Мишка, вымыв посуду и почистив ножи с вилками, забыл уже свои огорчения, жеребенком скакал рядом. Пока Олег наполнял из трубы ведра, он с гордым видом отдавал в окошечко плату: одну копейку за два ведра воды. Обрадованный вниманием старшего брата, он рассказывал о делах своих сверстников и порой задавал такие вопросы, что Олегу приходилось, призывать на помощь все свои знания, чтобы не потерять, авторитет.
С каждым разом ведра с водой становились все тяжелей. Коромысло больно впивалось в плечо. Путь в полтора квартала от бассейна до дома казался бесконечно длинным.
- Отдохнул бы, Олежек, - предложила мама, оторвавшись, от корыта, где стирала его и Мишкины вещи.
- Не-е, мам! Если сядешь - после идти не захочется.
Он присел лишь тогда, когда бак наполнился до краев. Потом они с Мишкой натерли кирпичной пыли и так надраили примус, что в нем заиграло солнце и отразились их физиономии, став маленькими и уродливо растянутыми. Мишка корчил рожи: и смеялся.
За воротами послышался свист. "Это Сенька!" - узнал Олег.
- Давай живей! Немтырь проведет нас в "Рот-фронт".
- Немтырь? - удивился Олег. Но мешкать не стал и, крикнув в калитку: - Мам, я скоро! - поспешил за Сенькой.
Все уже были в сборе. Немтырь с помощью ручной азбуки и знаков объяснил, что его знакомая билетерша тетя Люба из клуба "Медработник" перешла в "Рот-фронт". Алешка уже был там и уговорил тетю Любу пропустить его с товарищами из школы глухонемых на сеанс в шестнадцать ноль ноль.
- Разве мы глухонемые? - удивился Сенька.
- Не хочешь - можешь оставаться! - прикрикнул на него Феодал. - Подумаешь, глухонемым прикинуться! Спросят - мычи. Или шпарь на пальцах по азбуке.
До начала сеанса оставалось чуть больше часа. Они немного потренировались в разговоре с Немтырем и пошли.
* * *
У кинотеатра народу, как на демонстрации. Особенно много мальчишек. На кассах объявления: "Все билеты проданы".
Тетя Люба у входа была не одна. Рядом стоял высокий мужчина, который все время повторял:
- Не напирайте, граждане!.. Не напирайте… Все успеете пройти… Предъявите ваши билетики!..
Они стали сбоку почти у самой двери. Тетя Люба узнала Алешку. Олег видел ее испуганный жест: подожди! Не до тебя! Но нахальный Немтырь ничего не хотел понимать. Расталкивая людей, он лез вперед, пока Олег с Иваном не оттащили его за полу тужурки и не объяснили, в чем дело.
Когда народу у двери поубавилось, мужчина, сказав билетерше: "Я на минутку", исчез.
- Быстро, быстро… Ой, как вас много! Ты же говорил, трое! - упрекнула Немтыря тетя Люба, пропуская их в фойе.
Но Алешка замычал, заулыбался. Остальные поддержали его, как могли. Билетерша безнадежно махнула рукой:
- А ну вас! Разве я что пойму…
"У-ух! Прошли! Теперь главное - остаться незамеченными, пока начнут пускать в кинозал", - подумал Олег и стал тянуть друзей в тень, за пальмы в громадных кадушках. Но Немтырь уперся. Издавая гортанные, нечленораздельные звуки, размахивая руками, стал объяснять, какой он молодец и что без него в кино они ни за что бы не попали.
На них стали обращать внимание.
- Перестань, дурак! Нас же выгонят! - просигналил Олег ручной азбукой и потянул Немтыря за рукав.
Алешка обозлился и стал ругать Олега. Отвечая ему, Олегу пришлось тоже жестикулировать, мычать. И вдруг в нескольких шагах от себя от увидел круглые от удивления глаза их учительницы по литературе Марии Дмитриевны. Стало ужасно стыдно, душно. Он отвернулся, зажмурился. Хотелось стать маленьким-маленьким или провалиться сквозь землю, чтобы никто уже не смог его увидеть…
Тем временем Иван, надеясь образумить Немтыря, тихонько ткнул его в спину. Алешка так и взвился, полез на него с кулаками. Семен и Толька пытались оттянуть Немтыря за пальму, подальше от людских глаз.
- Они, кажется, ссорятся! - вскрикнула пожилая женщина.
- Хулиганьё! Добычу не поделили! - тотчас откликнулся толстяк и вдруг пронзительно закричал: - Ми-ли-ци-я-а!
Откуда-то появились два милиционера.
- Безбилетники! - безошибочно определили они. Схватили Алешку с Иваном и Тольку с Сенькой за воротники курток и сквозь расступающуюся толпу повели к выходу.
Олег, хоть его никто не вел, пошел следом, нагнув голову, чтобы не видеть удивленных, вопрошающих людских глаз…
* * *
Всю шестидневку во время уроков русского языка и литературы, чтобы не видеть Марии Дмитриевны, Олег отсиживался на подоконнике в туалете. Когда под конвоем Ильи Андреевича он появился в классе, Мария Дмитриевна, ничего не спросив, посадила его на место. И на этом, и на последующих уроках она вела себя так, будто и не видела его там, в кинотеатре.
Литература всегда была любимым предметом Олега. Других отметок, кроме "оч. хор.", у Марии Дмитриевны он никогда не зарабатывал. А теперь, переполненный благодарностью к учительнице, он старался вовсю…
Феодал спрашивал в школе у каждого встречного:
- Звуковое кино видел?.. Ну и слабак! А я два раза!
Деньги он у отца выклянчил. Немтыря пропустила-таки на сеанс тетя Люба. Через неделю Сенька и Иван попали в кино вместе с матерями по коллективным заявкам с производства. Только Олег с Абдулом не видели "Путевку в жизнь".
Неожиданно выручил Валя. Зашел вечером к Олегу:
- Тут такое дело. Завком сеанс закупил. Ну и я три билета взял. А Катюшка с Тоней не могут: во второй смене работают. Так что бери с собой одного кореша и пойдем. Только быстро. Сеанс в девять!..
Олег сбегал за Абдулом, и в половине девятого они уже были в "Рот-фронте". Народу в фойе полно. И все с Ростсельмаша. Со многими Валя здоровался, а ребятам говорил:
- Это знаменитый монтажник… Это Герой труда…
- Что у вас, все герои да знаменитые? - спросил Олег.
- Не все, конечно, но многие. - Валя улыбнулся и предложил: - Выбери сам, о ком рассказать.
- Вон про того армянина, с усиками, что у колонны.
- Знаменитый токарь Симонян, - с готовностью разъяснил Валя. - На станке недельную норму в одну смену дает!
- Да разве это можно?!
- Можно. Если сердце горячее, а голова шурупит, как надо!
- А тот, высокий, в кожаной фуражке? - спросил Абдул.
- Это Петр Васильевич, мастер из кузнечно-прессового. С ним такой случай вышел. Представитель немецкой фирмы Шварц готовил восьмисоттонный пресс "Вейгартен" к сдаче. Но видит Петр, что немец резину тянет. Нам тракторные плуги выпускать надо. Колхозам они позарез нужны! А пресс стоит. Вроде что-то еще в нем не налажено. Ну, один раз пошел Шварц обедать. Петр Васильевич и решился. Включил пресс и с помощником за час отштамповал больше двух десятков железных колес! Вернулся Шварц и глаза выпучил: "Колоссаль! О, колоссаль!" А теперь Петр Васильевич приспособление такое придумал, что один, без помощника, этим прессом управляет!
- Здорово! - восхитился Олег. - Ну а вон тот старичок, что стоит под фикусом? Тоже Герой?
- Павел Трофимович? Ого! Когда зимой в нашем цехе устанавливали тяжелое оборудование, вдруг отказал кран "Штольберг". Что делать? "Детальки" в двести - триста пудов на руках не поднимешь!.. А Павел Трофимович говорит: "Ишь ты, мороз ему русский не понравился! Врешь, "Штольберг"! Заставим тебя работать!" И что ты думаешь? Сшил он своими руками ватную шубу для двигателя. И кран пошел!..
Едва потух свет и заиграла громкая музыка, Олег с Абдулом напряглись: вот сейчас начнется. И началось. На экране появилась квартира. Но что это? Как будто послышались звуки шагов. Мальчишка подошел к женщине и вдруг сказал: "Мама!..".
- Говорит!.. Как человек, говорит! - выкрикнул Абдул. Впервые в жизни они не только увидели, но и услышали с экрана, как цокают копыта лошадей, звенят трамваи, разговаривают люди, поют птицы… Великий Немой заговорил!
Ребята забыли о времени, о том, где находятся. Они были там, в той жизни, что разворачивалась на экране. Вместе с бывшими беспризорниками учились ремеслу, строили железную дорогу. И когда Мустафа сошелся в последней смертельной схватке с Жиганом, вскочили, чтобы помочь ему, отбросить финку от ищущей руки бандита.
ЧЕРНАЯ ПОЛОСА
С наступлением зимы мама стала часто хворать. Утром с трудом поднималась, чтобы идти на фабрику. А возвращалась с работы совсем без сил. Станет что-нибудь делать - все из рук валится. Откинется на спинку стула и оцепенеет. Будто заснет с открытыми глазами.
Олег слышал, как она, разговаривая с соседкой в коридоре, сказала со слезами в голосе:
- Пошла в нашей жизни, Андреевна, черная полоса. И конца-краю ей не вижу… Господи! Если бы не дети, так взяла бы, кажется, и удавилась…
Почему она сказала такие страшные слова?.. Чем больше Олег думал, тем яснее понимал, что их жизнь действительно вошла в какую-то черную полосу.
Началось с того, что две недели назад, двадцать шестого ноября, Мишка, взяв мамин кошелек с семнадцатью рублями и хлебные карточки, самовольно отправился в магазин. А когда вернулся домой, ни кошелька, ни хлебных карточек на оставшиеся до конца месяца четыре дня в кармане не обнаружил.
- Я же не хотел!.. Я хотел, чтобы мама похвалила! - сквозь слезы выкрикивал он Олегу.
Ну что тут делать!.. Еле-еле дотянули до первого декабря, до новых карточек. Спасибо еще, что Ванька принес сушеной рыбы да Валина мать, тетя Аня, крупой поделилась.
Получили хлебные карточки, а тут новая беда: маме получку задержали. Говорят, что нет денежных знаков. А без денег даже по карточкам выкупить ничего нельзя. Во дворе они всем задолжались. Занимать больше некуда. Чем отдавать будут?..
Мишка ходит и все выискивает, чего бы пожевать. Ящик буфета, где хлеб лежит, пришлось на замок запирать, потому что на прошлой неделе Мишка не вытерпел и весь хлеб слопал. А они с матерью снова целый день без хлеба жили…
Мишка просто обалдел, все в рот сует. То грыз старый объеденный кукурузный початок, то целыми днями жевал кусочек смолы и глотал слюни. Так, говорит, зубы чистятся и меньше есть хочется. А позавчера еще лучше номер выкинул. Пошел к сапожнику Леониду Леонидовичу в гости. И когда старик вышел за чем-то во двор, сожрал у него клейстер из железной банки. Хотел Леонид Леонидович кожу приклеить, хватился - банка пуста, а Мишки и след простыл…
Мама потому и заболела, что ничего не ест. Все Мишке да Олегу подсунуть старается. Олег-то понимает. А Мишка разве удержится - все подберет начисто…
* * *
Олег второй час сидел за столом и тупо смотрел в раскрытый задачник. За его спиной, у противоположной стены, на кровати лежала мама. Вчера она, стоя в очереди, потеряла сознание. Женщины под руки привели ее домой.
Пожилая фельдшерица, осмотрев ее, сказала прямо:
- Голодный обморок. Крайнее истощение… - Собрала в саквояж инструменты, надела пальто и пошла к выходу.
- Куда же вы?! А лекарства! - уже в коридоре остановил ее Олег. - Выпишите что-нибудь. Я сбегаю.
Фельдшерица глянула грустными, уставшими глазами:
- Лекарство тут одно - хорошее питание и отдых. А мы, к сожалению, не карточное бюро и не госбанк… Побереги мать…
Олег с утра растопил печь. В комнате было тепло. Полуобернувшись, посмотрел на кровать. Мама лежала на спине, прикрыв глаза, бросив поверх одеяла худые руки с голубоватой кожей, обтянувшей выпирающие суставы.
"Какая же ты, мама, стала!.. А у меня ничего не получается…" Хотел. Олег заработать хоть немного, помочь маме. Обошел всех бабок на улице: может, кому нужно кастрюлю запаять, примус починить или еще что… Нет. Никому ничего не нужно…
Олег встал, надел бумажный серый свитерок и курточку. Сунул ноги в опорки, отрезанные от сносившихся сапог головки, которые подарил ему Леонид Леонидович, и, решительно натянув на нос кепку, вышел.
В двенадцать часов прибежал с улицы Мишка. Мама послала его поискать Олега на Лермонтовской. Но его там не было.
- Уже и занятия должны начаться, - забеспокоилась в половине второго мама, - где же он?.. Сынок, сходи в школу.
- Ага! Я быстро! - Мишка начал надевать пальто, глянул на стол и ляпнул: - Так он не в школе! Вот и книжки все лежат…
Сбросив одеяло, мама резко встала. Заметалась по комнате:
- Где же он?.. Я сейчас… Я сейчас…
Она наклонилась, чтобы надеть туфли. И вдруг, опрокинув табуретку, упала на пол.
- Ма-ма-а! - дико заорал Мишка. Бросился к стене, забарабанил в нее кулаками. - Андреевна! Скорей! Мама умирает!..
Прибежали перепуганные Андреевна и ее взрослая дочь. Женя, жившие за стеной во флигеле. Закричали наперебой:
- Тетя Вера!.. Вера Михайловна!.. Голубушка! Что с вами?
Мама не двигалась и не отвечала. Женщины положили ее на кровать, дали понюхать нашатырного спирта. А когда она открыла глаза, заставили выпить валерьянки.
Чуть погодя, собравшись с силами, мама попросила:
- Мишенька, сбегай… Поищи Лёльку.
Мишка схватил пальто с шапкой и мигом исчез.
- Ну что вы, Верочка! Никуда он не денется… Мальчишка же, - уговаривала соседка. - Может, заигрался где да про все и позабыл… а ты помирай тут со страху…
- Нет. С ним что-то случилось. Я чувствую. Чувствую…
* * *
Мишка обегал всех друзей Олега. Никого дома не было. В школе их тоже не оказалось. Уже спускаясь по лестнице со второго этажа, он встретился с какой-то девчонкой в очках.
- Мальчик, ты ищешь Курганова? - строго спросила она.
- А тебе какое дело? - гордо отрезал он.
- Не хочешь знать?.. Ну и не надо! - И пошла.
Секунду Мишка соображал: никто об Олеге не знает. Только эта. И кинулся вслед. Догнал уже у дверей класса:
- Ну скажи! Ну я тебя очень прошу!
Девчонка нагнулась и тихо сказала:
- Он в милиции… Я сама видела.
- Ты… ты дура здоровая!.. Я тебя как человека спрашивал! - кричал он, топая ногой. Повернулся и побежал прочь…
Вот уже смеркаться начало, а Мишка все ходит по улице. Не может вернуться домой. Он уже два раза прокрадывался во двор. Осторожно заглядывал в окно. Мама лежит. А рядом то сидела Андреевна, а теперь - ее дочка Женя.
Сказать маме, что Олега в милицию забрали?! Да пусть у него язык отсохнет, если он скажет хоть слово! Врет очкастая. Все назло придумала. Вот он дождется на улице, и тогда вместе с Олегом они придут к маме…
* * *
Олег вышел на Покровский и увидел, как мальчишки охотились за "граками". От железнодорожного угольного склада по накатанной, испятнанной конским навозом дороге одна за другой с небольшими перерывами ехали груженные углем подводы. А на тротуарах, особенно на углах улиц, уже поджидали их жучки пацанов, одетых в замызганное тряпье. Стоило только возчику зазеваться - раз! - и пацан уже со всех ног мчался за угол, прижимая к груди "грака" - здоровенный кусок угля.
Тут же, за углом, на угольном базарчике, шел торг. Женщины, окружив пацанов, покупали "глудки" угля.
"Рискнуть, что ли? - подумал Олег, останавливаясь. - Если хорошего "грака" поймать, рубля три выручить можно…"
Он оглянулся по сторонам, И покраснел. В двадцати шагах по переулку шел Илья Андреевич. Чуть не влип! Олег шмыгнул за угол и побежал…
Повернув на Пушкинскую, еще издали увидел у маслобойки стайку мальчишек. А когда подошел ближе, разглядел среди них Сеньку, Феодала, Абдула и еще нескольких знакомых.
- Так бы и давно! - приветствовал его Феодал. - Чего дома высидишь? А тут - раз! И можешь неделю макуху сосать. Или обменять на что-нибудь.
- Абдул, а ты не боишься? - спросил Олег.
- Сильно боюсь! - ответил совсем закоченевший Абдул. - Ох, если брат узнает - выгонит. Куда пойду?.. Что делать? Живот пустой. Голова не варит. Уроки бросал, сюда побежал.
Мальчишек всех возрастов, от семи до четырнадцати, собралось порядочно. Они напялили на себя все, что нашлось дома теплого. Десятиградусный мороз на ветру лют. Никто не стоял на месте - ходили, прыгали, толкались плечами, выбивали застывшими ногами чечетку.
Наконец ворота маслобойки открылись. Одна за другой выехали семь подвод, груженных большими серыми плитками. Вся орава мальчишек кинулась вперед, окружила подводы:
- Дяденька, дай макухи!.. Кусочек!.. Что тебе, жалко?
Возчики закричали, замахали кнутами. Мальчишки отхлынули.
Феодал подкрался к задней подводе со стороны бульвара, схватил целую плитку и побежал через бульвар к саду. Возчик за ним. Но пока он взобрался по скользкому оледенелому скосу на аллею бульвара, Толька был уже у дыры в ограде.
Возчик не понял, что его дразнят, хотят увести подальше, и продолжал бежать. Когда он был уже близко, Феодал нырнул в дыру и помчался между деревьями сада.
А в это время десяток пацанов хозяйничали у оставленного без присмотра воза. Хватали куски и разбегались в разные стороны. Олег тоже схватил, прошмыгнул под носом у возвращающегося разъяренного драгиля, слетел с бульвара на дорогу и понесся к саду. Проскользнув через дыру в ограде, Олег пересек заснеженный сад. Сунул макуху в тайничок под читальней. Пролез между прутьями ограды и оказался на Сенной у трамвайных путей. Навстречу ему по дорожке шел милиционер Семен Семенович.
- Ты что так запалился, Курганов? Или бежал от кого?
- Держите его!.. Милиционер! - послышалось сзади.
Олег обернулся. Продираясь через кусты, к ним подбегал разъяренный драгиль…
* * *
Так как макухи при нем не нашли, дежурный послал милиционера искать вещественные доказательства в саду.
- Раз ты врешь и не признаешь свою вину, посидишь в каталажке! - сказал дежурный Олегу. - Отведите его в камеру…
Прямо против него, почти под потолком, маленькое окно с грязными стеклами за толстыми прутьями решетки. Справа - массивная, обитая железом дверь с круглым глазком. Сзади на деревянных нарах храпит неопределенного возраста мужчина, от которого несет сивушным перегаром. А на самом краешке нар - он со своими мыслями.
Олегу хотелось ни о чем не думать, ни о чем не вспоминать. Но смотреть и смотреть на решетку на окне было страшно. Вот до чего дошло… А стоило только прикрыть глаза, как сразу наплывали воспоминания-видения. То больная мама в постели. То вставал полузабытый образ отца. То вдруг Нина…