В это раннее июньское утро Сайгатка ещё спала.
Из проулка, шагах в сорока от клуба, выбежала босоногая худенькая девчонка с тонкой рыжеватой косицей. Она остановилась у колодца, покосилась на задвинутое фанерой окно клуба, повертелась и юркнула обратно в проулок, к дому с голубыми наличниками.
Во дворе она быстро перебежала под навес к сараю. Подёргала его ворота, но они были заперты изнутри. Тогда она легла на утоптанную землю и ловко перекатилась через широкую щель в сарай.
Там было темно, сладко пахло сеном. Девчонка, оглядевшись (из-под крыши просачивалось бледно-голубое небо и освещало гору наваленного до крыши сена), нащупала зарывшуюся в сено лесенку и проворно полезла по ней.
- Спирька, а Спирь… - сердито проговорила она, добравшись до верха. - Ты здесь, что ли?
- У-х-хр… - ответили из сена.
- Да Спирька же!
- А-х-хр… Что тебе?
Сено заворочалось, из него высунулся заспанный мальчишка лет тринадцати.
- Со станции в сельсовет звонили - инженер Бурнаев чтоб лошадь за гражданкой срочно послал! - выпалила девочка.
- За какой гражданкой?
- А я знаю? Дальше чего делать?
Спирька почесался и сел. Сухая травина застряла у него в волосах. Голубая рубаха сбилась набок. Весь он, сонный и розовый, пропах душистым сеном.
- К Борису Матвеевичу бежи.
- А спит ещё? Всю ночь песни в клубе играл! Чудна́я будто такая, звонили, старушка. Слезла будто со скорого, и подай ей инженера Бурнаева!
- Ты, Ганька, чем языком трепать, бежи лучше к Вере Аркадьевне, - строго сказал проснувшийся совсем Спиря.
Ганька проворно засчитала перекладины лесенки голыми ногами. Так же, как раньше, перекатилась из сарая и задами, через огороды, побежала к крайней от околицы избе с тремя большими черёмухами в палисаднике. Здесь квартировала помощница Бориса Матвеевича, молодой геолог Вера Аркадьевна Грай. А Спирька, пригладив пятернёй волосы, спустился с сеновала и пошёл к клубу.
Дверь клуба была уже открыта. Борис Матвеевич в фуражке и высоких сапогах сидел на крыльце и строгал ножом какой-то колышек. Рядом на ступеньке лежали ещё несколько таких же колышков, перенумерованных чёрной краской.
- Дело такое, - сказал Спиря сиплым баском. - Со станции в сельсовет звонили. Лошадь чтоб выслать. За гражданкой.
- Знаю. Уже знаю. Плохо ты работаешь! - ответил строго Борис Матвеевич. - Пегого запряжёшь в таратайку и поедешь.
- Есть.
- Сейчас же поедешь, чтобы к полудню обернуться. Сена побольше в плетёнку подложи!
- Есть!
Спиря галопом, сдерживая вздувшуюся пузырём рубаху, побежал на конный двор.
Колхоз ещё только просыпался. У избы председателя возилась с овчиной его хозяйка. По всей Сайгатке разноголосо кричали петухи. Навстречу Спирьке от околицы вихрем опять неслась босоногая Ганька.
- Спирь, а Спирь! - издали кричала она.
- Чего ещё?
- Там, будто на разъезде, станции не доезжая, ещё девчонка какая-то загодя сошла! Тоже до Бориса Матвеевича справлялась! Так, может, и за ней лошадь надо?
- Кто сказал?
- Дяденька Кирилл. С шурфов мимо разъезда ехал, видел!
- Девчонка?
- Ага.
- Вера Аркадьевна знает?
- Ага.
Спирька молча повернул обратно к клубу.
Борис Матвеевич стоял теперь у крыльца и объяснял что-то высокому парню в клетчатой ковбойке, своему коллектору Анатолию Ивановичу Азбукину, которого все в Сайгатке звали просто Толя. Тот внимательно слушал, похлопывая ивовым прутиком длинные ноги в брезентовых сапогах.
- Дело такое… - сказал Спиря, подходя размашистым шагом, чтобы Борис Матвеевич не подумал, что он торопится. - На разъезде ещё одна сошла, до вас справлялась.
- Кто такая? Что за ерунда?
- Девчонка будто. Так, может, нужно чего?
- Обо мне? Девчонка? Ничего не понимаю!
- Батя с шурфов ехал, видел.
- Да, но почему же на разъезде? От разъезда сюда, правда, значительно ближе… Если это Варвара, они бы должны вместе… А-а, повздорили!
И Борис Матвеевич, откинул голову, громко, от души, расхохотался. Толя посмотрел на него, выставил большой кадык и тоже засмеялся.
- Уверен, что она… Пожалуй, вторую лошадь посылать придётся, э? - Борис Матвеевич озорно прищурился на Спирьку, потом на Толю и подмигнул обоим.
- Не придётся! - сказал Толя, вскидывая светлые выгоревшие волосы. - Если вы это о той решительной юной особе, которую час назад встретил наш буровой мастер Кирилл, так она даже с ним не пожелала ехать. Расспросила дорогу к разведчикам, то есть к нам, и пошла сюда пешком.
- Варвара! - расхохотался опять Борис Матвеевич. - Голову даю на отсечение - она. Только интересуюсь, почему всё-таки с разъезда? Или приехала на другом поезде?
* * *
Варя шла по дороге медленно, с трудом удерживая обеими руками какую-то железную, диковинной формы коробку. Ботинки, связанные шнурками, болтались у неё через плечо.
У крайних от околицы ворот, возле дома с тремя черёмухами, Варя остановилась. Маленькая белоголовая девочка, захватив пальцами ног соломину, старательно поднимала её с земли, не спуская с Вари больших удивлённых глаз.
- Скажите, пожалуйста, эта самая и есть Сайгатка? - вежливо спросила Варя девочку.
- Шайгатка… - прошептала та и взяла рукой из поднятой ноги соломину.
- А скажите, пожалуйста, вы не знаете, старший геолог Борис Матвеевич Бурнаев, он где?
Девочка насупилась и ничего не ответила.
- Домка, а Домка… - яростно зашептал кто-то.
За забором под черёмухой появилась вторая девочка, постарше, с рыжей косичкой.
- Скажите, пожалуйста… - начала Варя, но та, что постарше, только стрельнула глазами и исчезла.
Маленькая стояла перед Варей, и по её испуганному лицу было видно, что она вот-вот заревёт.
- Ну что ты? - сказала Варя, наклоняясь. - Смотри, у меня есть свисток… - Она разжала руку и показала девочке чёрный обгрызенный свисток.
- Швишток… - прошептала маленькая.
В это время из калитки стремглав выбежала исчезнувшая девочка постарше. Маленькая просеменила и уткнулась ей в платье.
- Борис Матвеевич в поле уехали, Борис Матвеевич в клубе стоят, эвон-ка за оградкой, Борис Матвеевич уже лошадь на станцию за гражданкой выслали! - одним духом выпалила Ганя.
- В поле? - У Вари вытянулось лицо. - А скажите, пожалуйста, Вера Аркадьевна тоже в поле уехала?
- Не уехали. Вера Аркадьевна здесь в чулане спят. Они давеча только с поля вернулись.
- В чулане? Почему?
Девочка не ответила, тряхнула косицей и сообщила:
- Меня зовут Ганька. А вас?
- Меня Варя.
Обе с любопытством смотрели друг на друга.
- Знаете что? - спросила наконец Варя. - А можно мне к Вере Аркадьевне в этот самый чулан, или как он называется, пройти?
* * *
Там было прохладно, пахло черёмухой и только что скошенной травой. На земляном полу у ног Веры Аркадьевны были свалены грудой маленькие цветные мешочки с пробами.
- И ты, значит, так в весовой на Бирюлях и просидела до следующего поезда? - ахнула Вера Аркадьевна после того, как Варя рассказала ей всё.
Они сидели на сеннике, лежавшем прямо на полу, и солнце, пробираясь через закрытую ставню, скользило по распущенным волосам Веры Аркадьевны.
- Не просидела, - сказала Варя. - Я всё ходила и ходила, смотрела и смотрела. А потом вдруг приходит состав. Особого назначения, вне графика.
- Особого назначения?
- Да. За строительным лесом, очень срочный. Начальник и говорит: "Поедешь с ними. Они грузиться за Сарапулом будут, тебя и подбросят. Лесорубы - народ добрый". Я и села. Так весело было! Мы кашу гречневую варили…
- А почему же ты на разъезде сошла?
- Они сказали, отсюда к Сайгатке гораздо ближе. И потом… Если бабушка заругает, я ж сама дорогу нашла. И не так уж опоздала!
- Геро-ой… Бедная Ольга Васильевна! Ну, а это страшилище у тебя откуда? - Вера Аркадьевна, заплетая косу, показала на тёмную железную коробку.
- Это не страшилище, - обиделась Варя. - Это железнодорожный фонарь. С отражателем. Мне Иван Кузьмич на память подарил. А я ему… я ему…
- Что ты ему?
- Я ему - бидончик. Бабушкин, голубой.
- Ловко! - засмеялась Вера Аркадьевна. - А это что?
- А это свисток.
- Тоже Иван Кузьмич?
- Тоже. А ещё у меня ножик есть. Охотничий! Того самого, про которого бабушка рассказывала.
- Молодец. Представляю себе, как она беспокоилась, пока ты там по Бирюлям разгуливала!
- Нет, бабушка не беспокоилась. Ей ещё из Бирюлей сразу телеграмму дали, что я нашлась и еду со следующим поездом. Вера Аркадьевна, а мы вам старые карты везём! И записные книжки! Такие тетрадки.
- Знаю, уже знаю. "Чердаке сундуке…" Ну, пойдём, чудушка. Смотри, утро какое! - Она открыла ставню и распахнула окошко.
Дождь золотых лучей полился в чулан. Жёлтый подсолнух, повернув голову, заглядывал из огорода. Большой пушистый шмель с гудением тотчас забился о стекло.
- Вера Аркадьевна, - тихо сказала Варя и тронула её за рукав. - Знаете что? А я всё-таки бабушки немного боюсь…
- Я сама боюсь. Ничего, обойдётся. Надо же её успокоить!.. Пошли.
- Надо же успокоить… - ещё тише прошептала Варя.
Встреча
Большая берёза раскачивалась почти над самым железнодорожным полотном. От берёзы к лесу убегала обросшая полынью и лебедой тропка. Около очень похожей на разъезд Овражки маленькой станции не было видно ни души. С обнесённого изгородью станционного огородишки выглядывало пугало в юбке, с кринкой вместо головы. Белобокая сорока, подняв хвост, с любопытством посматривала с телеграфного провода на блестящие замки прислонившегося к берёзе чемодана.
Ольга Васильевна положила на чемодан клетчатый плед и снова зашагала под берёзой. Десять шагов туда, десять обратно. Наконец где-то у леса заржала лошадь. Ольга Васильевна, сердито закашляв, пошла прямо по полыни к станции.
Из-за сосен ей наперерез выкатилась смешная, похожая на корзину повозка, запряжённая пегим мохноногим коньком. Его настёгивал кнутом мальчишка в голубой линялой рубахе. Вот он прокричал бодро "тпру-у!", выпрыгнул на ходу из корзины, подбирая поводья. Подойдя к Ольге Васильевне, деловитым баском осведомился:
- К инженеру Бурнаеву с Москвы - вы будете?
- Я буду.
- За вами, значит. Забрать велено.
- А сам инженер Бурнаев?
- На шурфах они.
- Да, но мне, видишь ли, следующего поезда здесь ждать придётся!
Ольга Васильевна передёрнула плечами и опять сердито покашляла.
Мальчишка с любопытством следил за ней.
- Об этом не указано, - почесав затылок, сказал он. Так же деловито вернулся к повозке, отпустил у коня подпругу, порылся в настланном по дну корзины сене и достал из-под него перевязанную шпагатом старую полевую сумку. Вынул какую-то бумажку, подошёл и протянул Ольге Васильевне. - Может, тут чего объяснено? - спросил сочувственно.
- "Приветствую вас, мама! - прочитала Ольга Васильевна крупные строчки. - К сожалению, должен выехать опять в поле, но вернусь по возможности быстро. Вас в Сайгатку доставит Спиридон, сын нашего бурового мастера и мой подручный. Не знаю ещё, в чём дело, но Варвара почему-то оказалась в Сайгатке раньше вас, только что пришла с разъезда пешком. Я её как следует пробрал. Надеюсь, у вас всё в порядке? Жму руку, ждём скорее".
Ольга Васильевна с облегчением засмеялась и тряхнула седыми волосами.
- Послушай, тебя так и зовут - Спиридон? - спросила она мальчишку.
- Спиридоном, - баском отозвался тот.
- Чей ты сын? Сайгатского кого-нибудь?
- Кирилла Афанасьева, мастера.
- О-о, Кирилла? Ну, тогда вот что, милый мой Спиридон: я не буду больше ждать здесь следующего поезда. Сейчас же и поедем с тобой, хорошо?
Спиря невозмутимо повернул к повозке, убрал сумку под сено, взбил его и завозился с поводьями.
Ольга Васильевна вернулась к станции и крикнула:
- Послушайте, товарищ дежурный, в Сайгатку можно больше не звонить, очень вам благодарна! Пришла уже лошадь, я уезжаю.
Из двери тотчас выполз похожий на гриб подосиновик старичок в красной сплющенной фуражке.
- Езжаете? Ну, час добрый… езжайте… - забормотал он. - Сундучишко-то подсобить?
Он сполз с крыльца и заковылял за Ольгой Васильевной к берёзе, на нижней ветке которой, над чемоданом, сидела та же любопытная сорока.
- А вот теперь - остановись! - попросила Ольга Васильевна.
Справа вдоль дороги разноцветными платками лежали поля - желтые, золотисто-розовые, зеленые. Слева ещё не кончился лес, а за поворотом уже открылся спуск к реке, бревенчатый мост и за ним в ложбине, как в тарелке, раскинувшиеся дома Сайгатки.
Ольга Васильевна встала в повозке во весь рост. Горячий ветер нёс с гречишного поля запах мёда и повилики, ровный, не проходящий стрекот кузнечиков.
- Это что, Спиридон, школа новая у вас? Да? Так ты говоришь, отец твой - Кирилл Афанасьев? - Ольга Васильевна откинула со лба растрепавшиеся волосы, и глаза её молодо заблестели. - Ну, так я его когда-то учила. Только школа тогда была старенькая, деревянная… А там больница? А там клуб? Ты, Спиридон, в каком классе?
- За пятый сдал, - натягивая поводья, степенно ответил мальчик.
- Вот видишь! А когда я была здесь учительницей, на Сайгатку и на Тайжинку было всего два класса, для старших и для малышей. Стой, подожди-ка…
Ольга Васильевна замолчала и спрыгнула зачем-то с повозки.
Снизу, от реки, им навстречу поднималась в гору по меже какая-то явно городская девочка. Платье на ней было короткое, ноги белые, и передвигала она их, подворачивая ступни, точно боясь уколоться. За ней поодаль шли Вера Аркадьевна и две белоголовые девчушки, побольше и поменьше.
Ольга Васильевна заложила руки за спину и медленно пошла по дороге. Девочка в городском платье тоже замедляла шаги, точно спотыкалась. Лицо у неё было красное, виноватое, но с упрямой складкой на лбу, брови сдвинуты.
- Бабушка, - сказала она торжественно-испуганным голосом, - бабушка, а я уже здесь.
- Вижу, - строго ответила Ольга Васильевна. - Это-то я прекрасно вижу!
Варя судорожно вздохнула:
- Бабушка, я дорогу с разъезда сама нашла, честное слово. То есть не совсем сама… Ты меня прости, бабушка… - Она пригнула голову и замолчала.
Вера Аркадьевна нагнала её, Ганька с сестрёнкой замерли на меже.
- Вижу, - повторила Ольга Васильевна. - С чем тебя и поздравляю, отважную путешественницу!
Она молча крепко пожала руку улыбнувшейся Вере Аркадьевне, потом ласково погладила по головам обеих девчушек и громко сказала:
- Ну-с, а теперь у меня такое предложение: пусть Спиридон везёт чемодан на лошади, а мы все пройдёмся пешком. Очень мне хочется посмотреть знакомые места. И, кстати, узнать, как живёт кой-кто из моих старых друзей. Согласны?
Конечно, все были согласны.
Ольга Васильевна подождала, пока Спирька в повозке не обогнал их, взяла Веру Аркадьевну под руку и вышла на дорогу. Варя, Ганя и её сестрёнка Домка усердно запылили босыми ногами.
От реки, где было размётано по лугу только что скошенное сено, вдруг гулко ударили в железный рельс. И сразу по близкой уже Сайгатке голосисто и задорно пошли перекликаться петухи.
- Что это, звонят? - спросила Ольга Васильевна.
- Да, перерыв на обед у колхозников. Видите, грузовик бидоны развозит?.. Полдень.
* * *
Варя приложила к щели в заборе глаз, потом уткнулась в неё носом. Ольга Васильевна велела им с Ганькой дожидаться за оградой, на улице. Сама бабушка стояла сейчас во дворе у колодца и внимательно смотрела на торчащую над ним, как хлыст, палку. Вот она подошла к дому, погладила зачем-то рукой резные наличники.
На крыльцо выплыла смуглолицая, в длинной, до полу, юбке старуха. Голова у неё была плотно повязана клетчатым платком. Увидев Ольгу Васильевну, старуха низко-низко поклонилась и не сказала, а точно пропела:
- Милости… милости прошу, неоценная…
Ольга Васильевна по-молодому подбежала к ней, обняла, и они три раза, крест-накрест, поцеловались. Старуха поклонилась опять:
- В избу айда, гостьей будешь… - Обернулась, топнула ногой на подобравшегося к крыльцу поросёнка с закорючкой вместо хвоста: - Я т-тебя!.. - да так, что по всему двору пошло откликаться в закоулках, и уплыла вместе с бабушкой в дом.
- Хочете, я вам галку ручную покажу? Не то бычка махонького? - дёрнула Варю за плечо Ганька.
- Конечно, хочу!
Девочки побежали через огород к сарайчику с трубой. Маленькая Домка припустила было за ними, но Ганька крикнула на неё, и та уселась с разбегу на капустную грядку.
Ганька отворила скрипнувшую дверку. Из сарайчика пахнуло мокрыми половицами. Она позвала:
- Феденька! Федюк!
Со скамейки в углу к девочкам вспорхнул и запрыгал маленький, чёрный как уголь галчонок.
Ганька взяла его на руки. Одно крыло у галчонка было растопырено, перья торчали врозь.
- С гнезда выпал, мы и подобрали. Спирька его черёмушки клевать учит!
- Зачем?
- Хочете, покажу?
- А он тут в сарае так один и живёт?
- Да то ж не сарай, баня!
Ганя передала галчонка Варе. Она неловко прижала его к груди и вдруг вскрикнула: галчонок зашипел, разинул клюв и схватил её за палец.
- Не бойтесь, он слабенько! - затрясла косицей Ганька.
Варя перехватила галчонка подолом, палец сунула в рот. Они вышли из баньки, и Ганя запрыгала через длинные зелёные бороздки по огороду куда-то вниз. Варя, боясь уронить галчонка, - за ней.
У большого развесистого дерева они остановились.
- Давайте, - сказала Ганя, - Федьку-то.
Варя вывалила ей в руку галчонка. Ганя посадила его на ладонь, приподняла и тоненько, ласково сказала:
- Угу, Феденька, угу!
Галчонок посидел, махнул растопыренным крылом и вспорхнул на нижнюю ветку дерева. Потом на другую, на третью и пропал в зелени.
- Угу, Феденька, угу! - пела внизу Ганя.
Листья черёмухи где-то вверху зашевелились, и к Вариным ногам вдруг упала нежно-зелёная веточка с чёрными, блестящими, как бусы, ягодами.
- Есть можно? - спросила Варя.
- А то нет!
Варя сунула веточку в рот и разжевала. Сразу перекосило лицо - рот поехал в одну сторону, нос в другую.
- Сладки? - спросила Ганя.
- С-сладки…
Зажмурившись, Варя подошла к дереву.
- А мож-жно, я тож-же полезу? - спросила, с трудом сведя разошедшиеся губы.
- А то нет!
Варя уцепилась за сук, вскарабкалась на него. По лицу её стегнула упавшая сверху новая веточка.
- Ш-швыряется он! - сказала Варя, прижимаясь к стволу.
- Угу, Феденька, угу! - пела внизу Ганя.
В это время с огорода, от дома, тоненько прокричала маленькая Домка:
- Бежи-те шкорей, ба-бушка кличут!
- Ой, нам это? - встрепенулась Ганька.