- Значит, они народ умный, - согласился Мишаня. - А у нас девчата одна одной злей да ехидней! Прямо собаки какие-то, а не девчата. Особенно отличаются эти самые Розка с Лариской. Любят над всеми командовать да потехи устраивать. И над тобой будут… Если хочешь, пускай уж, так и быть, Розка будет считаться моя… Я к ним привык, знаю, как с ними обходиться. А я тебе вдобавок вот резину для рогатки дам, глянь, как растягивается.
Глеб попробовал, как растягивается резинка, и спросил:
- А рогатульку?
- Рогатульку-то! Рогатульку срежем! Этого добра у нас столько растет, что на весь мир хватит рогатками снабдить!
- А кожу, куда камешек класть?..
- Кожу! Целые сапоги имеются для этого дела. Ладно, что ли?
- Да ладно… - неохотно согласился Глеб. - А как же я останусь без ничего? У всех будет, а у меня не будет?
- Тебе другую дадим, получше. Есть тут одна, Николаш… Ниночкой зовут - вот девчонка так девчонка!.. Моя считалась, но тебе подойдет в самый раз.
- А сам ты чего ж?.. - подозрительно спросил Глеб.
- Да так. Она, понимаешь, все песни поет, а я этого не люблю.
- Что тут плохого? - успокоился Глеб. - А когда мне можно Нину эту посмотреть?
- Чего ее смотреть! Успеешь, увидишь!.. Ты что - мне не веришь, да? Не веришь?
Глеб еще раз попробовал резинку на растягивание и сказал:
- Ладно. А когда мы пойдем срезать рогатульку?
Обмен был закреплен при помощи сцепленных мизинцев и заклинания: "Чур мена без размена!"
Однако Глеб что-то заподозрил, смолк и наконец спросил:
- А почему ты все-таки захотел меняться, если она такая хорошая?
- Говорил уж я тебе…
- Неправда! - торжественно заявил Глеб и, сощурив глаз, сильно перекосил свое толстое лицо, чтоб сделать таким, какое, по его мнению, бывает у людей хитрых и проницательных. - Я сразу догадался, что тут заключается! Сказать, а?
- Ну, говори…
- Ты! В Розку! Влюблен! Что? Правильно я догадался?
- Да не совсем правильно, а вообще… - поразился Мишаня догадливости Глеба, а Глеб великодушно сказал:
- Ладно, бери! Я тебе даже помогу! Что тут, у вас, полагается сначала делать?
- Не знаю… У нас никаких таких правил пока не выработано… А у вас?..
- У нас? У нас полагается… У нас тоже не известно, что полагается!.. Письмо надо написать - вот что полагается!.. Напишем два письма: ты и я!.. Ты умеешь письма писать?..
- Да не очень… Вернее, уметь-то умею, только не умею длинно писать. Все как-то коротко выходит… "Здравствуйте" да "С приветом"… А в середке почти что ничего.
- И я! Вот интересно! Жалко, что тут нет моего брата Руслана, он умеет громадные письма писать, длиннее любого писателя. А мы давай попробуем вдвоем. Сначала мне сочиним, потом тебе. Вдвоем у нас в два раза длиннее получится… Какое слово ты придумаешь, какое я… Наружи скрипнула калитка, зашуршали чьи-то шаги, и раздался голос тетки Федотьевны:
- Дома есть кто аи нет?..
- Я дома! - отозвался Мишаня, вылезая из-под крыльца.
- Ну, слава богу! Самый набольший тута! А вон и другой лезя!? Чтой-то вы под порог забились, будто намест собачки служить приставлены?
- Да у меня там квартира…
- Спасаться, знать, надумали, как у старину святые люди спасались?.. Келья зовемая… Однако-сь энти трудились дюже, труды принимали, а по вас чтой-то не заметно…
- Тетя Федотьевна, а вы письма умеете писать? - вежливо спросил Глеб.
- Хитрость невяликая… Во-первых, докладай - кому?
- Да… одной там…
- Прякрасно! - покатилась со смеху тетка Федотьевна. - Нявесте, стало быть, какую вчерась табе Гусь сосватал!.. Жалаете объяснить свои чувства ко вступлению в законнай брак!..
- Да нет, что вы! - испугался Глеб. - Так просто…
- Есть у меня, рябяты, одна книжка - до чаго хороша! Заглавие ей будя "Юлия". Там один молодой юноша своей симпатии пиша, а она ему отвечая… Усякия чувства содержа, какия только хотишь! Ну до чаго складно!..
- А вы нам ее не дадите?
- Нет, рябяты, энта книжка старинная, Дорогая, ну-кась ты ее порвешь аль потеряешь? Вам, арястантам, только дай! Я табе лучше на словах окажу, а ты слухай. Значить, так… Ежели жалаете письмо составить, тут стих нужон! Я, бывалоча, пропасть этих стихов знала, тятрадка у девок, у Чачорах, была, где усе стихи описаны!.. Значить, так… Перед началом ставь: "Ляти, письмо, завивайси, никому в руки ни давайси, дайси в руки тому, кто мил сердцу моему!"
- Стой, я сейчас запишу! - воскликнул Мишаня, сбегав в дом, принес карандаш и бумажку и пристроился с ними на ступеньках: - Теперь диктуй!
Тетка Федотьевна продиктовала свой стишок и добавила:
- Далее - излагай свои чувства, а у конце ставится так: "Жду ответа, как соловей лета"… Надоть еще букет нарвать и преподнесть…
- Это я так запомню…
В это время в калитку вошла Верка, а с ней Роза и Лариска.
- Вот и сам прядмет ваш жалуя… - начала было тетка Федотьевна, но Мишаня так отчаянно ей замигал, что тетка Федетьевна поняла и ушла, хохоча неизвестно над чем. - Ах, анчихристы! Ах, шуты водяныя!.. Ха-ха-ха-ха!..
А Мишаня с Глебом тем временем благополучно скрылись под крыльцо.
Девочки сели во дворе на скамейку поблизости от крыльца и тоже начали хохотать. Хохотали они громко, а разговаривали тихо, так что было непонятно, над чем они хохочут-надрываются, но похоже - над Мишаней с Глебом, иначе с чего бы им так надрываться?..
Мишаня нашел подходящую щелочку и показал Глебу Розу.
Глеб, сопя, долго ее рассматривал, потом спросил:
- А Нина еще лучше?..
- Да как тебе сказать… Малость будет похуже…
Глеб еще посмотрел и сказал:
- Ты меня обдурил!..
- Я про что говорил тебе? - загорячился Мишаня. - Я про наружность говорил? Про характер! Ты сперва по гляди, какой у нее характер мировой! Прямо ничем не отличается от тунгуски, что тунгуска, то и она!..
Глеб посопел и сказал:
- Ладно.
Наконец девочки перестали хохотать, и сестра Верка позвала:
- Эй, мальчишки!..
- Чего? - угрюмо, как медведь из берлоги, откликнулся Мишаня.
- Что вы там делаете?
- Сидим…
- Вылезайте сюда!..
Мишаня глянул на Глеба, но тот выпучил глаза и замотал голввой.
- Не хотим! - передал Мишаня.
- Чего скажем!..
- Говорите оттуда, мы слышим…
- Нет, вы вылезьте! А то не скажем…
- Ну и ладно!..
- Хоть бы чаем нас угостили!..
- Обойдетесь…
К счастью, Мишаня вспомнил, что под крыльцом у него имеется брызгалка, из которой можно всех обрызгивать, и развеселился.
- Вот я вас сейчас угощу… - пробормотал он, набрал в брызгалку воды из остывшего самовара и брызнул через щелку на девочек, приговаривая: - Ага, закопошились! Как куры отряхиваются!.. Глянь, Глеб… Пускай попробуют самоварной водички… Сейчас еще наберем!..
- Да ну их, девочки, не хотят и пусть… Очень нам нужно!.. - сказала Роза, и они ушли в дом.
Мишаня и Глеб некоторое время молчали, глядя друг на друга, потом Глеб пробормотал:
- Я как-то не привык… так сразу… начинать разговаривать!.. Отвык в тайге… Там сидишь себе в дупле…
- А как же! - подхватил Мишаня. - Надо сперва обдумать, а уж потом начинать… А то все испортишь… Напишем вот письма… Аида скорей к Братцу Кролику. Может, он тетки Федотьевны книжку вынесет… Оттуда всё сдерем!..
Мишаня с Глебом выбрались из своего убежища и скрылись так поспешно, что девочки их заметить не успели.
Братца Кролика они застали за обедом.
Он важно сидел у дощатого стола под яблоней и ел со сковородки собственноручно наловленных пескарей.
При этом он напоминал Робинзона Крузо на картинке, где тот изображен обедающим в окружении своих домашних животных, если представить знаменитого путешественника значительно помолодевшим, стриженным наголо и в одних трусах. Домашняя живность Братца Кролика точно так же столпилась кругом, жадно ожидая какого-нибудь кусочка. Знаменитый огненный петух Петухан Курлыканыч стоял напротив в высокомерной позе и, когда Братец Кролик кидал ему хлебные крошки, гордо их склевывал, ничуть не роняя собственного достоинства.
Личные Братца Кролика воробьи вертелись поблизости, напоминая о себе громким чириканьем.
Штук пять разноцветных кошек, хищно сгорбившись, сидели поодаль в разных местах. Им Братец Кролик швырял пескариные головки с разбором:
- Вот эта - Петровной… Это кошка хорошая, вежливая, нельзя ей не дать… Ту, полосатую, плохо кормят, всегда голодная, даю ей самую большую!.. У, как схватила! У Психеи скоро котята, молочка ей дам после. А этот, драный, - большой нахал, ему шиша!..
Братец Кролик охотно согласился вынести книгу, но потребовал резинку для рогатки, чтобы вознаградить себя за труды, а также за неприятности, если тетка Федотьевна поймает его на месте преступления.
- Трудно доставать! У нее не то что у аспиранта: у того все раскидано! А обратно положить - так еще труднее! А если она заметит, что не так положено? Достанется мне. Даже аспирант уже ругался: "Ты брал мой микроскоп? Там стронуто!" - "Что вы, я в вашу комнату сроду и не захожу даже и, какой такой микроскоп, не знаю… Очевидно, само стронулось…"
За аспиранта Братец Кролик говорил хриплым зверским голосом, а за себя - кротко и вежливо.
- Тетка Федотьевна тоже: "И когда я отсюдова перееду, жду я, не дождусь: и усе-то он найдеть, и усе-то он разроеть, и усякую похоронку унюхаеть, и усе-то он перетаскал нязнамо куды!" Такой народ…
Кошки увидели, что Братец Кролик доел последнего пескаря, и сразу убежали, кроме важной Психеи, которая чего-то дожидалась.
Братец Кролик отнес сковородку в дом и вышел с кружкой молока, сопровождаемый чьим-то напутствием:
- Ты куда, поганец, потащил молоко?
- Сам выпью!
- То-то: "выпью"! Все чужим кошкам перетаскал!..
- Уже пью!
Он подмигнул друзьям и быстро пошел в какой-то укромный угол. Психея, поставив хвост вверх, шествовала впереди. Видно, где-то существовала особая посудина, так как Братец Кролик тотчас вернулся, допивая из кружки остатки.
- Тетка Федотьевна уходит на базар… - сообщил он. - Ждите…
Чтобы развлечь гостей и скоротать время до ухода тетки Федотьевны, он показал им нескольких знакомых пауков, проживающих по темных углам, которых он также снабжал ежедневным пайком в виде мух, и один собственный муравейник, потом предложил:
- Может, хотите свинью посмотреть?..
- Ну ее! Чего ее смотреть… - замахал руками Глеб.
Тут как раз и тетка Федотьевна с кошелкой прошла через двор.
Братец Кролик немедленно, прошмыгнул в дом, через некоторое время форточка в одном окне открылась, оттуда выпала книга, а из двери выскочил Братец Кролик…
Пообещав как можно скорее возвратить книгу вместе с резиной, Мишаня и Глеб отправились сочинять письмо.
Девочки, наверное, пождали, пождали да и пошли несолоно хлебавши, что и требовалось…
Поэтому Мишаня с Глебом чувствовали себя под крыльцом свободно.
Первым делом рассмотрели в книжке картинки, оказавшиеся неинтересными: кудрявые кавалеры в чулках разговаривали и обнимались с разными расфуфыренными дамочками; шпага была только у одного, и он никого этой шпагой не колол и даже в руки не брал, а носил, видно, так - для форса…
- Давай! - распорядился Мишаня, приготовляясь записывать подходящие слова и выражения. - С середки давай, а то они, может, тоже эту книжку у тетки Федотьевны брали, запомнили начало. Я всегда начало запоминаю…
- "Запаситесь терпением, сударыня! - начал читать Глеб. - Я докучаю вам в последний раз. Когда мое чувство к вам еще зарождалось, я не подозревал, какие уготовил себе терзания. Вначале меня мучила только безнадежная любовь, но рассудок мой мог одолеть ее со временем…"
- Не годится, - забраковал это место Мишаня. - Заменим так: "Здравствуйте, Роза, с приветом к вам Мишаня".
- Почему на "вы", они что - взрослые? - внес свою поправку Глеб.
- Ну, "Здравствуй, с приветом к тебе"… Дальше валяй…
- "Я молчал долго; ваша холодность в конце концов заставила меня заговорить. Можно преодолеть себя во имя добродетели, но презрение того, кого любишь - непереносимо…"
- Чепухово пишет! Давай с другого места!..
Глеб перелистнул несколько страничек:
- "О ангел мой! Моя заступница! Какую ужасную обязанность я возлагаю на тебя! Сжалься! Пусть мое сердце говорит твоими устами…"
- Это и вовсе никуда не годно! Они и так об себе чересчур много понимают, а тут совсем завоображают!.. Нечего унижаться!.. А твоя Николаш… Ниночка то есть, недавно как чесанула Огурца палкой по горбу, аж он скрутился весь не хуже того волоса! Репьями он в нее кидался… Ангел!
- "О, умрем, моя нежная подруга, умрем, любовь моего сердца! Для чего нам отныне наша постылая молодость - ведь мы изведали все ее утехи…"
- Вот еще! Чего это нам помирать!.. Я и не подумаю! Нас тогда на Гусиновке засмеют, проходу не дадут! И зачитывать не стоит… Переворачивай…
- Вот заканчивает он: "Я хочу жить ради вас, а вы, лишая меня жизни…" Это тоже никуда не годно… "И ты, мой нежный друг, и ты, моя единственная надежда, ты тоже терзаешь мое сердце, а ведь оно и без того изнывает от тоски…"
- Чепуха! Так только в старину выражались: терзает… изнывает… Сейчас надо - "Жму руку".
- Товарищески жму руку, - уточнил Глеб.
- Ну, "товарищески"… А дальше стишок: "Как соловей лета…" и порядок!..
- Нет в этой книжке никакого толку, - критиковал Мишаня, сам пересмотрев несколько писем. - Ишь, какие длиннющие: наверно, помещики были, только и дела им - дурацкие письма выдумывать…
- Я тоже так считаю, - согласился Глеб. - Эта книжка допотопная. Пускай оттуда тетка Федотьевна списывает, а мы давай лучше напишем по-таежному!..
Такая мысль понравилась Мишане: по-таёжному выйдет гораздо интереснее, сразу будет видно, что писали мужественные суровые люди, а не какой-нибудь слюнтяй кавалер Сен-Пре, у которого и шпага-то болтается без дела, чтоб перед своей Юлией хвалиться!..
Знаток таежной жизни Глеб, хоть и пришлось ему потрудиться, но уж сочинил так сочинил!
Конечно, и Мишаня много помогал.
В окончательном виде письмо получилось такое:
"Лети, письмо, завивайся, никому в руки не давайся, дайся только тому, кто мил сердцу моему. Здравствуй, Роза, с приветом к тебе Миша. Твоя мне шибко нравится, давай будем мало-мало дружить. Худой люди не слушай. Наша вместе тайга туда-сюда ходи, соболя, белку гоняй, в чуме живи. Тебе понимай есть? Жду ответа, как соловей лета. Товарищески жму руку.
Мишаня".
Оба сочинителя до того уморились, что другого письма решили не сочинять, а обойтись одним, подставив, разумеется, разные имена; да так хорошо больше и не получится…
- А бывает, чтоб одинаковое письмо сразу двум слать? - засомневался было честный Глеб, но Мишаня его успокоил.
- Да ведь каждая отдельно себе получит! Если бы накатали одно на двоих - другое дело! А так - какая разница? Подумаешь, барыни, отдельные письма им еще составляй!..
И почтальон нашелся - Колюнька. Соскучившись играть у Маринки, он перелез в Мишанин двор, услыхал голоса под крыльцом, начал заглядывать и клянчить:
- Мишань, а Мишань… А мне можно? Мишань, а Мишань… А мне нельзя?
Глеб красивым почерком переписал оба письма, потом их запечатали в конверты, налепили марки, Глеб вывел адреса, и письма были вручены Колюньке с наказом передать в собственные руки, да не перепутать.
Впрочем, об этом не стоило беспокоиться, потому что Колюнька, несмотря на малолетство, до того поднаторел самоучкой в грамоте, что мог с ходу узнать в самом длинном слове буквы О, П, Р, Т и С, которые любил изображать мелом на всех видных местах.
Гордый поручением, Колюнька запрятал письма под майку и отправился разыскивать Розу и Николашку, изредка останавливаясь и доставая письма, чтобы полюбоваться марками и двумя своими любимыми буквами - Р, похожей на топорик, и Т, похожей на молоток.
А Мишаня, проводив Глеба, отрезал от галошины еще две полоски. Совсем мелкие стали галоши!..
КАК ГЛЕБ ХОДИЛ ЗА ГРИБАМИ
Не вытерпел Аккуратист, пришел-таки мириться, не желая иметь такого могущественного неприятеля, как Мишаня.
Мишане в это время не до него было: у мельничков вывелись птенцы!
Пошел Мишаня, как всегда, к смородине проведать, продолжают ли торчать из гнезда нос и хвост, но ни хвоста, ни носа уже не торчало, а в гнезде слабо копошились птенчики. Маленькие, чуть побольше горошины, прозрачные до того, что каждая жилка просвечивала, такие слабые, что и голова еще не держалась на дрожащей шее, но уже разевали громадные рты и пищали тоньше комара, еды просили!
Даже загоревал Мишаня: если сами они с горошину, то какие же должны быть мушки и комары для еды им? Но, оказывается, не стоило горевать: большие мельнички свое дело знали.
Один уже прилетел и дожидался, когда уйдет Мишаня, с какой-то чуть видной мошкарой в клюве, а другой, пристроившись на сучке над самой головой соседской кошки, мирно поедавшей длинную травинку, ругался на нее:
- Чи! Чи! Чи!
В кошку Мишаня запустил камнем и преследовал ее до самого забора, чтоб нагнать побольше страху.
А тут и Аккуратист заявился и начал свистеть, вызывая Мишаню.
Мишаня встретил его с презрением:
- Чего заявился?
- Мишань, - зашептал Аккуратист, воровато оглядываясь по сторонам. - Слушай, только тихо: в лесу грибы пошли - ужасно прямо какие! Так и торчат на каждом шагу, здоровые, как прямо сковородки! Сыроежек и в помине нету, а всё одни белые да подосинники!.. Аида со мной, оберем их все до единого, покуда никто не прознал!.. Я об тебе сразу вспомнил, чтоб и тебе попользоваться…
- Ты б один все захапал! - разоблачил его Мишаня. - Только боишься, что тебя волки съедят, которых у нас не водится! Ладно, подождем Глеба - вон он! - и пойдем…..
Аккуратист засуетился:
- Да на кой он нужен, Мишань… Да одни, что ль, не сходим?.. Чего нам лишнего человека…
- Кому - лишнего, а кому - не лишнего, - непреклонно ответил Мишаня. - А раз мы теперь друзья с ним, то у нас все напополам, и грибы считая… Не желаешь с нами - вали один, а мы тоже дорогу знаем!
И нечего было делать Аккуратисту, кроме как согласиться.
- Пускай! - воскликнул он, стараясь быть веселым и простым. - Пускай уж и он наших грибочков попробует! Не обедняем небось! И нам останется!..
Однако нахмурился при виде корзинки, которую приволок обрадованный Глеб: не корзинка, а целая кошелка - не грибы, а тыквы собирать.
- Побольше не мог найти?
- Сойдет и эта… - ответил недогадливый Глеб. - Хоть бы эту полную насобирать… Я думаю, насобираю. У меня глаз таежный!
- Как начнем бузовать! - подхватил Мишаня, и Аккуратист совсем опечалился.
Глеб шел, размахивая своей несуразной кошелкой, и громко рассказывал, какие у них бывают необыкновенные грибы: ножку не обхватить двумя ладонями, а как примешься есть, то в один день ни за что не съешь, приходится откладывать до завтра.
- Порядочно пройдет времени, пока доешь такой гриб! - хвалился он, а Мишаня сказал: