- Что ж, - сказала она, не глядя на листок у себя в руках. - Какая же я была… доверчивая дура… - Она с безумной улыбкой глянула на отца, который осторожно обошел софу и беспомощно остановился перед дочерью. - Как же я не догадалась? - Ее лицо вспыхнуло, глаза налились слезами, а пальцы вдруг стали ожесточенно комкать страничку. - Слишком все это было прекрасно, - улыбнулась она. По щекам у нее катились слезы, пальцы рвали страничку. - Надо было догадаться… - Она выпустила клочки пожелтевшей бумаги, подняла руки к лицу и зарыдала.
Кингшип сел рядом с ней и обнял ее сгорбившиеся плечи:
- Марион… Марион… Радуйся хотя бы, что ты не узнала слишком поздно…
Ее спина тряслась у него под рукой.
- Ты не понимаешь, - проговорила она сквозь рыдания, - ты не можешь понять…
Когда у Марион иссякли слезы, она словно бы окаменела, вцепившись пальцами в носовой платок, который ей дал отец, и уставившись на клочки желтоватой бумаги на полу.
- Хочешь, я провожу тебя наверх? - спросил Кингшип.
- Нет, не надо… дай мне… посидеть здесь…
Кингшип встал и подошел к стоявшему у окна Ганту. Некоторое время они молчали, глядя на огни, видневшиеся за рекой. Наконец Кингшип сказал:
- Нет, я ему этого не спущу. Видит бог, я с ним разделаюсь.
Прошла минута, другая, и Гант сказал:
- Она говорила, что у вас все разделялось на "добро" и "зло". Вы воспитывали дочерей в строгости?
Кингшип подумал:
- Да нет.
- А из ее слов можно понять, что да.
- Это она со зла.
Гант смотрел через реку на неоновую рекламу пепси-колы.
- В тот день в закусочной, когда мы ушли от Марион, вы сказали, что, может быть, оттолкнули одну из дочерей. Что вы имели в виду?
- Дороти. Может быть, если бы я не…
- Был так строг, - подсказал Гант.
- Нет, я был не очень строг. Я учил их, как надо поступать и как не надо. Может быть, я… чрезмерно подчеркивал это - из-за их матери… - Он вздохнул. - Иначе Дороти не решила бы, что единственный выход - самоубийство.
Гант достал пачку сигарет, вынул одну и стал вертеть в пальцах.
- Мистер Кингшип, что бы вы сделали, если бы Дороти вышла замуж, не посоветовавшись с вами, а потом бы родила… слишком скоро?
Подумав, Кингшип ответил:
- Я не знаю.
- Он бы выгнал ее из дому, - тихо сказала Марион.
Мужчины повернулись к ней. Она по-прежнему неподвижно сидела на софе. В зеркале, висевшем над камином, им было видно ее лицо. Она все еще смотрела на клочки бумаги на полу.
- Это так? - спросил Гант Кингшипа.
- Не думаю, что я бы выгнал ее из дому.
- Выгнал бы, - безучастно проговорила Марион.
Кингшип отвернулся к окну.
- Что ж, разве молодая пара, избравшая такой путь, не должна взять на себя обязанности брака, а не только… - оборвал он сам себя.
- Видите, - сказал Гант, закуривая. - Поэтому он ее и убил. Она, наверно, рассказывала ему про вас. Он знал, что не понюхает ее денег, даже если женится на ней, а если не женится, вы сумеете испортить ему жизнь. Вот он и… Потом он решает попробовать с Эллен, но та начинает расследовать смерть Дороти и почти добирается до истины. И ему приходится убить ее и Пауэлла. И тогда он предпринимает третью попытку.
- Берт? - спросила Марион. Она произнесла это имя без всякого выражения. На отражении ее лица в зеркале мелькнула лишь тень удивления, словно ее жениха обвинили в том, что он не умеет вести себя за столом.
Кингшип смотрел в окно, прищурив глаза.
- Я бы в это поверил, - твердо сказал он, - я бы в это поверил… - Но, когда он повернулся к Ганту, у него в глазах уже не было уверенности. - Вы основываете все эти выводы лишь на том, что он не сказал Марион про университет Стоддард. Мы даже не уверены, что он был знаком с Дороти, не говоря уж о том, что они… встречались. Мы должны быть уверены.
- Надо спросить девушек в общежитии - кто-то из них наверняка знал, с кем она встречалась, - сказал Гант.
Кингшип кивнул:
- Можно нанять детектива, чтобы он поехал в Стоддард и разузнал там…
Гант подумал, потом покачал головой:
- Ничего не выйдет. Сейчас каникулы, а пока вы найдете нужную вам девушку, будет уже слишком поздно.
- Поздно?
- Когда он узнает, что свадьбу отменили, - он посмотрел на Марион; она молчала, - он не станет выяснять причину и слиняет.
- Мы его найдем, - сказал Кингшип.
- Может быть, найдем, а может быть, и нет. Люди часто исчезают бесследно.
Он задумчиво попыхивал сигаретой.
- А Дороти не вела дневника?
Раздался телефонный звонок. Кингшип взял трубку.
- Алло? - сказал он.
Последовала долгая пауза. Гант посмотрел на Марион: она наклонилась и подбирала с пола обрывки бумаги.
- Когда? - спросил Кингшип.
Марион собрала бумажки в кулак и явно не знала, что с ними делать дальше. Она положила их на проспекты рядом с собой.
- Спасибо, - сказал Кингшип. - Большое спасибо. - Он положил трубку и больше ничего не сказал.
Гант повернулся и посмотрел на него.
Кингшип стоял возле столика с застывшим лицом.
- Это была мисс Ричардсон, - сказал он. - Рекламные проспекты выслали Бертону Корлиссу в Колдвелл 16 октября 1950 года.
- Это когда он начал ухаживать за Эллен, - сказал Гант.
Кингшип кивнул.
- Но это был уже второй раз, - медленно проговорил он. - Рекламную литературу Бертону Корлиссу также высылали в Блю-Ривер 6 февраля 1950 года.
- Дороти… - сказал Гант.
Марион издала стон.
Гант остался в гостиной, когда Марион ушла наверх к себе.
- Мы ушли не дальше Эллен, - сказал он. - У полиции есть "предсмертная" записка Дороти, а у нас одни подозрения и куча косвенных улик.
Кингшип взял один из проспектов:
- Я найду способ обнаружить доказательства.
- Неужели они не нашли ничего в доме Пауэлла? Ни отпечатков пальцев, ни ниточки от пиджака?
- Ничего, - сказал Кингшип. - Ничего в доме Пауэлла, ничего в ресторане, где Эллен…
Гант вздохнул:
- Даже если вы убедите полицию арестовать его, любой юрист-первокурсник в пять минут добьется его освобождения.
- Как-нибудь я его прижму, - сказал Кингшип. - Он от меня не уйдет.
- Нам надо или узнать, как он заставил Дороти написать эту записку, или найти пистолет, из которого он застрелил Пауэлла и Эллен.
Кингшип посмотрел на фотографию на обложке брошюры.
- Медеплавильная фабрика… Мы собирались лететь туда завтра, - грустно сказал он. - Я хотел показать ему производство. И Марион тоже. Раньше оно ее никогда не интересовало.
- Как бы она не сказала ему раньше времени, что никакой свадьбы не будет.
Кингшип расправлял проспект на коленях.
- Что? - спросил он.
- Он не должен узнать от Марион, что свадьбы не будет.
- А-а… - Взгляд Кингшипа вернулся к проспекту. - Он не знал, с кем связывается, - тихо сказал он, глядя на фотографию медеплавильной печи. - Не на того нарвался.
Глава 12
Какой денек! Лучше не придумаешь. Он с улыбкой смотрел на самолет; казалось, что тот был исполнен такого же нетерпения, как он сам. Самолет стоял на взлетной полосе, словно подавшись вперед. Его компактный корпус блистал белизной, слово "Кингшип" и торговая марка корпорации сверкали медной ярью в лучах утреннего солнца. Он с улыбкой смотрел на дальний конец поля, где стояли коммерческие самолеты и где за проволочной загородкой, как овцы, толпились ожидающие отлета пассажиры. Что ж, не у всех в распоряжении есть частный самолет! Он улыбнулся синеве неба, потом потянулся и радостно побарабанил себя кулаками по груди, глядя, как пар из его рта поднимается вертикально вверх. Нет, лучше дня у него в жизни не было. Неужели никогда? Ну… почти никогда. Он повернулся и пошел к ангару, напевая арию из оперетты Гилберта и Салливана.
Марион и Лео стояли в тени и о чем-то, как всегда, спорили.
- Нет, поеду! - заявила Марион.
- О чем спор? - улыбаясь, спросил он, подходя к невесте и ее отцу.
- Да ни о чем. Я не очень хорошо себя чувствую, и отец не хочет, чтобы я летела с вами.
Ее взгляд был устремлен за спину Берта - на самолет.
- Предсвадебный озноб?
- Нет, просто я не очень хорошо себя чувствую.
- А-а… - понимающе протянул он.
С минуту они постояли молча, глядя, как два механика заправляют самолет горючим. Потом Берт подошел к Лео. Это так похоже на Марион - прокиснуть в такой день. Впрочем, может, это и к лучшему. По крайней мере, не будет, как всегда, непрерывно болтать.
- Все готово? - спросил он Кингшипа.
- Скоро полетим. Только дождемся мистера Деттвейлера.
- Кого?
- Мистера Деттвейлера. Сына одного из наших директоров.
Через несколько минут со стороны коммерческих ангаров появился человек со светлыми волосами, тяжелой челюстью и густыми бровями. Он кивнул Марион и подошел к Лео.
- Доброе утро, мистер Кингшип.
- Доброе утро, мистер Деттвейлер. - Они пожали друг другу руки. - Познакомьтесь с моим будущим зятем Бертом Корлиссом. Берт, это - Гордон Деттвейлер.
- Очень приятно.
- Я давно хотел познакомиться с вами, - сказал Деттвейлер, до боли стискивая ему руку. - Очень давно.
"Странный тип, - подумал Берт. - Или он хочет втереться в доверие к Лео?"
- Вы готовы, сэр? - крикнул пилот изнутри самолета.
- Готовы, - отозвался Лео.
Марион двинулась к самолету.
- Марион, я тебя очень прошу…
Но она прошла мимо Лео, поднялась по лестнице и вошла в самолет. Лео пожал плечами и покачал головой. Деттвейлер последовал за Марион.
- Забирайтесь, Берт, - сказал Лео.
Берт взбежал по трем ступенькам небольшой лестницы и вошел в самолет. Он был рассчитан на шесть человек. Берт сел на заднее кресло справа за крылом. Марион расположилась слева от него, через проход. Лео занял первое сиденье, Деттвейлер тоже - с другой стороны.
Мотор кашлянул и взревел. Берт застегнул пристяжной ремень. Подумать только - и здесь медная пряжка! Он, улыбаясь, покачал головой. Потом посмотрел в окно на людей, дожидающихся за загородкой: интересно, им видно его?
Самолет стронулся с места. Поехали! Разве Лео повез бы его на фабрику, если бы у него оставались какие-нибудь подозрения? Никогда! Никогда? Да, никогда! Он перегнулся налево, тронул Марион за локоть и улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ - черт возьми, у нее и вправду больной вид! - и повернулась к окну. Лео и Деттвейлер тихо переговаривались через проход.
- Сколько туда лету? - весело спросил Берт.
- Три часа, - ответил, обернувшись, Лео. - А при попутном ветре даже меньше. - И опять повернулся к Деттвейлеру.
Собственно, Берту тоже не хотелось ни с кем разговаривать. Он стал глядеть в окно на пробегающую мимо землю.
Достигнув конца поля, самолет медленно развернулся. Мотор завыл на более высокой ноте, набирая мощь.
Он смотрел в окно, поводя пальцами по медной пряжке. Едем на фабрику… Фабрику! К чаше Грааля! К источнику богатства!
И почему его мать боится летать? Как бы ему хотелось, чтобы она тоже поехала с ними!
Самолет рванулся вперед.
Он увидел фабрику первым: впереди внизу темнела небольшая стайка геометрически правильных зданий на белой простыне снега. Эта стайка походила на ветку на конце изгибающегося ствола железнодорожной линии.
- Вон она, - услышал он слова Лео и краем сознания зафиксировал, что Марион перешла на его сторону и села перед ним. Его дыхание затуманило окно; он вытер пар рукой.
И вот уже фабрика выплыла из-под крыла и оказалась прямо под ними. Он увидел полдюжины прямоугольных коричневых крыш, изрыгающих черные клубы дыма. Они стояли тесно и в лучах стоявшего над головой солнца не отбрасывали тени. Рядом поблескивала забитая машинами парковочная площадка. Железнодорожные пути обвивались вокруг зданий и в конце концов сливались в единый ствол со многими путями, по которому ползал грузовой поезд. Небольшое облачко его дыма терялось на фоне черных султанов над зданиями. Вагоны отливали оранжево-розовым цветом.
Глаза Берта были прикованы к медеплавильне, которая сдвигалась к хвосту самолета. Дальше были заснеженные поля. Появились разрозненные дома. Медеплавильни уже не было видно. Домов стало больше. Потом сделались различимы дороги, разделявшие их на кварталы. Еще дома - уже ближе, магазины, вывески, медленно ползущие автомобили и крошечные фигурки людей, парк, жилой квартал в кубистском стиле.
Самолет накренился на одно крыло, описал круг. Земля опрокинулась, потом выровнялась, приблизилась к ним и, наконец, помчалась совсем близко под крылом самолета. Толчок - пряжка впилась Берту в живот. Самолет плавно покатился по асфальту. Берт расстегнул медную пряжку привязного ремня.
Их ждал лимузин - сделанный на заказ "паккард", блестящий черным лаком. Берт сел рядом с Деттвейлером и нагнулся, чтобы посмотреть через плечо шофера. Перед ним была перспектива центральной улицы, которая уходила вдаль и упиралась в белый холм, едва виднеющийся на горизонте. С другой стороны холма в небо поднимались черные колонны дыма, скрюченные, словно пальцы-облака джинна.
Главная улица постепенно перешла в шоссе из двух полос, которое пересекало заснеженные поля. Шоссе перешло в асфальтированную дорогу, огибавшую холм. А затем они оказались на дороге из гравия, и машина запрыгала, пересекая ребристые ряды рельсов. Повернув налево, они поднялись по холму параллельно железнодорожной колее, обогнав один медленно ползущий товарный поезд, потом еще один. Из нагруженных рудой полувагонов посверкивали искры скрытого металла.
Впереди возникла фабрика. Коричневые строения образовывали нечто вроде пирамиды, в центре которой было самое крупное здание, окруженное изрыгающими дым трубами. Когда они подъехали ближе, им стало видно, что отвесные стены вздымавшихся над ними строений из коричневого металла были кое-где опоясаны поддерживающими конструкциями и там и сям мутно поблескивали почерневшими от сажи стеклянными заплатами. Строения были жестко геометрической формы и соединялись крытыми настилами с узкими мостками. Строения слились в сплошную массу и почти совсем загородили небо. Они сгрудились, словно подпирая друг друга, устремляясь вверх и напоминая огромный индустриальный собор, завершавшийся дымным шпилем. Эта махина нависла над ними - и вдруг отползла в сторону: лимузин сделал крутой поворот.
Машина остановилась перед низким кирпичным зданием, у двери которого их поджидал худой седовласый человек в темно-сером костюме и с елейной улыбкой на лице.
Берт не заметил, что им подали на завтрак, - ему было не до еды. Он с трудом отвел глаза от окна в противоположной стене, за которым виднелись здания, где серо-коричневая руда превращалась в отливавшую золотом медь, и посмотрел на тарелку. Куриное суфле. Он принялся быстро поедать свою порцию, надеясь, что и другие последуют его примеру.
Седовласый человек - мистер Отто, как представил его Лео, - оказался управляющим медеплавильной фабрики. Он провел их в комнату для заседаний и принялся извиняться. Он извинился за то, что скатерть не доставала до другого конца стола ("Вы же понимаете, что мы не в нью-йоркском офисе"), и за то, что им подали остывшую еду и теплое вино ("Боюсь, что у нас нет условий, предоставляемых нашим коллегам в Нью-Йорке"), Было совершенно очевидно, что мистер Отто мечтает о переводе в нью-йоркский офис. За супом он говорил о том, что в Соединенных Штатах производится недостаточно меди, и с неодобрением высказался о намерениях Национального управления еще больше сократить ее производство. Иногда он называл медь "красным металлом".
- Мистер Корлисс! - Берт поднял голову. Деттвейлер улыбался ему через стол. - Поосторожней с этим суфле - мне попалась кость.
Берт посмотрел на свою почти очищенную тарелку и улыбнулся:
- Мне не терпится посмотреть, как плавят медь.
- Нам всем не терпится, - улыбаясь, заметил Деттвейлер.
- Вы нашли в суфле кость? - спросил мистер Отто. - Ох уж эта повариха. Я же велел ей тщательно извлечь все кости. Эти люди даже курицу правильно разрезать не умеют.
Они наконец ушли из кирпичного здания и направлялись через заасфальтированный двор к фабрике. Берт перестал торопиться и шел медленно. Остальные, оставив пальто в конторе, поспешили вперед, но он не спеша шагал за ними, наслаждаясь этим решающим моментом в своей жизни. Он смотрел, как груженный рудой поезд скрылся за стальными воротами слева от зданий. Справа поезд стоял под загрузкой; крапы проносили по воздуху медные слитки и опускали их на платформы. Каждая из этих огромных квадратных пластин, похожих на окаменевшее пламя, весила килограммов сто пятьдесят - двести. Сердце, думал Берт, глядя на чудовищно коричневую махину медеплавильной фабрики, которая постепенно заслоняла небо - гигантское сердце американской промышленности, затягивающее в себя черную кровь и выталкивающее красную. Стоя рядом с фабрикой и намереваясь в нее войти, нельзя было не ощущать ее исполинскую мощь.
Остальные уже исчезли в двери у основания глыбы. Мистер Отто улыбался, придерживая двери и знаками призывая Берта поторопиться. Тот ускорил шаг - как любовник, спешащий к долгожданному свиданию. Все его старания вознаграждены! Судьба выполнила все свои обещания! Должны бы протрубить фанфары, подумал он. Странно, что нет фанфар.
Раздался пронзительный свисток.
Спасибо. Muchas gracias.
Он вошел в темноту. Дверь закрылась за ним.
Опять пронзительно, словно голос птицы в джунглях, прозвучал свисток.
Глава 13
Он стоял на огороженных цепями мостках и зачарованно глядел вниз на армию огромных цилиндрических печей, похожую на уходящие в перспективу ровные ряды гигантских секвой. У их основания методично двигались люди, подкручивая непонятные колесики управляющих процессом приборов. Воздух был горячим и пах серой.
- В каждой печи шесть топок одна над другой, - объяснял мистер Отто. - Руду загружают сверху. Она медленно спускается вниз под действием вращающихся лопастей, прикрепленных к центральному стержню. Огонь выжигает из руды излишки серы.
Берт внимательно слушал и время от времени кивал. Он повернулся было к остальным, чтобы поделиться впечатлениями, но около него стояла только Марион, и у нее было все то же застывшее лицо, как и с утра. Лео и Деттвейлер куда-то исчезли.
- Где твой отец и Деттвейлер? - спросил он.
- Не знаю. Отец хотел ему что-то показать.
- А-а… - Берт опять повернулся к печам. Что это Лео вздумал показывать Деттвейлеру? Странно… - Сколько их всего?
- Чего, печей? - спросил мистер Отто, стирая платком пот с лица. - Пятьдесят четыре.
Пятьдесят четыре? Святые угодники!
- И сколько руды перерабатывает каждая за день?
Потрясающе! Ему никогда в жизни не было так интересно! Он задавал бесконечные вопросы, и мистер Отто, видимо заразившись его энтузиазмом, подробно на них отвечал. Говорили только они двое - Марион молча тащилась сзади.
В следующем здании они увидели другие печи. Эти были плоские, обложены кирпичом, и каждая около тридцати метров длиной.