Вскоре и мать смягчилась, почувствовала, что несправедливо обошлись с Мишаней, и, выйдя на крыльцо, постучала ногой по ступенькам:
- Эй, отшельни-ик! Преподобный Лука!.. Вылазь, промнись малость, а то паутиной обрастешь!..
Но Мишаня вылезать проминаться не захотел. То есть сначала он захотел и даже начал уже вылезать, но потом раздумал, тем более что к нему сами пришли в гости Гусь и Братец Кролик.
Хитрый Братец Кролик сразу прошмыгнул в дырку, служащую дверью, а Гусь остановился, чтобы побеседовать с Мишаниной матерью, которая поначалу встретила их без радости:
- Ну, что скажете, молодцы? Опять явились нашего Мишаню на хулиганства сманывать?
Гусь через то и звался Гусем, что все ему было как с гуся вода:
- Что вы, теть Марусь! Да ваш Мишаня ни в чем не виноват! Я лично за него ручаюсь!..
- Как же ты ручаешься, когда ты сам у них первый атаман?
- Атаман - верно! - самодовольно подтвердил Гусь. - Но только он не виноват, а я и подавно не виноват, потому что находился в стороне!..
- Значит, виноватых нету? А кто виноват?
- Да Тараканыч, кто же еще! Привязался к нам!.. Он знаете какой? Отец говорит, он сумасшедший!.. У него даже на всех курей характеристики заведены: сам видал, когда мы у них с отцом печку клали!..
- Это какие же такие характеристики? - заинтересовалась мать.
- Обыкновенные, называются "личное дело". Синяя такая тетрадка, а на ней написано: "Курица Рыжуха", "Курица Колхозница"… И все про них проставлено: у кого куплена, когда снеслась, сколько чего съела… "Поросенок Лохмач": по скольку ест в день, сколько весу прибавляет, как себя чувствует… Ну, а как эту курицу в суп, то пишет сверху: "В архив" - и прячет в шифонерку, цельная шифонерка у него этих характеристик, сам видел.
Мать засмеялась и ушла в дом, а довольный Гусь пролез под крыльцо, сразу стукнувшись обо что-то головой.
Мишанино жилище оказалось для него тесно, некуда было поместить длинные ноги, но Гусь неудобства привык переносить равнодушно. Вдобавок его одолевали новые заботы.
- Вот ты сидишь тут, - укоризненно сказал он Мишане, - а у нас измена завелась: двое в пост этот самый перебежали - Музыкант и Комар.
- Я сам их видел, - подтвердил Братец Кролик. - Идут себе!..
Оказывается, Музыкант прослышал, что там хотят ставить новую пьеску "Зайка-зазнайка", которая будет длинная, артистов потребуется много, в том числе умеющих петь или играть на чем-нибудь, и уже набрались другие музыканты - с других улиц.
- Говорит: "Там разбираются, - рассказывал Братец Кролик. - А у вас Лаптяня мой инструмент ржавленым обозвал, поглядим, какой он ржавленый… Там инструментом свиней гонять не будут…" Обиделся тогда, значит!..
- Я играл на его дудке лично сколько раз, - сказал Гусь. - Только свиней гонять она и годная… Потому нет в ней того звуку.
- А у Комара, - продолжал Братец Кролик, - опять ежик нашелся. Сам по себе в саду жил. Он с этим ежиком пошел поступать в пост, но только там вышло наоборот: его взяли, а ежика не взяли! Что теперь будет ежик - неизвестно, а Комар там доски какие-то стругает…
- Комар пускай идет, куда хочет, - сказал Гусь. - От него никакого толку не было, что с ежиком, что без ежика, только без музыканта своего нам нельзя оставаться… Должен быть свой трубач. Хоть, он и горевый, только на похоронах ему играть, а все ж таки чего-нибудь продудит…
- А знаешь, кто их подговорил? - ехидно опросил Братец Кролик. - Твой друг Глеб! Сами говорят: мы у Глеба спрашивали, он нам посоветовал!..
- Бестолковый этот Глеб, - покачал головой Гусь. - Везде он лезет, все ему надо… Озверел у себя в тайге!.. И так у нас мало народу остается, а то б я ему показал, как не в свое дело лезть…
- Он тут никаких порядков не знает, - вступился за друга Мишаня.
- Об чем и толк! - согласился Гусь. - Не может нести ответственность. Но уж Музыканта я поймаю и…
Гусь показал свой любимый жест.
- А брата его позабыл? - спросил Братец Кролик. - Он тебя самого поймает и…
Братец Кролик повторил тот же жест.
- На брата тоже найдутся… - не сдавался Гусь. - Например, мой братень… Не ссилит, что ль?..
- Осилит… - согласился Братец Кролик. - Но только он с пацанами из музвзвода не ссилит… А он с ними ходит…
- Будет музвзвод за Музыканта заступаться!..
- За Музыканта брат заступится, за брата - музвзвод весь…
- Да… - сказал Гусь и почесал новую шишку на затылке.
Ввиду такого безвыходного положения Музыканта решили не трогать: раз он такой дурак, что состоять в шайке не хочет, пусть не состоит, а играет в свою трубу. Конечно, имея таких братьев, можно ни с кем не считаться. Наказать следует одного Комара как человека безродного, могущественных братьев не имеющего, и в первую очередь отнять у него ежика!..
- Дисциплинку надо подтянуть, - говорил Гусь. - Я пока без вас один был - все мозгами шевелил в разные стороны, все думал, чуть мозги не свихнул…
- Ну, и придумал что? - спросил Братец Кролик.
- А то! - Гусь презрительно повел в его сторону горбатым носом. - Чтоб я, да не придумал! Уж если я примусь… Нужно, чтобы у каждого был поджигной пистолет! Вы вникли в мою мысль?.. Значит, так, дальше: бах! бах! - так все и разбегутся!.. Ясно? Как дадим всем по поджигному, и кто вступит, будем давать, - это сколько к нам народу набежит? Музыканта, так и быть, примем, а Комар пускай и не мечтает!..
И Гусь замолчал, скромно ожидая, что скажут остальные по поводу его плана.
- Это хорошо… - одобрил Братец Кролик. - Да где столько трубок набраться?..
- Во! - торжествующе поднял палец Гусь. - Вот об этом, пока вы время зря проводили, у меня черепушка работала, как у лошади! Где взять трубки?.. Взять их есть где! Их там находится - хватит весь город снабдить! На РТС - вот где! Там много моторов старых… А в радиаторах трубка годная, мягкая, потому что она латуневая… Вы поняли мою мысль?.. Охранник охранять не любит, а больше любит в своей будке с шоферней козла забивать! А где старые моторы, там трава высокая… Кого пошлем?..
- А ты пойдешь? - спросил Мишаня.
- Ишь какие! И придумывай им, да еще и сам иди - больно жирно будет!.. Я б пошел, я это дело люблю, самое по мне, но только меня они все знают, когда еще отец там работал… Вчера зашел посмотреть, как, что, они увидали, давай орать: "Эй, Гусь, ты чего тут? В главные механики пришел наниматься? Иди, вместо тягача у нас будешь!" Надо, чтоб кого не знали… Вот Мишаня годится. Чего глядишь? Боишься уже?..
- Бою-усь… - обиделся Мишаня. - Было б чего… Может, кто другой боится, а я…
- Порядок! Еще двоих нужно!..
Тут, как раз вовремя, подоспели Глеб, Огурец и Колюнька.
Тощему Огурцу удалось-таки втиснуться в Мишанино жилище, после чего в нем осталось место только для Глебовой головы, которую он туда и всунул, чтобы принять участие в разговоре, а сам находился снаружи.
Зато Колюнька вполне поместился в уголке, свернувшись наподобие ежика.
- Ты зачем это Музыканта с Комаром на дезертирство подговорил? - спросил Гусь Глеба.
- Никто не подговаривал, - спокойно ответил Глеб. - Просто они у меня спросили, а я сказал: идите, конечно, потому что каждый человек имеет право быть, где ему нравится… Такое мнение, а не подговаривал!..
- Вот! - Гусь показал на него пальцем. - До чего точно я подметил: эти сибирские все какие-то безмозглые!..
Глеб нахмурился, но промолчал.
А Гусь еще раз объяснил свою выдумку и распорядился:
- Вот вы с Мишаней и пойдете!.. Огурец привык ото всех бегать, а Глеба тут никто не знает!
Огурец самоуверенно тряхнул рыжими вихрами, но всегда, уступчивый, на все согласный Глеб неожиданно заявил:
- Я не пойду!
Все страшно удивились:
- Это почему?
- Я воровать не люблю… - покраснев, проговорил Глеб.
- Что воровать? Кого воровать? - гаркнул Гусь. - Разве это воровство? Несколько трубочек взять - воровство?.. Всякие там трубки есть!.. Какая важность!..
- Все равно… Не люблю я… И не хочу…
- Скажи уж: боишься! Слабак ты оказался, а еще сибирский числишься!..
- Нет… Просто не привык… В тайге охотники все оставляют в избушках: еду, шкурки… Никто не тронет, такой закон!
- То - в тайге, а то - тут, сравнил!
- Все равно… И лучше вы мне не говорите…
- Может, ты и у нас состоять не хочешь?
- У вас - пускай, а воровать не буду!
Глеб утупился, засопел как бык, и видно было, что нашло на него упрямство, ничего поделать нельзя… Все смотрели на него с сожалением. Мишане стало жалко Глеба, и он пришел на помощь:
- Глеб не годится: сильно приметный… Каждый внимание обратит…
- И бегать быстро не может! - подхватил Огурец. - Мест наших не знает: куда бежать, где прятаться!..
- Это верно… - согласился Гусь. - Чердаки у вас работают! Тогда, значит, пускай вместо него будет…
- Я! - встрял Колюнька.
- Ты, мал, подрасти сперва! Да вот… хоть Братец Кролик!..
Братец Кролик подвигал верхней губой, пошевелил ушами и, округлив глаза, сказал:
- Только уговор: главный буду я! У меня уже и план есть! Что нужно делать раньше, что попоздней…
Дав задание, Гусь ушел, говоря:
- Я пошел, а то у меня там сарай недомазанный, разинувши рот, стоит… Боюсь, через вас опять глина высохла… Громадное число этих сараев отец зачем-то нагородил - уму непостижимо! Конца-краю им нету!
Остальные во главе с Братцем Кроликом отправились к РТС - на предварительную разведку. Только несовершеннолетнего Колюньку не взяли.
Глеб повеселел и пошел вместе со всеми, оправдываясь по дороге:
- Я эти трубки, если они нужны, помог бы вам взять но не привык как-то… Может, постепенно…
- Мы тоже будем постепенно, - сказал Братец Кролик. - Сперва подготовка будет. Потом - тренировки. Куда спешить, не на пожар! И тетка Федотьевна говорит: "Поспяшишь - людей насмяшишь!.."
Мишаня и Огурец охотно согласились с теткой Федотьевной: действительно, спешить с таким делом нечего.
Но они уже шли такой вкрадчивой воровской походкой, сгорбившись и засунув руки в карманы, что сидевший на крыше незнакомый мальчишка сразу их заподозрил и крикнул кому-то:
- Черепахин, глянь, какие идут!
Поэтому возле РТС Братец Кролик отдал приказ:
- Не показывай виду! Делай вид, будто мы здесь просто так - прогуливаемся. А сами будем все обсматривать…
И они, обнявшись, начали гулять вдоль длинного забора из ветхих досок, пока не надоело, и Братец Кролик сказал:
- Сочли дырки? Я счел: шесть штук. Теперь будем намечать план бегства.
Они с облегчением отошли от РТС и начали обследовать окрестные улицы, которые Братцу Кролику не нравились: одна слишком узенькая, другая - длинная, бежать далеко, на третьей живет непривязанная большая собака, на четвертой живет его родня, на пятую много окон выходит… Глеб соскучился и ушел, покуда Братец Кролик выбрал подходящие дороги, каждому отдельную:
- Мишаня, значит, будет бежать направо, потом налево за угол, потом вон в тот переулочек, а дальше куда хочет. Огурец - налево, за ограду, и по той улице прямо - до угла. Сам я побегу мимо вон тех кустиков. С завтрашнего дня начнем тренировки: по бегу, по перелазинью через заборы, по пролазу в дырки. Надо будет тут все в метрах смерить и помножить на секунды. Огурец,/дай сюда свой блокнотик…
Развернув блокнотик, он наткнулся на самого себя, изображенного в виде зайца, которого поднимает за уши громадная рука, но ничего не сказал и быстро перевернул листок.
Затем он начертил каждому отдельно маршрут из кривых линий, стрелок и непонятных букв и возвратил блокнотик Огурцу:
- На. Не потеряй. Потом заучим. Ты бежишь по кривому переулку, так указано. Я бегу…
- Убежим! - самодовольно заявил Огурец. - Я когда в деревне отдыхал, меня с трех деревень хлопцы ловили, но только ничего у них не вышло! Где я от них только не прятался: и в лесу, и в погребе, и в картошке… Во ржи тоже… Даже в крапиве лежал - весь в волдырях очутился! Две недели они мучились, пока я отдыхал. Но так и уехал непойманный! Ихнему главному, как уезжали, помахал с машины, чуть он не сбесился.
- А что ты им сделал? - опросил Братец Кролик.
- Да так… Я этого главного затронул: на стенке в виде шимпанзы изобразил!
- Я еще сам один тут кое-какую разведку произведу… - продолжал приказывать Братец Кролик. - Вас освобождаю. Да, чуть не забыл! Каждому нужно заиметь ломик маленький, чтоб в рукав прятать.
- А стамеска не годится? - спросил Огурец.
Но Братец Кролик и слушать не захотел про стамеску:
- Стамеска! Скажет тоже! Это только у столяров стамески бывают, а у воров всегда ломики. Нету - найди! Ты думал, воровать - это схватил и побежал? Так только на базаре воруют. А тут тебе не базар!
Дома Мишаня обшарил все хозяйство, но никакого ломика не нашел.
Имелся один лом, такой большой и тяжелый, что и поднять было трудно, а не то что идти с ним воровать.
Мишаня вспомнил, что недавно видел у Лаптяни ломик вполне воровского вида, но Лаптяня просил резины на рогатку, а Мишаня ему не дал.
Ничего не поделаешь: пришлось Мишане снова доставать галоши. Когда он принялся отстригать от края последние остатки (все равно уж их теперь надевать нельзя), появилась глазастая сестра Верка и мигом все углядела.
- Вот это да! - ахнула она, схватившись за щеки. - Это что же с ними стало?
- Да так… Сели, - не подумав, брякнул Мишаня. - Усохли, наверно.
- А зачем еще отстригаешь? Понятно, как они сели…
И Верка вкрадчиво спросила:
- А что, если сейчас пойти да папе сказать: папа, глянь, как твои галоши усохли, сели, что аж одни подошвы остались?
- Смотри, не вздумай! - взмолился Мишаня. - У меня и так положение никуда не годное, а тут еще галоши добавятся.
- Поглядим, - ответила Верка. - Я сейчас знаешь где была? У Розы пластинки заводили. И об тебе был разговор.
- Ну!..
- Ну, вот она и говорит: хочется ей, чтоб ты нам свою квартиру отдал. Она будет ко мне приходить, играть, чай из самоварчика пить. А то ей здесь где сидеть?
- Значит, и квартиру вам отдавай? - угрюмо спросил Мишаня.
- А как же? А зачем тебе квартира, когда тебя в санаторий могут отправить? Особенно если сказать про галоши.
- Ты про галоши позабудь! - разъярился Мишаня. - Выкинь из головы! Не выводи меня из себя, а то…
- Да я ничего, - пошла на попятный Верка. - Это я просто сказала. Ты ведь и так отдашь, правда? И Роза говорит: не может, говорит, быть, чтоб Мишаня девочкам не уступил. Я, говорит, об этом даже и слушать не хочу, чтоб Мишаня стал жаться из-за какого-то там крыльца, не такой он человек! А я говорю: Мишаня, он не такой, не беспокойся.
- Валяй, - буркнул Мишаня, хоть до смерти жалко было ему уходить из своего жилья.
Приятно, конечно, когда тебя считают не жадным, однако, будь хорошее время, не видать бы Верке с ее Розой ни крыльца, ни самовара! А сейчас попробуй не дай: разозлится и скажет отцу про галоши.
- Ты когда будешь выселяться? - спешила Верка. - Сегодня, да? Чего откладывать? Я могу и помочь! Да тебе и брать-то нечего. Какое у тебя имущество?
И в самом деле, из всего имущества у Мишани остались только ящик с разбойничьей одеждой и крысоловка.
Он взял ящик под мышку, в другую руку - крысоловку и пошел искать, где приютиться.
Прекрасную зеленую пещеру в смородине тоже нельзя было занимать, потому что вблизи жили мельнички…
Большая птичка, прилетевшая с червяком в клюве, обеспокоенно зачокала, когда Мишаня полез туда, чтобы спрятать свои пожитки.
Маленькие почти уже выросли и едва помещались в гнезде: торчали головами во все стороны, напирали друг на друга и беспрестанно попискивали, не понимая по глупости, что их могут слышать кошки. Самые отчаянные уже старались вылезть из общей кучи и усесться отдельно, только негде было. Видно, жара их донимала, потому что перышки у них уже точь-в-точь как у больших, но крылышки и хвостики короткие.
Мишаня подумал, что на месте мельничков он состроил бы гнездо громадное, чтоб птенцам, как подрастут, было где повернуться, и не на маленьком кусте, а на самом высоком дереве, чтоб никакая кошка не добралась…
Для своего поселения он избрал куст рядом. Хоть и неуютно там было, зато к мельничкам близко, и не придется всякий раз бежать, заслышав беспокойное "чи! чи! чи!".
Он лег на землю и стал думать.
Если рассудить, то в смородине жить, пожалуй, лучше, чем даже под крыльцом: светло, прохладно, приятно пахнет всякими листиками и цветочками, воробьи чирикают, кузнечики стрекочут, в любое время можно протянуть руку и смородинку сорвать, а можно прямо ртом есть, без рук.
На время дождя куда-нибудь уходить, как высохнет - опять живи.
А под крыльцом - что хорошего: темно, все ходят, топают, жара и духота…
Конечно, он оттуда не ушел бы, но раз так дела обстоят, то и в смородине неплохо.
Со временем, когда отец перестанет злиться, можно будет шалаш состроить, нарвать на лугу травы, высохнет она, сделается сеном… В душистом шалаше жить или под крыльцом - какое может быть сравнение!
А самовар - зачем он нужен: ставь его! Тут, в случае чего, можно маленький костерик развести.
Главное, мельнички теперь рядом: у мельничков в смородине гнездо, и у Мишани тоже! И душа за них не болит, а то раньше, когда мельнички были величиной с горошину, жалко, что таких крошечных кошка съест, а теперь еще жальче: выросли, оперились, сколько им родители мушек и червячков перетаскали, и таких больших кошка съест!.. Прав был Глеб, когда не дал Мишане настрелять воробьев для обеда: съели бы, и все. А сейчас вон как они с дерева на дерево пересыпаются, радуются… А вот и сам Глеб идет по дорожке, легкий на помине.
- Мишаня! Ты где?
Он залез в куст, сел, огляделся и похвалил:
- У тебя тут хорошо.
- А то нет! - ожил Мишаня. - Я больше через это сюда и переехал. Подумал, подумал: что там сидеть в духоте, взял да и переехал. А там Верке с Розкой отдал, пускай пока пользуются, не жалко… Буду жить спокойно, как дикарь. Чуешь, какой свежий воздух так и дует со всех сторон? По крайней мере, никто не топает по самой голове. Теперь я буду топать! Почешутся они у меня, когда на них прямо в волоса сор посыплется.
Глеб слушал невнимательно, возился, смотрёл по сторонам, наконец, покраснев, вынул из кармана какую-то бумажку и сунул в руку Мишане:
- На. Прочти…
Мишаня развернул ее и прочитал:
"Здравствуй, Глеб, мне нужно с тобой поговорить. Приходи завтра к дому № 21 в 7 часов. Н.".
- Гляди-ка… - удивился Мишаня. - Поговорить хочет! Вот так штука! Интересно: об чем? По почте прислала?
- Нет. Колюнька принес. Запыхался, спешит: на экскурсию, говорит, опаздываю! Ничего не успел я расспросить.
- Чего же ей нужно, интересно?
- Наверно, влюбилась! - уверенно сказал Глеб. - Недаром мы и куст сажали и лягушек… Сначала она погорячилась, не поняла, зачем лягушки. Тараканыч этот вмешивался! А потом догадалась. Раз она умная девочка считается, должна понимать, какая от лягушек польза. Как думаешь, идти?
- А мне какое дело?
Опять Глеб долго мялся, желая что-то сказать, но не осмеливаясь, потом все-таки сказал: