Но лежать под кустом Алешке вскоре надоело, и он забрался в кабину. В конце концов не все ли равно, где ничего не делать - на поляне у леска или в машине? В машине даже лучше. Мягкое сидение, можно откинуться на спинку, покачивает - хоть спи! А чуть что закапризничает мотор, он тут как тут. Только до сна ли Алешке, когда перед ним рычаги управления, педали, щиток и бежит, бежит под радиатор земля.
- Харитон Дорофеевич, вот есть целые заводы-автоматы. А почему не выдумают трактор-автомат?
- Скажешь тоже! А как же поворачивать он будет? Или, скажем, идет он, а впереди камень.
- Ну и что же! - ничуть не смущаясь отвечает Алешка. - Для поворота можно сделать такое устройство - прошел километр или сколько нужно, оно сработало, вот и поворот. А чтобы на камень не наехать, локатор такой придумать. Где камень, - там в сторону, и в обход.
- А нам, трактористам, что делать тогда?
- Будем наладчиками. Дадут тебе пять тракторов - ходи проверяй, как они работают, да налаживай автоматы. Тогда тракторист не иначе, как техником должен быть.
Неожиданно Алешка увидел, что Форсистов опять вывернул подзол. Да что это он портит пашню? Алешка попросил остановить машину.
- Домой? - Харитон был не прочь, чтобы рядом сидел Алешка. Мозговитый парень, хорошо знает трактор. Спокойнее с ним.
- Жарко в кабинке.
- А ты садись на плуг.
- И то думаю.
Алешка уселся в неудобное железное седло огромного пятикорпусного плуга и стал регулировать глубину вспашки. Он вспомнил Шугая. Тракторист должен быть механиком земли, а вот его Шугай не принял бы к себе, будь он хоть ее инженером.
На повороте, у самой дороги, которая вела в деревню, Форсистов остановил машину. Алешка спрыгнул на землю. Что стряслось? Но, оказывается, все в порядке. Просто Харитону надо в правление колхоза, чтобы договориться, где пахать завтра.
- А с трактором как быть, Харитон Дорофеевич?
- Постоит часок-другой, беда не велика.
- Я поработаю.
- А вдруг задержусь?
- Ничего, я не устал.
И Алешка снова в кабинке. Он ведет вдоль борозды трактор и видит в зеркальце Харитона, идущего неторопливым шагом в деревню.
Прошел час, другой, третий, - Харитон не возвращался. Алешка продолжал работать. Какой уже гектар идет? За свою смену семь, да за Харитона - третий! Неплохая выработка. Хотелось, чтобы старший тракторист задержался в правлении, ну хотя бы еще на полчаса. Тогда за день будет десять гектаров. Такая выработка даже у Шугая не часто бывала. Вбт так Алешка! Догнал знатного тракториста области! Но что это такое? Вдалеке толпится народ. И милиционер там! Красный околыш на солнце так и играет.
Алешка остановил машину, встал на гусеницу и прикрылся ладонью от слепящего солнца. Идет толпа, а в толпе милиционер. И вдруг Алешка рассмеялся. Так это же ребята! А один напялил милицейскую фуражку. Наверное, отцовскую или брата. И сразу догадался, что ребята идут не куда-нибудь в лес- ведь весной ни ягод ни грибов, - а к нему. Посмотреть, как он работает на тракторе, ну и прокатиться в кабинке. Да и как не догадаться? Давно ли сам был таким же? Алешка приосанился, напустил на себя подобающий для взрослого тракториста вид и, словно он никого не заметил, продолжал пахоту.
Ребята подошли к полю и расселись у канавы. Алешка один раз проехал мимо, не обращая на них внимания, проехал другой, но в третий не выдержал, остановился напротив ватаги и спросил с той же легкой ухмылкой, с какой обычно взрослые спрашивают ребят:
- Покататься охота?
- Охота! - наперебой ответили мальчишки. - Прокатишь?
Алешка взял концы и не спеша вытер руки… Никого из ребят он не знал, но мог точно сказать, что среди пришельцев многие семиклассники. Это было приятно и опасно. Еще учуят, что ему всего-то пятнадцать! Этих не так-то легко обмануть. И Алешка, которому очень хотелось запросто подсесть к ребятам, поговорить с ними о рыбалке, о всякой всячине и как-то прощупать, с кем в деревне он может дружить, - одним словом, вместо того, чтобы быть самим собой, несколько свысока оглядел ребят и спросил басовитым, срывающимся голосом:
- Только и всего, что покататься? А научиться управлять никто не хочет?
- Хотим, хотим, - снова наперебой ответили ребята.
- Тогда другое дело.
Он старался отгадать, - кто тут вожак? Вот этот, в милицейской фуражке? Нет! Длинный, похожий на Кольку Лопату? Вряд ли. Может быть, веснущатый, с торчащими волосами? А вернее, вот он вожак - в кепке! Смотрит прищурившись, испытующе, словно хочет сказать: "А мы еще увидим, что ты за парень сам!" Алешка улыбнулся. И он посмотрит, что за парень этот вожак! Ни слова не говоря, Алешка перепрыгнул через канаву и подошел к стоявшей неподалеку бочке с горючим. Назад он вернулся с порожним ведром и спросил главаря:
- Тебя как зовут?
- Володька.
- Вон там за кустами родник, принеси воды!
- Дай я, - вскочил мальчишка в милицейской фуражке.
- Еще наносишься, - отказал Алешка. Теперь он был твердо убежден, что именно Володька вожак, и сказал еще более настойчиво, почти приказывая: - Давай быстро, да полнее!
Володька нехотя поднялся. А что, если скажет: "Сам ступай?" Как хорошо Алешка в эту минуту понимал Володьку! И все же решил одолеть его. Иначе окажешься беззащитным перед черепановскими ребятами. И всем своим видом, требовательным и не терпящим возражения, он как бы предупреждал Володьку: смотри, не послушаешься, не то что на трактор, близко к полю не подпущу! И Володька сдался. Он взял ведро, словно делая одолжение, и, ни на кого не глядя, пошел за водой. Алешка устало опустился на землю и на радостях весело объявил своим новым друзьям:
- Я вас, ребята, всех обучу! Согласны? - и добавил, когда вернулся Володька: - А ты будешь старостой! Только смотри, учиться так учиться! Чтобы дисциплина была!
Алешка был счастлив больше, чем ребята, которых он обещал научить управлять трактором. После многих месяцев пребывания в училище, где его окружали взрослые, наконец, он снова среди мальчишек и, как в родной деревне, он снова главарь их, только не такой главарь, за которым они готовы залезть в чужой сад или искать несуществующий клад, а инструктор-механик, водитель трактора. Ничего не скажешь! Да о таких он что-то и в книжках не читал.
Алешка так увлекся своей новой ролью, что только под вечер вспомнил о Форсистове. Что же это Харитона Дорофеевича нет? До сих пор все ищет председателя? Он вывел трактор к бочке с горючим, заглушил мотор и вместе с ребятами направился в деревню.
Алешка хорошо знал, что в эти весенние дни занятия в школе были в полном разгаре. Но, желая показать, что он давно кончил семилетку и уже успел забыть учебный распорядок, спросил:
- В школе экзамены когда?
- Через три недели, как и полагается, - ответил за всех Володька.
- А меня ваши учителя не заругают? Скажут, отрываю вас от учебы.
Староста ответил не сразу:
- Они не узнают.
- А если узнают? И вам попадет, и мне.
Мальчишка в милицейской фуражке спросил:
- Так завтра как, приходить?
- Часов в шесть, не раньше, - после некоторого раздумья согласился Алешка. Он вспомнил, как Шугай заставил его учиться, и решил применить тот же метод: - У кого двойки, тройки, - не возьму в кабинку.
Условия были нелегкие, но ребятам ничего не оставалось, как принять их, и на этом Алешка распрощался с новыми друзьями. Он вошел во двор и увидел на крыльце Глашу.
- Харитон Дорофеевич не пришел еще?
- Ушел в колхозную контору и все нет и нет.
В это время в калитке показался Форсистов. Опаленный солнцем, весь в пыли, отчего волосы стали пепельными, он кивнул Алешке:
- Много вспахано?
- Полторы нормы сегодня.
- Ну и я не сидел зря. - Форсистов прошел в горницу, умылся и, позвав Алешку, усадил его рядом за стол. - Тут одно выгодное дельце подвернулось. Надо колхозу лес к реке подтрелевать, работенки на неделю хватит.
- А в договоре есть эта работа?
- Договором всего не учтешь, не в том дело. Они так предлагают - тысячу рублей за работу, деньги на руки, а МТС по боку!
- Так разве можно, Харитон Дорофеевич?
- Можно по-всякому. Не то еще делают. Иные ухитряются на тракторе огороды колхозникам пахать да за день по двести - триста рублей в карман класть. Только опять же не в этом дело. Пусть так дураки делают, а мы с тобой должны понимать, что к чему. Расчет через МТС!
- Правильно! - поддержал Алешка, обрадованный, что Форсистов не согласился на халтурку. - Пусть в кассу МТС платят.
- Только и не в деньгах дело, - продолжал Форсист тов, - колхозу мы лес вытащим к реке, а для МТС покажут пахоту, культивацию и прочую работу. В общем договорился так: на сто двадцать гектаров акт подпишут. Выходит, каждая смена двадцать гектаров выработку дает.
- Здорово! - согласился Алешка. - А на вывозке как будем работать?
- Днем.
- А в поле?
- В поле ночью. Упускать полевые работы тоже нельзя.
С этим Алешка тоже не мог не согласиться и уверенно сказал:
- Не упустим! - И даже не додумал, а зачем понадобилось Форсистову выдавать вывоз леса за полевые работы? Алешкино дело - пахать и пахать! А расчеты с МТС пусть ведет Форсистов: он старший тракторист.
Непонятная арифметика
С раннего утра и допоздна Алешка проводил в лесу. То сам работал, то помогал Форсистову. Грохот, шум, лязг гусениц - оглохнешь! Поваленные сосны, впадины, пни - закачаешься! И в лесу все было так же, как в поле: Алешка и свое отработает, и с Харитоном поездив. Ну, а МТС что! Есть выработка на трактор - и хорошо! Ей из-за реки не видно, что там пашут, что там возят! И кто возит, и кто пашет!
Однажды, когда Алешка пахал под позднюю капусту, в поле пришел Харитон и протянул ему небольшой листок бумаги. Там черным по белому, было написано: тракторист Форсистов вспахал триста гектаров. Вот так здорово! Откуда столько у Харитона Дорофеевича? Непонятная арифметика! Форсистов усмехнулся и спрятал бумажку.
- Чудак ты! Кто старший тракторист? А выработка дается на трактор.
Алешка ничего не ответил. Раз на трактор, так на трактор. Может быть, это даже лучше. Ему надо быть незаметным. Но через несколько дней Алешке снова пришлось столкнуться с непонятной арифметикой. Учетчица замеряла работу, и он полюбопытствовал, а много ли ему начислено трудодней. И вдруг оказалось - наполовину меньше, чем Форсистову. Кто напутал? С такой несправедливостью Алешка смириться не мог. После обеда, сдавая смену, он спросил у Форсистова:
- Харитон Дорофеевич, вы видали, сколько мне трудодней поставили?
- Сам сведения подавал, - спокойно ответил старший тракторист.
- Там какая-то ошибка.
- Мало начислено?
- И половины нет… Вы скажите там, в конторе…
Харитон рассмеялся:
- Вот уж сразу видно, что жил ты все время за спиной у бабки, да вот еще в училище. Одевали тебя, поили и кормили, совсем без забот жил. Только одно дело - в доме у бабки, другое - самостоятельно. Я, конечно, за квартиру и за стол ничего с тебя не взял бы, ну да, сам понимаешь, в доме баба - хозяин! Вот и пришлось трудодни высчитать. Так удобней. Мы, брат, деревенские, к трудодню привычные. Что зарабатываем, тем и рассчитываемся. И тебе-то лучше. А в конце года сделаем перерасчет. За мной ни копейки не пропадет. Что переберу, - обратно получишь.
Алешка чувствовал, - Форсистов хитрит, изворачивается. Но для чего? Так больше возьмет за хлеба? А может быть, дело не в деньгах? Тогда в чем же? Для чего тогда потребовалось Харитону производить с ним расчет за стол и квартиру через контору МТС? И выдумал же!
А дома Алешка все забыл. Пусть Форсистов как хочет высчитывает за хлеба. Разве ему плохо живется в Черепановке? Много работы? Так он этого хотел. И пожаловаться на плохое к себе отношение не может. Глаша даже очень хорошо к нему относится. Всегда ласковая, спокойная. Ходит за ним, как бабушка Степанида. Xapитон Дорофеевич, как в смену идти, сам берет еду, а ему, Алешке, Глаша в руки узелок сует. Алешке казалось, что Глаша - его сестра, о которой он раньше просто не знал. И вот сейчас, когда он вернулся с поля, она встретила его, словно давно ждала.
- Что долго так?
- Пока машину передал да шел.
- А ты себя не неволь…
Глаша подала Алешке обед, а сама присела напротив:
- У тебя где отец и мать?
- Отца на войне убили, а мать померла, когда я еще маленький был.
- Ты что ж, совсем безродный?
- Есть бабушка, да она далеко, - соврал Алешка. И, чтобы покрыть ложь, сказал правду: - Она очень старая!
- Ты не стесняйся, лучше ешь; небось, намаялся за день-то, - сказала Глаша, почувствовав, что ему неприятен этот разговор о родне.
- Я совсем не устал.
- Знаю, как не устал. Всю неделю то день, то ночь в машине. То в лесу, то в поле. И не пойму я, что сделалось с Харитоном? И себя не жалеет и других. Все мечется, все что-то выдумывает, все на трудодни пересчитывает, - хочет впереди всех быть…
- Мы соревнуемся.
- Знаю, знаю, - вздохнула Глаша. - А зачем это ему соревноваться? - И тут же, словно испугавшись, не сказала ли чего лишнего, торопливо поднялась. - Ты, может, молочка хочешь? Погоди, я с погреба достану.
- Я сам, тетя Глаша.
Но, прежде чем он успел вылезти из-за стола, в окне показалась востроносенькая дочка письмоносца, которая всегда разносила почту по деревне.
- Николаю Лопатину письмо.
- Наверное, от бабушки, - сказала Глаша.
- Из города письмо, - уточнила востроносенькая.
- От кого же из города? - удивилась Глаша.
- Так, от знакомых, - смущенно ответил Алешка и поспешил к себе в летнюю половину.
Письмо было от Тани. Он сразу узнал ее почерк. Таня была рада, что он работает на тракторе и в то же время жалела, что он не передал ее письмо. А после экзаменов она обязательно приедет.
Алешка лег на кровать, взял книгу. В это время он услышал голос Форсистова. Алешка подумал: "Только начал смену - и домой. Неужели что-нибудь случилось с трактором? Нет. Вызывают срочно в МТС."
Потом Харитон спросил:
- Малец дома?
- Не буди его, пусть поспит, - ответила Глаша.
- Ничего не говорил тебе? Не жаловался?
- Не утерпел, обидел. И что он тебе сделал? Не стыдно тебе, Харитон?
- Да что ты заладила! Не обидел я его. С чего взяла?
- День и ночь все в машине. Надорвется парень, а тебе хоть бы что.
- Да замолчи ты! - приказал Форсистов и выругался. - Ничего ты. дура, не понимаешь в наших делах. Мне его трудодни дороже любых денег.
Из зимней горницы донеслось всхлипывание Глаши…
- Погубишь ты и себя, и меня. А что я с тобой могу делать? Наверно, такую, как я, и в жены выбрал, чтобы не мешала тебе.
Форсистов сказал ласково:
- А ты не беспокойся, не думай ни о чем! Чего бояться-то? Мы, Глаша, скоро далеко пойдем.
Алешка возмутился. Не удастся Форсистову обмануть его. Пусть поищет другого сменщика. Но тут же подумал: "А разве я лучше Форсистова? Харитон обманывает только меня одного, а я всех! Да и сам ведь напросился в помощники! Ну и помогай, работай, не жалуйся! А что еще Форсистов надумал? Сказал, что многого добьется. Ничего он не добьется! Скажусь больным, пусть поездит один! А коснется ремонта, - совсем пропадет; зови с усадьбы механика. Дождется, что на простое по суткам будет стоять".
Алешка не мог усидеть в комнате. Ему хотелось уйти куда-нибудь далеко в поле и там дать волю своим чувствам. Он вылез через окно в сад и направился к реке. Ишь, нашелся старший тракторист! Сначала выработку приписал, теперь вот трудодни. Алешке хотелось как-то отстоять свои права, добиться правды, но он чувствовал себя бессильным. Все, что приходило ему в голову, вело в контору МТС. А там, чего доброго, вместе с Форсистовым и себя раскроешь. Оставалось одно - притвориться больным. Одна мысль об этом приносила утешение. Недопаханное поле, у обочины разобранный, с приподнятым капотом трактор, удрученный Харитон Дорофеевич. Ну что? Наказал сам себя! Теперь будешь знать, как обижать Алешку. А податься некуда. И рад бы выдать младшего тракториста, да не может. И рад бы отнять трудодни, да где там, - хоть своими расплачивайся!
Алешка, что с тобой? Давно ли ты только и хотел, что быть передовиком? А теперь тебе лишь бы меньше вспахать, ты хочешь, чтобы испортился трактор.
У реки паслась отара овец, горел костер. При дневном свете пламя было почти невидимым и только дым, словно туман, плыл над водой. У огня сидел пастух.
- Это ты моего Володьку на тракторе катаешь? - спросил он Алешку. - Только об этом и разговаривает: поршни, свечи, что, да почему, да отчего. Думаешь, будет с него механик?
- Будет, - уверенно сказал Алешка.
- Вот только одно плохо, - продолжал Володькин отец. - К примеру взять тебя. Совсем молодой, а послали в чужие места. И тебе не в пользу, и отцу с матерью, наверно, беспокойно.
Алешка промолчал.
- Коснется моего парня, скажу директору МТС: "Вот вам мой тракторист, только пока еще мальчонка, пусть на глазах у меня работает". - И тут же заговорил о другом, что, видимо, тревожило его куда больше.
- Вы с Харитоном под пар когда землю вспашете? Навоз ведь давно вывезен, а вы его еще не прикрыли… Ты, может быть, по молодости своей не понимаешь, а Харитон должен знать, - пропадает сила в навозе, на ветер уходит.
- Дня через три все сделаем.
- Смотрите, не задержите. Самая лучшая земля там. - И, наклонившись к Алешке, спросил: - Я, брат, все вижу: ты парень хороший, для колхоза стараешься, так скажи по совести, - тебя Харитон не обижает?
- Нет.
- Тогда все в порядке… Но ежели что не поладишь, приходи ко мне. Понятно? - И, не ожидая ответа, крикнул: - Эй, Володька, где ты там?
- Ты что, батя? - Из-за кустов с вязанкой хвороста на спине появился Володька.
- Покажи нашему трактористу, где в Черепановке рыбу ловят.
- У меня удочек нет, - сказал Алешка.
- У тебя нет, у Володьки есть. Поезжайте-ка, наварите ушицы, а к ночи обратно.
Володька побежал в деревню. Алешка, поджидая, стал подбрасывать в огонь хворост. Ведь вот чужой ему человек Володькин отец, а как с ним разговаривал! Кругом много хороших людей. Скажи он им о своей жизни, не сдобровать бы Харитону. И снова вспыхнуло желание насолить Форсистову. Но тут же устыдился: он подведет Харитона, а еще больше- колхоз. Выходит, люди к нему с добром, а он, Алешка, им отвечает злом. Он должен работать и работать. И за себя и за Харитона! Пусть тот совсем не выходит в поле. И пусть забирает себе его трудодни. Нет, он не будет мстить. Трудодни, деньги - много ли Алешке надо? Да и недолго уже ждать Кольку. Подумаешь - год. А что значит для тракториста год? Ведь зимой не сеют, не пашут. Это уже полгода. И так как он считал, что весна уже прошла, скоро лето, а там и осень, то выходило, что Лопатин должен чуть ли не вот-вот приехать. Тогда только и видел его Форсистов!