет. И Павлу с друзьями не расставаться. Переедем поближе к бабке и будем у нее вместе лечиться, - раскрывает Туманов свой план.
С Павкой и нам расставаться неохота. Как он будет один, без нас? Павка поедет - и нам надо ехать. Дедушка кряхтит, но поддается.
- Опять ты по-своему все поворачиваешь, - укоризненно качает он головой, глядя на Туманова.
А Туманов в утешение деду предупреждает Павку:
- Только чтобы бабушку слушаться, аккуратно все ее указания выполнять.
- А мои выполнять не будете?!
С этими словами, громыхнув дверью так, что она заходила ходуном, на пороге появилась "королева".
Пусть знаем мы теперь, что зовут ее Нина, сами видели, как она ставила точки над "е", и все-таки больше нравится ошибочное первоначальное "королева".
- Не будете? - вопросительно и строго повторяет она, посматривая на всех нас по очереди и на лесного инженера особенно внимательно в отдельности.
Под пристальным взглядом "королевы" Костя Беленький на скамейке в струнку вытянулся, мы с Ленькой перестали перешептываться возле окна, а Павка Дудочкин, забыв про осторожность, приподнятыми руками в тряпичной кисее по столу брякнул - сам себя напугал.
Нинка, довольная произведенным впечатлением и немым повиновением, уже скручивает жгутом растрепавшиеся волосы, приседая, выжимает потоки воды из серенького, прилипшего к телу платья.
- Где тряпица?
Она выдергивает из печурки старую дедушкину портянку и растирает по полу расплывающуюся от порога лужу.
- Грозой три сосны на Муравьихе повалило. К Ону-чину милиционер приехал. Пищулин за Черную гать ушел, - развешивая тряпку по краю печи, докладывает она. - Чай пили? Так и знала, что не догадаетесь.
Возмущенная нашим бездельем и беспечностью, Нинка тащит из сеней маленький медный самоварчик, наливает его водой и достает растопку из-за печной трубы.
- Эй, охотник, - мотает она головой на Леньку, - углей в самовар наложить умеешь?
Зинцов непривычно смущается, оглядывается на всех растерянно и неторопливо поднимается с лавки.
- Еще дольше бы собирался! - сердито отстраняет его "королева" и сама пригоршнями сыплет в самовар угли через конфорку.
Через несколько минут на столе появляются четыре стакана, кружка, стеклянная сахарница на высокой ножке и глубокая тарелка. Из маленького висячего комода "королева" достает сахар, белый хлеб, ножик, четыре сухие баранки, оплывший кусочек сливочного масла. Аккуратно раскладывает на бумажке, положенной на край стола.
- Принеси самовар! - вторично обращается она к Леньке.
И теперь Зинцов уже не медлит.
Подвинем стол поближе к койке, - указывает она на дедушкины нары, откуда молча наблюдает за новоявленной хозяйкой Василий Петрович.
Садитесь! - одно за другим отдает распоряжение Нина.
- Из этой вам будет пить удобнее, - подвигает она тарелку Василию Петровичу.
Синенькую эмалированную кружку ставит перед дедушкой. Стеклянная сахарница достается Косте Беленькому. Остальным - стаканы. Для Павки даже с блюдцем.
За маленьким столиком такая теснота, что не повернуться. Но заботливая хозяйка умеет блюсти порядок. Она сама разливает и подает чай, широкими ломтями режет при-черствевший хлеб, тоненько приглаживает каждый кусочек сливочным маслом с таким расчетом, чтобы его на всех хватило, да еще и дедушке на завтра осталось.
Василий Петрович, неторопливо отхлебывая из тарелки горячий чай, интересуется:
- Совсем потеряли след этого… сбежавшего, или еще есть надежда?
- Тятя с ружьем остался сторожить тропу через болото. Двое мужиков из Сосновки в обход пошли, - уверенно, без запинки отвечает проворная на язык девчонка.
- Коротко и почти что ясно, - подводит итог Туманов. С "королевы" он переводит глаза на Павку, которому сегодня особое внимание. Нашему другу с кисейными рукавами досталось место в самом конце стола. Насчет хлеба и чая хозяйка его не позабыла, а придвинуть поближе сахар, чтобы Павка свободно мог достать, не догадалась. Стесняясь попросить, Павка особенно громко и усердно дует на блюдце, но чай от этого не становится слаще. А старания нашего застенчивого друга обратить таким образом на себя внимание замечает лишь Василий Петрович.
- Выпей еще стаканчик, - предлагает Туманов, видя, как неохотно отодвигает Павка посудину.
- Хватит, - говорит Павка. - Без сахару я и дома больше стакана не пью.
При этих словах принявшая на себя роль хозяйки "королева" вспыхивает румянцем.
- Чтобы скрыть свою неловкость, поспешно и строго выговаривает Павке:
- Кашлянул бы! Не знаешь, как надо…Павка кашлянул перед третьим стаканом.
После чая под диктовку Туманова и с дополнениями дедушки Костя Беленький писал подробное донесение о пожаре. Верхом на Грачике его взялся доставить по назначению Максимыч. Сунул ногу в стремя, перекинул через седло другую.
- До свидания!
"Королева" занялась наведением порядка в сторожке. Павка, оберегая руки, уткнулся в стол и сидит неподвижно. А нам с Ленькой чего делать? То и дело выбегаем на поляну посмотреть, не приближается ли повозка. А ее нет и нет.
Дождь давно перестал. Под яркими лучами солнца пропотевшая земля дышит испариной. По траве, словно звезды рассыпаны, блестят, переливаются разноцветными огнями дрожащие дождевые капли.
А комары, комары!.. И откуда их столько берется?! После дождя так и клубятся тучами.
Ленька их и рукой и бескозыркой отгоняет - ничего не помогает.
Пришлось в сторожку вернуться.
Тогда и раздался стук в окошко. Ленька глянул и откачнулся за простенок.
- Смотрите, смотрите, кто там стоит! - прошептал он. - Белоголовый пришел.
Набрался храбрости, глянул еще раз, а за окном вместо одного уже трое. Пищулин в серединке.
- Дедушка!.. Василий Петрович! - зовет Ленька. Дедушка с инженером понять ничего толком не успели, а белоголовый уже входит в дверь.
- Здравствуйте!
Ни глаз, ни рта - ничего нет. А голос идет.
- Зверя поймали. Сюда, что ли, вести?.. Давай! - машет рукой в окошко белоголовый.
- Ну и комарья по лесу! Дохнуть не дают, - досадует он сердито.
Потом руками снимает голову с плеч. А под ней другая - совсем человеческая.
Трое, которых видел Ленька под окном, тоже входят в сторожку. И Пищулин с ними. Он глядит себе под ноги и не поднимает головы.
Один из мужиков защелкивает позади себя дверь на крючок.
- Так вернее будет. Всю дорогу бежать порывался, - объясняет он, кивая на Пищулина.
- Где поймали? - не поднимаясь с места, спокойно спрашивает Василий Петрович.
- От них убегал - на нас напоролся, - отвечает снявший с себя белую голову.
- Вот тебе и белоголовый! - шепчу я Леньке.
Белая голова сложилась на проволочных кольцах плоским кругом и висит на груди ее обладателя.
Это же марля! Обыкновенная белая марля. Из нее любую голову смастерить можно. А лицо, освобожденное из-под марли, молодое, румяное. Черные глаза так и поблескивают. Веселый, видать, парень прячется под глубокой белой шапкой.
- Так где, в каком месте перехватили вы его, Дима? - по имени называет белоголового Туманов.
- Узенькую полоску лесом прорубали. Ну, визирку по-нашему. Пробу торфа мы сейчас на Черной гати берем. А тут он и лезет, - искоса кивнул белоголовый на Пищулина. - Видать, в старые землянки пробраться целился, да мы раньше его к проходу подоспели.
Пищулин шевельнул головой, и серые студенистые глаза зло глянули на говорящего.
- Оружия не было? Сопротивления не оказывал? - интересовался Туманов.
- Нам-то?!
Дима легонько шевельнул плечами и улыбнулся чуть заметно, искоса глянув на Пищулина.
- Не стоило!.. Объездчик - мужик ученый, сообразил, что вместо пользы один вред от сопротивления получится. Ну, я пойду, а то прямо с визирки подался. Ребята, наверно, дожидаются… Милиционер от Онучина должен сюда заехать…
Привычным движением он зацепил пальцами верхний круг из проволоки и, опрокидывая его через голову назад, потянул другие. Белый марлевый мешок раздался и закрыл голову Димы до самых плеч.
- Теперь не страшно и с комарами воевать, - раздалось из мешка.
Белояр
Многолюдно, но тихо, до жуткого тихо в сторожке. Сидит на сундуке неподалеку от двери Пищулин, бирюком глядит себе под ноги, головы не повернет.
В другом углу сторожки дедушка с Василием Петровичем. Тоже молчаливые. На Пищулина и не смотрят, будто и нет его. Только мы исподтишка с боязливым любопытством на него поглядываем, чтобы запомнить, какие с виду бывают преступники.
Не было такого подозрения, но теперь и я начинаю догадываться, почему именно там, где мы недавно сучья собирали, Пищулин пожар устроил. Хотел обвинить, что это мы сделали. Тогда и дедушка вместе с нами был бы виновником. И составленный на усадьбе объездчика протокол забудет, и все преступления Пищулина сами собой прикроются. Затем торопился он с Онучиным срубы и бревна убрать, чтобы и следа не осталось.
С этими думами при взгляде на Пищулина даже дрожь пронимает. Что-то зловещее представляется мне в костлявой фигуре с козлиной бородой.
Рядом с Пищулиным по двум сторонам оба мужика стоят, ни на шаг не отходят. Тоже, видать, опасаются, как бы еще чего не устроил преступный и злой старик. От его присутствия и в комнате будто сумрачно, и лица у всех хмурые, настороженные.
А за окном солнышко сияет. Птицы на опушке после дождя веселый концерт устроили. Самое время с удочкой бы между камышами засесть. Да куда там!
Так и сидели мы до приезда милиционера. Только когда он Пищулина в повозку с собой усадил - вздохнули свободно. И дедушка полотняный пиджачок одернул, словно пыль отряхнул, и Василий Петрович занемевшими руками для разминки покачал, и мужики, сторожившие Пищулина, освободившись от обузы, оживились:
- Гора с плеч!.. Счастливо оставаться! Да сообщайте, если что случится. Разом явимся.
- Костенька! - тихонько назвал мое имя и глазами позвал Туманов. - Там в кармане письмо лежит, - сказал он, когда я подошел, и указал на изрезанный френч. - Достань его.
Очень я обрадовался такому доверительному поручению Василия Петровича. И по голосу Туманова узнаю, что письмо секретное, никому его нельзя показывать, только мне разрешено взять. Несу его бережно, обеими руками перед собой держу. Конверт голубой, чистенький, только в одном месте огнем тронуло - почернел. И по голубому буковка к буковке адрес выведен. Вот бы так писать научиться!
- Как наша учительница написала, - похвалил я несмело.
Василий Петрович вдруг зарумянился, и рубец на щеке побагровел. Я уж и испугаться готов, а он засмеялся на меня.
- Ладно, - говорит, - клади сюда.
Я и положил письмо в галифе инженера.
Все мы, не торопясь, собираться стали. Что было в шалаше, в сторожку перенесли. Маленькую сумку с тетрадями Костя Беленький на пояс прицепил. Ее с собой берем.
Тут же, оставив несколько чистых страничек на записи о событиях двух минувших дней, старший снова взялся за продолжение дневника.
"Едем на Белояр", - это первые слова после пропуска. А чистые странички так и остались незаполненными. В пору было успеть рассказать о том, где нам еще довелось побывать, что нового удалось узнать, услышать и увидеть.
…На повозке приехал Боря. Ему, как знатоку здешних мест и легкому на ногу парнишке, взрослые без раздумья важные и маловажные дела поручают, особенно если пробежать куда-нибудь требуется. И Максимыча во время лесного пожара тоже Борю выбрал, чтобы за лошадью послать.
Старший Королев и бором пробежал, и коня в повозку заложил, и уже к сторожке подкатывает. А младшая Королева из окна глядит.
Ленька за версту заслышал приятеля, побежал поделиться с ним новостями. Оба настроены воинственно.
- Едем! - кричит Боря, разворачиваясь под окном сторожки.
- Едем, да не все, - замечает сестра брату.
- Кто не поедет?
- Кто кричит, тот и не поедет. И поставила на своем.
- Дедушка, ему на Белояре делать нечего.
- Нина Федоровна, - урезонивает дедушка, - ну зачем тебе понадобилось его задерживать?
- Мне к бабушке Васене надо ехать, а он пусть здесь остается - тебе помогает… А Пегашку я и сама сумею подхлестнуть.
Боря слушает да помалкивает. Никак у него не хватает духу младшей сестренке наперекор пойти.
- Хватит, покатался! - выскакивает она из сторожки и перенимает из рук брата вожжи.
- Рассаживайтесь по местам! - командует "королева".
- Белая рубашка, - обращается она к Косте. - Перетряси хорошенько сено в повозке… За сестру милосердия будешь. За больными в дороге присматривай.
Павку и Василия Петровича "королева" весьма усердно и по возможности удобно размещает в задке повозки и так старательно их упаковывает, что поверх воткнутого со всех сторон сена видны только головы, немножко плечи да высвобожденные из-под сенного навала руки.
Определенный в качестве "сестры", Костя Беленький исполняет свои обязанности ревностно и заботливо. Он закалывает булавкой края простыни, наброшенной на плечи Василия Петровича, поплотнее надвигает фуражку ему на голову, чтобы во время поездки не стрясло или не сбило ветром, кучкой подгружает сено под Павкины кисейные рукава.
Дедушка тоже вокруг повозки хлопочет и все напоминает лесному инженеру:
- Постарайся, Петрович, чтобы все хорошо обошлось. И на работу тебе раньше, чем Васена разрешит, чтобы не выходить. Павла устройте поспокойнее. Ребятишкам тоже большой воли не давай: пусть около бабки побольше находятся.
Боря помогает "королеве" распутать закрутившиеся вожжи, а я сижу и жду, когда тронемся.
- Все готовы? - оглядывает "королева" свою "свиту". - Ты, охотник, - небрежно бросает она Леньке, - занимай свое место!
- А Визиря-то мне для верховых прогулок, что ли, оставите? - спрашивает дедушка.
В горячей спешке про лошадь Максимыча мы и позабыли.
- Где он? - оглядывается Нинка.
- Сейчас приведу!