История бабушки Ольги Васильевны
Шёл 1918 год.
Вдоль берега широкой, заметённой снегом реки бежала лошадёнка. В санях, с головой укутанные в заиндевевший тулуп, сидели женщина и черноглазый мальчишка.
- Далеко ещё, дедушка? - спросила она.
Возница повернул к седокам настуженное лицо:
- Эвон, за лесом аккурат и Сайгатка наша. Непривычные вы к здешним холодам?
- Ничего, привыкнем!
Чёрные, как и у мальчишки, глаза матери сощурились от яркого снега.
- Не замёрз, Борька?
- Нет. Пусти!
Красным кулаком он отводит край тулупа от лица. С того берега вдруг гулко раскатывается выстрел.
- Кто это, деда?
- Пошаливают. Может, охотники, а может, и беляки.
Лошадёнка с разбегу выносит сани на высокий бугор.
Внизу, в ложбине, темнеют на снегу осевшие домишки под белыми шапками. Чётко и дружно вьются по голубому небу розовые дымки.
- Вон она, место назначения. - Возница поднял кнут. - И не побоялась ты, молодка, к нам в глухоту податься?
- Чего ж бояться, дедушка? Муж мой в Сибири с белыми воюет, а я к вам ребятишек грамоте учить. Ведь не обидите?
- Зачем обижать? Вёрст с пяток отсюда Тайжинка есть, деревня. Так в ней тоже, как ты, учитель молодой приехал - не жалуется.
От деревни навстречу саням бежали ребятишки. Они молча и жадно оглядывали подъезжавших, потом прыснули в стороны.
Возница остановил лошадь у единственной крытой железом избы, спрыгнул, потопал ногами и неожиданно зычно крикнул:
- Учительшу новую из города принимайте! Жив-ва!..
Ольга Васильевна поселилась при школе.
Школа была деревянная, в восемь окон, бывшая изба лавочника. Вместо парт стояли наспех сколоченные скамейки; столов было всего два.
Ольга Васильевна отгородила угол единственным шкафом и грифельной доской. Повесила занавеску, а сверху написала: "Учительская", хотя учительница она была одна. Сынишка Борька во время уроков сидел у печки, строгал лучинки или бежал на улицу кататься на ледянках. Первые дни учеников приходилось собирать по дворам. Потом привыкли и потянулись сами. Букварей не было, учились читать с голоса, а писали поперёк на присланных из тайжинской школы старых тетрадях.
Когда пришло лето, Ольга Васильевна с ребятами работали в поле или уходили на Каму за дикой смородиной и грибами, после осенних первых заморозков - за сладким вяжущим шиповником.
Но вскоре началось такое, что собирать шиповник далеко от деревни стало опасно: с севера по Каме к городу Сарапулу подходили белогвардейские части. От Ижевска к ним на помощь шли колчаковцы. А с юга, от Волги, говорили, уже поднимаются навстречу врагу первые отряды партизан и молодой Красной Армии. К тихой далёкой Сайгатке вплотную подошла гражданская война…
Однажды в конце сентября Ольга Васильевна с тремя старшеклассниками собирали за деревней валежник. Незаметно, переговариваясь, забрели с вырубки в лес.
Было очень тихо, только иногда, пригибая сосны, с шелестом пролетал над головой ветер. Ребята стаскивали в кучу сухие замшелые сучья, кривые коряги. Вдруг шедший позади белоголовый Кирилка остановился:
- Ольга Васильевна, чего это?
Из-за сосен от осинника почудился слабый голос: то ли человек просил о помощи, то ли кричала лесная птица.
Ольга Васильевна раздвинула ветки, прислушалась. Где-то с хрустом обломился сук, большая сова метнулась с лиственницы, и всё смолкло.
- Вот что, ребята, - подождав, сказала Ольга Васильевна. - На сегодня хватит. Собирайтесь-ка к дому!
Мальчики взвалили на плечи вязанки и вдруг снова застыли. Да, совсем рядом опять кто-то застонал. Теперь было ясно - человек. Далеко на дороге процокали копыта, и мелькнула за соснами тёмная тень.
- Конник! - шепнул белоголовый Кирилка. - С винтовкой…
Жёлтые листья, шелестя, посыпались на землю.
- Глядите! - вдруг вскрикнул Кирилка, опуская вязанку.
За осинником, у старого пня, привалившись к нему, сидел человек. Он упирался одной рукой в землю, вторая, окровавленная, лежала у него на коленях. Человек отгрызал зубами край рубахи.
- Стойте здесь, - сказала Ольга Васильевна и, отстраняя мальчиков, шагнула вперёд.
Человек отпустил рубаху, здоровой рукой схватился за лежащую на земле двустволку.
- Что с вами? Помочь? - тихо спросила Ольга Васильевна.
- Иди своей дорогой.
- Давайте перевяжу! Э, да у вас и нога тоже…
Человек сказал сквозь зубы:
- Не подходи…
- Я учительница сайгатская, не бойтесь меня, - твёрдо ответила Ольга Васильевна.
Он пристально посмотрел на неё, опустил ружьё. Теперь Ольга Васильевна увидела: на нём широкий кожаный ремень, меховая шапка, высокие сапоги. Охотник…
По дороге снова зацокали копыта уже нескольких лошадей. Щёлкнул выстрел. Человек, не глядя на Ольгу Васильевну, схватил двустволку и пополз к оврагу, в сторону ельника. За ним по траве стелился ржавый след.
Ольга Васильевна подождала немного и, подталкивая мальчишек, быстро повела их прочь от дороги. Сзади затрещали ветки, кто-то пронзительно засвистел. Ольга Васильевна крикнула:
- Сворачивайте в ельник!
Но в воздухе вжикнула пуля и шлёпнулась о ствол сосны.
- Эй ты, стой!
Лошадь, хрипя, налезала на Ольгу Васильевну, грудью, жарко дышала в лицо.
- Дайте пройти, сдержите коня.
- Но, не командуй! - Сверху на неё глянуло скуластое злое лицо. Блеснули на солнце офицерские погоны. - Что делаете здесь, в лесу?
- Мы хворост собирали.
- Из какой деревни?
- Из Сайгатки. Я учительница, это мои ученики. Дайте пройти!
- Погоди, успеешь. Никого здесь не видела?
- Нет, никого.
- А если врёшь?
- Здесь никого не было.
- Ну, если врёшь… - Офицер рванул коня так, что горячая пена с удил полетела Ольге Васильевне в лицо. - Он далеко не мог уйти. Не нагоните, запорю! - и повернул пляшущего коня к дороге, где ждали ещё два конника с винтовками.
- Не смей ребёнка! - отчаянно вскрикнула вдруг Ольга Васильевна.
Скуластый в погонах взмахнул над Кирилкой нагайкой и тяжело поскакал прочь.
Когда за ельником стихло, Ольга Васильевна обняла плачущего Кирилку.
- Молчи, Кирилл, молчи… Теперь вот что: вы двое ступайте в Сайгатку и никому ни слова. А ты, Василь, - она тронула за плечо мальчишку постарше, - что есть духу беги через вырубку в Тайжинку. Найдёшь там учителя, Сергея Никаноровича Беленицына, он при школе, как и я, живёт. Скажи ему, чтобы сразу запрягал лошадь, как будто за хворостом, и мимо старого кладбища сюда ехал. Понял?
Мальчишка кивнул.
- Только не мешкай. Если тех, конных, встретишь - ничего не знаешь. Ну, бегите!
Ольга Васильевна осталась одна. Солнце блестело на тонкой осенней паутине. Зацепившись, раскачивался в ней золотой дубовый лист.
Ольга Васильевна спустилась в овраг. Следы вели вниз, петляя и прерываясь, - видно, человек хотел встать и падал. Наконец она поняла, он в самой чащобе. Тихо позвала:
- Послушайте, я же не враг вам! Уехали они.
Кусты раздвинулись, выглянуло бледное лицо.
- Закурить сверни, табак вон в кисете, - попросил он хмуро.
Ольга Васильевна присела под кустом.
Через несколько минут, разорвав снятую с него рубаху, она ловко забинтовала раненому кисть руки. Потом вытащила у него из-за пояса складной нож в чехле, распорола штанину и уняла хлеставшую из ноги кровь.
- Не боишься, молодка? Может, я тебя под смерть подведу? - спросил он, блеснув глазами.
- Не боюсь. Здесь недалеко, в деревне Тайжинке, учитель живёт, у него можно вам переждать. Сюда, того гляди, конные вернутся…
- Не время мне пережидать-то. Идти надо.
- Да куда же вы пойдёте, раненный?
- Дело есть. - Он скрипнул зубами.
- Нет, это невозможно!
- Ну, молодка, там люди навовсе гибнут. Слушай, тебе доверюсь. Сам родом из Сайгатки, слыхал и про тебя, и что муж твой с беляками воюет. Слушай!
И он рассказал Ольге Васильевне вот о чём.
Продолжение истории бабушки Ольги Васильевны
Отступая из-под Сарапула, войска белых замуровали в трюм баржи и угнали с собой по Каме шестьсот жителей, сочувствующих Советской власти. Никто не знал куда: может, на Уфу, а может, и к северу.
Два дня назад удалось узнать: баржа стоит в сорока километрах выше Сарапула. Охраняет её буксирный катер "Рассвет". Вот уже неделю заключённые не получают ни воды, ни пищи. Сейчас беляки снова отступают, на них идёт красная Волжская флотилия. Баржу с людьми решено при отступлении сжечь, чтобы и следа их не осталось…
- Понимаешь, молодка? - Охотник снизу вверх пытливо посмотрел Ольге Васильевне в лицо.
- Значит, вы до наших в Сарапул пробирались? - спросила она.
- Угадала. Да на белый патруль напоролся. Насилу живой ушёл.
Сверху, с дороги, послышался вдруг топот, заскрипела телега. Ольга Васильевна проворно вскарабкалась по склону и побежала наперерез через ельник.
За телегой шёл невысокий мужчина с бородкой, в студенческой тужурке. Он незаметно и внимательно оглядывал дорогу.
- Сергей Никанорович! - окликнула его Ольга Васильевна.
Он остановился не сразу. Она подбежала к нему. Потом оба, заведя лошадь в ельник, спустились в овраг. Далеко в лесу снова трахнул выстрел.
Охотник лежал, сжимая рукой двустволку.
- Вот учитель, о котором я говорила. Он вас укроет, - сказала Ольга Васильевна. - Больше здесь оставаться нельзя, слышите?
- Хоть ползком до своих поползу. Надо.
- Нет. Объясните, куда идти, я и пойду. Я женщина, мне ведь легче!
Он смотрел на неё потеплевшими глазами.
- Не сробеешь, если что? Ну, быть по-твоему. Тогда в другой раз слушай: звать меня Фёдор Сокол, кличкой Беспалый. По этой кличке и тебе поверят…
* * *
К утру Ольга Васильевна вышла на берег.
Тяжело плескалась внизу ясноводная Кама. Отражаясь, плыли в ней чёрные зубцы пихт. Где-то над водой кричали дикие лебеди. Кама в этом месте делала поворот, в осеннем небе прорезался кружевной мост и белые макушки Сарапула.
На том берегу вдруг вспыхнул огонь и тревожно завыла сирена парохода.
Ольга Васильевна скинула ботинки, сунула разгорячённые ноги в прохладный мох. Постояла, наслаждаясь отдыхом, и пошла вперёд.
Гулко хлестнул в воздухе орудийный залп. Сарапул был уже освобождён от белых, но они окружили и стерегли его, как зверь стережёт ускользающую добычу, - хоронились в лесу, в затопленных осенним паводком низинах, в затянутых ивняком оврагах.
Ольге Васильевне удалось подойти к сарапульскому мосту, посты белых задержали её только один раз. Отпустили, поверив, что она идёт в город помочь отцу-врачу бежать от красных.
На мосту Ольга Васильевна сама, на оклик бородатого часового с карабином и красной повязкой на рукаве, подбежала и попросила отвести её к коменданту охраны, к комиссару - у неё сведения об уведённой белыми барже. Часовой позвал товарища, тот и повёл Ольгу Васильевну через мост. Вдоль берега темнели серые военные катера. Белый дым стелился над водой, искры плясали над трубами.
На пристани стояла молчаливая толпа. Серые шинели, цветные платки женщин… С вышки протяжно закричал кто-то: "Люди на том берегу-у!" - и сразу застучал с колокольни пулемёт.
Часовой с Ольгой Васильевной спустились по трапу в один из катеров. На обшивке его она успела прочитать название - "Расторопный". А через несколько минут уже стояла в набитом матросами кубрике и рассказывала обо всём услышанном от охотника.
То, что баржа находится в сорока километрах от Сарапула, уже знали. Теперь же окрепло решение - немедленно идти своим на выручку!
Ольга Васильевна замолчала и опустила голову. Ветер, залетевший в окно, тронул её седые волосы.
На чердаке было тихо, никто не шелохнулся.
- И они пошли? Да, бабушка, пошли?
Ольга Васильевна сделала несколько шагов:
- Да, они пошли. Помню, я простояла на пристани вместе со всеми до вечера. Мы смотрели на Каму. Там, за поворотом, скрылись три катера: "Смелый", "Расторопный" и "Прыткий". Ни выстрела, ни крика. Даже белые на том берегу молчали. И, наконец, очень далеко - слабый шум. Идут обратно.
Знаете, как удалось нашим матросам увести баржу из-под носа белогвардейцев?
Катера решили подойти к белым под их же флагом. Один из матросов, переодетый офицером, передал конвою баржи подложный приказ. Именем адмирала Старка предлагалось передать баржу с заключёнными, чтобы вести вниз, якобы "для потопления". Команда белых повиновалась…
До тех пор, пока не отошли на далёкое расстояние, никто не смел верить в благополучный исход. Но плавучая тюрьма с узниками покорно следовала за своими избавителями.
И вот они снова у сарапульской пристани.
Борт баржи сомкнулся с ней, отданы концы… С катеров на баржу перебегают наши матросы. Вскрывают трюм баржи…
Первым оттуда вышел огромный, ослепший от темноты человек, обвязанный верёвками. Остальные не верили ласковому слову "товарищи", боялись ловушки и несмело потянулись из трюма, лишь когда плач встречающих женщин подтвердил - это свои!..
В барже было замуровано шестьсот жителей. Вышло четыреста тридцать. Обросших, измождённых, измученных…
Ольга Васильевна снова замолчала.
- А потом, бабушка?
- А потом я вернулась в Сайгатку. Меня отвезли ночью вверх по Каме и высадили на берег. Я шла по лесу. Иногда над ним пролетали утки, спешили на юг. Я тоже спешила - домой, к ребятам, к Бориске. Но прежде я должна была побывать в Тайжинке, у вас. - Ольга Васильевна ласково кивнула Сергею Никаноровичу, и он встал, взволнованный. - Вы помните? Я не застала уже охотника Фёдора Сокола. Отходящие отряды белых слишком часто заглядывали в Тайжинку, и он перебрался в глушь. Я пошла в Сайгатку. Той же дорогой, мимо старого кладбища, через ельник. Вот здесь нас встретил конный разъезд. Вот овраг, кустарник, где прятался от него охотник. Частый осинник, за ним мы собирали валежник, и Кирилка наткнулся на раненого…
Около пня на жёлтых опавших листьях темнело что-то. Я подошла ближе: на земле лежал маленький складной ножик в чехле. Тот самый, который я вытащила из-за пояса охотника, перевязывая его раны.
Я подняла, сунула его в карман. Пошла дальше. На опушке меня встретили ребята, маленький Борис. Они ждали меня… Вот и всё.
- И ты больше никогда не видела охотника? - спросила Варя.
- Нет. Один раз, уже зимой, кто-то передал для меня в школу берестяной туес, полный сушёной малины. На крышке туеса было вырезано: "От Сокола"…
- Бабушка, - тихо сказала Варя. - А нож? Можно мне… Можно, я возьму его теперь себе?
- Хорошо. Возьми, Варюша. Пусть он будет теперь у тебя. Можно.
Варя хочет ехать в Сайгатку
- Есть здесь кто-нибудь? - крикнула Марья Николаевна.
Ступеньки лестницы заскрипели. Ветка липы, заглядывавшая в окно, качнулась от ветра.
- Ой, мама! - засмеялась Наташа. - А мы все здесь…
- С ума сошли, в такую жару на чердаке сидеть! Сейчас же слезайте вниз! Батюшки, да тут и тётя Оля с Сергей Никаноровичем…
- Видишь ли, Маруся, - сказала Ольга Васильевна смущённо. - Варвара затащила нас всех сюда. Оказывается, она разыскала…
- Да слезайте же вниз! Только что на разъезде мне передали телеграмму. Какая-то чудная, ничего не пойму. Вот, читайте.
И Марья Николаевна протянула жёлтую, с наклейками бумажку.
- Мама, дай мне, я разберу. - Варя вскочила, пряча в карман чехол с ножиком.
- Ну, попробуй.
Варя взяла бумажку, пошевелила губами и громко прочитала:
- "Москва Ленинская железная дорога Овражкии двадцать семь"… Бабушка, здесь два "и", вот посмотри, честное слово…
- Читай дальше.
- "Овражкии двадцать семь. Ищите материалы чердаке возможно среди старых книг. Погода чудесная жду начале июня привет псем".
- Гм… - сказала Ольга Васильевна. - А чья подпись?
- В том-то и дело, что никакой, - сказала Марья Николаевна.
- А я знаю! - обрадовалась Варя. - Бабушка, по-моему… по-моему, это из Сайгатки, понимаешь?
- Вполне вероятно. - Ольга Васильевна взяла у неё телеграмму. - "Овражкии… привет псем".
- Кто же этот таинственный "привет псем"? - спросил Сергей Никанорович.
- И вовсе не "привет псем", а дядя Борис Матвеевич!
- Варвара права… - Ольга Васильевна повернулась к Марье Николаевне. - Маруся, завтра в городе пошли телеграмму с ответом: я выезжаю в Сайгатку через неделю… Варвара, куда ты устремилась?
Но Варя, помотав головой, уже полезла за сложенные рамы. Вот она сдёрнула клеёнку с большого двугорбого ящика, нагнулась…
- Пойдёмте же вниз. Я, право, боюсь, наш чердак обрушится.
- Не обрушится-а! - запела вдруг Варя, взмахивая обеими руками и с силой опуская их. - Ищите материа-алы! Овражки-и! Сайгатка!..
Чердак загудел. Вадим вскочил испуганно, Тумба вытаращила глаза, Наташа заткнула уши.
А Варя била по жёлтым клавишам всё сильнее и сильнее. Чердак выл, грохотал.
- Не обру-ушится!.. Сайга-атка!.. - пела во всё горло Варя.
- Варвара, прекрати! - кричала Ольга Васильевна.
- Варюшка, не надо! - пищала Наташа.
Варя отняла руки. Чердак побушевал ещё немного и смолк.
- Ой, что это?
- Если не ошибаюсь, старая фисгармония? - сказал Сергей Никанорович. - Однако пыли же мы подняли!.. Ольга Васильевна, пожалуйте папочку с чертежами… Двинулись вниз.
Все с шумом полезли с чердака. Варя постояла, подумала, задёрнула клавиши фисгармонии клеёнкой. Пощупала в кармане чехол с ножиком и подошла к лестнице.
Обождав, пока стихнут шаги и голоса, вернулась к окну и крикнула вышедшему на террасу Вадиму:
- Вечером будь около старого дуба и никуда не уходи. Необходимо поговорить. Понятно?
Это был старый, ветвистый и могучий дуб.
Наташа с Тумбой уселись под ним прямо на траву, Вадим встал у тропинки на случай появления посторонних. Варя вскочила на пень.
- Значит, так, - сказала она. - Вы, конечно, будете меня ругать, но это решено. Я еду вместе с бабушкой в Сайгатку! Первое: материалы эти разыскала я? Я. Второе: ножик теперь у меня? У меня. Третье: ну и пускай, что только что на дачу переехали…
- Ой, Варюшка! - засмеялась Наташа и даже руками всплеснула. - А мама? Мама же тебя никуда не пустит!
- Ясно, не пустит, - фыркнула Тумба. - Даль такую.
- Пустит! - Варя топнула ногой. - Я маме уже сказала, и она сказала…
- Ты? Уже?
- То есть ещё не сказала, но скажет. Вот увидите!
- А бабушка-то тебя возьмёт?
Варя замолчала. Вечернее солнце пробило листья над её головой и зажгло спутанные волосы.
- Знаете что? - вдруг тоненьким решительным голосом сказал Вадим. - А я бы тоже поехал. Только дедушку жалко, а то - поехал бы! Правда! - Он широко раскрыл близорукие глаза, и они блеснули за стёклами очков.
- Ой, Вадимка! - опять засмеялась Наташа, точно бубенчики зазвенели. - Вот смешной. Ну куда тебе?
А Варя, нагнув упрямо голову и сдвинув брови, постояла ещё на пне, потом спрыгнула и твёрдо повторила:
- Значит, решено. Теперь дальше: мы с Вадиком идём к нам, я должна передать ему одно важное поручение. А вы пока делайте что хотите. Всё.