Теперь пишу по порядку. Зовут моего летуна Сашей, он - командир звена вертолётов. Ему тридцать два года. Правда, был женат, сыну полтора годика. Уже больше года, как в разводе. Говорит, что жена ушла, потому что был виноват. Честно признался, что изменял. Сожалеет. Несмотря ни на что, хорошо мне рядом с ним, спокойно. Никто больше и не нужен. Так бы до конца своих дней и прожила с ним, как за каменной стеной. И, наверное, когда-нибудь полюбила бы за его надёжность, за его порядочность, за его открытость. Что ещё надо женщине? Только позовёт ли он меня замуж? Это - вопрос. Знаю, что нравлюсь я ему. А что дальше? Вся наша с тобой арифметика про мужиков тут разломалась. Не могу и не хочу я ему голову морочить и мучить его не хочу. Нравится он мне. Сама жду каждой встречи. Хочу снова в глаза ему посмотреть, голос его услышать, руки его сильные почувствовать. Ты не можешь себе представить, Света, как здесь хочется быть просто женщиной. И пусть будет всё как будет! Может быть, и сам замуж позовёт? Думала об этом. Замуж за него хочу. Я ему самой лучшей и верной женой стала бы.
Встретимся, я много ещё о Саше расскажу. Может, приедем вместе, и ты его увидишь, - сама всё поймёшь. Вообще, мне столько тебе ещё надо рассказать! В письме всё и не поместится.
А вообще, Света, мне, наверное, надо чувствовать себя очень счастливой? Я ведь знаю, что нравлюсь ему. И он мне. Но я сомневаюсь: любит ли? И не пройдёт ли быстро это наше увлечение? Это меня очень беспокоит. Хочу надеяться, что он ко мне относится серьёзно. Только теперь я поняла, что настоящее предназначение женщины - ждать своего единственного мужчину. Для Саши я научусь этому. Я очень хочу научиться ждать, быть женщиной, супругой, заботиться о своём единственном мужчине, думать о нём, просыпаться и засыпать, мечтая быть вместе с ним. Это так прекрасно! Наверное, только после встречи с Сашей я поняла, как неправильно живу! Даже страшно стало. И я обязательно полюблю его, он даже не узнает, что я его не любила. Света, а вдруг всё это завтра кончится? Нет, не кончится. Так не может случиться! Я надеюсь и верю, что он меня любит! И когда он мне скажет об этом, тогда мы будем жить только друг для друга. Я никогда не позволю ему меня бросить.
А ещё он мне читал свои стихи и пел свои песни. Они у него красивые и умные.
А ещё он очень смелый и дерётся, как настоящий мастер. Он заступился за мою подругу Ирину (я тебе о ней писала). Теперь она в Саше души не чает. И вообще, мне не нравится, что на него другие заглядываются. Есть у меня ещё одна подруга - Тамара. Про неё ходят легенды как о непреступной крепости. А тут она говорит мне: "Смотри, не потеряй, а то подберу". Представляешь? Это про Сашу. Постараюсь не потерять. И я помню о твоей науке, постараюсь обеспечить ему нескучные условия существования: и ревновать заставлю, чтобы дорожил, и добиваться, чтобы ценил. Но любить заставлю. Ты меня знаешь!
Когда приедем, смотри, Светка, сама не влюбись в моего Александра. А то ведь я твою красоту подпорчу, не посмотрю, что родная (шучу).
До скорой встречи, сестрёнка. Поцелуй за меня Надюшку и маму. Может, удастся еще позвонить.
Наташа".
Иванов перечитал письмо несколько раз. Вглядываясь в любимый почерк, он держал в пальцах драгоценный листок бумаги как тоненькую нить из прошлого, из счастливого недавнего прошлого, ещё тёплого, ещё осязаемого, нить, которая вот-вот оборвётся, если только он выпустит листок из рук. Не любила! Но ведь хотела любить! А чувства к Денису? Не всё в жизни просто объяснить. С этим уж как-нибудь бы разобрались. Если б только Наташа жила!
Света молча стояла у окна и не мигая смотрела в темноту. Потом Наташиным голосом тихо произнесла:
- Вот вы и приехали. Вместе…
- Знаешь, - признался ей Иванов, - а я тогда в последний наш вечер решил, что сделаю Наташе предложение, скажу, что люблю… при следующей встрече. Но только следующая встреча… - Иванов не закончил. Он снова упал лицом в подушку. Он снова хотел ощутить запах Наташиных волос.
- Выпьем? - предложила Светлана, повернувшись от окна и посмотрев на Иванова.
- Выпьем. - Иванов сделал попытку подняться.
- Посиди. Сейчас принесу. - Светлана, стуча каблучками, быстро вышла из комнаты.
Она скоро вернулась, в руках у нее была начатая бутылка водки и два стакана. Иванов разлил. Пили стоя.
- Светлая память тебе, сестрёнка! - Светлана поднесла к губам стакан.
Иванов выпил молча.
- Я побуду с мамой. Если что, зови. - Света положила руку на плечо Иванова. - Держись, Саша.
- И ты держись.
Света не забрала конверт. Перечитывая раз за разом Наташино письмо, остатки водки Иванов допил один. Поднимая стакан за стаканом, он каждый раз не стеснялся слёз. Он плакал от бессилья что-то изменить, от жестокой несправедливости этого мира. Затем он провалился в тяжёлый сон.
Иванову снились кошмары: страх, грохот, обжигающий огонь вокруг и тупая боль. Потом пустота. "Это смерть", - понял Иванов.
- Наташа! - закричал он.
- Наташа! - отозвалось эхо в неожиданно наступившей глухой тишине.
Иванов стал проваливаться в чёрную бездонную пропасть.
- Наташа! Наташа! - в окружающей жуткой пустоте отражался со всех сторон чужой металлический голос.
- Наташа! - снова закричал Иванов и вскочил с кровати, сбрасывая остатки кошмара. Сердце бешено колотилось в груди. Во рту пересохло. Хотелось пить. Стерев со лба холодный пот, Иванов пошёл по направлению к кухне.
Поглаживающими движениями он нащупал на стене выключатель. При свете тусклой лампочки Иванов увидел, как, упав лицом на руки, над столом тихо рыдает Светлана.
- Света, - позвал Иванов.
Рыданья стали слышны громче.
- Света, - Иванов подошёл и положил ей руку на плечо.
- Уйди! - не поднимая головы, дёрнула плечом девушка.
- Света. - Иванов не уходил и руку не убрал. - Не стесняйся. Поплачь. Будет не так больно.
Она подняла голову. Слёзы, припухшие глаза и губы, растрёпанные волосы совсем не портили её. Перед Ивановым сидела другая, сбросившая маску надменной красавицы женщина. Иванов подумал, что всё равно женское горе не должно быть таким красивым.
Иванов принёс Светлане стакан воды.
- Не смотри на меня, Саша, - попросила она. - И выключи свет, пожалуйста.
- Не буду, - пообещал Иванов и погасил лампочку.
- Иди, поспи, - после долгого молчания тихо проронила Света.
- Не могу. Кошмары снятся. - Иванов стоял у окна и смотрел в темноту. Тяжёлая голова чувствовала излишнюю дозу выпитого алкоголя, но мысли и слова выстраивались чётко и ясно.
- И я не могу заснуть. Всё думаю о Наташе. Вспоминаю, как её принесли из роддома. Она, малюсенькая такая, лежит в коляске, в пеленках, а я из школы тогда пришла. Смотрю, какая замечательная куколка у нас появилась… - Светлана почти успокоилась, лишь изредка продолжала тяжело всхлипывать. Иванову, вдруг, захотелось пожалеть её. Он подошёл к сидящей девушке сзади и обнял за плечи. Она выпрямилась и доверчиво прижалась затылком к его груди. Её рука отыскала его руку, и Иванов почувствовал, как теплые пальцы девушки так знакомо переплетаются с его пальцами. И таким близким и знакомым показался запах её волос. Он закрыл глаза, и ему почудилось, что перед ним сидит Наташа.
- Скажи что-нибудь, - попросил Иванов, боясь спугнуть это ощущение.
- Что сказать? - тихо произнёс Наташин голос.
- Наташа! - Не осознавая, что делает, Иванов упал на колени и стал целовать солёные от слёз лицо и губы.
- Наташа! - повторял он, целуя влажные глаза. Девушка не сопротивлялась:
- Я не Наташа, я Света, - тихо сказала она.
- Как похожи ваши голоса, - замерев, Иванов отпустил её.
- Нам всегда это говорили.
- Прости…
Она не ответила. Он поднялся с колен, сел напротив, через стол, отыскал руки девушки и переплёл её, ставшими безвольными, пальцы со своими.
- Иди, Саша, - попросила Светлана, после того как они, оставаясь рядом, несколько минут сидели, не глядя друг на друга, и думали каждый о своём.
- Ты тоже здесь одна не оставайся, - разжимая руки, попросил Иванов.
- Я сейчас пойду к маме в комнату, - пообещала Светлана. - Сердце её мучает. Может, "Скорую" придётся вызывать.
- Помочь?
- Нет. Всё нормально.
- Спасибо тебе, Света.
Она не ответила.
Возвратившись в комнату, Иванов так и не смог заснуть до утра.
Утром до аэродрома Иванов добирался на такси. Проводить его вышли Любовь Михайловна и Света. Воспалённые глаза выдавали, что все они провели бессонную ночь. В дверях квартиры Иванов пообещал:
- Я обязательно приеду.
- Будем ждать, - хотела в это верить Любовь Михайловна.
- Пиши, Саша. И приезжай, - Света протянула ему написанный на кусочке тетрадного листа адрес.
Весь полёт до Моздока Иванов думал о том, что нашёл родных людей: и Светлана, и Любовь Михайловна, и маленькая Надя теперь стали для него частичкой жизни. Очень нужной и необходимой. А вместе с ними всегда будет жить и память о его Наташе. Она не ушла. Она там. С ними. Иванов вспоминал, как прощался с Наташиной комнатой, как смотрел на фотографии, на её вещи, стараясь сохранить в памяти всё то, что связывало её с жизнью. Он попросил у Светы одну Наташину фотографию, хоть какую-нибудь. И Света дала Иванову ту, на которой Наташа была в красивом вечернем платье. Теперь Иванов хранил ее у сердца.
Сразу после прилёта в часть Иванов попросил командира эскадрильи поставить его экипаж в плановую таблицу полётов. Задания решил выбирать самые сложные. Чувствовал себя Иванов неважно. Но он знал, что как только его руки ощутят знакомую шероховатость ручек управления, организм придёт в норму. Так и случилось. Начав летать, Иванов стал постепенно возвращаться к обычному восприятию жизни. По вечерам он старался не пить, за исключением тех редких случаев, когда нельзя было отказаться.
На девятый день гибели экипажа Крапивина Иванов напился. Он не мог не напиться. Друзья, щадившие его несколько дней, теперь попросили рассказать о похоронах Наташи. Рассказывая, Иванову пришлось пережить всё заново.
IV. Боевые будни
На следующий день утром, после общей постановки задачи экипажам на полёты, командир полка оставил в классе предполётных указаний один экипаж Иванова:
- Для вас - задание особо. Ставлю задачу на полёты по отдельному плану. Экипаж поступает в распоряжение спецназа ГРУ. Будете работать в районе границы с Ингушетией. Ошибаться нельзя. Может, придётся и пострелять. Карту давайте.
Ващенка передал Иванову штурманскую карту, и тот развернул её на столе перед командиром. Командир полка подозвал полкового штурмана:
- Район покажи.
- Район полётов обозначен, командир. Подробности разведчики не доводили, - доложил штурман полка, посмотрев на карту.
- Значит, задача следующая, - командир полка склонился над развёрнутой картой, - сегодня пойдёте до предгорья, - он указал направление на юг, - а завтра по западу. Районы неспокойные. Сегодня боекомплект обычный: пулемёт и два блока ракет. - Командир посмотрел на Иванова. - На завтра вооружись помощнее. Возьмёшь четыре блока ракет и дополнительный боезапас для пулемёта. И гляди в оба - не подставляй задницу. Чтоб сам вернулся живым и целыми всех привёз! Задача ясна?
- Так точно, - ответил Иванов.
- Хорошо, - удовлетворённо кивнул командир. - Старший группы сейчас подойдет, с ним подробнее обговорите задание. Да, ещё вот что: по запросу разведчиков на завтра вам выделяем сопровождение: два вертолета "Ми-24" для огневой поддержки и один "МИ-8" с десантом. "Двадцатьчерверки" - из звена Ягудина, а экипаж "Восьмерки" назначишь из своего звена, но командира - опытного.
- Возьму Фархеева, - решил Иванов.
- Одобряю, - согласился командир полка.
В этот момент в класс вошли трое в новеньком камуфляже. Один из них - среднего телосложения, а двое других - под два метра ростом. Оба богатыря были скроены как братья: широкие в плечах, в одинаковой форме, - они производили впечатление близнецов. Зеленый цвет камуфляжа у всех троих сильно отличался от общевойскового.
- Здравствуйте, - заговорил первым невысокий. На вид ему было чуть больше тридцати, но выглядел он старше двух братьев-громил. По всему было видно, что он главный в этой группе.
- Майор Быстров, - представился он Иванову и Ващенке, видимо, с командованием полка он был уже знаком.
Иванов представился сам и представил своего правого летчика. Быстров поздоровался с ними за руку.
- Задача вам ясна? - спросил он Иванова.
- В общих чертах. Работаем под вашей командой, - ответил тот.
- Покажите полетную карту, - распорядился Быстров.
Ващенка снова развернул убранную было штурманскую карту.
- Так, - быстро пробежал по карте глазами Быстров. - Вот наш район. - Он постучал двумя пальцами, показывая место. - У вас все пункты обозначены. Задача такая: сегодня там, - Быстров ткнул пальцем в карту, - забираем пленных и привозим их сюда. - Он указал на аэродром. - А завтра работаем по отдельному плану. Доведу его до вас перед вылетом. Думаю, что если все пойдет по намеченному, то больше трех дней мы вам надоедать не будем. Вопросы есть?
- Сколько на борту человек? - спросил Иванов.
- Нас всего четверо, - ответил Быстров, поглядев на своих ребят. - Четвертый - на улице с радиостанцией и оружием.
- Вопросов нет, - удовлетворённо сказал Иванов.
- Ну тогда, как говорится, с Богом! - и Быстров первым направился к выходу.
На улице, возле сложенной кучи оружия, спокойно курил четвертый спецназовец. Он был невысок, но крепко сбит. Даже без пятнистой формы Иванов сразу бы предположил в нем профессионального убийцу: квадратное, будто высеченное из камня, лицо со шрамами и сплющенным переломанным носом, острый взгляд маленьких, глубоко посаженных глаз под круто нависающим крепким лбом, тонкий волевой рот над выступающим квадратным подбородком. Быстров на его фоне производил впечатление интеллигента.
Группа разобрала оружие: у каждого оказалось по автомату "Калашникова", причем в руках двух громил они казались детскими игрушками. Один из великанов повесил на плечо пулемет, другой взял радиостанцию. Быстров поднял необычного вида снайперскую винтовку с оптическим прицелом и толстым, как полено, глушителем. Такая же винтовка была и у четвертого из их группы. У Быстрова, кроме автомата на боку висел большой пистолет "Стечкина" в удлиненной кобуре. Их бронежилеты тоже отличались от общевойсковых. Вся группа при себе имела не то каски, не то защитные шлемы незнакомой конструкции.
- Что это у вас, новые снайперские винтовки? - спросил Иванов Быстрова, когда они шли к вертолету.
- Это БСК "Винторез" конструкция Сердюкова, - ответил тот и, заметив, что это ни о чем не говорит вертолётчику, объяснил: - Это девятимиллиметровый бесшумный снайперский комплекс, созданный для спецназа. Я могу из него попасть человеку в глаз с расстояния четырехсот метров, а ты и не услышишь выстрела с десяти метров. В нем используются специальные патроны, - и Быстров показал Иванову сам патрон.
- Хорошая игрушка! - Иванов с уважением посмотрел на "Винторез".
- Меня Виктором зовут, - Быстров открыто посмотрел в глаза Иванову.
- Александр, - представился тот, и они ещё раз обменялись рукопожатиями. Иванов почувствовал, что рука у Быстрова очень сильная.
- Скажи, Александр, у вас все летчики пьют перед полётами? - прямо спросил Быстров.
Иванов ответил тоже прямо:
- Все.
- А завтра без этого нельзя обойтись?
- Можно, - ответил Иванов мягче. - Вчера ровно девять дней, как разбился один из наших экипажей. Пил весь полк. Но ты не сомневайся, "спецназ", мы не подведем.
- Не сомневаюсь. Ведь я просил у вашего командира самый опытный экипаж, - просто ответил Быстров.
"Уже десять дней, как нет Наташи, - подумал Иванов. - А вокруг ничего не меняется".
Когда группа подошла к вертолёту, Мельничук, завидев чужих в незнакомой форме, вытянулся по струнке и официально доложил о готовности к вылету. Потом тихо спросил:
- Командир, а это кто?
- Разведчики.
Тут Ващенка решил зло пошутить:
- Этот спецназ, Ваня, смертники. Группа "Гюрза", слышал? Мы должны сегодня отвезти их в тыл чеченцам, аж домой к самому Басаеву, в Ведено. Помнишь, в том районе нас уже обстреляли? Так это ещё дальше.
Мельничук изменился в лице. А Ващенка, будто не замечая, продолжал:
- А завтра мы их оттуда заберем, после того, как они захватят Басаева и его брата. Тебе приказано добавить ещё два блока ракет и взять к пулемету ещё один боекомплект. Сегодня мы идем одни, потому что чеченцы нас не ждут, а завтра нас будет сопровождать звено "Двадцатьчетвёрок" и "Восьмёрка" с десантом на случай, если придется принять бой на земле. Поэтому проверь бронежилет и автомат. Гранатами запасись.
Ващенка говорил без улыбки, а Мельничук чуть не терял сознание, на него нельзя было смотреть без слез: лицо Вани посерело и вытянулось, казалось, он сделался ниже ростом. Иван затравленно посмотрел на своего командира звена и с надеждой спросил:
- Командир, он не врёт?
- Боекомплект возьмёшь завтра с утра, а дополнительные блоки, - Иванов старался говорить медленно, чтобы продлить эффект от нехорошей шутки "правака", - повесишь сегодня после полётов. Сопровождающих "Двадцатьчетвёрок" будет всего две. Работать со спецназом будем три дня, но далеко в тыл к "духам" не пойдём. Это Андрей пошутил.
Мельничук сразу воспрял духом.
- На следующей неделе, - обратился он к Ващенке, - становимся на регламентные работы. Будешь у меня вертолёт драить.
- Давно пора навести чистоту, - ответил, скалясь в улыбке, Ващенка, - а то запустил ты, Ваня, машину.
- В кабину! - скомандовал всем Иванов, осмотрев вертолёт.
После взлёта, с разрешения Иванова, Виктор Быстров сел на место бортового техника. Мельничук устроился в грузовой кабине вместе со спецназовцами и лишь иногда появлялся в проёме двери, чтобы проконтролировать по приборам работу винто-моторной группы.
Из Моздока вертолёт взял курс на юго-восток.
- Неплохая "машинка", - Быстров похлопал по коробке носового пулемета. - Доводилось работать на такой. Дашь стрельнуть?
- Стрельни, - согласился Иванов и включил пулемет.
Быстров умело дослал патрон в патронник и стал высматривать цель. Под вертолетом проплывала дорога с движущимися по ней редкими машинами. Немного в стороне виднелось небольшое селение, с нефтяными вышками в полях, а прямо по курсу, километрах в двух и чуть левее - зеленый островок леса.
- Вот она - причина этой войны! - Быстров указал на качающие из земли нефть насосы. - Давай-ка к лесу.
Иванов понял желание Быстрова и довернул вертолёт так, чтобы лес оказался прямо по курсу. Быстров, почти не целясь, дал первую очередь. Видимые фонтаны земли поднялись перед деревьями. Довольный Быстров весело взглянул на Иванова и дал ещё две короткие очереди, которые легли точно по крайним деревьям. Спецназовец убрал руки с пулемета и показал большой палец. Иванов выключил оружие.