Пионеры дождались хозяев, сдали им вещи и направились в школу. Ленька с приятелем поплелись вслед за ними. Перепрыгивая канаву, Колычев наступил на какой-то твердый предмет. Острая боль пронизала пятку. Ленька повалился на траву и выругался:
- Черт! Никак на стекло напоролся!
Осмотрел ногу - цела. Взглянул на траву - свинцовый козон, знаменитый якишевский "свинчатник" лежал перед ним.
- Толька!
- Никитин козон? Где взял?
- Тут нашел.
- Отдашь?
- Дурак я, что ли? Он терять будет, а я находить и отдавать! Не дождется!
- Вообще-то нужно, пожалуй, вернуть козон, - неуверенно проговорил Толя. - Никита на пожар торопился…
- Хоть в Африку! Другой раз пусть рот не разевает! Явится Никита домой, хвать-похвать - нет козонка! Туда-сюда забегает, а козонок-то у меня!
С пригорка навстречу друзьям во весь дух мчался Демка Рябинин. Босые ноги его, казалось, не касаются земли. Коричневая, местами вылинявшая рубашка выбилась из-под ремня и, наполненная воздухом, отдувалась на спине огромным пузырем.
- Герой! - усмехнулся Ленька, пряча в карман находку. - Укротитель огня и гроза пожаров. Устряпался, словно трубочист. Сотри хоть сажу с лица!
- Увез я в больницу Аленку! - гордо сообщил Демка. - Здорово она ногу поранила. Врач говорит, полежать придется… А мотоцикл у Глухих, что ветер…
- Ее повез, а нас бросил? - спросил Ленька.
- Она в беду попала…
- Друзья так не поступают.
- Ленька, - Демка нахмурился, - я правильно сделал! И не говори мне про это!
- Ладно, ладно, - поспешно согласился вожак и перевел разговор на другую тему: - Айда купаться! Позагораем. Ты, Демка, на речке и умоешься заодно.
Ребята свернули в узкий переулок. По обе стороны его высились плетеные заборы, бревенчатые сараи. За околицей пахло цветами и травами. На пригорках с пожелтевшей от солнца травой алела поспевающая земляника. Вокруг стоял неумолчный птичий гомон.
Толя выломал длинный ивовый прут и, размахивая им, как шашкой, рубил головки ромашек. Демка, взволнованный событиями дня, рассказывал:
- В избе дымина была… Задохся я, как вбежал! Никита передо мной вошел. Я в комнату за ним, мимо горящей балки. За дверь схватился, а угли как посыпались с потолка… Аленка - храбрая! Девчонку спасла!
- Ты же вытащил ее, - вмешался Толя.
- Это дело второе. Не подоспей я, Аленка сама бы вынесла: она ее на руках держала.
- Подумаешь, - начал было Ленька.
- Не тебе судить, - оборвал его Демка. - Ты на заборе просидел!
- Сумел бы и я…
- Мог, да не захотел! Так?
- Демка! - вмешался Толя. - Ты не заметил, куда Никита ушел?
- Лагерь строить на Лысую.
- Сегодня?
- Ну да! Забрали топоры, лопаты… Костя пилу достал.
Впереди показалась зеркальная гладь реки. Узкая тропинка, по которой шагали ребята, нырнула в густые заросли черемухи, ольхи, ивняка. Деревья росли так плотно, что ветви их, переплетаясь, образовывали низкий туннель. Согнувшись в три погибели, колычевцы преодолели несколько десятков метров болота и вышли на узкую песчаную косу. Нагретый песок был горяч. Под раскидистой ивой, росшей на обрывистом берегу, ребята разделись. Ленька, шлепая по бедрам ладонями, подо шел к воде, сунул в нее руку и выкрикнул:
- Чур, не я воду грею!
- И не я! - откликнулся Толя.
Демка почесал затылок, отошел подальше от обрывистого бережка и, разбежавшись, бросился в омут. Радужный фонтан брызг поднялся над водой.
- Хорошо… - Отфыркиваясь, Демка широкими саженками поплыл к противоположному, заросшему осокой берегу. - Ныряйте сразу, - приглашал он приятелей. - Лучше так-то!
Толя забрел в реку по колени и стоял, поеживаясь: вода была холодноватой. Ленька осторожно подкрался сзади и толкнул Толю в спину:
- Поплыли! Ха-ха-ха!
Толя окатил обидчика фонтаном воды.
- Получай на чай!
- Ах так?
Громкие возгласы разбудили сонную тишь реки. Колычевцы играли в пятнашки, ныряли "кто дальше", носились друг за другом по берегу и, утомившись, разлеглись на песке загорать.
- За день Никите лагерь не построить, - сказал Ленька, располагаясь на песке так, чтобы солнечные лучи падали на грудь. - Силенок не хватит!
- Они могут, - возразил Демка. - Их много.
- А мачту? - вставил Толя.
- Срубить сосенку, обтесать, выстругать - и мачта!
- Тебе, Демка, в лагерь охота? - спросил Ленька.
- Пока нет! В кружок комбайнеров я бы пошел…
- За чем дело стало?
- Вы не идете, - просто ответил Демка.
Ленька просиял: ответ пришелся ему по душе. Чтобы удобней было разговаривать, он перевернулся на живот, нагреб под грудь побольше песку, сделав из него что-то наподобие подушки, и сказал:
- Я предлагаю устроить Никите настоящий Карфаген. Дождемся мы, когда якишевцы лагерь выстроят, ночью подберемся к нему и разбросаем шалаши. Ха-ха-ха!
- Зачем? - удивился Демка. - Шалаши нам не мешают. Обозлятся ребята. Ведь не один Никита шалаши-то строит.
- Демка, интересно же это! Как разведчики на войне действовать будем. Смелость, конечно, в разведке требуется… - Ленька знал, как разговаривать с Демкой, чем увлечь его. - Ловкость нужна… А ребята не узнают, кто лагерь вверх тормашками перевернул. Придут, а шалашики в разобранном виде. Вот смехота!
- Дознаются!
- Расскажешь им, что ли? Не будет же Никита на Лысой сторожей на ночь оставлять. Надо им обязательно Карфаген устроить, обязательно!
Колычев принялся со всеми подробностями излагать план "штурма" Лысой горы. Очевидно, еще раньше он думал о налете на лагерь, потому что предусмотрел и учел мельчайшие детали предполагаемого разгрома. Для убедительности он чертил на песке план штурма, намечал пути возможного отхода, указывал основные пункты, которые предстояло разрушить в первую очередь.
- Мачту - по боку и на шалаши! - с вдохновением закончил он. - Карфаген будет взят!
- Все это понятно, - сказал Демка. - Но лагерь-то зорить зачем? Пускай стоит на здоровье: не жалко.
- И то, - поддержал Толя.
- Эх! - Ленька отшвырнул прут в реку и поднялся. - Зачем римляне после третьей Пунической войны дотла разрушили Карфаген? Ну?.. Историю учил, помнишь? Затем, чтобы карфагенянам неповадно было на других нападать… Так и мы!
- Якишев на нас не нападает, - заметил Демка.
- Забыл? Коротка у тебя память. Кто в огород к Емельянихе нас не пустил?
- Может быть, не они.
- Как не так! Сам видел Никиту, Костю и Гошу Свиридова. Гошка тебе, Демка, ножку-то подставил. Не я, схватили бы тебя и прописали…
Демка умолк: разве с Ленькой договоришься. С некоторых пор он стал подмечать в характере вожака нехорошие черты - жадность, ячество и чрезмерное злорадство, не говоря о хитрости (история с пестовскими ребятами убедила Демку в этом). И в то же время Демка не хотел отказываться от его замыслов: тогда подумают, что он, Демка, трус, боится ребят. Да Ленька постарается показать Демку в таком виде, что бараны и те засмеются.
- Согласны? - спросил Ленька, нетерпеливо поглядывая на Демку.
- На лагерь, так на лагерь, - с деланным равнодушием протянул тот, - лишь бы интересно было.
- Теперь я тебя, Демка, узнаю!
- Будет Карфаген! - в тон вожаку выкрикнул Толя.
- Поклянемся! - предложил Ленька и вскинул над головой сжатый кулак. - Клянусь!
Толя, а затем и Демка повторили его жест. От поднятых кулаков на песке распласталась зловещая тень.
Выкупавшись, ребята отправились домой. У околицы они остановились. Колычев из-под ладони посмотрел на Лысую.
- Сколько их там набралось, - сказал он. - Черно! Стройте, стройте.
От озера по склонам горы к вершине, где топорщилась небольшая группа сосен и елей, цепочкой двигались темные точки: пионеры доставляли камыш для шалашей. Лагерь строился ударными темпами.
ГЛУБОКАЯ РАЗВЕДКА
Хорошо летом в бору, особенно в сосновом. Воздух такой, что дыши и, кажется, никогда не надышишься им вволю. Над головой в шелестящей зелени лапчатых ветвей, что почти совсем не пропускают солнца, порхают пичужки, перестукиваются красноголовые дятлы, прыгают озорные, юркие белочки.
Легко и свободно шагается по такому тенистому лесу. Под ногами приятно похрустывает жухлая прошлогодняя хвоя, а слева и справа, впереди и сзади, чуть ли не до самого синего неба, как бронзовые колонны, высятся гигантские сосны, впиваясь накрепко в рыхлый подзол мощными узловатыми корнями-щупальцами.
И странное дело: лес, будто густой, можно даже сказать, дремучий, а чувствуется в нем почему-то раздолье и простор.
Там, среди корневищ, приподняв желтые иголки, которые, словно мякина на зернотоке, устилают землю, выглядывает белый груздь. Рядом еще, еще и еще… Ой, ой, ой, сколько их прямо под ногами! Пожалеешь, если по неопытности возьмешь в лес маленькую корзинку: надо брать что-нибудь вместительное.
Ленька, Толя и Демка часа за три наполнили холщовые мешки отборными "пятаками" - так между собой они называли мелкие, без единой червоточинки ядреные грибки, предназначенные исключительно для засолки, и, подыскав полянку, окруженную нарядными сосенками и залитую солнцем, расположились на отдых. Толя бережно опустил мешок на траву, прислонил его к дереву, не спеша достал из-за пазухи сиреневой майки сложенную вчетверо газету, развернул ее и расстелил на траве.
- Поедим! - обрадовался Демка. - У меня в животе давно урчит.
- Много исходили сегодня, - сказал Толя. - Как гребенкой, лес-то прочесали. Ленька, давай сумку!
- Держи!
Увесистая сумка-сеточка взлетела над Демкиной головой. Толя, как заправский вратарь, поймал ее на лету и, положив на колени, стал доставать и раскладывать на газете хлеб, пучки зеленого лука, вареную в мундирах картошку, соль. Хлеб он нарезал большими ломтями, стряхнул со штанов крошки и пригласил:
- Можно есть.
Демка схватил большую картофелину, наскоро очистил ее, окунул в соль и целиком отправил в рот. Щеки у него надулись, а лицо сморщилось и перекосилось. На глазах показались слезы.
- Ох и солоно!
- Обдувай, - лаконично бросил Толя.
- Поспешишь - людей насмешишь, - заметил Ленька.
Ребята усердно работали челюстями. В тишине было слышно лишь аппетитное причмокивание.
Наевшись, Ленька отошел в тень рябины, единственного лиственного дерева, каким-то чудом занесенного сюда, лег на траву и, пожевывая травинку, как бы между прочим, проговорил:
- Ведь я вас не зря в Темный бор привел. Позавчера довелось услышать разговор. Никита собирается сюда. Пусть являются теперь, поищут грибочков, а их тут - кот наплакал. Смехота! Якишев лопнет от злости. Знаете, что сказал он, когда мы у Сафоновых огород очистили? "Прекратите, говорит, разбой. У Сафоновых восемь ребят и отец инвалид: фашисты грудь прострелили из автомата!" Вишь, разбойниками нас выказывают, а много ли мы взяли-то!
- Про Сафонова он верно сказал, - заметил Демка.
- Верно! А ты почему лазил?
- Не полезу больше.
Ленька замолчал. Он мечтательно смотрел в синеву неба и чему-то улыбался.
Мечта - великое дело. Она-то и делает жизнь интересной, изобретает машины, находит новые металлы.
Оказывается, и у Леньки имелась она, живая, лучезарная, дерзкая.
Прочитав однажды о том, что есть на свете чудесное дерево - артокарпус (на нем растут плоды, заменяющие людям хлеб), Ленька размечтался. Он не думал о том, чтобы вырастить хлебные деревья у себя, нет! Он мечтал сконструировать и построить новый, совершенный комбайн. По мысли изобретателя эта машина будет убирать, обмолачивать, сушить и молоть зерно на муку прямо в поле. И тут же в поле, если нужно, выдавать людям готовую продукцию: хлеб, баранки, пряники, макароны, вермишель, манную крупу… "Тогда бы я пришел к Глухих, - мечтал Колычев, - и сказал: "Дорогой Илья Васильевич! Дарю вам такой самоходный комбайн, какого еще ни в одной другой стране мира нет!" Хорошо было бы".
- Хорошо, - повторил он вслух.
- Чего хорошо? - удивился Толя.
- Не поймешь ты… Не твоего ума дело.
- Не больно и надо! - обиделся Толя, стряхнул крошки с газеты, свернул ее и спрятал за пазуху.
Демка не интересовался разговором: его волновало другое. Сняв рубашку, он печально созерцал прореху. И надо же было напороться на сучок именно рубашкой. Руку или ногу оцарапать - другое дело, а рубашку!.. "Мать задаст головомойку, - думал он, - на улицу, пожалуй, не пустит, заставит дома сидеть или работу какую-нибудь найдет".
- Толька, у тебя, случаем, нет иголки? - спросил он.
Толя снял фуражку, вытащил из подкладки толстую иглу с прочной суровой ниткой и протянул товарищу. Демка принялся за работу. Стягивая рваные края, он рассуждал:
- Не ухватись ты, Толька, за сук вовремя, надвое распустил бы я рубаху. Она почти новая была. Ох и будет от матери!
- Третий год таскаешь, - скупо улыбнулся Толя.
- Все равно!
- Спина-то совсем выцвела.
- Перекрасить можно.
- Не переспорить тебя…
Дружескую перепалку пресек Ленька. Он подсел к ребятам и спросил у Демки:
- Ты вчера с Гошей Свиридовым разговаривал. Что-нибудь разузнал?
- Нет, - ответил Демка, показывая всем своим видом, что этот разговор ему неприятен. - Пропадают они на Лысой горе с утра до ночи. Интересно у них там. В лагерь не пробраться… Слушай, Ленька, что они, на хвост соли нам насыпали?
- В лагерь носа не сунешь, - поддержал Толя.
- Нюни-и-и, - Ленька презрительно поморщился. - Легко было - "ура" кричали, руками размахивали. Трудно стало - "караул" голосите! Так настоящие люди не делают! Струсили вы.
- Не страшен мне Якишев, - угрюмо заметил Демка. - Я с ним в любое время один на один выйду. А в лагерь попробуй пробраться, узнаешь… Привык чужими руками жар загребать…
- Что-о-о? - задохнулся от возмущения Колычев. - Да за такие речи… - Обида его была так велика, что он не мог даже слова подобрать для достойного ответа: не шли на ум.
- Изловят! - поддакнул Толя.
- Постой, постой, - нетерпеливо перебил Ленька. - Я, значит, чужими руками жар загребаю? Загребаю, да?
- Знамо дело, - спокойно продолжал Демка. - На прошлой неделе кто в огороде у Зуйковых нас оставил? Кто? Ты! Убежал и не свистнул. Из-за тебя чуть Тольку не сцапали… Ты, Ленька, думаешь так: "Сам вывернулся, а они - как знают".
- Дольше возились бы. Говорил, что в этом деле быстрота нужна, а вы…
- С быстротой-то и удул за овраг. В три минуты полтора километра отмахал, а нас бросил.
- Вы без глаз? Дорогу-то знаете! - Ленька отмахнулся от надоедливо жужжащего шмеля и ударил кулаком по колену. - Жар чужими руками не привык загребать, все сам делаю! А что вы трусите, я докажу! Хотите знать, завтра целый день в лагере пробуду и разведаю. От слова не отступлюсь.
- Хвалилась сорока теленка съесть…
- Заткнись, Демка! Проберусь! Вы виноваты. Сколько раз предлагал устроить Карфаген? Лагерь-то до сей поры целехонек!.. Месяц прошел!.. Разбросали бы шалаши, сидели бы якишевцы по домам. - Колычев тряхнул чубатой головой, вскочил, сверкая глазами, и продекламировал:
Я не боюсь идти на бой.
Как Толька с Демкой, не дрожу я.
Схвачусь я с трудностью любой
И все, что надо, докажу я…
Неведом мне презренный страх,
Пойду к победе без измены,
Я лагерь весь развею в прах -
Пусть помнят камни Карфагена!
Он ждал похвалы, но ребята молчали. Толя вскинул на вожака глаза и сказал виновато, будто извинялся:
- Стерегут они лагерь, каждую ночь дежурные остаются. Поймать могут…
- Испугался? Ха-ха-ха-ха!.. Сторожа-то, как суслики по норам, сидят в шалашах и выглянуть боятся! Вроде вас сторожа-то!
- Ой ли! Один раз, помнишь, когда вы с Демкой на Зеленый плес ходили искать пестовские мережи, я хотел в лагерь пробраться. Ночью полез, не вышло. До первого шалаша дополз и точка! - Толя шмыгнул носом и добавил: - Гоша Свиридов заметил. Такой свист поднял, аж страшно стало. Я думал, схватят меня. Темень спасла. А Гошка чуть по голове меня палкой не огрел… Костин Полкан штанину мне порвал. Злой он, страсть…
- Шишку оттуда принес?
- Нет, в погреб свалился. Мать попросила молока кринку достать, а ступенька у лестницы еще в прошлом году подгнила. Ну я и тарарахнулся…
- Не болтаешь?
- Истинная правда, Демка! Ей-ей…
- Значит, решили! - перебил его Ленька. - Я завтра в лагерь проберусь и разведаю. После Карфаген устроим. Только безо всяких яких, назад не пятиться. Пошли домой!
Вечерело. Притихший бор медленно погружался в сумерки. На западе, чуть различимый сквозь ветви, заревом пылал закат. От сосен падали на землю густые, почти черные тени. Сразу стало прохладно, слишком прохладно, пахнуло сыростью. Птичьи голоса смолкли.
- Тихо как, - заметил Демка, прислушиваясь к таежному безмолвию. - Будто вымерло все.
С дальнего луга до ребят доносились звон кос, частые удары молотка - кто-то отбивал литовки, джиканье оселков. Высокий девичий голос завел песню, и она будто разлилась всюду, заполнила тишину.
- Возле Коровьего брода косят, - сказал Толя. - Маманина бригада там. Это Сергеева поет.
- Вечор пионеры туда воду и продукты возили, - вставил Демка. - Помогали им. Целую делянку травы скосили.
- Ну и что? - с вызовом спросил Ленька.
- Заработали трудодней тридцать, а то и сорок.
- Считал?
- Люди говорят…
Справа от дороги, у корявой дуплистой лиственницы, возвышающейся над остальными деревьями, кто-то рассмеялся дико, раскатисто. Ленька присел.
- Тс-с-с…
- Филин, - сказал Толя. - Будет еще плакать, а потом визжать, как поросенок.
- Не про филина говорю. Смотрите…
Но полянка, заросшая кипреем, была пуста, и лишь вдалеке розовые метелки соцветий колыхались, словно кто-то шел, раздвигая их.
- Зверь, - определил Демка. - Спугнули.
Дальше шли молча - устали. Возле околицы распростились и по домам.
С пастбища пригнали коров. Они двигались по деревне, запрудив улицу, и мычали. Из калиток выбегали хозяйки, ребята. Со всех сторон слышалось:
- Буренка, Буренка!
- Чернуха, Чернуха…
- Милка!..
Ленька с трудом пересек улицу в этом мычащем потоке. Вручив грибы матери, наспех поужинал, прихватил подушку и отправился на сеновал. Оборудовал на душистом сене удобное мягкое ложе, растянулся на нем и блаженно закрыл глаза. Он отдыхал. Несмотря на усталость, спать не хотелось. Леньку беспокоила предстоящая разведка в глубокий тыл противника. Он старался представить себе план действий, но, прикинув несколько вариантов, помрачнел.
- Дернуло слово давать! Эх-х-х!