Когда я перед школой бежал в мастерскую, вовсю сверкало солнце. У меня, в кармане гремели один рубль восемьдесят пять копеек. Вбежав в мастерскую, я протянул мастеру деньги и, задыхаясь, проговорил:
- Вот деньги… Здесь не хватает пятнадцати копеек. Я вам завтра принесу. Честное слово… Мне мама даст на завтрак…
- Какие деньги? - нахмурившись, пробасил мастер.
- Вы вчера… чинили мой велосипед…
- Ну и что?
- Я вам два рубля должен…
- А-а! Это хорошо. Давай беги купи на все папирос… И живо сюда!
Как Толька не стал охотником
Мой дед и отец были охотниками. Я тоже увлекался охотой. Мой дядя, решив, что по традиции и мой брат Толька будет охотником, как-то подарил ему одностволку. До этого Толька никогда никого не убивал. Даже из рогатки он не сбил ни одного воробья. Целый год ружье висело на стене необстрелянным. Каждый раз, заезжая к нам, дядя спрашивал, много ли Толька набил дичи, и, узнав, что он вообще не ходил на охоту, начинал ему втолковывать, какие качества прививает охота. И все мои родственники поддакивали ему и кивали головами. Вначале они только поддакивали, потом подтрунивали, а потом, видя, что до Тольки ничего не доходит, стали откровенно издеваться: двоюродный брат ехидно рассказывал разные случаи про трусов, двоюродные сестры в глаза Тольке хихикали и стеснялись ходить с ним по улице. Особенно горячилась моя тетя. Она просто требовала соблюдать семейные традиции. Тетя говорила, что мужчина не охотник - это вообще не мужчина. Каждый раз увидев Тольку за чтением книги, тетя подсовывала ему описания жизни животных и справочники по охотугодьям.
Толька любил музыку и мечтал стать музыкантом, но тетя и слышать об этом не хотела. Она говорила, что у Тольки совершенно нет слуха, что ему еще в детстве медведь на ухо наступил и что она вообще не потерпит в семье "всяких Сен-Санчиков и Мендельсончиков". И все родственники соглашались с ней и говорили Тольке:
- Эх ты, голова! И что из тебя выйдет?!
И вот однажды родственники, наконец, уговорили Тольку пристрелять ружье в саду. Они прикрепили на сарае мишень, отсчитали пятнадцать шагов и дали Тольке ружье. Толька прицелился и выстрелил. И не попал не только в мишень, но и в сарай. Ствол ружья подкинуло, и вся дробь улетела куда-то кверху. Не найдя в досках ни одной дробинки, родственники схватились за животы и стали покатываться со смеху. Особенно хохотала тетя. С ней чуть не случился обморок.
Толька думал, что после всего этого его оставят в покое, но не тут-то было. Родственники решили, что у него просто нет навыка, но что он появится сам собой на охоте. Они были убеждены, что Толька прирожденный стрелок и что у него в крови охотничий инстинкт. На другой день Тольке купили снаряжение: куртку, рюкзак, патронташ, ягдташ, болотные сапоги и еще что-то. Потом все это надели на него, набили в рюкзак еды и пожелали ни пуха ни пера. Потом Толька рассказывал мне, что ему совершенно не хотелось идти на охоту, но он не знал куда деться, и ноги сами собой несли его к лесу. "И вдруг, - рассказывал Толька, - мне пришла в голову блестящая мысль. Я пошел не в лес, а к приятелю - музыканту. У приятеля я скинул свои доспехи, переоделся, и мы стали заниматься музыкой"…
После этого все стало иначе. Родственники не могли на Тольку нарадоваться. Он уходил на охоту с раннего утра и возвращался поздно вечером. Правда, он возвращался без дичи, но для начала родственников устраивало и это. Дичь им заменяли его рассказы о приключениях, а сочинять он умел здорово.
С того дня. Толька-каждый день "ходил на охоту" и каждый вечер родственники встречали его около дома. Они усаживали Тольку за стол, ставили перед ним ужин и смотрели на него с нежностью. Особенно тетя. Она все время подливала Тольке добавки и вся сияла от счастья. Наконец-то Толька был при деле.
Так мой брат стал музыкантом. В тайне от родственников он поступил в музыкальную школу и окончил ее. А на выпускном концерте, после своего выступления, Толька увидел всех родственников. И подумать только! Они хлопали громче всех, а тетя даже кричала "браво"! После концерта родственники встретили Тольку у выхода.
- Из тебя выйдет знаменитый музыкант! Последней подошла тетя. Она поцеловала Тольку в лоб и сказала:
- Я всегда считала тебя талантом!
Портреты
Я любил рисовать портреты. Как только к нам кто-нибудь заходил, я сразу усаживал гостя на стул и начинал его рисовать. Рисовал я медленно, и у многих гостей не хватало терпения. Они вскакивали и говорили, что спешат и что попозируют в следующий раз. Тогда я начинал возмущаться:
- Этот портрет пойдет на выставку. Вы еще будете гордиться, что я рисовал вас.
Гость вздыхал и садился на стул снова. Я заканчивал портрет, подписывал и дарил на память. Но никто не узнавал на них себя. Мне приходилось объяснять: сходство - это чепуха, важно, каким художник представляет человека. После этого тот, кому я объяснял, говорил:
- А-а! Вот оно что! А я-то думал - сходство важнее. - И благодарил меня и жал мне руку. Потом долго к нам не заходил. А когда приходил, я снова усаживал его позировать, и, получив второй портрет, он благодарил меня еще сильнее, но больше не приходил к нам совсем.
Постепенно почти все знакомые перестали к нам ходить. И тогда я начал рисовать себя: садился перед зеркалом и рисовал. Красками, карандашами и углем. Все портреты я вставлял в рамы. Рамы я снимал с картин, с фотографий, зеркал и вышивок. Достану раму, вставлю в нее свой портрет и повешу на стену. Скоро вся наша квартира была завешана моими портретами. На одних картинах я стоял в железных доспехах и был похож на рыцаря. На других - лежал около моря, и было ясно, что я матрос с затонувшего корабля. На всех портретах я был очень скромным. Не смеялся и не размахивал руками, не задирал нос и смотрел просто и серьезно.
Когда я нарисовал столько портретов, что их некуда было вешать, я занялся скульптурой: делал в сарае слепки из пластилина и глины.
Позировать мне по-прежнему никто не хотел, и в основном я лепил себя. Вначале делал маленькие скульптуры, потом все больше и больше. А однажды слепил себя во весь рост. Чтобы эта скульптура не развалилась, вначале мне пришлось сколотить каркас из реек, потом обмотать каркас проволокой и только после этого класть глину. Я извел целую бочку глины. Скульптура мне понравилась. Я изобразил себя очень скромным. Стоял, опустив голову и сморщив лоб, как будто о чем-то думал. Эту скульптуру я решил установить во дворе. Рано утром, когда на улице никого не было, я вытащил скульптуру из сарая, приволок ее к середине двора и поставил на видное место. Потом сел рядом на скамейку и стал ждать, что будет. Через некоторое время во двор вышли ребята. Подбежали к скульптуре, стали смотреть.
- Это кто? - спросил Юрка.
- Что-то не пойму, - пожал плечами Вовка.
А потом мимо прошел какой-то старичок, взглянул на скульптуру, покачал головой.
Скучно мне стало. Встал я со скамейки и пошел домой. У подъезда меня догнала Надька из первого класса.
- А я сразу узнала, кто это, - шепнула она мне.
- Кто?
- Баба-Яга!
Дом на колесах
В нашем поселке не было ни трамваев, ни зоопарка, ни цирка. Зато был кинотеатр и синебокий автобус с длинным носом и блестящими цифрами сзади. И вот однажды в поселке остановился передвижной цирк - Шапито. Первым об этом узнал я.
Утром смотрю, недалеко от нашего дома стоит крытый грузовик. Подошел ближе, а там еще и фургон на прицепе. И грузовик, и фургон облеплены фотографиями и афишами. Над ними - цветные шары.
Фургон был с дверью, двумя окнами, задернутыми занавесками, и с откидными ступеньками - настоящий дом, только на колесах. Подкрался я к фургону, вдруг слышу, там собака лает и кошка шипит. Испугался немного, но все же раздвинул кусты, заглянул внутрь, а там - дядька. Лежит, книжку читает и… лает и мяукает. "Вот это фокус! - думаю. - Что же он, сумасшедший, что ли?" А дядька заметил меня и спрашивает:
- Похоже я лаю и мяукаю?
- Очень похоже, - говорю.
- Ну, тогда садись рядом, слушай дальше. - И стал свистеть соловьем, квакать лягушкой, ухать филином и каркать вороной.
- Как это у вас так здорово получается? - спросил я.
- А очень просто, - ответил дядька. - Наблюдаю за животными, слушаю их голоса, потом подражаю им.
- Зачем? - поинтересовался я. - Зачем вы подражаете им?
- О-о! - засмеялся дядька. - Ты хочешь узнать все сразу. Ну, хорошо, так и быть. Я открою тебе тайну. Приходи сегодня в цирк. Спроси Игоря Петровича.
Вечером около грузовика с фургоном появился огромный оранжевый шатер и будка - касса. Вокруг кассы кружила длинная очередь желающих посмотреть представление. Все волновались, боялись, что им билета не достанется. Перед входом в шатер прыгал Петрушка с трубой. Подует в трубу и прокричит:
- Необычайный аттракцион! Только один день! Спешите посмотреть!
Я протиснулся к Петрушке и крикнул:
- Позовите, пожалуйста, Игоря Петровича.
- Кого-кого? - переспросил Петрушка и наклонился ко мне.
- Игоря Петровича, - повторил я.
- А-а! Пойди туда. - Петрушка махнул в сторону грузовика.
Подбежал я к грузовику. А там никого нет. Помчал к фургону и налетел на акробатку. Она шла на руках, вниз головой и ногами крутила кольцо.
- Вы не знаете, где Игорь Петрович? - спросил я.
- Он там, в фургоне, - ответила акробатка, не останавливаясь.
Заглянул я в фургон, а там среди разных ярких костюмов сидит Игорь Петрович и что-то склеивает.
- Заходи, заходи, - сказал он. - Вот тебе билет на самое лучшее место. Отдашь его Петрушке. Он тебя посадит. Только уговор такой. После представления поможешь мне разобрать лавки. Договорились?
- Договорились! - крикнул я и, прижав билет к животу, запрыгал от счастья. Потом посмотрел на билет, а там написано: "Миша! Пропусти этого мальчугана".
Как только я вошел под полог, меня ослепил яркий свет и грохот оркестра. Повсюду, на стенах и на потолке, висели цветные лампы. От них струи света падали на круглую арену, застеленную красным плюшем. На арене четверо музыкантов изо всех сил дули в свои медные трубы. Когда все уселись и оркестр смолк, Петрушка объявил о начале представления. Первой выступала акробатка, которую я видел. Она ходила на руках, делала в воздухе сальто, танцевала на натянутом канате. После акробатки выступали два жонглера с тарелками. Они кидали по десять тарелок сразу. Одну за другой. Под самый купол. Ловили их и запускали снова. Потом стали кидать тарелки в зал и так их закручивать, что они, описав дугу, возвращались к ним снова прямо в руки. А потом свет погас и жонглеры стали кидать друг другу горящие булавы. После жонглеров на велосипеде выкатил клоун. Он помчался по кругу, на ходу разбирая велосипед. Каждый раз, когда он снимал какую-нибудь деталь, в зале раздавались аплодисменты. Под конец, когда уже клоун ехал на одном заднем колесе, зал взорвался шквалом рукоплесканий. А клоун взвалил свой разобранный велосипед на плечи и горько заплакал. У него полились такие длинные струи, что он обрызгал весь первый ряд. Потом выступал силач, который рвал цепи и поднимал гири, и крутил огромную балку, на которой висело человек двадцать из публики. После силача снова появился клоун. Он шел с хлыстом и волочил за собой ящик с надписью: "Хищные звери". Открыл ящик, вынул из него какой-то бесформенный резиновый шар. Стал его надувать, и шар превратился в огромного тигра. Клоун заткнул отверстие на животе тигра пробкой и стал надувать льва. После льва еще надул медведя. Звери получились огромными, намного больше клоуна. Они стояли на задних лапах, раскачивались и рычали, как живые. Клоун стал щелкать хлыстом и вытворять со зверями разные шутки. То стравит тигра с, медведем, то сунет голову в пасть льва. Потом начал боксировать с медведем, и так ему наподдал, что тот улетел на галерку.
Зрители умирали от смеха, и громче всех смеялся я. Я так увлекся зрелищем, что совсем забыл про Игоря Петровича. Только когда представление закончилось и на арене состоялся прощальный парад, я увидел его среди артистов и сразу понял, кто за зверей подавал голоса.
Когда все зрители ушли и в зале погасили свет, ко мне вышел Игорь Петрович и спросил:
- Ну как, понравилось?
Я ничего не смог ему ответить - только закивал головой. Потом мы принялись убирать лавки, и вдруг на полутемную арену выбежал какой-то черный пес и начал танцевать и прыгать через невидимую планку. Я подошел к арене, стал наблюдать. А собака разошлась вовсю: прыгает, переворачивается в воздухе, стоит на одной ноге. Проделав эти трюки, пес раскланялся и заковылял к выходу, но натолкнулся на барьер. Я рассмеялся.
Тут ко мне подошел Игорь Петрович и сказал:
- Это наш Чавка. Он слепой. Когда-то был лучшим артистом. Два года назад, после представления, у нас загорелся шатер. Стали его тушить, а он - бац! И рухнул. И накрыл одного гимнаста. Думали, сгорел. Вдруг видим, Чавка его из пламени волочит. Оба дымятся. Сбили с них пламя, облили маслом от ожогов. Гимнаст выздоровел, а Чавка слепым остался.
Вязание
Моя тетя всю жизнь вязала. Если собрать все, что связала тетя, получится целая выставка шерстяных изделий. Тетя вязала все: занавески, покрывала, варежки, носки, шарфы, шапки, свитера, платья, юбки, кружева… Все наши знакомые и знакомые знакомых ходили в тетиных вещах. А те, кто их не имел, мечтали познакомиться с тетей. Тетин успех объяснялся просто - она придумала новую вязку. Это была необыкновенная вязка: красивая и для толстого мужского свитера, и для тонких, как паутинки, кружевных накидок. Все дело было в том, из чего вяжешь - из шерсти или штопки, из шелковых или простых штапельных ниток. Тетя работала быстро и за несколько лет обвязала весь наш район. На улицах по тетиным одеждам люди даже узнавали друг друга. Благодаря тете я стал пользоваться огромным уважением среди ребят. Ведь каждый хотел иметь хороший теплый свитер. Вот и ходили ребята за мной, как цыплята за курицей, и все просили уговорить тетю связать им что-нибудь. Мне приходилось подолгу объяснять, что вязать - это не шить, что тут нужно терпение и опыт и что тетя вообще вяжет только для моих близких друзей. После этих слов каждый из мальчишек из кожи лез вон, чтобы добиться моего расположения. Один протягивал перочинный ножик, другой - ватрушку, третий обещал достать билет в кино. Приняв подарки, я обещал замолвить за них словечко, но тут же предупреждал, что у тети работы по горло, чтобы они не надеялись получить заказ в ближайшее время. Если ребята только ходили за мной, то девчонки просто прохода не давали. С утра они поджидали меня около парадного и, как только я появлялся в дверях, совали списки, какие вязания им необходимы.
Только одна девочка никогда не просила меня поговорить с тетей и она-то мне больше всех нравилась. Она жила на соседней улице. Она была зеленоглазая, светловолосая; ходила по улице, высоко подняв голову, и никогда не смотрела по сторонам.
Однажды я брел по ее улице, вдруг вижу навстречу вышагивает она и рядом с ней незнакомая девчонка в тетиной кофте. Я тут же подошел и сказал, кивая на кофту:
- Моя тетя связала.
Я думал, вот сейчас она не выдержит и попросит поговорить с тетей, но она только покраснела и опустила глаза.
- Хочешь, я скажу тете и она свяжет тебе такую же? - обратился я к светловолосой девчонке.
- Спасибо, - проговорила девчонка. - А когда можно зайти?
- Заходи через неделю, кофта будет готова.
Дома я сказал тете:
- Теть, свяжи одной девочке кофту.
- Не знаю, смогу ли, - покачала головой тетя. - Что-то последнее время пальцы стали болеть.
- Теть, очень надо.
- Не знаю, не знаю.
Во двор я вышел мрачный. Что теперь сказать девочке? Получается, я обманщик?! А если тетя вообще больше не сможет вязать?! Об этом страшно подумать! Тогда я никому не буду нужен!..
Через два дня тетя закончила мамино платье, и я снова попросил ее связать кофту, но тетя сказала то, чего я больше всего боялся:
- Уже не смогу, совсем руки не слушаются. Да и глаза ничего не видят. Наверно, отвязалась я. Попробуй сам! Это не сложно! Вот смотри!.. - И тетя раскрыла мне секрет своей вязки.
Я так втянулся в рукоделие, что в совершенстве освоил тетино ремесло. Я даже стал вязать быстрее тети. Конечно, я скрывал, что вяжу. Ведь все же я был мужчина.
Через неделю девчонка зашла к нам, я протянул ей готовую кофту и только хотел закрыть за ней дверь, как вдруг она заметила тетю и бросилась ее благодарить.
- Да что ты! Что ты! - отмахнулась тетя. - Не меня благодари, а вон его. Это же он связал…
Девочка на минуту онемела, потом покраснела, опустила глаза и тихо пробормотала:
- Какой ты молодец! Большое тебе спасибо!..
Когда об этом узнали во дворе, ребята перестали меня просить "говорить с тетей", они просто требовали, чтобы я им немедленно вязал. А тут еще пронесся слух, что я давно вяжу, и что моя тетя никогда и не умела вязать, и что у меня вообще нет никакой тети…
Все шло, как нельзя лучше, да вот беда - как-то встречаю эту девочку, а на ней кофта вроде бы моя, а вроде бы и не моя.
- Чтой-то ты с ней сделала? - спрашиваю.
- Извини, - говорит, - маме пришлось ее перевязать. Только я ее надела, она вся и расползлась. У тебя какая-то странная вязка.
Солнечный переулок
Многие мальчишки в нашем поселке любили весну, многие любили осень, почти все любили зиму, а я любил только лето. Из-за солнца. Когда я просыпался, солнце было колючее. Оно раскидывало по крышам стрелы, и стучалось в сонные окна, и оживляло, как волшебник, все травы и цветы. Днем, когда я играл, солнце, точно горячий дождь, брызгало по моей спине, по рукам и ногам. Или сваривало карниз под окном и сыпало вниз слепящие искры, или так нагревало подоконник, что не дотронешься - нарочно, чтобы я не высовывался. Днем мы с солнцем устраивали радуги, когда я плескал водой, прожигали лупой деревяшки, засушивали глиняные дворцы. Днем солнце было веселым, а по вечерам становилось грустным. Оно уставало светить за день и садилось отдохнуть на пруд. Красный шар плавал на воде, но не хотел тонуть.
Наш переулок был самый солнечный в поселке. С утра до вечера по домам ползли слепящие чешуйки и полукружки, блестели, как слюда, окна и с крыш текли ослепительные водопады. Даже в дождь по нашим заборам прыгали яркие и умытые солнечные зайцы. Да что там в дождь! Даже в пасмурные дни в нашем переулке стоял жар от солнца, скрытого за облаками.
Каждое утро я брал осколок зеркала и бежал на солнечную сторону нашего переулка. Там я усаживался на забор и мы с солнцем ослепляли прохожих. Одни хмурились и грозили мне пальцем, а другие жмурились и смеялись. Однажды я навел солнечного зайца на одну девочку с соседней улицы. Она сразу остановилась и закрыла лицо ладонями. А потом отскочила в сторону и улыбнулась, и вдруг достала из кармана платья зеркало и ослепила меня тоже.