- А не мог бы ты, Лохматый, доставить нас из Кипарисов на самолете? - спросил Сашка.
- Запросто, - не растерялся Костя. - На самолете какой марки предпочитаете летать?
Люда с Иринкой и Женечка громко рассмеялись. Сашка тоже улыбнулся и посмотрел на него очень дружелюбно.
- Ну я пойду, - Костя хлопнул Сашку по плечу и насторожился: позовут к себе или нет?
- А я думал, ты с нами.
- В другой раз, - сказал Костя. - Ну всего! - Он махнул им рукой и побрел назад.
Все было хорошо. Хорошо, как никогда в его жизни.
Костя даже забыл о своих дружках, о том, что они могут подстеречь и поколотить его. Нельзя даже представить себе, что они так легко простили ему "измену". Без них ему было непривычно и странно: ни воплей и крика, ни острых вспышек веселья, ссор и подначиваний, ни вечной ругани, опасений и невольной оглядки, как бы взрослые не заметили, что они делают, не подловили и не отвели куда следует, лучшее из этого куда были, конечно, родители… То новое, что внезапно ворвалось в Костю, еще не улеглось, не захватило до конца, не проникло во все его потайные закоулки. Будто прыгнул он очертя голову с отвесной скалы в морскую круговерть и упрямо плыл, плыл к чему-то новому, но еще не доплыл, не дотянул, а лишь, преодолевая сильное течение, ухватился кончиками пальцев и с трудом подтягивался к этому новому, чтоб окончательно выбраться, отряхнуться и зажить совсем по-иному…
Костя шагал не оглядываясь.
Вышел на Центральную улицу - автостраду, соединявшую все курортные городки их побережья, дошагал до обширной оживленной площади с большими рекламными щитами для отдыхающих, с сувенирными и газетными киосками, со стоянками автобусов и такси. Шел, - руки в карманах, что-то напевая про себя и улыбаясь. Как все хорошо! Как отлично съездили туда и обратно, как замечательно окатило их волной, как сверкали, переливаясь, прозрачные крупные капли на ее черных ресницах…
Знакомый голос заставил Костю остановиться.
- Не волнуйтесь, гражданочка! Зачем такой тон? Нервные клетки не восстанавливаются! - уверял кого-то его отец, а ему отвечал другой, возмущенный, женский, тоже очень знакомый Косте голос:
- Вы бросьте свои шуточки! Сажать надо в порядке очереди, а не так… Мы уже полчаса ждем!
У Кости сдавило дыхание.
Он увидел возле стоянки такси с буквой "Т" на указателе Веру Александровну, свою учительницу, сухонькую, седую, в белой батистовой кофточке, с двумя большими кожаными сумками у ног: уезжала куда-то? Она стояла первой в очереди, а его отец сидел в машине цвета морской волны, с шашечками на дверце и возле нее суетились трое загоревших курортников с чемоданами. Они о чем-то вполголоса, отчаянно жестикулируя, упрашивали отца. Впрочем, было совершенно ясно, о чем.
- Спокойненько! - Отец высунулся из окошечка машины, и прядь густых, белых, как и у Кости, волос съехала набок. И обратился к очереди: - Я прибыл к ним по вызову через диспетчерскую…
- А чего же они тогда вас упрашивают? - спросила женщина с девочкой, стоявшая за учительницей. - Вы просто набираете выгодных клиентов!
- Да боже упаси! Они меня выбирают, а не я их. И вы могли бы заказать… - возразил отец, однако очередь не поверила ему и шумно поддержала женщину:
- Возят, кого хотят, будто машина не государственная! Разбаловались!
Костя смотрел на все это и не мог сдвинуться с места. А когда внутри чуть-чуть отпустило, он быстро встал за рекламный щит с изображением бодрого румяного красавца, с улыбкой разглядывавшего с борта сверкающего экскурсионного теплохода их курортный берег, поросший кипарисами и соснами. Костя прижался щекой к деревянной раме щита и обострившимся слухом слышал все, что делалось по ту сторону.
- Я где-то видела этого таксиста, - сказала Вера Александровна кому-то в очереди, - кажется, он приходил в нашу школу узнать о своем сыне… Как же его фамилия? Вылетело!
Костя весь пылал липким жаром: конечно же, приходил! Отец приходил в школу полгода назад, когда его вызвал классный руководитель за то, что Костя поколотил на переменке одного малого - ябеду.
- Наверно, посулили ему хороший калым, - сказал чей-то голос.
- А то как же! Смотрите, как управляется с их чемоданами.
- Стреляный воробей.
Взревел мотор, и отцовская машина умчалась с площади.
- Хоть бы номер записали, - сокрушался кто-то, - возмущаемся, а мер не принимаем…
- Записывай не записывай - выкрутится! - безнадежным голосом ответил какой-то скептик. - Опытный народ, правды у них не добьешься, рука руку моет…
- Нет, вы это напрасно, - пробасил кто-то третий, - у вас устаревшие сведения, сейчас с хапугами борются, гонят из таксомоторных парков…
Костя отпрянул от рекламного щита и быстрым шагом пошел назад, чтоб его не заметили из очереди. Он пересек площадь с другой стороны и по узкому проулку вышел на свою Канатную улицу.
Глава 10. ГЛУПЫЙ МАЛЬЧИШКА
Дома, как и следовало ожидать, никого, кроме Лени, не было. Костя так был взвинчен, что даже есть расхотелось. Леня, ни о чем не догадываясь, стал рассказывать ему что-то забавное, желая расположить к себе, по-доброму смотрел ему в глаза. Костя слушал, но ничего не слышал. С недоуменной, чуть обиженной улыбкой брат ушел на улицу, и лишь тогда Костя кое-чего поел, не чувствуя, впрочем, вкуса еды. Он нигде не мог найти себе места. Услышав в полной тишине квартиры, как щелкнул в двери ключ - вернулась из своей "Глицинии" мама, - Костя выскочил в переднюю. И не успела мама переступить порог, громко, задыхаясь от возбуждения, выпалил:
- Ты что-нибудь знаешь про него? Знаешь или нет? Он набирает выгодных пассажиров и ни с чем не считается!
Мама напряженно, со страхом посмотрела на него. На ней не было лица, а Костя продолжал выплескивать из себя все, чем был наполнен до краев.
- Вот так! Он даже Веру Александровну не посадил…
- А кто это? - Мама неподвижно смотрела на него. Она не знала имени лучшей их учительницы! Костя сказал, кто она такая, и его несло и несло дальше:
- Люди ругали его, стыдили, а он в ответ шуточки-прибауточки и что-то выдумывал про диспетчера!
Мама мягко и успокаивающе опустила на его волосы руку, погладила, но Костя резко отдернул голову.
- Что ты, Костя… Это же мелочи… Мало ли их у всех? У меня каждый день что-нибудь случается… Вырастешь - узнаешь… Ну уедет твоя учительница на другой машине, что страшного? Не делай из мухи слона… Пассажиры вечно недовольны, на то они и клиенты, чтоб быть недовольными… Ну перехватили его машину другие, подумаешь! Это же обычное дело… Знал бы ты, как трудно ему работать… Вот придет папа, я поговорю с ним и все выясню…
- Не надо. Я сам поговорю! - Костя хлопнул дверью и убежал в спальню.
Он сидел на кровати, подпирая руками враз отяжелевшую голову и чувствовал неловкость, скованность во всем теле. И тоску. Так, значит, вот почему отец любил сорить деньгами и частенько давал ему и Лене по два-три рубля на карманные расходы и подарил каждому дорогие часы - мало у кого из ребят их класса есть такие. Вот откуда у него лишние деньги…
Когда домой пришел отец, Костя с трудом сдерживался, чтоб сразу не броситься к нему и не выложить все. Не бросился, дотерпел, пока отец поест на кухне. Ждал его в столовой. Отец уже, конечно, узнал обо всем у мамы. И когда, кончив есть, пуская клубы дыма, веселый и неунывающий, будто и не случилось ничего, он вошел в столовую, Костя посмотрел ему в глаза и холодно, напряженно сказал:
- Я… Я был сегодня на площади и все слышал…
- На какой площади? - недоуменно и беспечно спросил отец, и эта его беспечность взорвала Костю.
- Здесь у нас! В Скалистом!
- Подкарауливал? Охотился за отцом, как за перепелкой? Дожил я. Ну, докладывай, что ты видел и слышал? Я делал что-то не так?
- Скажи, - спросил Костя, - ты всегда так или только сегодня?
- Потише, - попросил отец, - давай обо всем по порядку.
- Как же ты, папа? - тихо спросил Костя. - Скажи, это правда, это правда, что ты был в том десанте?
Отцовское лицо резко побледнело. Заострилось.
- Я прошу тебя не касаться десанта… Я думал, ты умный парень, а ты, оказывается, еще глупый, шальной мальчишка…
- Нет, я не глупый! - вырвалось у Кости.
- А ну замолкни! Чтоб больше ни слова. Пока ты ешь мой хлеб…
- Могу не есть! - Костя вскочил с кресла. - Сам заработаю!
- Попробуй. Ты забыл, с кем разговариваешь! Но Костя уже не мог остановиться.
- А ты мне рот не затыкай. Я уже не маленький и не глупый… Я знаю, знаю, в чем дело… Ты… Ты, наверно, собираешь деньги на цветной…
Пощечина едва не сбила Костю с ног. Щека сразу онемела. Он выскочил из квартиры, сбежал по ступенькам на улицу и весь горящий, опустошенный и потерянный, без всякой цели и направления принялся бродить по городу. "Так, - думал Костя, - так… Вот чем все кончилось… Что же теперь делать? Куда идти? К Сапожковым? Нет. Они сразу обо всем догадаются, а не догадаются - набросятся с вопросами, а я никому никогда не скажу, что у меня случилось с отцом. Никогда, ни за что…"
Калугин-старший тем временем ходил по столовой и курил сигарету за сигаретой. Из кухни выскочила испуганная жена - прогнал ее обратно. Ни разу еще не бил он сыновей, а сейчас не сдержался. Уж слишком многое позволил старший: какое ему дело до десанта? Что он знает о том времени? Что с ним стало? Ничего, кажется, не жалеет ни ему, ни Лене, старается и живет ради них… Посадил сегодня без очереди клиентов? Да, было такое дело. Ну и, как полагается, получил кое-что за это. Знал бы Костя, что жизнь - сложнейшая штука, что одно дело произносить красивые слова о совести, честности и тому подобном и совсем другое - жить. Знал бы Костя, кто такой откровенный деляга и хапуга, не ругал бы его. Есть такие в их таксопарке, есть, не так-то их мало. Они с насмешкой зовут его, Калугина, лопухом и чуть не по тридцатке выколачивают за день, до отказа набивают простодушными клиентами машину и против правил берут с каждого, "удлиняют" по своему усмотрению маршрут, постоянно дежурят у мебельных магазинов и, не стесняясь, называют свою цену за поездку… Да мало ли есть способов заставить раскошелиться человека, которому срочно нужна машина?! Поступят сигналы - таких после шумных собраний в шею гонят из их парка с безнадежной формулировкой в трудовой книжке: "За потерю доверия". Ну, это менее ловких и увертливых. Калугин не любил таких: все они в конечном счете оказывались дрянными товарищами и трусами, мелкими душонками, жадноватыми и себе на уме. Но… Но как быть, как отказаться, если люди сами суют тебе сверх счетчика за какие-нибудь шоферские услуги полтинник, рубль или трешку? Не брал вначале - ни копейки лишней не брал! - неприятно было. Возвращал. Но ох как иногда доставалось ему за это! Месяцев пять назад его подцепил на Южной улице полный гражданин, который менял квартиру, и попросил перевезти книги - заднее сиденье и багажник они до предела набили связанными пачками! - и вручил ему утроенную по сравнению со счетчиком сумму. Калугин не привык к этому и застеснялся брать, но был самым решительным и грубым образом выруган за наивность и темноту. Взял, спрятал в боковой карман пиджака и поспешно укатил. Жгли его эти деньги, если признаться, через толстую байковую рубаху весь день. Будто сделал что-то не так, переступил то, что не положено переступать, всю неделю не мог он забыть об этих деньгах. Но, как известно, все когда-нибудь проходит, прошло и это неприятное чувство. Ведь в общем-то за дело получил: в поте лица помогал нагружать и разгружать книги - что ж здесь такого? Он не обязан этим заниматься. И потом случалось, высадив торопившихся на теплоходы или самолеты пассажиров, Калугин оказывался у морского порта или аэровокзала и по просьбе разных торгашей подкидывал их с грузом к рынку и, естественно, не отказывался от того, что ему совали. Им он тоже помогал нагружать и сгружать. И поплыли к нему с тех пор добавочные рубли: что ни смена - то пятерка, а то и десятка… Любой скажет - не жила он, не жмот. Встретит друга - зовет в гости, покупает хорошее вино и закуску. Даже вареных крабов иногда подает гостям Ксана: когда-то они, эти самые крабы, удирали от него, умиравшего с голоду, а сейчас их сколько угодно вареных, красных, с тающим во рту нежным мясом - только денежки плати! Все дни рождения и праздники они справляют. Да и куда ни глянь, везде расходы: и в таксопарке надо дать мойщику и механику, чтоб машина вовремя могла выйти из ворот исправная и чистая, и другим. А сколько уходит на подарки жене Ксане и детям! Двое ведь у него. И это так приятно - делать подарки. Его ребята хорошо одеты, в квартире новая мебель и большеэкранный телевизор. Куда теперь без него! И не мещанство это, а первейшая необходимость. И черно-белый хорошо иметь, а еще лучше бы - цветной… Да, да, цветной, хотя Костя и пытался укорять его именно этим! Калугин неплохо воевал, не лукавил, не прятался за чужие спины, едва уцелел, и разве не завоевал он своей кровью право жить хорошо и прочно? Прошли времена - Калугин знал их по книгам, - когда кичились теснотой и вонью "коммуналок", бедностью, когда галстук или шляпа едва ли не считались признаком буржуя или бывшего у них на услужении гниловатого интеллигентика. Подтянулся нынче народ, приоделся, подкормился, в удобные квартиры въезжает… Все верно: настрадался, натерпелся, заслужил. Да и давно пора! На улице уже не телеги скрипят, не довоенные маломощные грузовички фырчат, а вовсю грохочет и жмет БТР! Хочется во всем чувствовать себя человеком. Вот почему Калугин основательно занялся жильем, исправлял все прегрешения строителей. Их небольшая квартирка должна быть не хуже, чем у других, - удобной, красивой, современной. Каждый клочок жилой площади надо использовать! Леня ему охотно помогал, да и Костя поначалу… Как он не понимает, что ничего особенно плохого его отец не сделал? О десанте вдруг вспомнил… Какое отношение ко всему этому имеет десант?
…Костя допоздна бродил по Скалистому, и все время горела, не остывая, левая щека. Вернулся чуть не в полночь, открыв своим ключом дверь. Прошел на цыпочках по передней, заглянул в кухню - на столе стоял ужин для него. Костя, не притронувшись к нему, бесшумно пробрался через столовую в спальню и по привычке бочком лег на кровать. Заснул, как это ни странно, быстро, но и проснулся рано. Брат крепко спал рядом, уткнувшись носом в подушку, и ничего неверного и лукавого не было в его лице, пока он спал. Наверно, он ничего не знал о случившемся. Утром мама с дедушкой должны были уйти на работу, а отец оставался дома - выходной. Костя хотел исчезнуть до их пробуждения. Не спуская с Лени глаз, он взял со стула одежду, прихватил туфли и на цыпочках двинулся к двери. Как по минированному полю, прошел Костя по столовой, где на тахте спали родители, - отец не проснется, хоть пляши, хоть вопи у него под ухом, а вот у мамы сон сверхчуткий: чуть бумагой зашурши, скрипни туфлями - вскочит с тахты… Костя благополучно миновал опасный участок и вышел в переднюю. Из кухни с раскладушки доносилось равномерное похрапывание дедушки.
Костя выскользнул за дверь и стал поспешно натягивать брюки, носки и туфли. На ходу, спускаясь со второго этажа, надевал синюю ковбойку. После вчерашнего обеда во рту его не было ни крошки, но есть Костя не хотел. Часа через три на него напал страшный голод, и он съел городскую булочку за семь копеек. Купил еще одну, и ее съел. Подошел к автомату с газировкой, опустил в щель копейку и стал смотреть на тугую струю, льющуюся в стакан.
- Эй, Лохматый, привет, - послышалось за спиной. Костя отпрянул от автомата и сжал кулаки. - Ого, какой ты стал пуганый! - Петька, стоявший перед ним, вынул изо рта сигарету и мрачно осклабился. - Не бойся, не буду бить. Разговор есть. Пей свою воду, я подожду.
Костя вдруг пуще прежнего разозлился на него.
- А то, может, ударишь? - Он подошел к Петьке, вплотную приблизил лицо к его лицу. Глаза того опасливо забегали: он не привык выходить один на один. - Ну чего ж ты, бей!
- Зачем? - Петька неловко, чуть даже растерянно улыбнулся и отошел от Кости. - Друзьями были. Склеились…
- А я вот хочу стукнуть тебя в морду. За камень, который ты бросил в меня, и вообще за все. - Костя замахнулся. Петька быстренько отскочил от него, но улыбка еще держалась на его лице.
- Ты чего? Сдурел? Я ведь не с кулаками к тебе. Завтра мы едем в Кипарисы, в девять ноль-ноль…
- Зачем? - сдержанно поинтересовался Костя.
- Есть одно дельце. Не из скучных, между прочим. Каждому кое-что перепадет… Все, что было до этого, туфта. Так вот и тебя ждем. - Петька затянулся, выжидательно прищурился, и из черной щели в выбитых спереди зубах лениво вытекла струйка дыма.
- Можете не ждать. - Костя спокойно, не опасаясь удара со спины - на улице уже было людно, - взял из автомата холодный стакан с газировкой и, не торопясь, принялся пить.
- Почему? - Лицо у Петьки стало озабоченное. Костя продолжал пить мелкими глотками. - Чем-то не устраиваем тебя? - Петька нетерпеливо сузил глаза.
- Вот именно.
- Чем, не пояснишь?
- Поясню. Скукота с вами. Подохнуть можно, - уронил Костя, и Петька с минуту не знал, что ответить.
- А с Сапогом, значит, полный восторг? Сплошное веселье и радость. Он у тебя что, ночевал тогда?
- А тебе какое дело?
- Будешь сильно жалеть, Лохматый, - четко сказал Петька и снова затянулся сигаретой.
- Не уверен. - Костя залпом допил газировку. - Ну всего, мне некогда, пламенный привет ребятишкам! - поставил в мойку автомата стакан и вразвалочку пошел по тротуару.
Сосчитав мелочь в кармане, Костя заглянул в столовую самообслуживания, взял там обед за сорок две копейки с чаем вместо компота, съел все, подумал и потихоньку подался в сторону Платановой улицы.
Теперь, пожалуй, можно зайти к Сапожковым: чуть приостыл от того, что случилось вчера на площади, и не так-то легко будет Сашке с Людой догадаться о чем-нибудь по его лицу. При одной мысли о Люде в Косте что-то тихонько стронулось с места, и он уже ни о чем не мог думать, кроме как о ней…
Сашка в спортивных, с пузырями на коленях брюках и белой майке набирал воду из колонки возле ворот. Увидев Костю, он жестом подозвал его к себе.
- Ты куда это пропал? Ты знаешь, что твой отец ремонтирует "Волгу" в соседнем дворе? Диск сцепления полетел три дня тему назад.
- Знаю. - Костя ждал, что он скажет дальше.
- А почему такой мрачный? Случилось чего?
У Кости прямо засосало под ложечкой.
- Ничего, - сказал он и подумал: "Как же все неудачно получилось - отец работает рядом, хуже и не бывает!"
- А что у меня может случиться?
- Это тебе лучше знать. Ты все-таки Лохматый… Есть в этой кличке что-то очень верное… Только не обижайся на меня… У меня ведь тоже кличек полно. Пошли. - Он поднял ведра, и сразу на его длинных руках напряглись и отвердели мускулы.
Костя двинулся за ним.