Таврический сад - Ефимов Игорь Маркович 10 стр.


- Монахи и богословы ненавидели его, - сказала Дина Борисовна. - Он разоблачал их невежество, нечестность. У него не было никакой власти, но они его очень боялись; то, что он говорил, приводило их в ужас, и они разбегались, только увидев его в дальнем конце коридора. Они считали, что в их богословии наука закончена, все сказано и дальше идти некуда. Самым злейшим врагом Бэкона был генерал ордена - Иоанн Бонавентура. Он решил устроить над ним суд. И вот, когда собрался суд…

Она вдруг замолчала и остановилась около Дергачева.

- Что ты там ищешь? - спросила она. - Ты все время ищешь и не слушаешь. Разве тебе неинтересно?

- Мне неинтересно, - честно сказал Дергачев и встал.

- Почему? Тебе все равно, что случилось с Роджером Бэконом? Или как?

- Так ведь тут все очень просто. Надо было убить этого Бонавентуру, вот и все. Он сам виноват, что не догадался.

- Как убить?

- Обыкновенно как - кинжалом. Уничтожить.

- Но ведь пришел бы другой на его место.

- И этого тоже, - сказал Дергачев. Он даже слегка улыбнулся, так просто и понятно у него все получалось.

- Не знаю, - растерянно сказала Дина Борисовна. - Прямо не знаю, как тебе ответить.

Она беспомощно поковыряла указкой паркет и отошла к столу. В тишине все услышали, как за стеной в спортзале упало что-то тяжелое, потом застучали ногами и раздалось три свистка. Дергачев, ничего не понимая, оглядывался по сторонам, но все от него отворачивались и молчали, пока, наконец, Татьяна Васильевна не поднялась и не сказала:

- Ну хватит. Дергачев, давай сюда дневник и садись на место. Урок окончен. К следующему разу учить до четвертого параграфа. Все.

И сразу же прозвенел звонок.

ВСЕ НАОБОРОТ

- Ну, Зенуков, как ты себя чувствуешь? - спросил Сергияковлич. Глеб как раз ел пирожок и от неожиданности так сдавил его зубами, что повидло полезло во все стороны и капнуло ему в рукав.

- Спасибо, Сергияковлич. Вот тут под коленкой синяк, и штаны немного порвались, а больше ничего.

- Ох, смотри, Зенуков, смотри - доиграешься ты, - с облегчением сказал Сергияковлич и ушел в учительскую.

- Басманцев! - позвали из класса.

- Да погодите вы! - крикнул, подбегая, Басманцев. - Глеб, только честно: у тебя сколько марок?

- Двести тридцать шесть, - сказал Глеб.

- Ну вот, я же говорил! Я ему говорил, что у меня больше. У меня двести пятьдесят девять - больше всех в нашем классе.

От радости он схватил Глеба за рукав и раздавил там повидло.

- Басманцев, - снова позвали из класса. - Это ты оставил коржик на парте?

- Ну я, - обернулся Басманцев.

- По нему муха ползает - иди прогони ее.

"Откуда же мухи зимой, - подумал Глеб. - Какой-то он доверчивый, этот Федька".

Кругом была ужасная толкотня, и последние учителя проплывали над нею в учительскую, как корабли. Вдруг откуда-то вынырнул Толян с учебником географии и потащил Глеба в соседний 6-й "а".

- Айда скорей, меня сегодня вызовут, а я еще глобуса не выучил. У них там есть маленький на подоконнике, ты мне покажешь, ладно?

"Опять там, наверно, Семенова сидит, - подумал Глеб. - Вечно она мне попадается".

Они пошли в 6-й "а", и там на первой парте действительно сидела Семенова. Она читала какой-то журнал; волосы ее свесились вниз и волочились по строчкам, она подхватывала их рукой, убирала за спину, но они не держались там и сыпались обратно. Глебу стало немного страшно и вроде бы чего-то смешно, что он вот стоит здесь рядом с ней, все на него смотрят и думают какую-нибудь ерунду - что пришел Зенуков, тот, которого задавили; задавили - а он ходит, значит, не очень задавили; и китель у него без пуговицы; где же он пуговицу потерял, может, вчера у Толяна? Или в планетарии? Там темно было, не видно. "Наверно, в планетарии", - думают они и ничего больше не замечают.

- А где же у них глобус? - спросил Толян. - Семенова, вы куда дели свой глобус?

- Его унесли - будут приделывать Луну и спутников, - сказала Семенова. - А у вас разве нет?

- Нет, наш глобус уже сгорел. Месяц назад.

- Как сгорел?

- Это все Басманцев. Говорит: "Давайте я вам настоящие вулканчики устрою, с извержениями". Вот и устроил. Весь Тихий океан сгорел, пока не потушили.

- Не надо было давать. Я бы ни за что не дала.

- Много ты понимаешь, - сказал Глеб. - Лучше скажи: ты знаешь, кто такой был Роджер Бэкон?

- Не знаю.

- Эх ты. Пошли, Толян, что с ней разговаривать - Бэкона не знает.

- Пошли, - сказал Толян.

- А вы!.. Вы сами… - крикнула им вслед Семенова, но все же достала портфель и, торопясь от обиды, начала листать учебник ботаники - ей почему-то казалось, что этот неизвестный Роджер Бэкон обязательно должен быть садоводом.

За несколько минут до звонка в класс вбежал Коля Свиристелкин и закричал:

- Ребята, что я вам расскажу! Вы только послушайте, ребята. Да тише вы!

- Ну что еще? - зашумели все. - Давай говори.

- Да нет, вас слишком мало Зовите всех, тогда расскажу. - Он бросился к двери и закричал:

- Глеб, Толя! Идите скорей!

Видно было, что он хочет рассказать что-то смешное и боится, что не все его услышат. Ему ужасно редко удавалось рассказывать смешное; хотя он много раз пытался, но все получалось что-то не то.

- Ну, Коля, говори же, - сказала Сумкина. - Все уже здесь.

Коля вскочил на парту и сделал такие глаза - они у него почти выкатились.

- Там в учительской… в учительской, я слышал, как… - тут он замер, выжидая, - как этой Дине Борисовне поставили за урок пару, во!

- Ну и что? - сказал Дергачев. - Что ж тут смешного? И верно, никто не засмеялся.

- Как же? Сама учительница и сама же получает пару - разве не смешно? Все наоборот. Вы только подумайте, как это смешно, - уговаривал Коля. Ему всегда казалось, что если наоборот, то уж страшно смешно; и все его истории были похожи одна на другую - то он видел, как пожарное депо и вдруг загорелось, или, например, ехала "Скорая помощь" и вдруг кого-то задавила; никто не смеялся этим историям.

- Эх ты, комик, - сказал Басманцев. - Слезай с моей парты.

- Ну и слезу, - сказал Коля, - подумаешь. Вы меня еще вспомните. Я вам такое расскажу - вы все лопнете от смеха, тогда будете знать.

- И этот взрыв, этот ужасный взрыв, - говорила Татьяна Васильевна. - Как вам такое пришло в голову. Хорошо еще, что никто не пострадал. И где вы только достали взрывчатку?

- Да это же совсем не опасно, - сказала Дина Борисовна и полезла в портфель.

- Нет-нет, прошу вас, хватит! - воскликнула Татьяна Васильевна. - С меня хватит. Вы совершенно сорвали план урока. Вместо трех учеников успели спросить только одного. Один ученик целых двадцать минут говорил о посторонних вещах, и времени, конечно, не осталось. Новый материал изложили из рук вон плохо. Бэкон, Бэкон и Бэкон, и даже не успели рассказать, как он погиб. Кстати, я немного забыла - чем кончился этот суд над ним?

- Его осудили, он просидел в тюрьме четырнадцать лет, - сказала Дина Борисовна.

- Ах да, теперь вспоминаю. Но это неважно. Честно вам сказать, я за всю свою жизнь не видела такого плохого урока. Подумайте, Дина Борисовна, может, вам лучше переменить профессию. Еще не поздно.

- Нет-нет, это невозможно, - испуганно сказала Дина Борисовна. - Только не это.

- Да почему же? Есть масса профессий ничуть не хуже.

- Нет, мне обязательно надо эту. Дайте мне попробовать еще раз; может, у меня получится.

- А если вы опять сорвете урок?

- А если, а если, - сказал вдруг Сергияковлич. - Но так же нельзя, уважаемая Татьяна Васильевна. - Он стряхнул очки с кончика носа и посмотрел на нее поверх ободков.

- Не понимаю, сказала Татьяна Васильевна.

- Нельзя так требовать с первого раза. Гвоздь! Попробуйте вбить в стол простой гвоздь - с первого раза у вас ни за что не получится. Надо как-то помочь молодому педагогу Дине Борисовне, дать ей возможность познакомиться с ребятами, привыкнуть.

- Да, пожалуйста, - сказала Дина Борисовна.

- Я предлагаю вот что. Пусть она месяц поработает у них вроде пионервожатой, проведет несколько мероприятий; и тогда мы посмотрим - можно доверять ей учеников или нет. Ну как, вы согласны?

- Да, конечно, я согласна, - сказала Дина Борисовна.

- Если будет трудно, обращайтесь сразу ко мне, не стесняйтесь. Но сначала хорошенько обдумайте все мероприятия - это самое важное.

- Я пойду с ними в планетарий.

- Нет, в планетарий они уже ходили. Вы не торопитесь. Обдумайте все хорошенько.

- Конечно, я что-нибудь придумаю.

- Ну хорошо, - сказала Татьяна Васильевна. - Только, пожалуйста, чтобы ничего не взрывалось.

ФИНСКИЕ ЛЫЖИ

Глеб натирал лыжи мазью и не заметил, как за его спиной из-под одеяла вылез Сенька.

- Ты куда? - спросил Сенька. - В спортшколу?

- Нет, мы сегодня на лыжах. Всем классом. В спортшколу завтра.

- А зачем тебе в спортшколу? С кем тебе надо подраться?

- Ни с кем. Мы там занимаемся.

- А мне надо подраться. С Женькой Карташовым, знаешь?

- С Женькой? Вы же с ним друзья.

- Были друзья, а теперь нет. Он меня оскорбил. Я теперь ему покажу, он у меня узнает, как оскорблять. Не слыхал, в нашей спортшколе есть бокс?

- Ты лучше скажи, как он тебя оскорбил. Может, тебе не в бокс надо, а прямо в стрелковый кружок - из винтовки "кых"! Или в самбо.

- Он сказал, что я красавчик. "Ты, - говорит, - такой красавчик, такой миленький, просто прелесть". Это его сестра так научила. Я ему говорю: "Женька, не дразнись, а то я с тобой подерусь". А он говорит: "Ты не умеешь. Я тебе как дам, ты у меня, знаешь, куда улетишь!"

- Женька даст, - сказал Глеб. - Он здоровый.

- А я научусь. Я ему говорю: "Знаешь, теперь какие кружки есть. Я пойду, меня сразу запишут".

- Иди в самбо, - сказал Глеб. - Это для тебя лучше всего. Там и силы не нужно - одни приемчики. Приходи завтра, я тебе покажу, где они занимаются.

У вокзала улицы уже высохли, как летом, и было смешно смотреть на людей с лыжами - не верилось, что где-то еще есть снег, по которому можно ездить. Дина Борисовна стояла па самой верхней ступеньке, чтобы было заметней, и махала подходившим ребятам желтой варежкой, надетой на лыжную палку, - махала, махала, пока варежка не сорвалась и не улетела в толпу.

- Вот так всегда, - сказала Сумкина, отмечая в списке. - Все придут, а Косминского нет. Вечно он опаздывает, а еще говорит, что Косминский - это все равно, что Космический - одно и то же.

Потом пришел, наконец, и Косминский с большим мешком за спиной, и все побежали к поезду.

- Чего это ты столько набрал, - спросил Глеб, щупая мешок. - А это что? Какой-то ящик.

- Да нет, - ответил Косминский, - это шахматы. А вдруг, думаю, мне захочется поиграть в дороге. Я специально за ними вернулся - потому и опоздал.

- А рояль ты не захватил? - спросил Толян. - Ты же любишь играть на рояле - вдруг тебе захочется.

- Ладно-ладно, - сказал Косминский, - вот захотите в шахматы сыграть, тогда еще попросите.

Поезд тронулся и быстро проехал мимо опоздавших людей, мимо тоннелей и старого железнодорожного плаката в конце платформы, на котором все успели прочитать только три слова: "…можете потерять жизнь…"

- Как это? - заволновался Свиристелкин. - Почему потерять, из-за чего? Ты не видел, что там дальше написано?

- Не видел. Дальше маленькими буквами, не разобрать.

- Ребята, не расходитесь, садитесь поближе, - говорила Дина Борисовна.

- Не так, да не так же, - шептала Сумкина. - Ты сюда, а ты сюда - мальчики отдельно, девочки отдельно.

- Да ну тебя, сама ты отдельно, - сказал Дергачев.

В вагоне почти все ехали с лыжами, а те, кто был без лыж, чего-то стеснялись и старались глядеть только в окна, будто им было стыдно, что вот последние дни зимы, а они едут за город просто так. Глеб по себе знал, как это бывает, когда смотришь парад вооруженных сил или марафонский бег на улице, становится как-то неловко и очень хочется маршировать или бежать там вместе со всеми.

- Дина Борисовна, - спросил Басманцев, - это у вас какие лыжи, турецкие?

- Нет, это финские. Видишь, тут написано.

- Ага, красивые. А у меня есть турецкая марка, на ней тоже нарисованы лыжи - очень похоже.

- Неужели турецкая? Как интересно - турки на лыжах. Где же они там катаются?

- Ну не знаю. У меня много всяких марок.

- У него больше всех! - крикнул кто-то. - Разве он вам не говорил?

- Как же ты забыл, Федя?

- Он такой застенчивый - никому не рассказывает.

- Вот они смеются, - сказал Басманцев, - ругают меня. Не понимают, дураки, что у меня должно быть больше всех марок.

- Почему у тебя должно быть больше всех? - спросила Дина Борисовна.

- Ну как же. Я и ростом выше всех, и бегаю быстро, - значит и марок у меня должно быть больше всех.

- А мой брат Сенька ходил в марочный кружок - там у ребят все равно больше, чем у тебя. Больше тысячи.

- Где? Где такой кружок? - закричал Басманцев.

- Да, я тоже туда ходил, - сказал Толян. - Там всё обмениваются - сидят два часа за столом и обмениваются. Интересно. Я там всегда так менялся, что у меня к концу ни одной марки не оставалось. Ну и пусть, думаю. Все равно они под конец уже потные совсем и липкие - так и расползаются.

- Я бы лучше сучки собирала, - сказала Дина Борисовна. - Есть такие смешные сучки - как танцоры. Или как рыцари.

- Как сапоги, - сказал Косминский.

- Как лошади!

- Пистолеты!

- Пауки!

- Собаки!

- Стеньки Разины!

- Мушкетеры!

- Хватит-хватит, довольно! - воскликнула Дина Борисовна. - Смотрите - нам сейчас выходить.

Поезд остановился, и ребята, стуча лыжами, вышли на платформу. Сразу за платформой начинался лес больших сосен, и снегу там лежало еще много, только он уже был не очень белый и какой-то неровный - как кефир.

- Ну, кто у вас лучший лыжник? - спросила Дина Борисовна.

- Я! Я! - закричали несколько голосов.

- Федька лучше всех, - сказал Глеб. - Басманцев.

- Значит, он пойдет последним.

- Почему последним? Я не хочу.

- Ты будешь помогать отстающим. Будешь отставать вместе с ними, - сказала Дина Борисовна.

- А куда мы пойдем? Давайте посетим исторические места.

- Дина Борисовна, давайте! Тут есть исторические места?

- Конечно. Все места исторические.

- Ну да.

- Как это? Выходит, и платформа историческая?

- И платформа.

- А мы?

- А я? - спросил Косминский.

- И ты тоже. Может, через пятьдесят лет экскурсоводы в музее будут говорить про твой мешок: "Вот с этим мешком Сева Косминский ходил на лыжах".

- Да он не ходит никогда.

- Это он случайно.

- Слышишь, Косминский, ты теперь береги свой мешок.

- Не запачкай.

- Давай я тебе почищу, - неудобно такой грязный в музей.

- Поехали! Поехали скорее! - закричали впереди.

В лесу что-то тихо сыпалось с веток, и вдоль лыжни росли кусты, густо забитые снегом. Время от времени попадались флажки и разноцветные стрелки на деревьях, а один раз пробежал лыжник № 136, запыхавшийся и такой краснощекий, будто его только что волочили лицом по сугробам. Дина Борисовна часто отходила в сторону, пропуская мимо себя весь класс, потом снова обгоняла, быстро, как на коньках, и по дороге давала советы насчет дыхания и всего остального.

- Дыши, дыши сильнее, - говорила она. - Не гнись.

- Работай палками. Да нет, вот ты упираешься, а лучше наоборот - отталкиваться.

- Толя, ты почему без шапки?

- А я назло, - сказал Толян.

- Он все назло делает, - сказал Косминский. - Он и по льду бегает и простужается нарочно - я его знаю.

- Что ты знаешь? Когда я простужался? Я уж три года не простужался.

- Вы не бойтесь, он не простудится, - сказал Глеб. - Он закаленный.

- Закаленный, как пирожок соленый, - ответила Дина Борисовна и быстро уехала вперед.

- Подумаешь - обогнала и воображает, - сказал Толян. - Если б не ты, я бы сейчас показал класс. Болтаешься тут под ногами.

- Ну да, показал бы ты, - ответил Глеб. - У нее, наверно, первый разряд по лыжам - вон она как шпарит. За ней и Федька бы не угнался, не то что ты.

Ему почему-то очень нравилось, что Дина Борисовна так здорово ходит на лыжах, и все это видят.

Лес кончился на берегу замерзшей реки. Берег был высокий, и с него далеко, до самого горизонта виднелись интересные исторические места с черными домиками, полями, с высоковольтными арками и маленькими автобусами на шоссе, а над всем по небу тянулись следы двух самолетов, которые будто бы долго гнались друг за другом и вдруг оба одновременно остановились.

- Вперед! Скорей! - закричал Басманцев и бросился вниз; и за ним все ребята, и девочки, и Дина Борисовна, по крутому обрыву, между пеньками и ямами, падая, сталкиваясь и крича: "Скорей! Скорей!" - словно они боялись, что им не хватит времени объехать все интересное.

- За мной! За мной! - кричал Косминский. Но за ним уже никого не было.

"И за мной, - подумал Глеб. - Хоть бы кто-нибудь за мной! Семенова, например… Пусть это будет Семенова".

Вдруг он увидел, как Дина Борисовна впереди него странно подпрыгнула, взмахнула руками и исчезла в яме под снегом.

- Стой, на помощь! - закричал он, тормозя и цепляясь за снег руками. Еще несколько ребят остановились рядом с ним, оглядываясь и ища, кого нужно спасать, но Дина Борисовна уже поднялась сама. Она смотрела себе под ноги и с недоумением шарила в яме, запуская руки по самую шею, доставала оттуда обломки своих лыж, кусочки палок и зачем-то аккуратно складывала их рядом с собой в виде колодца. Потом потерла ушибленное плечо и покачала головой от боли, будто удивляясь.

- Ну как же это… Не понимаю… За что я зацепилась? - говорила она.

- Растяпы! - закричал, карабкаясь снизу, Басманцев. - Не могли предупредить, не уберегли! Я же видел эту яму, я вас предупреждал.

Ребята подъезжали и останавливались около Дины Борисовны, молча и с уважением рассматривая красивые обломки финских лыж.

- Вот это да, - прошептал кто-то.

- Что же мы теперь? Неужели домой? - спросил Свиристелкин.

- Вот и покатались.

Назад Дальше