Дом оказался серой одноэтажной коробкой. Подоконники темных окон были припушены снегом. Гант прошел мимо, внимательно вглядываясь в дом, стоявший всего в нескольких метрах от тротуара: снег между порогом и тротуаром был девственно-чист. Гант прошел до конца пустынного квартала и вернулся назад. Он опять прошел мимо серого дома и на этот раз более пристально пригляделся к домам, стоявшим по соседству с ним. В окне одного висел самодельный рождественский венок. За стеклом виднелась семья - видимо, мексиканская, - сидевшая за праздничным столом в атмосфере домашнего уюта, который можно найти на обложках иллюстрированных журналов. В окне дома, стоящего с другой стороны, он увидел одинокого мужчину, державшего на коленях глобус и вглядывавшегося в него: в какую страну он ткнул наобум пальцем? Гант прошел мимо, еще раз проделал путь до конца квартала. Повернулся и опять оказался напротив серого дома. На этот раз он резко свернул с улицы, прошел между ним и домом мексиканцев и оказался у небольшого крылечка, которое вело к задней двери.
Позади дома был огороженный высоким дощатым забором дворик, поперек которого были протянуты обледеневшие бельевые веревки. Гант поднялся на крыльцо. Перед ним была дверь, сбоку окно, а на полу стоял мусорный ящик и корзина с прищепками для белья. Он толкнул дверь - она была заперта. Окно тоже было закрыто на задвижку. На подоконнике стоял квадратный плакат компании по производству льда, по трем сторонам которого были цифры 5, 10 и 25, а на верхней стороне - буква "X". Гант достал из кармана рулон скотча, оторвал ленту длиной сантиметров тридцать и приложил ее наискосок к одному из двенадцати секторов оконного стекла - тому, которое было под задвижкой. Он приладил концы ленты к раме и оторвал еще кусок скотча.
Через несколько минут этот сектор был скреплен перекрещенными кусками ленты. Тогда он ударил по стеклу рукой, одетой в перчатку. Стекло разбилось, обломки его повисли на ленте, но не упали на пол. Гант начал сдирать концы ленты с рамы. Закончив это дело, он вынул из окна прямоугольный кусок битого стекла вместе со скотчем и бесшумно опустил его на дно ящика для мусора. Потом сунул в отверстие руку, отодвинул шпингалет и поднял нижнюю оконную раму. Плакат компании по производству льда упал в темноту.
Гант вынул из кармана электрический фонарик в форме карандаша и перегнулся через подоконник. Под окном стоял стул, на котором была кипа свернутых газет. Он отодвинул стул, забрался внутрь и закрыл окно.
Тусклый круг света от фонарика быстро скользнул по небольшой убогой кухне. Гант прошел вперед, тихо ступая по обшарпанному линолеуму.
Он вошел в гостиную. Кресла были обиты бархатом, потертым на подлокотниках, окна задернуты кремовыми тюлевыми гардинами со шторами из цветастого ситца по бокам. В глаза бросились многочисленные фотографии Берта: Берт в коротких штанишках, Берт на торжественном собрании по поводу окончания школы, Берт в форме пехотинца, улыбающийся Берт в темном костюме. В рамы больших портретов были воткнуты маленькие снимки, окружая большие улыбающиеся лица окантовкой из маленьких улыбающихся лиц.
Из гостиной Гант прошел в прихожую. Дверь справа вела в спальню: бутылочка с лосьоном на комоде, пустая коробка из-под платья и на постели - бумага, в которую оно было завернуто, фотография молодых Корлиссов в день свадьбы и фотография Берта на ночном столике. Следующая дверь вела в ванную комнату; свет фонарика выхватил из темноты переводные картинки лебедей на обесцвеченных влагой стенах.
Третьей была комната Берта. Она походила на номер в дешевой гостинице. Если не считать диплома об окончании школы, приколотого над кроватью, в комнате не было ни следа индивидуальности жившего в ней человека. Гант вошел внутрь.
Он прочитал заглавия книг на полке - в основном это были университетские учебники и изложения нескольких классических фильмов. Ни одной записной книжки. Он сел за письменный стол и внимательно осмотрел все ящики. Там была лишь бумага, чистые блокноты, старые номера журналов "Лайф" и "Нью-Йоркер", зачетные листы из университета и дорожные карты Новой Англии. Ни писем, ни календарей с записанными на них встречами, ни книжки с адресами. Он встал из-за стола и подошел к комоду. Половина ящиков была пуста. В остальных лежали летние рубашки, плавки, две пары вязаных носков, нижнее белье, потускневшие запонки, целлулоидные воротнички и галстуки-бабочки со сломанными скрепками. В углах не было ни бумаг, ни забытых фотографий.
На всякий случай Гант открыл кладовку. В углу на полу стоял небольшой серый сейф.
Гант вынес его в комнату и поставил на стол. Сейф был заперт. Он поднял и потряс его - похоже, что внутри бумаги. Он попробовал открыть замок при помощи лезвия маленького ножа, который носил вместе с ключами. Ничего не вышло. Тогда он отнес сейф на кухню, нашел там штопор и попытался открыть замок штопором. Под конец завернул сейф в газету с надеждой, что в нем не содержатся все сбережения миссис Корлисс.
Он распахнул окно, поднял с пола плакат компании и вылез на крыльцо. Закрыв и заперев окно, он обрезал плакат и вставил его вместо выбитого стекла белой стороной наружу. Держа сейф под мышкой, он тихо прошел между домами на улицу.
Глава 11
В среду Лео Кингшип вернулся домой в десять вечера. Он задержался, стараясь возместить рабочие часы, утерянные за время рождественских праздников.
- Марион дома? - спросил он дворецкого, передавая ему пальто.
- Они куда-то отправились с мистером Корлиссом. Но она сказала, что вернется рано. В гостиной вас ждет мистер Деттвейлер.
- Деттвейлер?
- Он сказал, что его прислала мисс Ричардсон по поводу некоторых ценных бумаг. С ним небольшой сейф.
- Деттвейлер? - нахмурясь, переспросил Кингшип.
Он прошел в гостиную. С удобного кресла, стоящего возле камина, поднялся Гордон Гант.
- Добрый вечер, - поздоровался он.
Кингшип минуту смотрел на него молча.
- Разве мисс Ричардсон не объяснила вам, что я не хочу… - Его руки непроизвольно сжались в кулаки. - Убирайтесь! Если придет Марион…
- Вещественное доказательство номер один в деле против Берта Корлисса, - сказал Гант, протягивая Кингшипу по брошюре в каждой руке.
- Я не хочу ничего… - не окончив фразы, Кингшип с тревогой на лице подошел к Ганту и взял из его рук брошюры. - Наши проспекты…
- Обнаружены в сейфе Берта Корлисса, - сказал Гант. - Он держал их в сейфе, который до вчерашнего дня находился в кладовке у него дома в Менассете. - Он слегка пнул ногой стоявший на полу рядом с ним сейф. Крышка сейфа была погнута. Внутри лежали четыре продолговатых конверта. - Я его украл.
- Украли?
Гант улыбнулся:
- Клин клином. Я не знаю, где он живет в Нью-Йорке, и решил съездить в Менассет.
- Вы совсем сошли с ума… - сказал Кингшип и, тяжело опустившись на софу, стал разглядывать брошюры. - О господи!
Гант сел обратно в кресло:
- Обратите внимание на состояние вещественного доказательства номер один. Края потрепаны, на обложке масса отпечатков пальцев, средние страницы оторвались. Полагаю, что этот проспект у него давно. И он много раз перелистывал его, роняя слюни.
- Ах он… сукин сын… - четко проговорил Кингшип - казалось, ему было внове использовать это ругательство.
Гант толкнул ногой сейф:
- Внутри сейфа история Берта Корлисса, драма в четырех конвертах. Конверт первый: вырезки из газет о героических деяниях нашего героя в школе: президент класса, председатель комитета по праздничным мероприятиям, "самый многообещающий выпускник" и так далее и тому подобное. Конверт второй: почетная демобилизация из армии, награды "Бронзовая звезда" и "Пурпурное сердце", несколько интересных, но непристойных фотографий и билет из ломбарда, по которому, как я узнал, если у вас есть лишних двести долларов, можно получить часы. Конверт третий: университетские годы, характеристики из Стоддарда и Колдвелла. Конверт четвертый: две зачитанные брошюры о могучей корпорации "Кингшип коппер" и вот это… - Он вынул из кармана сложенный вчетверо листок линованной бумаги и передал его Кингшипу.
Кингшип развернул листок, прочел до половины и спросил:
- Что это такое?
- Я и сам хотел бы вам задать этот же вопрос.
Кингшип покачал головой.
- Какое-то отношение к делу эта бумажка должна иметь, - сказал Гант. - Она лежала вместе с проспектами.
Кингшип вновь покачал головой и отдал страничку Ганту, который положил ее к себе в карман. Взгляд Кингшипа опустился на проспекты. Толстая бумага затрещала под нажимом его пальцев.
- Как я скажу про это Марион? - спросил он. - Она его любит. - Он уныло посмотрел на Ганта. Потом его лицо прояснилось. Он взглянул на проспекты, потом опять на Ганта. - Как вы докажете, что они были в сейфе? Может быть, вы сами туда их положили?
У Ганта отпала челюсть:
- Да вы что!
Кингшип прошел в другой конец комнаты, где на инкрустированном столике стоял телефон. Он набрал номер.
- Вы сами в это не верите, - укоризненно сказал Гант.
В тишине комнаты ему были слышны звонки на другом конце провода, потом там сняли трубку.
- Алло, мисс Ричардсон. Это мистер Кингшип. Я хочу попросить вас об одном одолжении. Большом одолжении. Об этом вы никому не должны говорить ни слова. - Из телефона раздался невнятный щебет. - Сходите, пожалуйста, вниз - да, прямо сейчас. Я не стал бы вас беспокоить, если бы это не было чрезвычайно важно, и я… - Опять раздался щебет. - Пойдите в отдел по общественным связям. Просмотрите картотеку и выясните, посылали ли мы когда-нибудь наши рекламные издания… Берту Корлиссу.
- Бертону Корлиссу, - поправил его Гант.
- Или Бертону Корлиссу. Я сейчас дома. Позвоните мне, как только все выясните. Спасибо, мисс Ричардсон. Я вам чрезвычайно благодарен… - Кингшип повесил трубку.
Гант с иронией покачал головой:
- Хватаетесь за соломинку, мистер Кингшип?
- Я должен быть уверен. В таком деле надо быть уверенным в вещественных доказательствах.
Он прошел обратно через комнату и остановился позади софы.
- Вы и так уверены, - сказал Гант.
Кингшип оперся руками о спинку софы, разглядывая проспекты, которые лежали в ямке на софе - там, где он сидел.
- Абсолютно уверены, - повторил Гант.
Кингшип тяжело вздохнул. Он обошел софу, взял в руки проспекты и сел.
- Как я скажу про это Марион? - спросил он и потер колено. - Сукин сын… гнусная скотина…
Гант подался вперед, опершись локтями о колени.
- Вы видите, что в этом я был прав. Вы согласны признать, что я, может быть, прав и в остальных своих обвинениях.
- Каких "остальных"?
- Касательно Дороти и Эллен. - Кингшип открыл рот. - Он не сказал Марион, что учился в Стоддарде, - поспешно сказал Гант. - Он наверняка имел связь с Дороти. Она наверняка забеременела от него. Он убил ее, а Пауэлл и Эллен как-то об этом догадались, и он убил их обоих.
- А как же записка?..
- Он заставил Дороти написать ее обманом. Такие случаи бывали. В газетах в прошлом месяце писали о человеке, который тоже убил беременную подружку.
Кингшип покачал головой:
- Я готов в это поверить - после того, что он сделал с Марион, я во все, что угодно, поверю. Но у вашей теории есть большой недостаток.
- Какой?
- Ему нужны деньги - так? - Гант кивнул. - И вы уверены, что Дороти была убита, потому что надела "что-то поновей и что-то чужое, что-то постарей и что-то голубое". - Гант опять кивнул. - Так вот, если она была беременна от него и хотела в тот день выйти за него замуж, зачем ему было ее убивать? Он мог спокойно на ней жениться и таким образом заполучить деньги.
Гант смотрел на него, не говоря ни слова.
- Насчет этого вы были правы, - сказал Кингшип, показывая на проспекты, - но насчет Дороти вы ошибаетесь. Безнадежно ошибаетесь.
Гант встал и пошел к окну. Посмотрел в него тупым взглядом и пожевал нижнюю губу.
- Выпрыгнуть, что ли? - сказал он.
Когда в дверь позвонили, Гант поглядел на Кингшипа, который стоял перед камином, уставившись на аккуратно сложенные там поленья. Потом неохотно повернулся к двери, держа в опущенной руке скатанные в трубку проспекты и отвернувшись от пристального взгляда Ганта. Они услышали, как отворилась входная дверь, потом раздались голоса:
- Зайдешь ненадолго?
- Пожалуй, нет, Марион. Завтра надо рано вставать. - Последовало долгое молчание. - В полвосьмого я буду ждать перед домом.
- Надень что-нибудь темное. Медеплавильная фабрика, наверно, место грязное.
Опять последовала тишина.
- Доброй ночи, Берт…
- Доброй ночи, Марион.
Дверь закрылась.
Кингшип скрутил брошюры в тугой цилиндр.
- Марион! - позвал он тихим голосом. Потом погромче: - Марион!
- Иду, - отозвался веселый голос.
Мужчины ждали. В тишине было слышно тиканье часов.
Она появилась в дверях, поправляя воротник накрахмаленной белой блузки с широкими рукавами. Лицо ее разрумянилось от холода.
- Привет, - сказала она. - Мы так прекрасно…
И тут она увидела Ганта. Ее руки упали.
- Марион, мы…
Она круто развернулась и вышла из гостиной.
- Марион! - Кингшип поспешил за ней в прихожую. - Марион!
Она почти бежала вверх по расходящейся двумя крыльями белой лестнице.
- Марион! - крикнул Кингшип суровым приказным тоном.
Она остановилась.
- Ну что?
- Спускайся вниз, - сказал он. - Мне надо с тобой поговорить. Это очень важно. Спускайся!
- Хорошо. - Она повернулась и с царственной холодностью пошла вниз. - Так и быть, поговори. А потом я соберу вещи и покину твой дом.
Кингшип вернулся в гостиную. Гант с неловким видом стоял посередине комнаты, держась рукой за спинку софы. Кингшип, горестно покачав головой, встал рядом с ним.
Марион вошла в комнату. Они молча следили за ней. Она пошла к креслу, стоявшему с другой стороны камина, ближе к двери. Села. Закинула ногу за ногу. Разгладила красную шерстяную юбку. Положила руки на подлокотники кресла. Потом посмотрела на отца и Ганта, стоявших позади софы.
- Так что же? - спросила она.
Кингшип поежился под ее взглядом.
- Мистер Гант ездил… Вчера он…
- Ну!
Кингшип беспомощно повернулся к Ганту.
Гант сказал:
- Вчера, втайне от вашего отца, я ездил в Менассет. Я забрался в дом вашего жениха…
- Что?!
- …и изъял из него небольшой сейф, который он хранил в кладовке…
Марион вжалась в кресло, костяшки ее рук, вцепившихся в подлокотники, побелели, рот превратился в узкую линию, она зажмурила глаза:
- Я привез сейф домой и взломал замок…
Она открыла глаза.
- Ну и что вы нашли? Чертежи атомной бомбы?
Мужчины молчали.
- Что вы нашли? - повторила она с тревогой в голосе.
Кингшип шагнул к креслу, неловко развернул цилиндр из проспектов и вручил их ей. Она медленно взяла их.
- Это старые проспекты, - сказал Гант. - Они у него давно.
Кингшип добавил:
- Он не ездил в Менассет с тех пор, как у вас завязался роман. Он приобрел их до знакомства с тобой.
Марион осторожно разгладила проспекты на коленях, отвернула завернутые углы.
- Их, наверно, дала ему Эллен, - сказала она.
- У Эллен никогда не было наших рекламных изданий, Марион. Ты сама это знаешь. Ее так же мало интересовало мое дело, как и тебя.
Она перевернула брошюры задней обложкой наверх.
- Ты присутствовал при вскрытии сейфа? Ты уверен, что они были там?
- Это я сейчас проверяю. Но с какой стати мистер Гант станет…
Небрежно перелистывая брошюру, словно это был иллюстрированный журнал, который проглядывают в приемной врача, она сказала:
- Ну хорошо. Может быть, его поначалу и в самом деле привлекли деньги. - Она напряженно улыбнулась. - В таком случае я впервые в жизни благодарна судьбе за то, что богата. - Она перевернула страницу. - Как говорится, в богатую девушку влюбиться не труднее, чем в бедную. - Она перевернула еще одну страницу. - Его за это особенно и нельзя упрекать - он вырос в такой бедности. Влияние окружения…
Она встала и бросила проспекты на софу.
- Что еще вы хотите?
Ее руки слегка дрожали.
- Что еще? - воззрился на нее Кингшип. - Неужели этого недостаточно?
- Достаточно? - спросила она. - Достаточно для чего? Чтобы отменить свадьбу? Нет. - Она покачала головой. - Нет, недостаточно.
- И ты по-прежнему собираешься…
- Он меня любит, - сказала она. - Может быть, поначалу его и привлекли деньги, но… представим себе, что я очень красивая девушка; стала бы я отменять свадьбу, если бы узнала, что поначалу его привлекла моя красота?
- Поначалу? - повторил Кингшип. - Его и сейчас привлекают деньги.
- Ты не имеешь права так говорить!
- Марион, тебе нельзя выходить за него замуж…
- Нельзя? Приходи в муниципалитет в субботу утром - тогда увидишь.
- Он проходимец…
- Ну конечно! Ты всегда знаешь, кто хороший, а кто плохой! Мама была плохая, и ты от нее избавился. И Дороти была плохая и поэтому и покончила с собой. Ты воспитал нас согласно своим понятиям добра и зла, того, что правильно, а что нет! Может быть, ты натворил уже достаточно зла своими принципами?
- Я не допущу, чтобы ты вышла замуж за человека, которому нужны только твои деньги!
- Он меня любит! Неужели ты не понимаешь? Он меня любит, а я люблю его. Мне не важно, что его привело ко мне. У нас одинаковые взгляды, одинаковые вкусы. Нам нравятся одни и те же книги, одни и те же пьесы, одна и та же…
- Еда? - перебил ее Гант. - Может, вам обоим нравится итальянская и армянская кухня?
Она повернулась к нему, открыв от удивления рот. Он развертывал листок линованной бумаги, который достал из кармана.
- Что касается книг, - сказал он, глядя на листок, - в их число, случайно, не входят труды Пруста, Томаса Вулфа, Карсон Маккаллерс?
У нее расширились глаза.
- Откуда вам это?.. Что это?
Он подошел к ней и сказал:
- Сядьте.
- Что вы пытаетесь…
Марион шагнула назад, и край софы уперся ей под колени.
- Пожалуйста, сядьте, - повторил Гант.
Она села.
- Что это за бумажка?
- Она была в сейфе вместе с проспектами. В том же конверте. Вы узнаете его почерк? - Он подал ей пожелтевший листок. - Мне очень жаль.
Она растерянно посмотрела на него. Потом на листок у себя в руках.
"Пруст, Т. Вулф, Маккаллерс, "Мадам Бовари", "Алиса в Стране чудес". Элизабет Б. Браунинг - ПРОЧИТАТЬ!
Живопись (в основном современная) - Хопли или Хоппер, Демут (написание?), ПОЧИТАТЬ книги по современному искусству.
Ревнует к Э.?
Ренуар, Ван Гог.
Итальянская и армянская кухня - узнать про рестораны в Нью-Йорке.
Театр: Шоу, Т. Уильямс - серьезные пьесы".
У Марион побелело лицо; едва прочитав четверть странички, она сложила листок трясущимися руками.