- Явились - не заблудились!.. - пропела она. - Опять без мамы?.. - голубенькими треугольничками глаз уставилась на сына - отца Володи. - Светунец приехал к бабушке! Ладно! - Сама она дала это прозвище внуку. Легонько обняла его, опасаясь замарать на нём рубашку. Коснулась щекой лица Володи. От бабушки пахло картофельной ботвой и укропом. - Не едет мама твоя, Светунец. Мы и без неё как-нибудь проживём. Голубики наберём, грибов посолим… - А сама беспокойно наблюдала за сыном.
- У тебя всё та же неразбериха на грядках… - заметил отец: не понравились ему бабушкины намёки.
- Понатыкала всякой твари по паре, - бодро ответила бабушка.
Чего только не росло на огороде! Среди грядок картошки - чёрная смородина, хрен, брюква, мак, подсолнухи, кукуруза, редиска…
Огород у бабушки маленький. Вот она и натискала разных растений. Но овощи и ягоды вызревали урожайно. Только непонятно было, как бабушка ухитрялась пропалывать и окучивать картошку, ничего не срезая.
Бабушка повела внука в тупик огорода.
- Гляди, кого я вырастила!
Вырастила она ровно пятнадцать арбузов (считала не раз). И на каждом арбузе выцарапано "Б", - значит Бородина - фамилия бабушки. Буквы зарубцевались, как бы получились сами по себе.
Неужели бабушка верила, что с буквами, как мешки или поросёнок, арбузы не потеряются?
- Амперные арбузы, - заметил Володин отец.
- Это как же понимать - амперные?! - затревожилась бабушка. - Уж сколько лет сею, не ливнем прибьёт, так туманом. Нынче тоже по всей деревне пропали, у меня живы… "Амперные!" Уж какие получились.
- Чего ты обиделась! - засмеялся отец. - Ампер - единица измерения силы тока. Амперно - значит здорово.
- Выходит, ток меряют не вёдрами и не весами. Я-то подумала, хаешь мои арбузы. Ты, Акимушка, говори со мной просто, не запутывай меня. - Бабушка, оглядывая арбузы, беспокоилась: - Сорванцы бы не разнюхали. Светунец, ни гугу ребятам. Вместе на базар понесём…
Бабушка не собиралась угощать внука, хотя тот слюну глотал и жалобно смотрел на арбузы.
- Сколько за них выручишь на базаре? - спросил Аким у матери.
Она сосредоточилась:
- Если пятёрку за штуку - пожалуй, рублей девяносто пять…
Отец полез в карман за деньгами. Бабушка поскучнела.
- Да они зеленоваты. И какой мне прибыток от твоих денег. Твои деньги - мои. Я уж продам чужим. А что загниёт или не купят, то и съедим. Добро-то зачем переводить зря.
Утром в летней кухне потрескивала сухими дровами печка. На сковороде шкворчало и дымилось, из кастрюли вырывался пар. Бабушка ухитрялась в одно и то же время мешать ложкой в кастрюле, крошить зелёный лук и наводить корм для подсвинка.
А на скамейке сидела Таня - сестрёнка Лёни и Шурика. Из-под белого платка выбивались волосы - и не чёрные, и не коричневые: выгорели на солнце. Девочка в шароварах, обута в кирзовые сапожки. Держала игрушечное ведёрко с нарисованным зайцем.
Володя проснулся и вышел в ограду, девочка мельком взглянула на него и задренькала дужкой ведёрка. Она знала Володю - год назад целое лето играли вместе, - но отвыкла.
Володя тоже не заговаривал первым, он заглянул в почтовый умывальник, потом засунул туда руку. Письма от матери не было.
- Ещё самолёт не прилетел из города, - сказала Таня в сторону.
- Знаю, - угрюмо ответил мальчик.
Зарядку он не любил. И всё-таки перед Таней замахал руками яростно. Потом выбежал на бугор, в густой траве-мураве. Роса сверкает ягодой голубикой.
Село на виду. Влажные крыши, сады и огороды блестели на солнце. А река в куржаке тальников, в лёгком тумане. От центра Лобного река круто поворачивала к далёкой сопке, гнулась подковой и снова льнула к околице села. Напротив села, на другой стороне реки, - дубовые рощицы и озёра. Володя несколько раз громко крикнул, но эхо не откликалось ему из раздолья.
Отец Володи ушёл в правление колхоза устраиваться работать. Бабушка с ребятами подалась в лес за голубицей.
- Пока другие вспомнят о ягоде, мы наберём рядом, - говорила. - После надо будет мотать вон куда - к Синей сопке.
Сначала шли улицей. Встречные женщины здоровались с бабушкой и спрашивали: далеко ли направились с вёдрами?
- За грибами, - уклонялась от верного ответа бабушка.
Не понравился Володин приезд в деревню сухонькой, в худой одежде Хмаре. Это её прозвали Скупердяихой. Она стояла у избы, облокотясь на жердину.
- С дачниками тебя, Бородиниха! - хрипло крикнула. - Подчистят в огороде. Знай вари да корми. Я своих и на порог не пускаю.
- Боишься, внуки объедят. А мне без Светунца жизнь - копейка. - Бабушка прижала к себе Володю.
- Зачем называешь меня Светунец да Светунец? Я Вовка!
- Ну кто же ты мне, как не Светунец?.. Бывало, занеможется, заломит кости - век свой прожила, помереть осталось. Но как вспомню тебя, малого, неучёного… Помри я, к кому поедешь в деревню, кто тебе огурцов вырастит, в лес, на луга поведёт? Погоди, смертушка, говорю, встанет на ноги внук, окрепнет, тогда уж приходи за мной. Ты и есть Светунец мой, Вовка. Светишь в жизни…
Кончились ряды изб. Каменистая дорога висла над кручей сопки.
Бабушка будто бы не озиралась по сторонам, но нет-нет да и ныряла в дубняк.
- Мухомор показался краснушкой, - оправдывалась. - Вон и волнуха. Одна - и то давай сюда! - Бахромистый замусоренный гриб она клала в подойник на узелок с едой.
И Таня путалась в кустах: нашла кукушкины слёзки, сонного жука, тянулась за алым вьюном, за орехом. Какой ни раскусит орех, тот и ядрёный.
- Как угадываешь? - спросил Володя у девочки.
- Ищи орехи в длинных рубашках… А это что, знаешь? - Таня сорвала пучок жёсткой травы. - Хвощ это. Папа говорит, дикие чушки едят его. Когда-то хвощ был с берёзу. Теперь растёт травкой, чтобы не рубили.
Свернули с дороги на тропку. С кустов постукивала роса. Капризно пищали птенцы: наверно, на них капало.
Ягодники спустились на марь - кочкастую, с ельником и редкими лиственницами. Под ногами - лужи, чавкал мох. Таня как бы летела за бабушкой, позвенькивая ведёрком. Володя отставал, спотыкался, то и дело падал.
Бабушка поджидала внука и думала: "Старше Танюшки, а разве ровня ей? Вот что делает город с детьми… Там они ни чулок, ни варежка. Неужели Аким так и не поселится в деревне? У него на дню десять пятниц: сегодня в колхозе хочет жить, завтра - в городе. Вот если бы жена согласилась…"
- Не суетись, - советовала старушка внуку, - гляди, куда потвёрже встать. Скоро придём… Да вон, за берёзкой, голубика.
На глинистых лобках - жёсткий кустарник с мелкими, как накрошенными, листьями, усыпан кустарник сырой беловатой ягодой, а кое-где пряталась спелая, матово-голубая.
- Тут уже хозяйничали без нас! - расстроилась бабушка. - Ладно хоть зелень оставили. И что за люди - ни ягоде, ни ореху не дадут поспеть! Чуть забуреет - рвут. Не до вёдер, ребятки, пробуйте.
Дети тянулись за бабушкой, хлюпали в лужах, тонули во мху. Съедали, что находили. Которая голубика сладкая, а которая - кислая, глаза выворачивала. Зато припахивала лиственничной смолой и малиной.
Таня забиралась в середину голубичника, садилась на корточки, бренькала в ведёрко ягодка по ягодке.
- Где наша девушка? - спохватывалась бабушка.
- Тут я. - Из кустиков высовывался белый платок.
- От земли не видать ребёнка, а какая хлопотунья да старательна, - говорила внуку бабушка. - Вот тебе, Светунец, и невеста. Сто лет проживёшь с ней, горя не узнаешь… - Бабушка насупилась и спросила: - Мать не собиралась проведать, как вы тут? Где ей проведывать. Ей ведь некогда, всё чистую бумагу чертит, чертёжница, - и поглядывала на Володю, отфукивая мошек.
- Матери-то напиши: мол, доехал, голубику брал, - наказывала бабушка. - Мать с отцом как хотят, а тебе мать - на век родная.
Володя отмалчивался. Бабушка держалась возле него.
- Сама я виновата в судьбе отца. Дед твой, Светунец, наверно, сказывали тебе, пришёл с войны хворым и скончался. Осталось у меня на руках четверо сирот: ни обуть их, ни одеть и голодно. Время-то трудное было. Война только что кончилась. Явился в колхоз вербовщик, звал в ремесленное училище ребят, кому четырнадцать лет, сулил специальность денежную. Я и велю отцу твоему: "Поезжай в город, Аким! Мне помогать будешь растить остальных, а то все пропадём". Он ревёт, а я гоню. Силком посадила на катер… - Долго набирала горсточку ягоды бабушка и высыпала мимо подойника. - Слепая!.. - Она присела, шарила узловатой рукой по мху.
Володя заглянул в её лицо. Лицо одеревенело, только подёргивалась морщина в уголке рта.
- Не надо искать, - сказал Володя. - Я тебе рясный куст принесу.
Он походил кругами и остановился возле Тани. Её ручонки так и сновали в ягоднике - голубика дождём брызгалась в ведёрко. Ведёрко звенело всё тише - ягода закрывала дно.
Володя, наблюдая за расторопной девочкой, успокоился, забыл о бабушкином скучном разговоре. Потом проследил, куда села трясогузка. Думал, в гнездо, подкрался, а гнезда не было. Зато наткнулся на пепельный кругляк. Кругляк грузно свесился с ерника.
- Таня! Бабушка!.. Скорее сюда! Что я нашёл. - Володя никогда не видел гнезда ос.
Он тронул кругляк. Насекомые повылетали из сот, закружились, тонко ноя. Вдруг Володя заорал и метнулся к бабушке:
- Осы, осы!..
Бабушка и Таня кинулись было убегать, но опомнились и ухнулись в кочки.
- Ложись, ложись! - кричали Володе.
Он обезумел от боли и страха, размахивал руками и голосил.
- Ложись, тебе говорят!..
- Ложись, мизгирь такой! - подпевала бабушке Таня.
Володя не понимал, зачем ложиться, когда надо убегать. Ведь лежачего до смерти зажалят. И он бегал.
- Обалдел!.. - Бабушка ринулась за внуком, свалила его и закрыла собой.
Володя затаился и перестал выть.
Осы, погудев над ними, удалились к гнезду.
- Вставай. Пронесло! - объявила бабушка. - Так идти, дак у тебя ног нету, за каждую кочку цепляешься, а тут жеребёнком скакал. - Бабушка сняла с головы платок и вытирала грязное вспухшее лицо Володи. - Ишь, поцеловала прямо в лоб!.. Дай-ка сырой землицей притру.
От жалостливых слов бабушки, её прохладных рук Володя снова заплакал:
- Ещё в ухо-о-о!..
К уху бабушка приложила мох.
- Сразу видать - городской ребёнок. Танюшка - кроха, но смекнула, как спасаться: бух в траву, а осы - мимо! Таня, где ты?..
- Тута-а, - робко откликнулась девочка, встала из травы с оглядкой. - Ведёрко я не бросила! - гордо заявила. - И ягодку не просыпала! А где твой бидон, Вова?
- Где его бидон? Закинул и сам не помнит куда, - серчала бабушка. Она отжимала подол, поглядывая на внука и Таню. - Бидон-то ладно. Куда же я дела ведро - это штука. Подойник добрый, и голубицы в нём порядочно, - ходила старушка кругами. - Тут рвала… отсюда к нему пошла, - вспоминала вслух, - отсюда побегла, здесь упала… Вот оно, ведро!.. Бидон у гнезда ос. Его не возьмёшь, разве ночью…
Таня завязалась платком наглухо, спрятала руки в рукава куртки и направилась к осам.
- Вернись, девка! - Бабушка особо не настаивала: ей бидон жалко и надеялась, маленькую осы не заметят в траве.
Крадучись Таня вынесла бидон.
В густой осоке побулькивал ручей. Володя глянул в него и опять захныкал: лицо - узкоглазое, нос плоский, на лбу шишак.
Бабушке и Тане - весело.
- Вам-то что, а как я пойду домой…
- Подивятся люди: откуда взялся такой! Но с дороги не столкнут, - сказала бабка. - В мужчине главное не красота лица, а красота ума.
Все умылись и, выбрав бугорок, сели. Бабушка развязала клетчатую тряпицу, и перед ребятами очутились три огурца, хлеб, три капустных пирожка. Пока ели, бабушка с Таней всё посмеивались над происшествием с осами. Володя икал и щупал на лбу набухающий рог.
Гости-пакости
1
Володя объявил Шурику, что в огороде у бабушки выросли арбузы. Шурик не побледнел от удивления, не обозвал друга болтуном.
- Надо проверить, - только и сказал.
Бабушки дома не было. Мальчуганы забежали в огород. Арбузы полёживали на том же месте, где и вчера. За ночь ещё больше раздались, грозились лопнуть вдоль зелёных полос. Шурик ходил по грядке, недоверчиво присматривался к букве "Б".
- Хитрая, заметила… Боится, украдут. - Он простукивал арбузы кулаком. - Гудит!.. А этот не гудит - сырой. Гудит, не гудит…
Однажды Шурик так же играл складышком Володи. И складышек исчез. Приятели обшарили карманы друг у друга, а ножичка не нашли. Был и нет. На грядке Володя следил за шустрыми руками и ногами друга: как бы и с арбузами тот не устроил ловкий фокус.
- Ты уже, наверно, объелся арбузов? - спросил Володю Шурик.
- Бабушка не даёт. На продажу надо.
- Жадюга! Такую даль внук ехал из города, и она жалеет. А ещё Светунцом называет. Давай я сворую, а ты и не заметишь и вместе уплетём.
У Шурика лицо спокойное. Володя не мог понять: шутил он или на самом деле готов был стянуть арбуз?
- Да они все с буквами. Как возьмёшь?
- Такого зайца и в пионеры приняли! - осерчал Шурик. - Мне-то зачем арбуз? Тебе хотел услужить. Бабка сгребёт арбузы и на базар утащит. Тебе фигу даст… Один-то можно бы свистнуть, а? - выклянчивал Шурик.
Володя не соглашался.
На забор сели два клеста. Шурик запустил в них камнем и сказал:
- Съедим арбуз, Вовка. Ты не будешь виноватым, и я не буду - на клестов свалим!
Он выломал из плетня палочку и давай тыкать в арбуз.
- Ну-ка не тронь! - Володя толкнул приятеля.
- Правда, как наклёвано?
- Ну и что же?
- Клёванный арбуз бабка не понесёт на базар. "На, скажет, Светунец, птахи испортили…"
И Володя согласился с другом:
- Клюй вон тот, который поменьше. Да буквой к земле поверни.
Шурик пол-арбуза истыкал. Теперь надо ждать бабушку.
- Как придёт, ты беги за мной. Я в полыни спрячусь, - наказывал другу Шурик. - Сперва она поругается, а после и меня угостит. Знаю.
Он дал Володе пострелять из рогатки, сорвал огурец, хрумкая, поглядывал на калитку. Ему неспокойно было.
- Зачем она жалеет родному внуку! Он из города приехал, а она жалеет. Другая бы сказала: ешь арбузы, внук, поправляйся…
Шурик унимал свою тревогу громким рассуждением, а Володе захотелось подметать ограду. Подмёл голиком. Шурик старательно помогал. Потом взапуски кололи толстые чурки и подсвинку травы нарвали, и картошки начистили бы, но вернулась домой бабушка. Стала нахваливать Володю:
- Другие ребятишки носятся по деревне сломя голову, а мой Светунец во дворе прибирается. Дождалась я весёлых дней - помощничек вырос! - и как малому вытерла фартуком нос.
- Мы вон и дров нарубили, - прогудел Шурик, что-то заметив на ветвях яблони.
- Всё вижу, родные, - умилялась бабушка. - Поиграйте маленько, я вам кукурузы наварю, - и понеслась в огород, замелькала белым платком в подсолнухах.
Приятели опустились на лавочку - спина к спине. Тихо шелестела дикая яблоня, хрюкал подсвинок. Мальчишки скребли твёрдую землю пальцами голых ног.
- Ребятки, а ребятки!.. - услышали бабушку.
- Чо-о-о! - заревел Шурик.
- Идите-ка сюда, ребятки…
- Зачем? - Володя пошёл.
Шурик тоже сопел в его затылок.
Бабушка перегнулась вдвое и осматривала арбузы.
- Это кто напакостил?
- Клёст. - Шурик внимательно изучал подсолнух.
- Клёст, - сказал Володя.
- Всё летал да клевал, - нехотя продолжал Шурик.
Бабушка подняла глаза на ребят и прищурилась.
- Клёст клевал, а вы где были?
- Клёст долбил, а мы дрова рубили. - Шурик нашёл дырку в рубахе и просунул палец.
- Это чей струмент? - Бабушка совала под носы ребят палочку, которой Шурик истыкивал арбуз. - А лапы голы чьи? Я думаю, внук домовничит, а он что вытворяет! Какую копейку хочу выручить, а он вредит мне. Чего вытаращил глаза, не нравится? А где сообщник твой, куда делся?
Шурик шумел в кукурузнике.
- Убегай, я тебя и дома найду! - грозилась бабушка. - А ты на - ешь! Лопни! Отец был пакостным и ты в него же! - Бабушка схватила с земли арбуз и пихнула Володе. - Тащи, режь! Разоряй меня.
Володя прижал арбуз к животу и поплёлся в избу. Бабка шла позади, гремела:
- Ему и морковка, ему и огурчики, он ещё арбуза захотел. Завтра мотай в город, не нужны мне гости-пакости.
В летней кухне Володя опустил арбуз на стол. Бабка кромсанула его ножом, и брызнул сок из алой мякоти, дробью сыпанули чёрные семечки.
- Ишь какое диво сгубили! - воскликнула бабушка. - Ну-ка пробуй, сладкий ли? - Отрезала внуку пластик.
Он жевал, она тоже пошевеливала губами. Потом и сама попробовала.
- Чистый сахар! Надо же, уродился! У людей ботву туманом сгубило, у меня созрел.
Ел Володя, ела и бабушка полным ртом, постреливая семечками, тёплыми глазами поглядывала на внука.
- Где Шурка-то? Далеко не убежал, тут прячется. Иди зови.
Шурик сразу отозвался на голос Володи: сидел в полыни.
- Ты смозговал! - укорила его бабушка. - И метки моей не испугался. Ещё раз принесёшь мне убыток - скажу отцу, так и запомни… Бери, - и подала Шурику тяжёлый пласт.
Ребята сопели, мокли до глаз в арбузе; отдувались их животы. Бабушка собирала скользкие семечки в тарелку, думала вслух:
- Теперь не улежат в огороде. Надо нести на базар. Утром и понесу… Чего утром - сейчас и понесу.
- Я вам утащу хоть десять штук, - вызвался Шурик, глодая корку.
Он уплёл три куска, едва дышал, однако косился на вторую половину арбуза.
- Ещё тебя не хватало у прилавка. Намялся, так унеси Тане. - Бабка положила в целлофановый мешочек краюху арбуза.
И Шурик побежал домой.
- Смотри не ополовинь дорогой.