Глава тридцатая
Задумавшись, Торопыжка не сразу услышала, что Фрамбуаза обращается к ней:
- Так значит, вы с Кувырком друзья? И родом из одних мест? И ты проделала такой долгий путь, чтобы найти его?
Торопыжка рассказала Фрамбуазе все - как их поймали и привезли сюда, чтобы устроить травлю, как ей удалось убежать, как она прибилась к заячьей колонии на краю болота.
- Ах, эти? Я их знаю! - вставила Фрамбуаза.
- Теперь, - продолжала Торопыжка, - я пытаюсь выяснить, что произошло с Кувырком. Может быть, Убоище прикончило его. А вдруг он только ранен и лежит где-то, ожидая помощи? Я пришла к вам посоветоваться - вдруг вы придумаете что-нибудь.
Из туннеля вышел крупный кролик.
Торопыжка учуяла его еще до того, как он заговорил. Он спросил:
- Кто это здесь? Не узнаю запаха.
Голос у него был властный, но в то же время дружелюбный.
- Эрб, у нас гостья. Старая приятельница Кувырка, тоже родом с гор, про которые он нам все уши прожужжал.
- Привет! - сказал Эрб. - Так ты его ищешь? Я слышал, что он пропал.
- Да, я как раз советовалась с Фрамбуазой. Может быть, вы сообразите, где его искать.
- К сожалению, он сюда не приходил, - ответил Эрб. - Никто из нас не видел его с тех пор, как он ушел из норы, хотя слухи до нас доходили. Новости среди кроликов распространяются быстро, нас тут много. Я хотел бы помочь - мы все очень полюбили Кувырка, - но ничего не могу посоветовать.
Разочарованная Торопыжка поблагодарила кролика.
- На вас была вся надежда. Не знаю, что теперь делать. Наверное, надо смириться с тем, что его нет, и жить дальше.
Фрамбуаза смотрела на нее с сочувствием.
- Вы были парой? - спросила она.
- Нет. Просто друзья - хорошие, любящие друзья. Мы вместе выросли. Он напоминал мне прежнюю жизнь, горы. Мне очень будет недоставать его, хотя за последние месяцы мы виделись всего один раз. Но он был близко, под рукой, я всегда могла к нему прийти, если бы понадобилось.
- Боюсь, что надо признать горькую правду, - согласился Эрб. - Зайцы и кролики погибают каждый день. Что делать? Так уж природа распорядилась. Хищникам ведь тоже надо жить, а они нуждаются в мясе.
- Но мы не обязаны любить их за это! - заметила Фрамбуаза.
- Не обязаны. Но мы можем смириться.
Торопыжка решила уходить. Помочь кролики ничем не могли, а оставаться в душной норе было тяжело. Она удивилась, как Кувырок умудрился не сойти с ума под землей, в этой духоте. А ведь он прожил здесь довольно долго. Она сказала об этом кроликам.
- Да он не здесь жил, - объяснил Эрб. - Это у нас самая глубокая галерея. А его мы поместили рядом с барсуками, поближе к поверхности, туда к нему даже немного света проникало.
- С барсуками? - воскликнула пораженная Торопыжка.
- Вот и он в первый раз поразился. А мы к ним привыкли. Они, правда, жаловались на Кувырка - шумный, дескать, очень. Он, думаю, немножко от нас заразился неугомонностью. Но все-таки они его считали неплохим парнем - для зайца, конечно. А не жаловаться барсуки не могут, такой уж у них нрав.
Торопыжка представила себе, как жил Кувырок бок о бок с барсуками, и у нее мурашки поползли по спине. Она поблагодарила Фрамбуазу и Эрба за гостеприимство и полезла вверх. Подниматься было легче, но все же, добравшись до поверхности, она вздохнула с облегчением.
Ветер по-прежнему раскачивал ветви деревьев. Небо на востоке посветлело. Торопыжке пришло в голову, что, возможно, разумнее было бы остаться в лесу, пока не рассветет, но в чаще ей было не по себе, здесь стоял такой непроглядный мрак… К тому же она знала, что Убоище залетает и в чащу. Для безопасности следовало бы укрыться в норе. Но об этом и думать нечего. Под землю она больше не полезет!
Лучше всего выбраться на открытое место, а там притаиться где-нибудь до наступления дня.
На краю леса она увидела знакомого. Это был Водохлеб. Он ждал ее.
Вид у него был, как всегда, неряшливый, но все равно Торопыжка была рада его видеть. Заметив, что она на него смотрит, Водохлеб неловко переступил с лапы на лапу.
- Что ты здесь делаешь? - спросила Торопыжка.
- Тебя жду. Увидел на перешейке и пошел следом.
- Для чего это?
Водохлеб пожал плечами:
- Думал, может, помощь нужна.
- Я сама могу о себе позаботиться!
- Знаю. Но вдвоем-то легче, правда? И потом, мне надо кое-что тебе сказать. Когда начнутся танцы на снегу, я буду за тебя драться. Я так решил. - Он воинственно выпятил челюсть. - Ну, что ты на это скажешь?
- Прямо не знаю, что и сказать… По-моему, зря ты это затеял, Водохлеб. Ты же знаешь, что я обещала Чемпиону…
- Знаю. Но все равно я хочу с ним драться, если ты не возражаешь.
Она задумалась:
- Я не могу взять обратно свое обещание. Раз уж я решила, пусть так и будет. Было бы нехорошо с моей стороны поощрять тебя, ты это и сам понимаешь.
- Нет, не понимаю! - резко ответил он. - Ты слишком все усложняешь. Обещания даются, чтобы их нарушать, - особенно когда имеешь дело с таким голубчиком, как Чемпион. Он-то бросит тебя не задумываясь, если найдет нужным.
Торопыжка пожала плечами:
- Не знаю, с чего ты это взял. По-моему, ты к нему несправедлив. Он, правда, слишком озабочен тем, что о нем подумают, но нельзя же это ставить ему в вину. Такая уж у вас колония - ничего никому не прощают. Я Чемпиона понимаю. По-моему, он в глубине души очень добрый.
- Ну, не обижайся, я на это только фыркнуть могу. Не забывай, что я его знаю дольше, чем ты.
- Вы же соперники! Естественно, что ты в нем только плохое видишь.
- Ладно, может, хватит о нем? Нашли тоже тему для разговора. Ты теперь знаешь, чего я хочу. Если ты не особенно против, я попытаюсь. Может, конечно, и проиграю, скорее всего даже, но упустить такой случай не могу. А то буду жалеть до конца жизни. Другие зайчихи мне не нужны, мне с ними скучно. Какие-то они… никакие.
- И к ним ты несправедлив.
- Знаешь, что мне в тебе не нравится? Ты обо всех хорошо думаешь. Интересно, если Убоище стащит у тебя зайчонка, ты и для него найдешь доброе слово?
Вспомнив об Убоище, Торопыжка взглянула на тускло-серое небо.
- Давай-ка поторапливаться, - предложила она.
Зайцы побежали к канаве. Какое-то время они могли бежать под ее прикрытием, потом шел открытый участок, а через два поля стояла покосившаяся каменная стена сухой кладки. Там можно притаиться, пока солнце не поднимется. Углубления в стене, там, где выпали камни, были хорошим, надежным укрытием.
Водохлеб и Торопыжка поскакали по склону канавы. Здесь проходила тропа горностаев, так что была опасность, спасаясь от Убоища, напороться на другого хищника. Торопыжка прикинула - они находились на самой границе охотничьего участка Убоища. Но полагаться на это нельзя - чудище вполне могло отклониться от обычного маршрута, оно было существом непредсказуемым.
Канава вывела их на луг, поросший короткой травой, где совсем недавно паслись коровы. Зайцы бросились через луг изо всех сил, торопясь к каменной стене. Добежав до нее, они могли считать, что опасность миновала.
Водохлеб отставал от Торопыжки прыжка на три. Вдруг она увидела на земле тень, быстро набегающую с востока. Зайчихе не надо было поднимать голову, чтобы понять: тень принадлежит громадной птице - удивительной птице с огромным туловищем, веерообразным хвостом и относительно небольшим размахом крыльев. Убоище было крупнее и сильнее золотого орла, а его полет отличался большей маневренностью. Зайцы попали в отчаянное положение. В первую очередь опасность грозила отставшему Водохлебу.
Речь шла о спасении жизни, а помочь парню она ничем не могла, и Торопыжка устремилась вперед. Адреналин, выброшенный в кровь, придал ей сил, и она мчалась быстро как никогда. Водохлеб остался где-то позади, на открытом месте, а она почти добежала до стены. Мимолетно пожалев о бедном парне, она уже ныряла в укрытие…
И тут на нее обрушился удар.
У нее пресеклось дыхание. Железные когти сорвали ее с торфа и взметнули в небо - только ветер засвистел в ушах. В одно мгновение земля превратилась в лоскутное одеяло, провалилась далеко вниз - словно Торопыжка оказалась на вершине высочайшей горы, там, на севере. Ее тело, парализованное ужасом, окаменело. Ветер пел над плоской землей. Торопыжка видела океан и путаницу стремящихся к нему речных рукавов и протоков, поля и изгороди. Когти чудовища вонзились ей в бока, причиняя нестерпимую боль, но ужас, переполняющий сердце и голову, был мучительнее всякой боли.
Преодолевая судорогу страха, она попыталась бороться, вырываться, надеясь, что чудище выронит ее и она умрет легкой смертью. Но могучие когти держали крепко - только какая-нибудь из человеческих машин могла бы ослабить их хватку.
Это было выше заячьих сил.
Глава тридцать первая
Бубба был доволен собой. Заяц, который причинил ему столько неприятностей, наконец попался в когти. Он, оказывается, перебрался с острова на большую землю, чтобы и болотных зайцев обучить спасаться от него, Буббы, роя норы в земле. Но теперь волшебный заяц был в его власти. Теперь-то он с ним посчитается. Заяц был непростой, и значит, смерть его ждет тоже непростая. Только тех, кто угодил Буббе, он в виде милости сразу разрывал на части и съедал. А эта тварь умудрилась рассердить его по-настоящему. Надо было еще придумать для нее смерть помучительнее.
Бубба влетел в помещение своей круглой башни и бросил добычу на пол. Парализованный ужасом заяц лежал без движения на пыльном и грязном полу среди костей. Костей было уже порядочно, хотя, конечно, до того количества, что пришлось оставить в квадратной башне, было далеко. Валяющаяся на полу тварь таращилась на кости неподвижными глазами, словно ждала от них спасения. Спасения не будет. Для тех, кто попался Буббе в когти, надежды нет.
- Башня, что мне сделать с этим странным зайцем?
- Отдай его мне, Бубба. У тебя хватает еды. Позволь мне замучить его до смерти.
- Ты хочешь замучить его голодом?
- Да. Оставь его здесь, в моем каменном брюхе. Он не убежит. Для тех, кто не умеет летать, есть только дверь - но тогда он упадет с такой высоты, что сломает шею. Он будет метаться и искать выход, которого нет.
Бубба тщательно обдумал этот совет. Единственный выход располагался на середине высоты башни, а вся она была раз в шесть-семь выше человеческого роста. Уйти через отверстие в потолке заяц не мог - летать он не умел. Зайцы боятся высоты. Бубба знал это точно - все они визжали, когда он поднимал их в небо, и зубы их стучали от страха.
Бубба напомнил себе, что раньше считал этого зайца волшебным. Действительно, зверек умудрился вскарабкаться по ступенькам на вершину той, квадратной, башни, но это было не так уж трудно. А здесь никаких ступенек нет. Будь заяц действительно могучим колдуном, он бы исчез или убил Буббу, не дожидаясь, пока попадет к нему в когти.
Бубба пришел к выводу, что заяц не умеет творить чудеса, а просто обладает даром предвидения. Он мог изобретать для других зайцев приемы защиты, мог заметить Буббу в небе, но на волшебные чары не способен и сейчас вызволить себя из беды не может. Приятное открытие!
Заяц пошевелился в пыли. Бубба клюнул его в спину - несильно, чтобы не покалечить. Заяц снова застыл в ужасе.
Эта тварь, наверное, ждет, что ее сейчас съедят. Не дождется!
Бубба подлетел к отверстию в потолке и, стоя на разломе стены, посмотрел вниз. Заяц корчился на полу, пытаясь заползти в тень. Очень хорошо! Пусть ползает. Пусть ищет выход. Выхода нет.
Бубба расправил крылья и поплыл в воздушном потоке. Оглядевшись, он не заметил в окрестностях башни ничего интересного. Зато вдали виднелась большая птичья стая. С севера летели гуси. Недурно! Млекопитающие вкуснее, но и птицы чего-то стоят. Бубба не решился схватить гуся на лету, он не привык так охотиться. Когда они сядут - другое дело.
Он кружил в небе и смотрел, как гусиная стая ищет место для приземления. Гуси явно устали после долгого пути. Бубба знал, что птицы зимой перелетают туда, где потеплее, - очень глупый, по его мнению, обычай. Чем плох холод? Очень уж они нежные, эти птицы. Он, Бубба, родился в жарком климате - у него сохранились смутные воспоминания еще из тех времен, когда он сидел в яйце, о горячем, влажном, застоявшемся воздухе. Он родился в земле, где все живые твари днем еле двигаются, обессиленные духотой под зеленым пологом леса.
Но здесь Бубба привык к зимнему холоду и презирал неженок, которые, спасаясь от снега и льда, улетают на юг.
Гуси приземлились. Они вытягивали шеи и шлепали по влажной земле эстуария своими безобразными перепончатыми лапами. Бубба выбрал большого, жирного, явно обессиленного долгим перелетом через море гуся. Гусь не ждал с неба опасности, поскольку до сих пор не встречался с летающими хищниками, опасными для такой крупной птицы.
Бубба тяжело упал ему на спину. Гусь недолго бился и гоготал - Бубба утихомирил его в несколько мгновений. Стая с криком разлетелась, отчаянно хлопая усталыми крыльями. Снявшись с земли, они снова сбились в треугольник и полетели искать для отдыха другое место, где не будет ужасных неведомых убийц, нападающих ниоткуда.
Было уже совсем светло, но Бубба решил съесть добычу на месте. Гусь оказался слишком тяжелым, чтобы тащить его на башню. Поесть можно и здесь, а на башню отнести остатки.
Бубба яростно рвал мясо, разбрасывал перья, ошметки, брызгал кровью. Люди и животные решат, что гуся сгубила лиса.
Утолив голод, Бубба схватил в когти бесформенный ком мяса и снова взмыл в воздух. Он направился к башне. Долетев, швырнул в отверстие остатки гуся, а сам сел на стену и заглянул внутрь.
На мгновение у него сжалось сердце - ему показалось, что заяц все-таки умудрился убежать. Но нет, вот он, тесно прижался к стене, старается слиться с тенью. Бубба полюбовался пленником, потом прыгнул в комнату, царапая твердыми когтями кирпичи, немного поиграл с тем, что осталось от гуся, отдирая узкие полоски мяса и медленно их заглатывая.
Заяц смотрел на него из темного угла.
Бубба делал вид, что не обращает внимания на узника, а сам упивался его страданиями. Приятно было сознавать, что заяц в ужасе и этот ужас будет усиливаться в ожидании мучительной голодной смерти.
Мало-помалу Бубба заснул.
Часть пятая
Волшебный заяц
Глава тридцать вторая
Историю заячьего племени нельзя назвать захватывающе интересной. Зайцы всегда были травоядным народом. Хищники каждый день убивали и пожирали их, но сами зайцы не убивали никого. В их прошлом не было славных сражений, им не случалось никого завоевывать, среди их предков не было могучих воинов. Один только великий Громоног, скорее бог, чем простой заяц, заслужил непреходящую славу. Зайцы могут похвастаться только своими лапами: единственная их доблесть - быстрота бега. Да, зайцы быстро бегают и гордятся этим. Но скорость служит им только для защиты и бегства, никогда для нападения.
Призрачные зайцы, духи тех, кого люди обожествляли около двух тысяч зим тому назад, - не единственные духи, которых почитают зайцы. Они просто самые близкие, но зайцы знают и древних призраков, истаявших почти в ничто, - созданий, которым поклонялись первые двуногие, только-только вышедшие из пещер. Эти сгустки полумрака являются в самых удаленных уголках земли и никак не участвуют в жизни современных зайцев, потому что их время давно прошло. Они стали клочьями тумана - памятью былых миров, далекой эпохи, они не имеют отношения к сегодняшнему дню. На стенах древних пещер встречаются их изображения, нанесенные углем и охрой, но эти рисунки относятся скорее к истории человека, чем к истории зайцев.
Призрачный заяц, который охранял Торопыжку, был жизнеспособным духом. Он явился ей во сне, чтобы в тяжкий для своей подопечной час придать ей мужества. Призрачный заяц знал легенды и были заячьей истории, уходящие в глубь тысячелетий вплоть до пятидесяти тысяч зим, но обожествлен был только во времена Боадики, королевы исенов.
Торопыжке приснилось, что кто-то говорит ей: "Не надо жалеть себя. Ты всего-навсего попалась в плен, но тот, кто захватил тебя, - вот он-то по-настоящему жалок, несчастен и напуган". Голос объяснил: заточение возвышает ее и унижает тюремщика. Даже если ей суждено здесь погибнуть, бояться не надо - она просто уйдет в Другой мир, а там страху нет места.
"Знай, что со времен Громонога, известного людям под именем Протозайца, или Палеолагуса, бесчисленные зайцы приходили в этот мир и покидали его, и меньше их не стало - наоборот, они покрывают всю землю, живут на всех широтах, от холодного севера до самого жаркого юга, и не покоряются человеку. Зайцы - гордые создания, дикие и вольные, и никому не под силу их приручить, разве что другому зайцу в брачный сезон.
Но их гордость - не надменность, рожденная силой. Это скромная гордость - самоуважение существ, не желающих сдаться человеку и стать его игрушкой. Единственные создания, на которых у зайцев не хватает доброты, - кролики, о которых невежды, полные предрассудков, сочиняют оскорбительные легенды. Эта несправедливость сильно удручает дух Громонога, что скользит по холмам и долинам, словно неяркий солнечный луч в зимний день. Ведь Громоног - одновременно и заяц, и кролик, прародитель и покровитель всех видов зайцеобразных".
Эти слова несли страдающей зайчихе утешение. Она ослабла от голода и погрузилась в полусон-полуобморок. Свет резал ей глаза, и она лежала в темном углу у стены, подальше от столба света, идущего от дыры в потолке. Там, у потолка, сидело горбоносое чудовище и внимательно следило за нею яркими безумными глазами, наслаждаясь зрелищем ее страданий.
Торопыжка понимала: смерть близка. Ей не хотелось доставлять удовольствие свирепой птице, постепенно угасая у нее на глазах, - лучше разбиться о камни у подножия башни. Она решила не откладывать и выброситься в дверь сегодня же вечером, когда Убоище улетит на охоту.
- Не бойся, - сказал призрачный заяц. - Я не могу спасти тебя, но умереть помогу. Ты не окажешься одна на темном переходе в Другой мир. На каждом шагу тебе будут встречаться такие же, как я, зайцы. Они укажут тебе путь, и ты не оступишься, не упадешь в пропасти туманной страны, разделяющей мир живых и мир мертвых.