Мне не захотелось ей напоминать, что именно это я и собирался сделать.
- Представляешь, что мама может подумать?
Неожиданно трезвон и стук прекратились.
- Посмотрю в глазок, - предложил я.
- А если она в это время смотрит в него с той стороны?
- Физики не знаешь - полезная наука, - сказал я и пошёл в переднюю.
Насколько глазок позволял увидеть лестничную площадку, она казалась пустой. Я сделал знак Клаве - путь свободен, попробую прорваться!
Осторожно, как вынимают взрыватель из мины, я отодвинул задвижку. За ней последовал замок.
Клавина мама с набитыми до отказа плетёными сумками в руках стояла на один лестничный пролёт ниже и смотрела в окно. Очевидно, услышав какой-то шум, она подняла голову. Деваться мне было некуда. Испариться я не мог и поэтому (сам не знаю, как мне это пришло в голову) потянулся рукой к звонку и нажал на кнопку.
- Клава больна и сейчас спит, - сказала Вера Сергеевна. - Как ты прокрался мимо меня?
- А я с четвёртого этажа. Мне Куницын сказал, что у Клавы ангина, и я решил её навестить, - услышал я свой громкий голос. Наверно, я инстинктивно говорил громко, так, чтобы Клава всё слышала. Потом я взял себя в руки.
- Надеюсь, вы не будете возражать, если я навещу болящую? В виде исключения?
Я начал трезвонить, как только что это делала Клавина мама.
Она поднялась ко мне по лестнице.
- Бесполезно, - сказала Вера Сергеевна усталым голосом.
- А вы ногой пробовали? - поинтересовался я.
Клавина мама кивнула.
И только я собрался применить этот способ, как дверь распахнулась. Я сразу спрятался за спину Веры Сергеевны.
- К тебе гость, - сказала Клавина мама. - Застегни халат. Проходи, Сергей. Только держись подальше от этой девчонки. Она где-то схватила фолликулярную… Зачем ты закрыла дверь на задвижку?
- Ты же сама меня ругаешь, когда я этого не делаю, - зевнув, сказала Клава, шмыгнула на диван и закуталась в простыню.
- Здравствуй, Клава, - сказал я.
- Привет, - как бы нехотя ответила Клава.
- Болеешь?
- Как видишь.
"Здорово играет равнодушие, - подумал я. - Молодец Клавка!"
- Может быть, помочь с экзаменами по старой памяти? Девятый класс всё-таки…
Вера Сергеевна насторожилась.
- Спасибо, не надо, - ответила Клава. - Мне Лаврик поможет.
- Какой ещё Лаврик? - вместо меня спросила Вера Сергеевна.
- Из параллельного, - не задумываясь, ответила Клава. - Ты его не знаешь.
Я-то знал этого Лаврика из параллельного. И подумал: "Играй, но не заигрывайся". Впрочем, о чём беспокоиться? Заурядная личность в очках.
- Видишь, Сергей, чем приходится заниматься, - сказала Вера Сергеевна, выгружая из плетёных сумок куски пёстрой материи и клубки кружев. Приглашали когда-то главным художником театра. Прозевала. Теперь заведую бутафорским цехом и рада. Правда, приходится подрабатывать. Кстати, спроси маму, не нужен ли ей такой халат.
- Спрошу, - пообещал я.
- Но ничего, я ещё своё возьму…
- Мама! - попыталась остановить Веру Сергеевну Клава.
- А что? - Из-за какой-то давней и тайной обиды голос Клавиной мамы зазвучал неожиданно резко. - Мои абажуры знаешь в каких квартирах? Ого-го-го! У зампреда горсовета - два! У всех ведущих артистов театра…
Вера Сергеевна внезапно замолчала. Клава отвернулась к стене.
- Я пойду, - сказал я Клаве. - До встречи в эфире!
- Спокойной ночи, малыши! - ответила Клава не оборачиваясь.
Мне не нравится, что все называют меня Тусей. Когда мы шли с Клавой в горсад на танцы, я её спросила:
- Тебе не кажется, что имя "Туся" звучит инфантильно?
- Кажется. От косичек я тебя избавила. С "Тусей" тоже пора кончать, - ответила Клава.
- А как?
- Откликайся только на Таню. Сможешь?
- Попробую. Он здесь живёт, - я показала на парадное старого дома.
- Между прочим, и "Лаврик" не шедевр, - заметила Клава. - Не знаю, почему это имя выскочило у меня в ту минуту. Может, оттого, что ты его так разрекламировала. На вид он ничего особенного.
Я посмотрела на часы.
- Сейчас он выйдет. Я же тебе не про вид говорила, а про внутреннее содержание. Вообще-то он на танцы в горсад никогда не ходит. Но я намекнула, что у тебя возник интерес, и он согласился.
- Сразу? - спросила Клава.
- Сначала он сказал, что я вру.
- Догадливый. А почему же потом согласился?
- По-моему, ему стало интересно, зачем я это делаю.
Клава так пожала плечами, что я поняла: и она не знает зачем.
Мы думали, что Ларин выйдет из парадного старого дома, а он появился из-за угла соседнего переулка.
- Здравствуй, Туся! - сказал Лаврик, не глядя на Клаву. Он видел её тысячу раз, но теперь, когда я намекнула на то, что у Клавы возник интерес, бедняга не мог смотреть на неё. Как будто бы до сих пор от Клавиного нестерпимого блеска глаза Лаврика охраняло защитное стекло, как у электросварщиков, а теперь это стекло у него неожиданно отняли. Защитным стеклом была недосягаемость.
- Её зовут Татьяна, - изрекла Клава сонным голосом.
У неё было тоже довольно глупое положение. Наверное, так чувствовали себя когда-то невесты на смотринах. Приведут к тебе полузнакомого человека, а ты выкладывайся. Правда, Клава была в лучшем положении ввиду своей полной незаинтересованности в этом очкарике и потому что она слишком хорошо знала себе цену. Клаве хотелось как-нибудь побыстрее ликвидировать последствия моего неосторожного намёка на возникший интерес. И хотя я действовала по её просьбе, она сейчас почти засыпала, чтобы показать своё абсолютное равнодушие.
- А тебя - Клавдия? - спросил Лаврик, по-прежнему глядя на меня. - Тогда я - Лаврентий. Лучше - Лавр.
"Некоторая доля юмора у него всё-таки есть", - подумала я.
- Вы действительно решили вытащить меня на танцы? - продолжал Лавр, глядя на фонарный столб.
- Да, только по дороге прихватим Серёжку, - добавила Клава. - Он ждёт меня у входа в горсад.
По дороге мне очень интересно было наблюдать за Лавриком и Клавой. Ведь это не так просто - идти рядом и не видеть друг друга. Лаврику - из боязни ослепнуть, Клаве - для того, чтобы отнять у него все надежды. Как бы то ни было, но они уже были не безразличны друг другу. У них уже возникли отношения. И это сразу почувствовал Серёжка, когда увидел нашу троицу.
- Туська, твои штучки? - спросил он меня, кивнув на Клаву и Лаврика, которые по-прежнему смотрели в разные стороны. Клава - на звёзды, а Лаврик - на афишу Ростовского театра оперетты, гастролировавшего в нашем городе.
На "Туську" я не откликнулась. Пауза затянулась, и Серёжка совсем пал духом.
- Тусю зовут Татьяна, - сказал Лаврик.
- А тебя - Лаврик, - кривляясь, просюсюкал ничего не понимающий Серёжа, - мальчик из параллельного.
Он думал этим как-нибудь унизить невесть откуда появившегося парня, стоявшего рядом с его Клавой.
- Лучше - Лавр, - чтобы не остаться в долгу, заявил Лаврик нарочитым басом и поправил очки. Потом он протянул Серёже руку. Последовало мужское рукопожатие.
- Хорошо, Лавр. Топай за билетами, - предложил Серёжа, который постепенно приходил в себя. - У меня только два. Очередь - сам видишь. А мы с Клавой пошли.
Очередь к кассе танцплощадки была минут на сорок.
И тут произошло невероятное.
- Ничего, у меня четыре, - сказал Лаврик и вытащил из кармана билеты.
Клава сразу проснулась. Ещё бы, этот мальчик из параллельного проявил такую проницательность, которой могли бы позавидовать Бальзак, Мопассан и даже Трифонов, если бы они учились в нашей школе. Значит, вместо того чтобы топтаться у зеркала в поисках последних решающих штрихов, которые должны были бы сразить наповал двух ожидавших его девиц, Лаврик смотался за билетами. Потому-то он и возник из-за угла соседнего переулка, а не из своего парадного.
Он всё понимал и всех нас видел насквозь.
На Клаву это произвело сильнейшее впечатление, и с этой минуты она так прилипла к Серёже, что он мог бы ошалеть от счастья, если бы не предчувствовал, что в будущих событиях ему достанется роль оселка, на котором Клавка и Лаврик будут точить острия своих копий.
Не знаю как в других городах, но в нашем горсадовская танцплощадка охраняется, как космодром на мысе Кеннеди. Вокруг бродят дружинники с красными повязками и наряды милиции. Возле билетёрш минимум по два милиционера. Посетители медленно продвигаются между железными перилами к входу. Дружинники пристально вглядываются в их лица и по временам кое-кого вытаскивают из очереди. Тогда происходит разговор, знакомый как речетатив из надоевшей оперы:
- А что я сделал, а что я сделал? (Тенор фальцетом.)
- Сам знаешь! (Драматический баритон.)
- Ничего я не знаю. У меня билеты - значит, имею право! (Тенор в среднем регистре.)
- Знаешь! (Баритон на октаву ниже.)
Дальше возможны варианты как в тексте, так и в музыке, в зависимости от конкретных обстоятельств.
- А кто в прошлую субботу посредине площадки спать улёгся?
- Не я, товарищ дружинник, честное слово, не я! (Это во всех вариантах и обязательно фальшиво.)
- Опять в коляску захотел? (В оркестре кода.)
Когда мы на подступах к площадке увидели издали всё это плюс облепивших решётчатый забор безбилетников и тех, кого почему-либо не пустили в освещённый люминисцентными лампами рай, мимо нас прошёл какой-то суперпижон.
В южных городах моды от нагревания расширяются.
- У него вырубоны до лопаток, - сказала Клава про удаляющийся пиджак.
- Вот именно, - прицепился к этому Лаврик, - весь вопрос в том, хотим ли мы себя показать, или у нас естественное желание подвигаться в современных ритмах. Я лично был бы удовлетворён этой скромной аллейкой.
- А комары? - спросила Клава.
- Их на свету больше. Татьяна, давай попробуем.
Мы попробовали, а Клава и Серёжа смотрели.
- Урну не сшибите, - сказал Серёжа мрачно.
Мы метнулись от урны.
- По газонам не ходить, - продолжал издеваться Сергей.
Мы метнулись от газона.
- Попробуем? - предложила Сергею Клава.
Они попробовали и по закону подлости сразу сбили урну. Минуты две мы хохотали. Потом оркестр на танцплощадке заиграл танго, и его нельзя было пропустить.
Превосходная мысль всё-таки блеснула у Лаврика - удовлетвориться этой скромной аллейкой. Две свободно танцующие пары, а не шпроты в банке, как на танцплощадке. Наверно, на нас и со стороны приятно посмотреть - вон уже какие-то тёмные фигуры останавливаются.
- Ты давно дружишь с этой… как её… - начал прикидываться Лаврик.
- Ладно, Лавр… ты после сегодняшнего вечера её имя во сне повторять будешь.
- А может быть, твоё?
- Не стоит.
- Почему?
- Есть причина. Тебе нравится Серёжа? - Я сказала это так, чтобы он понял причину.
- Я испытываю к нему уважение. Неизменный победитель всех математических олимпиад, чемпион школы по шахматам.
- Разве в этом дело?
- Кое о чём свидетельствует.
- Ты ни в каких соревнованиях не участвовал, а с Талем вничью сыграл. Можно, я тебе на судьбу пожалуюсь - очень танго красивое.
- Валяй.
- Мне не надо было тебя сюда звать. Не надо дружить с Клавой. Не надо делать всё, что я делаю и не могу не делать.
- Понятно.
- Ещё бы. Ты догадливый. Четыре билета купил.
- Уравнение без неизвестных, - усмехнулся Лаврик.
Я оглянулась по сторонам. В нашей скромной аллее уже танцевало несколько пар. Танго кончилось, и все захлопали, как на танцплощадке. Мы с Лавриком сели на скамейку, а рядом Клава и Сергей.
Сергей сломал нам по ветке, и мы с Клавой хлестали себя по ногам - очень лютовали комары.
Как Клава старалась показать, что Серёжка для неё всё на свете! То и дело заботливо хлопала его по лбу, по щекам и громко смеялась. А он мрачно молчал. Бедный Серёжка!
Вдруг заиграли что-то быстрое, и мы увидели, что наша аллейка превратилась в танцплощадку.
- Здорово кто-то придумал, - сказал один из танцующих. - Здесь в сто раз лучше, чем там.
- Человечество не так консервативно, как это иногда кажется, - молвил Лавр.
- Но кто-то первый должен указать путь, - сказала я.
К Клаве начали подходить мальчики:
- Разрешите?
- Простите, я устала.
- Разрешите?
- Спасибо, я не танцую.
Наконец-то и ко мне кто-то подошёл. Не разглядел в темноте, кого приглашает.
- Пошли! - сказал он.
Оказалось, просто выпивший.
- Она устала, - ответил за меня Лаврик.
А я рискнула. Пусть втроём помучаются.
- С удовольствием, - сказала я и встала; парень нетвёрдой походкой поплёлся за мной.
Туська ушла, и мы остались втроём: я, Клава и этот Лавр.
Клава убила у меня на щеке очередного комара и засмеялась. Я обернулся к Лавру. Он неотрывно смотрел на Туську, как рыболов на поплавок, в любую секунду готовый выдернуть леску, как только поплавок начнёт дёргаться или тонуть.
- Ты что за неё так боишься? - спросил я. - Туська…
- Татьяна, - поправил меня Лавр.
- В общем, за неё не надо бояться, она, если что…
- Терпеть не могу пьяных, - опять перебил меня Лавр.
- Смотря каких, - неожиданно высказалась Клава с такими модуляциями в голосе, что можно было подумать, будто у неё абсолютный слух.
- Ты так думаешь? - не оборачиваясь, спросил этот рыбак.
- Я думаю как Серёжа, - кротко промяукала Клава.
На самом деле на моё мнение ей было уже наплевать.
Всё для Лаврика. Поэтому я сказал:
- У меня на этот счёт нет определённого мнения.
- Напрасно, - твёрдо сказал Лавр. - В нашем немолодом возрасте уже Пора иметь свои взгляды и вкусы.
Мы шли домой так: впереди я с Клавой, а сзади нас - Лавр с Таней. Клава взяла меня под руку, что она делала очень редко, только когда зимой было скользко, или летом, когда жали туфли.
- У тебя туфли жмут? - спросил я Клаву.
- Нет, а что?
- Удостоился, - и я слегка прижал её руку.
Она потянулась к моему уху и я услышал:
- Ты очень глупый.
Это тоже она сделала для того, кто шёл сзади.
Когда на перекрёстке Тане с Лавриком надо было сворачивать, мы остановились и помахали им руками.
Остальную дорогу между мной и Клавой дистанция была примерно с метр. Я пытался её сократить, но дистанция почему-то не сокращалась. Причём очень трудно было понять, как это Клаве удаётся. Она маневрировала так искусно, что невозможно было даже заподозрить умысел.
Возле парадного я попытался Клаву поцеловать. Девятый класс всё-таки. И кое-что между нами уже было. Но она отшатнулась.
- Почему? - спросил я.
- У меня нет ангины, - ответила Клава, и я услышал, как стучат её каблуки по ступенькам лестницы.
В этот вечер я пришёл домой раньше обычного; во-первых, потому, что Лаврику детское время показалось не детским, а во-вторых, потому что прощание с Клавой было короче, чем всегда.
Мама сидела в халате с кружевными штучками, сшитом для неё Верой Сергеевной, и смотрела телевизор. На голубом экране шла пальба из автоматов, взрывались роскошные автомобили и люди в модных костюмах гибли как мухи. Отец под настольной лампой с замысловатым абажуром из той стопки, которую я недавно чуть не сшиб в Клавиной комнате, пытался в альбоме для рисования запечатлеть мамины черты в момент наивысшего духовного подъёма.
Конечно, обои в нашей квартире уже менялись не раз, и теперь папины картины висели в аккуратно застеклённых рамках. Никаких ковбоев и голых красавиц. В основном пейзажи и мама во всех ракурсах. На одной из картин была изображена покрытая снегом шелковица и две фигурки мальчика и девочки, которые, взявшись за руки, уходили куда-то в непроницаемую мглу метели.
Я посмотрел на эту картину и чуть не разревелся.
- Рановато изволили, - сказал папа. - Что-нибудь случилось?
- Всё в полном порядке, - ответил я.
- А я уже было обрадовался, - сказал папа, не отрываясь от альбома.
- Чему?
- Подумал: наконец-то у тебя хоть что-то не в полном порядке. Ритуля, одну минуточку, не дёргайся. И чуточку подними подбородочек, - попросил маму папа, который давно уже перестал быть грубияном-студентом.
- Отстань ты со своим подбородком! Я смотрю телевизор. Может, это меня успокоит.
Как раз в это время на голубом экране какой-то тип вылез из окна на двадцатом этаже и ступил ногой на узенький карниз. Мама всё-таки подняла подбородок, и ей пришлось наблюдать за успокаивающей сценой слегка скосив глаза.
Я прошёл в нашу с Шуриком комнату.
- С Клавкой поссорился? - с ходу спросил меня Шурик.
- Нет.
- Врёшь. - Он помолчал немного, а потом изрёк: - Я бы на твоём месте её давно бросил.
Для первоклассника это было слишком.
- Что ты в этом понимаешь! - взвился я. - Когда её нет рядом, вот сейчас, например, я же не существую.
- А что ты делаешь? - спросил Шурик.
- Жду, когда я её увижу. Я только тогда и живу, когда она рядом. При ней. Возле неё. Хотя бы издалека её видеть и слышать. И чтобы она меня видела и слышала. Только в этом для меня смысл жизни. Ты этого не можешь понять! Без Клавы мне ничего не интересно. Если мне Нобелевскую премию будут давать, а Клавы при этом нет - всё! Отпадает!
- Скажешь: "Позовите Клаву"?
- Скажу.
- Силён! - сказал Шурик. - А из-за чего поссорились?
- Мы не поссорились. Просто появился какой-то Лаврик из параллельного.
- Это который с Талем ничью сделал?
- Далась вам эта ничья! Смотрите - как все про неё помнят! А вот это, вот это всё, - я начал тыкать пальцем в свои кубки, в свои грамоты и дипломы, - за так дают?
- Кубок - это кубок, а Таль - это Таль, - ответил Шурик. - Это из ряда вон выходящее.
Я разозлился:
- Будет вам из ряда вон! Клава упадёт!
- Не упадёт! - сказал Шурик.
- Поспорим? - предложил я.
- Не надо, - сказал Шурик. - А то ты сейчас заплачешь. Тебе без Клавки и торт не хочется? Я оставил.
- Какой?
- Шоколадный.
- Давай! - согласился я нехотя, а потом, когда жевал этот торт, дошёл до того, что спросил своего младшего брата-первоклассника, из за которого давился когда-то манной кашей: - Как ты думаешь, у меня есть свои вкусы и взгляды?
На чердаке Дворца пионеров было полутемно. Когда все члены "Клуба старшеклассников" с граблями, лопатами и мётлами шли к железной лесенке, чтобы выбраться на плоскую крышу, которую директор поручил нам привести в порядок, Серёжа начал канючить:
- Клава, а помнишь, как мы в пятом классе…
- Опять? Мне надоели твои "а помнишь"! Сколько можно?!
Чердак был забит всяким хламом. Поломанные параллельные брусья, спортивные маты с отодранными заплатами. Особенно грустно смотреть на старые транспаранты: "С новым годом!", "Да здравствует пионерское лето!" или, например, на огромный макет кукурузы с надписью "Чудесница". У меня и так было неважное настроение, а тут совсем испортилось.