Господи, ну до чего же я скучный! Попал в какой-то неведомый мир, а о чем думаю? Пожрать да заработать… Правильно Клавдия говорит, что в нашем "Гарлеме" атрофируются все человеческие потребности, кроме самых простых и примитивных…
Я попробовал думать о мире, в который попал. Но информации было еще слишком мало. Если бы я был ботаник, то мог бы определить, насколько деревья и травки отличаются от наших. А ночью можно было бы посмотреть на звезды… Я читал много всякой фантастики - и старой, научной, и фэнтези, и так, не поймешь чего. В общем, логично: дыма без огня не бывает, если столько обо всех этих параллельных-перпендикулярных мирах пишут и думают, значит, что-то такое должно быть на самом деле. Вот оно и есть. Если думать в этом направлении, то сейчас тут окажутся средневековые замки, маги-колдуны, рыцари и еще какие-нибудь эльфы с гномами. Или, наоборот, какой-нибудь "город будущего" с авиетками, бластерами-кластерами и кабинками для телепортаций.
- Если ничего не изменилось, то сейчас за поворотом должен быть кабачок, - сказал Юрка. - О деньгах не беспокойся, у меня есть.
- Нет, так не пойдет! Как я потом… - начал было я, но Юрка остановился и предупреждающе поднял руку. Потом улыбнулся чуть смущенно.
- Некоторое время тебе придется делать то, что я скажу…
Я по жизни не крутой, поэтому сразу же признал его правоту и молча кивнул.
За поворотом и правда обнаружился длинный приземистый домик, похожий на добротный сарай. Над крыльцом висела вывеска: "КАБАЧОК "ТРИ КОВБОЯ" и электрический фонарь. Фонарь, естественно, не горел, потому что был ясный день, но никаким другим он быть не мог - только электрическим. Справа к стене дома был прислонен большой велосипед, а слева к специальной стойке привязана рыжая оседланная лошадь. Лошадь лениво махала хвостом, отгоняя слепней, и смотрела на нас с явным интересом. На коньке крыши сидела опрятная сорока.
Юрка не торопясь вытер ноги о половик у порога и потянул на себя тяжелую дверь…
В этот же момент дверь с силой распахнулась и саданула Юрке прямо по лбу. Юрка отлетел к перилам, повис на них и, кажется, на секунду вырубился. Из двери вырвались клубы голубого дыма, а вслед за ними выкатился рыжий мужик с какой-то картиной на шее. Впрочем, от картины остались одни ошметки, но рама впечатляла.
Некоторое время было тихо и из открытой двери выползали клочки дыма и лирическая, смутно знакомая мелодия:
Трое черных коней,
Три ножа, три нагана,
Трое юных парней,
Три ковбоя усталых…
Звук шипел, и я, несмотря на полное обалдение, сразу понял, что играет пластинка. Когда я был маленький, у нас тоже был проигрыватель и пластинки. Потом я его немного разобрал, хотел посмотреть, где звук сидит, а собрать не сумел. У матери тогда случилась настоящая истерика, и она меня чуть не убила, а тетя Нина, жена дяди Володи, до вечера прятала меня у себя в комнате и мать не пускала.
Когда я решил, что все уже кончилось, действие продолжилось: мужик с рамой на шее вскочил и с ревом побежал обратно. В тот же миг из трубы вылетел полуощипанный петух и, тяжело хлопая крыльями, полетел к лесу. Сорока истерически завизжала и съехала с крыши на заднице, как с ледяной горки. На крыльцо выбежала веснушчатая девица с корытом, ухватками похожая на мужика с картиной, и выплеснула на траву что-то темно-фиолетовое и явно горячее. На земле варево зашипело, и от него в разные стороны начали разбегаться какие-то штуки, похожие на крупных жуков.
Крыша кабачка несколько раз качнулась из стороны в сторону, словно раздумывая, съезжать ей или нет. В воздухе запахло мылом и протухшими яйцами. Кто-то потряс меня за плечо. Я подпрыгнул от неожиданности.
Тикаем! - негромко, но вразумительно сказал очнувшийся Юрка.
Я тупо смотрел, как он отвязывает рыжую лошадь и ловко вскакивает в седло.
- Садись позади меня! - крикнул Юрка.
Я заколебался. Честно говоря, я на лошадях никогда в жизни не ездил. Хотелось, конечно, у нас в парке всех катают, но где ж денег взять? Я предпочел бы велик, но украсть еще и его…
- Садись же! - торопил Юрка. За кабачком что-то взорвалось. Дым стал желтым и вонючим. Я уцепился за седло и Юркину ногу и с трудом влез на лошадь. Она сразу же потрусила к лесу.
Довольно долго мы молчали. Юрка несколько раз оглядывался и смотрел на меня с каким-то странным выражением, которого я никак не мог определить. При этом я все время сползал и норовил свалиться под копыта лошади. Сползал почему-то только направо. "Лошадь, что ли, кривая?" - думал я, очередной раз цепляясь за Юркину куртку.
- Ты на лошади умеешь ездить? - наконец осведомился я. Учитывая, что мы на ней уже ехали, получилось крайне глупо. Я имел в виду, что это удивительно, как же он научился, если с самого детства на костылях-то с трудом ходит.
- Да так, немного, - ответил Юрка и снова странно на меня посмотрел.
- Здесь всегда так… - я помахал в воздухе рукой и снова сполз на правый бок. - Ну, я имею в виду… динамично?
- Да нет, - медленно сказал Юрка. - Так, пожалуй, в первый раз…
Еще через некоторое время он остановил лошадь и, не предупредив меня, спрыгнул на землю. Я немедленно свалился следом. Лошадь развернулась, опустила голову и обнюхала меня. Ноздри у нее были, как ручки кресел в театре - жесткие и бархатные одновременно.
- Это нехорошо, что мы ее… ну, сперли, - сказал я. - Хозяин, наверное, разозлится… - Я представил, как разъяренный хозяин лошади гонится за нами на велосипеде.
- Мы ее сейчас отпустим, - успокоил меня Юрка. - И она обратно вернется… Надо было убраться оттуда побыстрее, потому что уж слишком там все… расходилось…
Я кивнул.
- Ты так и не… не догадался? - спросил Юрка, по своему обыкновению заглядывая мне в глаза. Чуть снизу. Меня еще в обычном мире эта его манера раздражала.
- Ни о чем я не догадался! - резко сказал я. - Тупой я, понял? И лучше бы ты мне объяснил, пока еще чего-нибудь не началось.
- Ну ладно, - Юрка вздохнул и взял меня за руку. Взял так, как мамы берут за руку малышей, собираясь переходить с ними улицу. - Тогда пошли домой. - Я хотел было выдернуть руку, но не успел.
Глава 8
На этот раз я сознания не терял, и жара тоже не было. Просто очутился за сараем. Правда, не сидя на ящике, а лежа рядом, в куче грязного снега и разноцветных пакетиков из-под чипсов. Юрка спокойно сидел на ящике и ворошил палкой прогоревшие угли. Я поднялся, потер ладонью испачканную куртку. Вышло только хуже.
- Ну! - сказал я. Получилось довольно угрожающе. Потом я вдруг вспомнил, как вылетел из трубы петух, и песню про трех ковбоев - и захохотал.
- Какой у тебя диагноз? - спросил Юрка.
- Ч-чего? - вытаращился я. Потом подумал, что это Юрка так отреагировал на мою угрозу и смех. Просто у него выражения такие, необычные. Пашка, например, спросил бы: "Ты что, больной?!"
- Я имею в виду, какой диагноз написан в медицинской карте, - спокойно пояснил Юрка. - Вот у меня, например, ДЦП - детский церебральный паралич. А у тебя?
- Гипервозбудимость, еще что-то, не помню, - соврал я. - А при чем тут…
- Гипервозбудимость, - медленно повторил Юрка, словно пробуя слово на вкус. - Наверное… Но как оно там все завертелось!
- Ты… - я почувствовал настоятельную потребность придержать рукой отваливающуюся челюсть. - Ты хочешь сказать… Ты хочешь сказать, что это я?! Я там все устроил?!
- А то кто же? - усмехнулся Юрка. - Я, как ты знаешь, человек мирный, спокойный… А ты - хулиган, сам меня предупреждал, между прочим. Вот и похулиганил…
- Вот это да! - я сел прямо на грязный снег и вдруг снова начал смеяться. Просто остановиться не мог. Дурацкие картинки из параллельного мира хороводом крутились перед глазами. Особенно сорока… И еще дядька с картиной… И как я с лошади направо сползал…
- Ха-ха-ха! - не удержавшись, присоединился ко мне Юрка.
- Чего это у вас тут? - спросил хриплый голос.
Я оборвал смех, поднял голову и увидел Диму Димуру из седьмого "Д" класса. Дима стоял в проходе, упершись руками в стены, и разглядывал нас с равнодушным любопытством (как хотите, но бывает такое сочетание).
- А, паралитик! - он узнал Юру. - Привет, Антон! Чего веселитесь-то? Косяк, что ли, раздобыли? - Дима принюхался.
- Нет, свои заморочки. Нормально, Дима, - ответил я. Ссориться с Димурой, особенно в присутствии Юры, мне не хотелось.
- Ну ладно, веселитесь, - разрешил Димура и покачал головой. - А то я туда шел пописать, вроде никого не было, обратно иду - появились и ржут как лошади. Как это вы так шустро, с паралитиком-то? Чудо? - Димура ушел, покачивая головой.
- Кто это? Чего он сказал? - быстро спросил Юра (Димура так щедро разбавлял свою речь матерными словами, что Юра, не привыкший к этому, просто не уловил смысла его высказываний).
Пришлось перевести.
- Что такое "косяк"? - спросил Юра.
- Сигарета с анашой. Легкий наркотик. Когда курят, часто смеются, вот как мы с тобой… В чем-то он уловил суть, согласен? И заметил, что мы появились внезапно…
- Ты его боишься? - Юра опять попробовал заглянуть в глаза, но я вовремя отвел взгляд.
- Не то чтобы… Неохота связываться. Он - лидер "дэшек". Садист, кошек мучает и убивает для удовольствия. Деньги всегда есть. Умный, не попадается. "Дэшки", даже самые крутые, под ним ходят. Отец сидит за убийство. Учителя его тоже не трогают, ходят всякие истории…
- Почему он не у нас, не в нашем классе? - спросил Юрка.
- Не знаю. Так с самого начала повелось. У нас все же - коррекция, не совсем нормальные, ты бы сказал "с диагнозами", или с какими-то проблемами, а в "Д" - там, скорее, с криминальным, что ли, уклоном…
Это, вообще-то, интересно. После седьмого класса исчезают и "дэшки", и мы, "ешки". Последний восьмой класс - 8 "Г". Про нас много говорят, думают, пугают, решают, куда и как распределять. "Дэшки" исчезают бесшумно, как бы сами собой. Растворяются в пространстве, "яко тать в нощи". Куда они деваются? Ничтожное количество оказывается в "В" и "Г" классах. А остальные? Кажется, никому не хочется об этом думать. А мне что, больше всех надо? У меня свои проблемы. Пока мне хотелось бы знать, где мы все-таки побывали.
- Объясняй! - потребовал я.
- Ну, если в общем, то там исполняются желания…
- Чепуха! - я резко взмахнул рукой и удержал едва не вырвавшееся наружу ругательство. - Чего это мне было того петуха желать?
- Я же сказал, в общем… На самом деле, все сложнее, конечно. И желания исполняются не напрямую, да и пересекаться они могут между собой…
- Как это - пересекаться?
- Ну, если я захочу, чтоб мы с тобой были в океане, а ты - чтоб на крыше небоскреба, то где мы окажемся?
- Не знаю. А где?
- Думаю, в какой-нибудь луже или в пруду… Или просто в болоте на пригорочке…
- Ага, понял, - мне стало весело, как бывает весной, солнце светит и капель капает. - То есть чего же это я хотел на самом деле?
- Не знаю, тебе виднее, - Юра пожал плечами. - Наверное, приключений. Но чтоб смешные, как в комедиях…
- Ага, а ты, конечно, хочешь…
- Да, я хочу ходить, бегать и все такое, - спокойно подтвердил Юра. - Поэтому там я и бегаю.
- Здорово. А что же, любой туда может попасть?
- Я, наверное, могу провести любого. А сам по себе… Не знаю, кто и почему туда попадает. Я вот попал…
- А есть такие, кто там постоянно живет?
- Тоже не знаю. Это трудно понять, почти невозможно, ты сам увидишь. Там есть такое неписаное правило: никто не говорит о мире, из которого пришел. Приходят, уходят, живут…
- Время, я так понимаю, и там, и здесь течет… - я оглядел сгущавшиеся вокруг сумерки.
- И это тоже по-разному, - удивил меня Юрка. - Иногда можно там долго пробыть, а здесь час всего прошел. А иногда - один в один. Поэтому трудно подгадать…
- И многих ты уже туда… водил? - спросил я, чувствуя, как внутри шевельнулось что-то нехорошее.
- Никого, ты - первый.
- Почему? - я удивился, но как-то даже немного надулся от удовольствия.
- Да как-то некого было… - грустно сказал Юрка, и я, вспомнив про его жизнь, сразу же сдулся обратно.
- Да… - сказал я и понял, что разговор кончился. Вроде бы много-много всего надо спросить, а вроде - и нечего. То есть глупостей много, но вот по существу… Подумать надо. - Что ж, пошли по домам, что ли?
- Пошли, - Юрка потянулся к костылям и начал подниматься.
- Черт! Черт! Черт! - вскрикнул я и ударил кулаком по стенке гаража. Я все услышал и понял, но почему-то после того леса мне казалось, что Юрка теперь всегда будет гибким и быстрым, как тогда, когда он одним махом взлетел на спину рыжей лошади…
- Ничего, - утешил меня Юрка. - Привыкнешь. Я же привык… А ты думай…
- О чем думать? - не понял я.
- Обо всем. Как ты теперь будешь… Я ж тебя не зря туда брал…
Поздно вечером, точнее, уже ночью, когда мать давно заснула на своей оттоманке и храпела с открытым ртом, я понял, что имел в виду Юрка.
Листья герани на фоне окна походили на черные кошачьи лапы. Когда под окнами проезжали машины, тень от люстры на потолке раздваивалась, пробегала из угла в угол, а потом чуть-чуть покачивалась. В комнате было душно, потому что мать очень боится сквозняков. Я лежал под ватным одеялом и никак не мог согреться. Меня трясло. Ныли разбитые о стену гаража костяшки пальцев.
Глава 9
- Гляди, какая… - сказал один из парней и облизнул узкие губы. Судя по прикиду и усику радиотелефона, торчавшему из кармашка одного из них, они были из "ашек". Класса так из десятого.
- Да ну, малолетка…
- Разуй глаза. Говорят, она совсем ку-ку. Почти не разговаривает. Значит, болтать не будет.
- Да брось ты, Артем, охота связываться… Чего ты на нее запал-то? Да еще из этого… класса коррекции… Других, что ли, нету?
- Да посмотри ты внимательно… Она мне даже во сне снилась… Рассказать, что?
- Во козлы! - прошипела Витька.
- Убил бы всех, - согласился с ней Пашка. - Но чего ж? Все равно - рано или поздно…
- Пантелей, они…
- Да бросьте вы! Не наше дело. Охрану не приставишь. Все равно ей пропадать, если не поправится. Да и так. Уж больно она… Ладно, заболтался я с вами. Дела стоят. Покеда! Завтра на математику приду.
- Я ее иногда и сама убить хочу, - сказала Маринка с каким-то сложным чувством. - Чтоб не мучилась.
Глава 10
Во вторник Митька пришел в школу один и ходил с таким потерянным видом, что всем было ясно: к вечеру изловчится как-нибудь и напьется. Просил денег у Пантелея. Пантелей не дал. Не потому, что нету, - принципиально. Хотя Митька и говорил, что отработает. Мне кажется, отказал из-за Витьки. Пантелей ее как-то… уважает, что ли?
Ленка и я пробовали спросить у Митьки, куда Витька подевалась, он бормотал что-то, но никто не понял. Митьке надо задавать прямые вопросы, чтоб он отвечал только "да" и "нет". Мы выяснили, что Витька не заболела и не сбежала. Маринка вызвалась сходить после уроков и узнать, в чем там дело.
В среду Маринка отчиталась. Оказывается, Митькина и прочих его братьев и сестер маманька куда-то подевалась. Ушла и не вернулась. С ней такое и раньше бывало, ничего страшного. Но сейчас осталась Милка, Митьки и прочих самая младшая сестра. Милке семь месяцев, и до сей поры она ела только молоко. А сейчас орет благим матом третьи сутки и кашку, которую ей Витька варит, есть никак не хочет. Витька уже с ног падает. Пока Маринка два часа качала Милкину кроватку, Витька поспала. А Митьку Милка боится.
- Может, в ясли ее? - спросил Игорь Овсянников.
- Семь месяцев, идиот! - рявкнула Маринка. - Какие ясли?! С полутора лет берут, да и то не во все.
- Можно в дом ребенка, - сказал Ванька. - Только жалко. Там дюже плохо.
- Витька с Митькой никому отдавать не хотят, - сообщила Маринка. - Думают, маманька вернется. Она ж раньше-то возвращалась…
На последней перемене ко мне "прихилял" Юра на своих сложных костылях (он сам так свою походку называет: "хилять на полусогнутых") и жалобно попросил:
- Антон, объясни про Милку. Я не понял - как так?
- А вот так! - зло ответил я. Потом успокоился и объяснил.
Вообще-то тетя Нина, Митьки, Милки и остальных мать, - женщина неплохая и очень добрая. Она им иногда и книжки читает, и стирает, и даже елку новогоднюю делает. А иногда - ее как выключает кто. Лежит и не делает ничего. Может, это болезнь какая, а может, у нее просто сил мало - не знаю. Она ведь не пьет, не курит и наркотики не любит очень. И гулящей ее тоже не назовешь. А детей у нее так много, потому… В общем, потому что она очень добрая и отказывать никому не умеет. Но и делать с этими детьми тоже ничего не делает. Как Митькиного отца посадили, так и живет… непонятно как. Иногда уходит куда-то. Потом возвращается. Вот и теперь.
На следующий день Мишаня принес и отдал Митьке кенгурушник, в котором младенцев носить, у него от младшей сестры остался. А Пантелей пришел в школу с огромным рюкзаком. Его даже внизу охранник пускать не хотел. Потом посмотрел, что не бомба, и пустил. В рюкзаке лежало детское питание в коробочках и баночках. Мы думали, что он его тоже Митьке отдаст, но Пантелей Митьке не доверяет. После математики он ему сказал: "Веди!" - и Митька повел.
После выходных Витька пришла в школу, зато Ленка исчезла. Я понял, что девчонки установили дежурство, чтобы Витька могла как-то учиться. Хотел предложить свои услуги, но не решился. Потому что я вряд ли с семимесячным младенцем справлюсь. Боюсь я их и не люблю. Где-то до двух лет. Потом - ничего. А когда совсем маленькие - они страшные. Лежат такие личинки толстенькие или ковыляют на кривых ножках, бормочут что-то на своем колдовском языке… Головы большие, ручки маленькие, загребущие, главное слово - "дай!" Страшные…
Глава 11
В среду новый учитель географии сказал:
- А знаете что, ребята? Давайте в субботу съездим с вами за город, на экскурсию. Посмотрим горные породы и минералы, характерные для нашей области. Вот хоть в Саблино. Там есть очень интересные обнажения с окаменелостями.
- Как это - "обнажения с окаменелостями"? - тут же заинтересовался Таракан, делая неприличные жесты. Все, кто понял намек, громко захихикали. Остальные захихикали просто так.
Бедный географ! Нашел, кому предложить. Наверное, ему из всех параллелей дали только "дэшек" и "ешек". Вот он и выбрал наименьшее зло - нас.
- Вы знаете, Сергей Анатольевич, нас ведь на экскурсии не берут, - серьезно сказала Маринка.
- Почему?
- Потому что мы себя плохо ведем, - тоном девчонки-ябеды проблеял Игорь Овсянников.
- Но, может, ничего? Не так уж плохо? - спросил учитель, и мне опять стало его жалко. - Есть же и в вашем классе ребята, которые хотят что-то знать. Крылова? Антонов? Стефания?
Тут уж все заржали просто в голос, а Таракан сзади стукнул Стешу по плечу и крикнул ей прямо в ухо:
- Стешка! Хочешь обнажения смотреть?
Стеша медленно обернулась, осветила Таракана взглядом своих лазоревых глаз, подумала и ответила:
- Хочу.