Приехали мы в Ключи, когда солнце уже почти касалось горизонта: носились по степи. Забрались куда-то далеко-далеко, увидели небольшой колок - островок из березок среди пустой равнины, улеглись там на прохладную зеленую траву, какая растет у нас только по веснам. Лежали и глядели сквозь листья на далекое блеклое, словно выцветшее, небо; следили, как в нем лениво плавал коршун.
Разговаривать не хотелось. Я думал о маме. Не выходили из головы ее разговоры об отце и моей будущей профессии. Ну, о папке ладно, все как будто понятно: мама беспокоится, что я так надолго остался один, и боится, чтоб со мной ничего плохого не случилось. Но почему ее так сильно огорчил ответ, что у меня впереди полно времени и мы еще успеем с ней подумать о моем будущем? Что я такого сказал? Почему она заплакала, да еще так горько? Ведь времени и вправду полно - целых три года! Мама сама потом повторила: "Три года, как это много…".
Внезапно я подумал, а что, если маме именно сейчас, когда так тяжело и трудно, хотелось услышать ответ на свой вопрос? Может быть, от этого ей стало бы получше? Она сказала: "Это так важно для меня!.."
Я стремительно сел, словно в спину толкнула пружина. А я? Вместо того чтобы постараться успокоить ее, продолдонил, как безмозглый попугай, свое "успею"!
Вадим повернул голову, поглядел на меня внимательно, но ничего не сказал. И только, когда я снова прилег, вздохнул неожиданно:
- Однако пора ехать… А жаль. Хорошо тут. Верно?
- Хорошо, - ответил я, хотя меня уже не радовали ни березки, ни прохлада.
- Вот я и говорю, - словно бы продолжая разговор, проговорил Вадим, - дай нашей степи вволю воды - через три-четыре года не узнаешь. Нам уже не понадобится с тобой накатывать сотню километров, чтоб найти вот такую тень и зеленую траву… Все будет под боком.
Вадим уже взялся заводить мотоцикл, когда я неожиданно для себя спросил:
- А в этой эспетэушке долго учиться?
- В какой эспетэушке?
- Ну, в которой ты учился.
- А, в училище мелиорации!.. Три года. А что?
- Ого! - произнес я. - Училище, а так долго.
Вадим нахмурился, сказал грубовато:
- Не пойму - чего огогокаешь? Ты, может, училище спутал с какими-нибудь трехмесячными курсами кройки и шитья?
О ПТУ я никогда не думал и не интересовался ими. У меня была одна забота - во что бы то ни стало закончить десять классов, а там, дескать, все само собой утрясется, то самое проклятое "успею". Поэтому на вопрос Вадима я лишь пожал плечами и, видимо, очень пренебрежительно, потому что Вадим обиделся не на шутку.
- Ишь ты, мальчик с чистоплюйским гонором! Значит, по-твоему, училище - дело третьего сорта? Для менее достойных? Так, что ли?
Я молчал: во-первых, ничего подобного не считал, во-вторых, не ожидал такой горячей и неожиданной отповеди. Вадим, видя мою растерянность, смягчился.
- Училище для многих - родной дом: и кормит, и одевает, и учит. Когда мои товарищи, с которыми я учился в школе, сдавали экзамены за десятый класс, я уже имел профессию, тот же аттестат зрелости, да еще и шоферские права: в нашем училище каждый должен был уметь водить машину… Вышел, как говорится, вооруженный до зубов: хочешь - иди работай, хочешь - работай и учись дальше, в техникуме, в институте, где пожелаешь. Вот она какая, эспетэушка! Так что ты зря пожимаешь плечами да кривишь губы.
- Я не кривлю…
- Не ты, так другие такие же подлетыши… - Вадим резко давнул стартер, мотор взревел. - Садись! И не дуйся. Я - любя… - Улыбнулся, подмигнул и рванул с места в карьер.
Глава двадцать шестая
Неожиданный гость
Я уже позавтракал и заканчивал прибирать комнаты, когда пришел запыхавшийся Детеныш.
- Наконец-то дома! - выкрикнул он довольно. - Здорово! Ты где вчера пропадал весь день? Я аж три раза забегал, а тебя все нет и нет.
- А что случилось?
- Да ничего такого… Эвка спрашивала. Мы как раз на Желтый курганчик собирались, а она все: позови да позови.
- Зачем, не знаешь?
- Нет. Сказала только: очень нужно.
Я разволновался: для чего понадобился Эвке, да еще и очень? От нетерпения готов был тут же сорваться и бежать к ней. Но спросил:
- Ну, как там курганчик? Работали уже?
- Ого-го! - радостно выпалил Детеныш. - Еще как! Вот пойдешь - поглядишь, что стало с Желтым курганчиком. Микрофоныч две смены установил. Десять человек работают с утра, остальные с обеда. Я - с утра. А ты в какую пойдешь?
- Не знаю, решу еще…
Детеныш глянул на будильник, что стоял на серванте, испуганно округлил глаза.
- Ого! Мне пора. Ждут. - И уже от дверей напомнил: - Так ты зайди к Эвке на всякий случай, может, что важное.
Дверь с силой захлопнулась, но тут же снова открылась, в щель всунулась Юркина голова.
- Она у нас за бригадира, когда Микрофоныча нет. Работает то в первую, то во вторую смену.
И дверь снова захлопнулась.
Ну как же! Понятно - Эвка! Кто же еще? Брыскин-то ведь к Желтому курганчику никакого отношения не имеет, так, сбоку припека. Но ни обиды, ни зависти и никаких других особых чувств не шевельнулось в моем сердце.
Было уже десять. Я стоял в раздумье: куда идти? К Эвке или на Желтый курган? Очень хотелось увидеть, как ведутся "по-научному" раскопки и что уже сделали ребята. Однако я все-таки решил сначала забежать к Эвке.
Ее дома не оказалось. Эвкина бабушка сказала, что она пошла к матери на работу. Я отправился туда же. Дорогу выбрал самую короткую: не по улице, а меж огородами, через пустырек, на котором одиноко торчала прокопченная до черноты кузница со станком для ковки коней. Кузница была давно заброшена, но коней тут ковали до сих пор.
Когда я вышел на пустырек, услышал Эвкин голос. Она кого-то там ласково и нежно уговаривала:
- Киса, кисонька!.. Ну не упрямься. Встань вот тут… Какой ты умненький и красивенький. Хочешь, я тебя поцелую?
Сердце у меня гулко забилось. С кем это она так? Я сжал кулаки. Воображение разом нарисовало смазливое лицо Игоря, который стоит против Эвки и ехидненько улыбается. Неужели простила его? Неужели… Я не додумал, решительно бросился за кузницу. Заглянул и застыл остолбенело: в зарослях лебеды с каким-то отрешенным видом стоял мой старый знакомец - тощий и мосластый Валет. Эвка гладила его длинную морду с уныло отвисшей губой и пыталась подтолкнуть к лежавшей на боку железной бочке. Вот так киса! Вот так красивенький! Ничего не скажешь!..
Эвка, увидав меня, несказанно обрадовалась, попросила, будто я специально для этого и пришел сюда:
- Помоги мне сесть на него.
- Зачем?!
- Прокачусь маленько. Дедка Ишутин попросил пригнать его на конюшню… Я уже, наверное, полчаса мучаюсь и никак не могу забраться. Не подходит он к бочке и - все.
Я засмеялся, ухватил Эвку за ноги и подкинул на спину коня. Усевшись удобней, она воскликнула радостно:
- Ой, как высоко и смешно!
- Ты не вертись, а то слетишь, тогда будет смешно…
Я побродил вокруг кузни, нашел обрывок веревки, сделал повод, сказал Эвке:
- Ну, поехали. Держись за гриву, да покрепче. И повел Валета за конец веревки. Так и добрались до конюшни. Эвка была в восторге.
- Ой, Костя, как славно! Обязательно научусь ездить. По-настоящему.
- Скажи, чего искала меня вчера?
- И вправду! Только не я, а Семен Митрофанович… То есть я по его просьбе.
Я хотел было съязвить, что, мол, не понадобился ли ему еще один бригадир на всякий случай, да удержался.
- Вот уж не думал, что когда-нибудь нужен буду Микрофонычу. Эвка нахмурилась:
- Терпеть не могу, когда вы называете Семена Митрофановича Микрофонычем. Особенно ты… Он получил письмо от Антона Юльевича Сосницкого… Ну, твоего знакомого археолога. Там тебе большущий привет.
Это было интересно и приятно. А главное, совсем неожиданно.
- Мне? Большущий?! Откуда он узнал про меня?
Эвка замахала руками.
- Не знаю, Костя, не знаю. Спроси у Микрофоныча, то есть…
Но не договорила, засмеялась и побежала в ветпункт.
Все оказалось просто: Микрофоныч разузнал крымский адрес Антона Юльевича, написал ему туда письмо. В этом письме было сказано и про меня. И вот вчера пришел ответ… Микрофоныч протянул мне листок, кивнул:
- Читай, если в каникулы еще не разучился грамоте.
Письмо было коротким.
"Милый Семен! Ты своим письмом влил мне столько сил и бодрости, сколько не могло дать ни Черное море, ни крымское солнце.
Буквально на неделе лечу домой, а оттуда незамедлительно - в Ключи. Спасибо тебе и твоим ребятам за доброе и большое дело. Особый привет Косте Брыскину. Молодец парень, просто рыцарь. Так и скажи ему.
Крепко всех обнимаю…".
- Прочел? - спросил Микрофоныч своим обычным серьезным тоном, хотя глаза его светились улыбкой.
- Прочел, - ответил я. - Однако что-то уж слишком…
- Что - слишком?
- Ну, это самое: рыцарь… - Знал бы Антон Юльевич, что ни про какую-то там науку думал я, когда раскапывал Желтый курган, а про Эвку, про то, как снова завоевать ее дружбу. - Какой там рыцарь…
- Ладно, Брыскин, - сказал Микрофоныч. - Что хорошо, то хорошо. Вот еще учился бы получше - тогда совсем было бы замечательно.
- Может, и буду, - произнес я тихо.
Микрофоныч даже не тем концом сунул себе в рот папиросу.
- Не понял.
- А чего? - засмеялся я. - Только захотеть, а там… Ишь, нашли трудности - учиться!
Микрофоныч крякнул, будто поднял мешок картошки, покачал головой:
- Ну, Брыскин, теперь гляди. Начнется учебный год, припомню я тебе эти слова…
Мы разговаривали неподалеку от раскопа, в котором деловито копошились ребята. Что весело, то весело стало тут: шум, говор, смех. Работа идет быстро на удивление. Растаял Желтый курган, будто его и не было, исчезла и моя яма с холмиками земли по бокам. Посреди степи чернел просторный и глубокий раскоп.
Отрабатывал я свою "смену" не разгибаясь, как, впрочем, большинство ребят: очень уж хотелось побыстрее добраться до захоронения, поглядеть, что там.
Бузотерил один Пашка Клюня. Точно так же, как и полтора месяца назад, когда мы втроем только начинали раскапывать Желтый курган, он поработал лишь в первый день, потом больше стоял, опершись на лопату, и привычно молотил языком. Барабанил без умолку, плел все, что приходило на ум, и, конечно, лепил свои рифмы. Иногда кто-нибудь не выдерживал, кричал:
- Заткнись, звонарь, надоело!
Клюня притихнет минут на пять-десять, а потом все начинается сызнова.
А работа быстро подвигалась вперед. Микрофоныч с каждым днем волновался все сильнее, все чаще предупреждал:
- Ребята, копайте осторожней, только, пожалуйста, осторожней и аккуратней. Мы уже близко к цели.
Да, мы были где-то совсем рядом с захоронением, но и канал не стоял на месте. Он подходил к нам все ближе: каких-то пять-шесть километров степи отделяло нас от строителей.
Сегодня Микрофоныч был взбудоражен, суетлив, то и дело спускался в раскоп, брал землю то в одном месте, то в другом, долго мял, рассматривал ее.
- Ну, ребятки, пожалуй, вот-вот Желтый курган начнет нам раскрывать свои тайны…
Ребята возбужденно загалдели, а Клюня протолмачил какую-то бессмыслицу, должно быть, не подвернулось под язык ничего путного:
- Тайны, майны, расчуфляйны!..
А назавтра, когда мы уже собирались идти на раскопки, откуда-то вынырнула оранжевая "Нива" и остановилась возле нас. С шумом отворилась дверца, и из машины, согнувшись чуть ли не вдвое, выбрался… Антон Юльевич! Я узнал его сразу: он был все такой же худой, все в том же плаще и обвислой шляпе.
К нему уже подбегал Микрофоныч. Антон Юльевич с ходу обхватил его своими длиннющими руками.
- Каков здоровяк, а?! Какой красавец! Как же это я запамятовал, что ты тут учительствуешь? Вот радость-то!
Наконец они расцепились, и Антон Юльевич оглядел нас.
- Так это и есть наш боевой отряд?
Микрофоныч весело кивнул:
- Именно боевой, Антон Юльевич! За какие-то считанные дни сделана такая огромная работа.
Археолог благодарно улыбался, перебегая взглядом с одного лица на другое, спросил вдруг:
- А где же тут Костя Брыскин?
Микрофоныч кивнул на меня:
- Да вот он, рядом с вами.
До меня еще не дошло, как следует, что Антон Юльевич назвал мою фамилию, а он уже подшагнул ко мне, нагнулся, крепко обнял и неожиданно чмокнул где-то за ухом. Произнес негромко:
- Спасибо. Не ты бы - пропал наш могильник…
Потом уже ко всем, бодро и радостно:
- Ну, что, друзья, не будем терять дорогого времени? Тогда - вперед!
И мы шумной гурьбой двинулись за Антоном Юльевичем и Микрофонычем.
Глава двадцать седьмая
События разворачиваются
С приездом Антона Юльевича раскопки пошли еще быстрее и увлекательней. Не только каждый день, но теперь и каждый час приближал нас к разгадке Желтого курганчика. После работы, усталые, потные, мы не спешили бежать домой, часто рассаживались неподалеку от раскопа, и Антон Юльевич рассказывал нам необыкновенно интересные истории из археологии, о великих находках и открытиях, о своих поисках, удачах и неудачах. Словом, что ни день, мы узнавали такое множество любопытного, что я готов был раскапывать этот наш курганчик еще месяц.
Однажды, а точнее позавчера, нежданно-негаданно заявились на раскопки Игорь и Толян Рагозин. Пробыли они тут недолго, минут пятнадцать-двадцать. Я так и не понял, зачем они приходили: покрутились вокруг раскопа, Рагозин о чем-то поговорил с Пашкой Клюней, потом немного постояли в сторонке и убрались. Никто их не остановил, никто даже в шутку не пригласил поработать: настолько они как-то шибко отбились от всех.
Рагозин наконец-то нашел ума сбросить резиновые сапога. Теперь ходил в тряпичных тапках. А Игорь почему-то снял свое знаменитое сомбреро, хотя солнце продолжало палить нещадно. Он заметно изменился: похудел - скулы обозначились, похмурнел. Пока был тут, я ни разу не заметил его ехидной пренебрежительной улыбки. Глядел он как-то невесело и встревоженно, слушал Толяна невнимательно, почти не отвечал ему. К Эвке на этот раз не подошел - не решился. Издали ждал взгляда, но не дождался: Эвка, как увидела Игоря, вспыхнула, торопливо склонилась над лопатой и больше не разгибалась.
Когда Игорь и Толян ушли, Алька Карасин сказал мне, по привычке с оглядкой и полушепотом:
- Видал?
- Что?
- Игорь какой смурной?
Я пожал плечами:
- Великое дело! Может, у него живот болит или башку напекло - без своей шляпы бродит. Алька поморщился.
- Да не о том я… У них, у Денисовых, какие-то нелады. Понял? Из-за Игоря.
- А ты почем знаешь?
- Помнишь, ездили на экскурсию? Так в тот день дядька Павел сильно ругал его за что-то. Даже замахнулся - хотел ударить. С той поры Игорь и ходит такой…
Я не поверил: Колькин отец был добрым, спокойным человеком. Я ни разу грубого слова от него не слышал, а тут…
- Сам выдумал?
Алька обиделся.
- Нужно было!.. Игорь что-то учудил. Колька знает, но молчит, а с Игорем так и не разговаривает.
Я сразу вспомнил, как Колька Денисов не дал Пашке Клюне остановить машину, чтобы взять на экскурсию Игоря и Рагозина: "У них будет полно своих развлечений…".
На том и закончился разговор. И я бы забыл о нем начисто, если б нынче не последовало продолжения. Алька снова зыркнул по сторонам, прошептал:
- Ну, Костя, дело, кажись, пахнет карасином!..
- Что такое?
- Игорь и Толян в пух рассорились. Чуть не подрались.
- Да ну?! - воскликнул я, потому что это была действительно новость. - Вот так верные друзья!
- Я как раз шел от Клюни. Вижу, стоят на углу и спорят. Игорь кричит "Не смейте, говорю!" А Толян: "Дулю! Надо было раньше думать. Сам все затеял, а теперь в кусты?" Нет, кричит, поздно. Игорь опять: "Не вздумайте! Предупреждаю - худо будет". Толян аж покраснел: "Это мы еще поглядим, кому станет худо". Трус, говорит, ты и ловчила! Вот тогда Игорь пошел на Толяна с кулаками, да увидел меня, с ходу развернулся и в проулок. А Толян мимо меня проскочил, как будто и не заметил - злой, как черт.
Алька помолчал, потом вздохнул горестно:
- Эх, узнать бы: о чем это они орали?..
- Зачем тебе?
- Да так… Интересно. Не по пустякам же спорили? Чуть не до драки!.. Верно ведь?
Я подумал: вряд ли. Какие у них могут быть серьезные дела, особенно у Толяна? Так, не поделили чего-нибудь, вот и шум. Однако я крепко ошибся: дело оказалось действительно нешуточным…
Мы кончили работать, как всегда, в пять часов. На этот раз Антон Юльевич и Микрофоныч куда-то спешили, поэтому и мы, не мешкая, двинулись в село. Едва я вышел на свою улицу, сразу увидел, что на скамейке возле нашего дома кто-то сидит. Подошел ближе - Игорь! Чего приперся вдруг?
- Привет.
Игорь покривил в улыбке губы:
- Не бойся, драки не будет…
- Не боюсь. Говори, чего надо, и - уматывай. Игорь будто и не слышал:
- Вот что: сегодня Симочка разграбит ваш Желтый курганчик.
Это было настолько невероятно, что я не понял.
- Как разграбит?
- Очень просто - экскаватором.
- Врешь?
- Как хочешь. Мне все равно. - И помахал мне рукой, собираясь идти. - Покедова.
Я торопливо остановил его:
- Когда?
Игорь небрежно глянул на свои часы с красивым черным циферблатом:
- Уже, наверное, подъезжает. Так что поторапливайся… археолог. - И, не сказав больше ни слова, ушел.
А у меня мысли запрыгали, ни за одну не уцепиться: что делать, к кому бежать? Так вот, значит, о чем спорили Игорь с Толяном! Однако странно: что же случилось с Игорем? Почему он вдруг пошел против? Ведь он сам первым придумал это - ограбить могильник. Что же произошло теперь? И еще: почему Игорь решил предупредить меня, а не Антона Юльевича или Микрофоныча?
Первое, что мне показалось наиболее подходящим, - это поговорить с Детенышем, авось вдвоем что-нибудь придумаем. И действительно, когда я рассказал ему про Игорево предупреждение, Юрка решительно заявил:
- Пока никому ничего не надо говорить - ни Антону Юльевичу, ни Микрофонычу. Вдруг все это розыгрыш. Сделаем так: возьмем еще двух или трех пацанов и устроим дежурство у Желтого курганчика, а чуть что - мигом подымем тревогу.
Мы просидели у раскопа до позднего вечера, но так и не дождались никого. Правда, один раз вдали показалась какая-то неясная фигура, постояла минуты две-три и снова исчезла. Вскоре стало настолько темно, что дольше торчать в степи было просто бессмысленно, и мы отправились домой. Шли голодные, усталые, злые. Идиот. Кому поверил, на какой крючок клюнул! Теперь всем надолго хватит потешаться надо мной.