- Ты только не думай, что я пошел на какую-то жертву. Меня все эти рангоуты и такелажи не привлекают ни капельки. И драить палубу я не стремлюсь…
- Разве в этом дело?.. - отозвался Мир.
Они шли рядом, и шагать вместе с Миром… да, было хорошо. И чтобы не кончать разговор, Игорь объяснил:
- Я о корабельных делах вообще лишь один раз в жизни говорил. Когда речь пошла о пустотелых конструкциях.
- Это как?
И чего у него, Игоря Густорожского, развязался язык? Ну да ладно…
- Есть у меня друг… по имени Шурик. Вообще-то она Александра, но все зовут Шуриком. Потому что характер как у пацана. Она в прошлом году втянула меня в такое дело, в защиту деревьев от вырубки. Мы с ней часто про деревья говорили, и однажды она рассказала, что перед школьниками в клубе "Гринпис" читал лекцию один ученый. Он говорил: "Не верьте чиновникам, которые велят рубить тополя, потому что те трухлявые внутри. Прочность всякой конструкции - снаружи. А внутри что?.. Вот наелся человек гороховой каши, и кажется ему, что он полон сил. А сходил в туалет - вся сила долой".
Игорь вдруг хихикнул про себя - вспомнил стихи лопоухого первоклассника про пещеру и горшок. Но смеяться вслух и декламировать "неприличные" строчки не стал. Продолжил объяснение:
- Я уже говорил, прочность любой конструкции - и живой, и механической - снаружи. У людей, и у зверей, и у рыб - это кости и мышцы. У заводских труб - в их стенах. В трубы ведь никто не вставляет каркасы. Они держатся за счет наружной крепкости. Так же, как стальные пустотелые мачты больших парусников… Шурик это сказала, и я тогда впервые подумал о парусниках. А еще о секвойях…
- О чем?
- В Америке есть деревья-великаны. Некоторым по две тысячи лет. Внутри они давно уже пустые, не ствол, а сплошное дупло. Там даже кафе устраивают или всякие выставки для туристов. А деревья все живут и живут, держатся за счет наружной древесины и коры. Потому что нет на них нашего Зелентреста. Он давно бы уже напустил бригады гастарбайтеров. А у нас фронт работ везде. В прошлом году даже всю траву выкосили вдоль тротуаров. Подорожники и одуванчики…
- В самом деле, - вспомнил голые кремнистые обочины Мир. - Пыль кругом, а они - своё… Вредительство какое-то…
- Инокробы… - сказал Игорь.
- Кто?
Восьмиклассник Игорь Густорожский объяснил восьмикласснику Мирославу Рощину, кто такие инокробы.
Потом Игорь и Мир обменялись номерами телефонов.
Переулок
К Дядюшке Лиру собрались только через неделю после выступления Мира во дворце. Потому что Константин Петрович сообщил по телефону о "своих недугах".
- Надо мне прокашляться, прочихаться, а потом уже встречать хороших гостей.
Наконец отправились. Машина мама дала им для "хворого шекспировского персонажа" банку варенья.
- Только не думайте лопать по дороге сами…
- Хорошо, что предупредила, - сказала Маша. - А то мы уже ложки припасли…
По дороге они не "лопали варенье", а договаривались, как себя вести. Условились, что о "Диане" заводить разговор нынче не станут. Но от другой печальной темы не уйдешь - от смерти Тимофея Данилыча Яшина. Это ведь не скроешь, если Мир станет петь "Севастопольских мальчиков". А спеть эту песню ему очень хотелось. По сути дела, для того и шел к Дядюшке Лиру…
Они позвонили у дверей. Услышали бодрое:
- Толкайте дверь: не заперто!
Вошли, цепляя косяки коробкой с корабликом и упрятанной в авоську банкой. И застали Дядюшку Лира за совершенно непонятным занятием. Тот, обутый в разлапистые валенки, стоял посреди комнаты на левой ноге, а правой поддавал какой-то комок с торчащими шерстяными клочьями. Комок взлетал, планировал на валенок и взмывал от нового удара. Дядюшка Лир плавно взмахивал руками. Несмотря на немалую грузность старого артиста, было в его движениях что-то балетное.
Он ударил мохнатую игрушку еще два раза, ловко поймал ее корявыми пальцами, отдышался и сказал гостям:
- Добро пожаловать. Уверен, что вы решили, будто отставной актер Удальцов окончательно спятил на старости лет. А это не так. Я занят игрой, которая была весьма популярна в моем доисторическом детстве. Называется "жоска"… Сейчас воспоминания о ней утеряны, как и память о других достижениях давней цивилизации. А я помню и с помощью сей древней игры часто пытаюсь изгнать из себя всякие болезни и восстановить мышечные функции… Помогает…
Мир пришел в себя первый. Признался:
- Мы про такую игру не слыхали. А вот Крылатый Эльф, наверно, сказал бы: "Я знаю, я читал…" Это есть у нас такой приятель, первоклассник-эрудит с ушами-крыльями. Он читал про все на свете.
- Да, - подтвердил Мак. - Он осилил даже повесть Лухмановой "Девочки", а мы до сих пор не собрались…
- У вас все впереди…
- Конечно, - согласилась Маша. - Константин Петрович, мы вам принесли малиновое варенье. Лекарство от простуды…
- В дополнение к "жоске", - добавил Мак.
- Чудесно! А у меня есть ржаные сухари! Сейчас устроим посиделки за самоваром…
Разогрели самовар, сели к столу. И все было бы хорошо, но скребла мысль о старом Данилыче.
Мир наконец сказал:
- Константин Петрович, у нас грустная новость. Вы слышали про Тимофея Даниловича Яшина, который жил в Севастополе? Может, ваш друг Чук о нем рассказывал?
Дядюшка Лир потускнел и сказал сразу:
- Да… Мы с Тимофеем Данилычем почти не были знакомы, однако Чук его хорош знал. Там все яхтсмены знают друг друга, если даже в разных клубах… Но ведь он умер еще осенью…
- А мы-то узнали только недавно. И боялись вас огорчить, - призналась Маша.
- Что же теперь? Огорчайся не огорчайся, все равно как у Пушкина: "Приходит час определенный…" Такое наше стариковское дело… Впрочем, Яшин умер не от старости. До инфаркта его довели бизнесмены.
- Как это? - насупился Мир.
- Он командовал яхтой, которая была приписана к одному парусному клубу. То есть не была частной собственностью, как "Фита" у Чука… Ну, Яшин ходил на ней, в гонках участвовал, а потом хозяевам клуба пришло в голову сделать из этой яхты прогулочное судно. Для всяких туристов и высоких чинов. И капитана решили найти более удобного. Без большого гоночного опыта, но с опытом обслуживания сановных пассажиров. Ну и вот…
- Паразиты! - шепотом сказал Мак.
- До чего жалко, что Севастополь сейчас заграница! - выговорила Маша. - Тошно даже…
- Думаешь, русские дельцы лучше украинских? - возразил Дядюшка Лир. - Одним миром мазаны…
- Мной? - спросил Мир, чтобы хоть слегка улучшить настроение.
Все слегка посмеялись. И Мир наконец объяснил:
- Дело в том, что благодаря Тимофею Данилычу Яшину появилась хорошая песня…
И он рассказал про Зою Вертицкую, про свое выступление. Только о разговоре с Длинным Джоном говорить не стал: не к месту это. Зато добавил:
- А потом мы с Марьей несколько раз репетировали вместе, чтобы в следующий раз выступить вдвоем. У нее хорошо получается…
- Плохо… - самокритично пискнула Маша.
- Цыц!.. Мы хотим спеть ее вам… Машка, я сказал "цыц"!.. Константин Петрович, у вас ведь есть гитара…
Дядюшка Лир с кряхтеньем поднялся и через минуту принес гитару. Большую, потертую, но, судя по всему, сделанную хорошим мастером.
- Вот. Из Барселоны. Давний подарок…
- Ух ты!.. - Мир взял гитару на руки, как живую. Легко прошелся пальцами по струнам. Звук был такой, словно зазвучала вся внутренность комнаты…
- У нас тоже хорошая гитара, - вдруг ревниво сказал Мак. - Папина. Мирке досталась по наследству.
- Не мне, а нам! - сердито поправил Мир.
- Я плохо умею…
- Скоро начну учить по всем правилам. Будешь играть, как Паганини…
- Паганини, как известно, был скрипач… - сказала Маша.
- И гитарист…
Похоже, Мир оттягивал начало песни. Он вдруг застеснялся и зачем-то объяснил:
- Папа обычно брал гитару с собой, когда ездил в командировки. А в тот раз сказал: "Я ненадолго. Не буду таскать ее с собой…" Ну и вот…
Константин Петрович знал, что отец Рощиных погиб, но о подробностях раньше не спрашивал. А сейчас спросил:
- Он кто был по профессии-то, ваш папа?..
- Инженер-строитель, - опередил Мира Мак. - Проектировщик мостов. Строили мост на Севере, у нового поселка нефтяников, он полетел туда, сказал, что всего на три дня… И вот прямо здесь, на взлете…
Мак спешил, чтобы не начал говорить Мир. Знал, что при разговорах об этом у брата начинает скрести в горле и петь после этого трудно.
- Мир, ты расскажи про песню, - напомнила Маша.
- Да… - Мир погладил гитару. - Константин Петрович, эта песня как бы от имени пожилого человека. Он вспоминает детство и словно становится мальчишкой. Это и про Севастополь, и будто бы немного про наш город. Потому что они слегка похожи…
- Говорят даже, что не слегка, - заметил Дядюшка Лир и поторопил: - Давай, Мир…
Мир тронул струны и сразу запел.
Все замерли. Мир пропел первый куплет - о "камнях и солнце Херсонеса", а в припеве вступила Маша:
А у скал на каменные груды
Море плещет синеву и ласку…
Голосок был не сильный, но чистый, и когда сплетался с голосом Мира, получалось очень здорово. Словно песня была написана специально для них двоих.
Мир закончил. И стал выжидательно смотреть на горячий самовар, словно именно от него ждал оценки. Но потом все же глянул на Дядюшку Лира.
Тот, не таясь, вытер мокрые глаза.
- Да, ребята… Это всем песням песня! Будто и правда "сделался моложе"… Даже нет никаких слов… кроме "спасибо". И вам, и той девочке, Зое. Жаль, что не пришла.
- Мы потом приведем ее, - пообещал Мир.
- Вы, наверно, хотите послушать еще раз. Да? - догадливо сказал Мак.
- Разумеется, хочу!.. Только хочу, чтобы не я один! Сейчас вызову Чука!.. Он сегодня как раз дома… Идем!
Они перешли в комнату, где блестел большущий компьютерный монитор.
- Сейчас, сейчас… Только давайте поставим сюда модель, Чук ведь еще не видел…
- Мак, принеси, - велел Мир.
Ботик установили на краю стола.
- Хорошо, что скайп наладили… А вы, друзья, садитесь вот сюда, чтобы все были на виду… - Дядюшка Лир излишне суетился. Видимо, волновался.
Засветился значок скайпа, Дядюшка Лир запустил сигнал вызова.
И появился на экране яхтенный капитан Валентин Максимович Федорчук.
Он выглядел моложе Дядюшки Лира, хотя они были ровесниками. С худым твердым лицом, длинными вертикальными морщинами на щеках. С густыми рыжеватыми волосами без всяких там залысин и стариковской седины. Лишь над левым виском резко белела серебристая прядка. А глаза были с чуть насмешливым прищуром.
- Привет, - сказал капитан Федорчук (или просто Чук) старому другу. - Ты по делу или просто поболтать? Не наговорились вчера?
- Тормозни иронию, - строго отозвался Константин Петрович Удальцов. - Я по делу… Вот она, модель, которую смастерил Дмитрий Афанасьевич. Смотри…
Дядюшка Лир снял с монитора камеру-малютку и начал водить глазком в метре от кораблика. В углу экрана возник небольшой прямоугольник - дисплей обратной связи. Поплыли по нему паруса со швами, блоки, пушки, разноцветные треугольники бортового узора. Затем парусник отодвинулся, стал виден целиком…
Лицо капитана Чука утеряло излишнюю твердость и будто засветилось.
- Надписи покажи, - попросил он.
Дядюшка Лир закивал:
- Ребятки, поднимите шверцы…
Подскочил Мак, поднял на бортах полукруглые щитки. Дядюшка Лир дал камеру Маку и стал медленно поворачивать ботик. И выступила в прямоугольнике сначала надпись: "Д. Л-въ. 1903", а потом слово: "Петровскъ".
Мак ершисто проговорил:
- Этот "Петровскъ" написан в точности тем же почерком, что в книге. - Словно кто-то с ним спорил!
- Чудо, - согласился Валентин Максимович Федорчук. - И сам кораблик чудо, и вся история вокруг него. Будто продолжение сорок шестого года…
Константин Петрович торжественно произнес:
- А теперь посмотри еще на одно чудо… Ребята, сядьте… Вот, Чук, те, кто разыскал кораблик и разгадал, чьими руками он построен. Мирослав Рощин, Матвей Рощин, Мария Чешуйкина… Чук, я уже говорил про них. Это люди, которые знают пароль…
Валентин Максимович сел прямо. Глянул внимательно - по очереди на все троих. Улыбнулся уголками губ и, не теряя серьезности, сказал:
- "Бом"…
- "Брам"! - разом выдали ответ Мир, Мак и Маша и уже потом слегка застеснялись.
Валентин Максимович поднялся. Отошел. Стало видно, что он в тельняшке. А на спинке стула висела синяя штурманская куртка с золотыми вензелями на черных погончиках. Молча и деловито Валентин Максимович натянул куртку и застегнул золотые пуговицы. Дотянулся до подоконника, взял с него черный берет с блестящим якорьком. Надел. Выпрямился. Камера теперь показывала его от головы до пояса - высокого, худого, с прямыми строгими бровями. Якорек берета блестел над бровью. Валентин Максимович поднес к якорьку прямую ладонь. Теперь он совсем не улыбался. Негромко, но отчетливо произнес:
- Яхтенный капитан Валентин Федорчук приветствует новое поколение "Тайного экипажа корабельщиков".
Мир, Мак и Маша встали рывком. И - даже мурашки по спине.
Говорят, не полагается козырять без головного убора. Но бывают моменты, которые сильнее всяких уставов. Все трое (и Маша не отстала) подняли правые ладони к вискам.
Постояли так несколько секунд. Мир глянул на Дядюшку Лира. Оказалось, что он тоже стоит. Они встретились глазами. Дядюшка Лир хрипловато попросил:
- А теперь, Мир, давай песню. В подарок Чуку…
После песни Валентин Максимович Федорчук с полминуты молчал, присев к столу и трогая мизинцем якорек на околыше берета.
- Ну? - требовательно спросил его Дядюшка Лир. - Какое твое капитанское мнение?
- "Какое"… Такое. Костик, ты… это… Запиши и пришли незамедлительно. Понял?
- Есть, капитан! - усмехнулся "Костик".
- Вот так… Буду слушать и "делаться моложе"…
- Правильная мысль, - согласился Дядюшка Лир.
- Конечно, правильная! Мне надо держать себя в форме. А то превращусь в толстяка пенсионера, вроде тебя… Ты хотя бы зарядку делал, друг Костик…
- Константин Петрович делает! - неожиданно вступилась Маша. - Он играет жоской! Мы сами видели!
- Да?! - изумился капитан Чук. - Значит, старые традиции еще не канули в небытие?
- Никуда не канули, - важно подтвердил Дядюшка Лир. - Я скоро и ребят обучу этой игре…
- Вот как!.. Слушай-ка, а другая традиция не сохранилась? Юное поколение сейчас не строит кораблики?
Мир переглянулся с братом. Тот сказал с виноватой ноткой:
- Строим, только редко… Их сейчас и пускать-то негде: больших луж теперь не бывает. Их быстро сгоняют в водостоки…
- А переулок Капитана Лухманова? - быстро спросил Валентин Максимович. - Неужели и его куда-то "согнали"?
- Это какой? - оживился Мак. - Тот, про который вы рассказывали?
- Костик! Ребята там даже не бывали?
- Чук, я же тебе говорил! - досадливо напомнил Дядюшка Лир. - Мы познакомились недавно. Ребята многого еще не знают. Придет время - все покажу и объясню… Переулок на месте… Думаю, что и колечко никуда не девалось…
- Тогда устройте там регату, как в прежние дни, - попросил капитан Чук. Похоже, что всерьез. - Чтобы ожил обычай…
Дядюшка Лир в этот день был жизнерадостен и энергичен. То ли прибавила ему бодрости школьная игра в "жоску", то ли песня о севастопольских мальчишках. Когда выключили скайп, Константин Петрович тряхнул плечами.
- Господа гардемарины, есть предложение! Раз уж вы сегодня официально зачислены в славный ТЭК, не будем тянуть время. Прогуляемся на берег, я покажу вам Лухмановский переулок. То место, где наш "тайный экипаж" впервые спустил на воду свои корабли… Идет?
Все прокричали, что "идет". Константин Петрович завел во дворе "этот несчастный драндулет, будь он неладен!" и привез друзей к Ильинской церкви, остановился там, где кончалась кирпичная стена, ограждавшая монастырь (он был женский, в нем жили монашки, но их почти никто никогда не видел). В жестких кустах желтой акации стена поворачивала и спускалась по речному откосу. Далеко внизу, за кустами и зарослями сухого репейника, виднелись небольшие дома и будки, торчала башенка речного вокзала. Тянулись рельсовые пути с замершим на них товарным составом. Поднимались в небо два решетчатых крана - больших, но каких-то очень уж неподвижных. За домами виден был серый, покрытый мусором лед реки.
Вдоль стены, среди зарослей, вела под уклон еле заметная тропинка.
- За мной! - скомандовал Дядюшка Лир и своим крупным телом вломился в сухие "джунгли".
Его спутники (что делать-то!) устремились следом.
Константин Петрович, не оборачиваясь, объяснил:
- Раньше здесь была вполне удобная лесенка. А теперь - увы…
Маша жалобно спросила:
- Надо спускаться до самой реки, да?
Головки прошлогоднего репейника безжалостно цеплялись за колготки.
- Не до са́мой! - весело успокоил Дядюшка Лир. - Вон у того столба свернем налево…
Свернули. Уперлись в гнилой забор с дырами среди досок. Пролезли в самую большую дыру.
Ну и что?
Слева вздымалась монастырская стена из обшарпанных кирпичей. Из-за нее выглядывала квадратная колокольня. Справа тянулась другая стена - с провалами оконных проемов. Скорее всего, остатки длинного одноэтажного здания. За провалами были уходящие вниз кусты с торчащими среди них застывшими кленами, а дальше - река со вмерзшими в лед баржами.
- Я знаю, о чем вы подумали, - догадался Константин Петрович. - "Никакой романтики. Бурьянная пустошь".
Мир, Мак и Маша виновато промолчали.
Дядюшка Лир снисходительно объяснил:
- Если ничего не знающему человеку завязать глаза, перенести его на Луну и снять повязку, что он увидит и что подумает? "Камни да щебенка под ногами, пустырь какой-то…" Не ощутит волшебства неведомого мира. Так и здесь… Но это и есть переулок Капитана Лухманова. Мы в ребячьи годы сами придумали такое название, и это был для нас таинственный морской край. Здесь жил наш ТЭК. Здесь мы отправляли в плавание свои корабли. На этом берегу придумывали сказки - такие, что Стивенсон и Купер усохли бы от зависти…
Старик увлекся. Вдохновился. Можно было подумать, что они с другом Чуком только что посидели в кают-компании старого парусника и осушили на двоих бутылочку ямайского рома.
- В марте здесь во всю длину разливалась лужа, синяя такая… Мы спускали на воду кораблики и устраивали парусные гонки. Регаты. Нам нравилось это слово… Ветер всегда дул вдоль переулка, с востока на запад. Ровный такой. Толик Бамбук всегда говорил про него: "Войновский пассат", потому что в южной стороне лежала деревня Войновка. Сейчас-то она уже слилась с городом…
- Все равно ту окраину зовут Войновкой, - уточнил Мак. - А раньше там был учебный аэродром.