ВОСКРЕСЕНЬЯ ВСЕГДА РАЗНЫЕ
Дни бывают всякие, один понедельник не похож на другой. То, что случилось во вторник, в следующий вторник уже не случится, сколько ни жди. Четверг и пятница рядышком, они как брат и сестра, только не думайте, что они перенимают все друг от друга, как сестры-близнецы с четвертого этажа. Те в одинаковых платьях, в одинаковых сандалиях и даже дерутся одинаково, причем считают, кто сколько раз кого толкнул, кто сколько раз пискнул, и ни одна победительницей не бывает, потому что не позволяет другая.
А воскресенья и подавно не похожи одно на другое. Отличаться они начинают еще с субботнего вечера; еще в субботу вечером чувствуется, что это воскресенье будет совсем не такое, как прошлое.
- Завтра воскресенье, - говорит папа в субботу вечером, - я думаю, нам с тобой надо сходить куда-нибудь, где мы еще ни разу не были.
- А где мы ни разу не были? - спрашивает Единственный Мальчик В Европе, Который Ест Суп Без Уговоров.
- Мы еще не были в ресторане, - говорит папа.
- Были, - говорит Единственный Мальчик В Европе Плюс В Южной Америке, Который Иногда Всё Же С Уговорами Ест Суп. - Как раз в прошлое воскресенье были. Ты забыл? Там не нашлось соломинки для сиропа.
- Тогда пойдем в кино, - говорит папа.
- И в кино мы уже были, - говорит Единственный Мальчик В Европе Плюс В Южной И Северной Америке, Который Хоть Иногда И С Уговорами, Но Всё Же Ест Суп. - Мы смотрели фильм про лошадей, очень грустный фильм, там жеребенок упал в пропасть, но ты мне сказал, что он не настоящий, а картонный.
- Хорошо, - говорит папа, - я уже знаю, куда нам пойти. Мы полетим на самолете, или поедем на самокате, или на чем-нибудь еще, только без остановок, и сойдем в конце.
- В каком конце?
- В одном или в другом, конечно. Откровенно говоря, мне больше нравится другой конец, но я ничего против не имею, если ты хочешь не в другой.
- Я тоже хочу в другой.
- Очень рад, - говорит папа, - такой счастливый случай, мы оба сойдем в одном месте.
И на следующее утро, в воскресенье, они одеваются, смотрятся в зеркало, мама прыскает их одеколоном "Лаванда", проверяет, не забыли ли они взять носовые платки, предупреждает, чтобы не опаздывали к обеду, и вот они садятся в самолет, или на самокат, или еще на что-то, что едет без остановок, скажем, на автобус номер сорок, и сходят на другом конце.
- А что мы здесь увидим? - спрашивает Единственный Мальчик В Европе Плюс В Южной И Северной Америке, Плюс В Африке, Азии И Австралии, Которого Не Принуждают Есть Суп.
- Что увидим, то увидим, - говорит папа. - Может, встретим мастера Фокус-Покус, а может, и не встретим, вернее, встретим, да не узнаем. Мастер Фокус-Покус каждое воскресенье выглядит по-разному. То он с бородой, то вообще даже не представляет, что это такое, словно бород и на свете нет. Иногда у него черные глаза и так он грозно смотрит, что с ним и по телефону разговаривать побоишься, а в другой раз он выбирает себе голубые глаза, и тогда он добрейший человек на земле. Можешь садиться на него верхом, дергать за нос, воткнуть ему за ухо карандаш или растянуться в тени его усов и читать свой журнал "Луминицу". Он тебе ни словечка не скажет, только чихает иногда. Это уж, извините, его право. Чиханье не запрещается, хотя оно и похоже на автомобильный гудок, но это к делу не относится.
- Я что-то не вижу его, - говорит Единственный Мальчик и так далее…
- Давай зайдем в этот ресторанчик, я выпью пива, а ты - сироп, и подождем его.
Они заходят в летний ресторан. Папа пьет пиво, а мальчик - сироп, и ждут мастера Фокус-Покус. Но он не появляется.
- Наверное, он занят, - говорит папа. - Я забыл тебе сказать, что он очень занятой человек. Если приложишь ухо к его груди, ты услышишь короткие гудки, как в телефоне, когда наберешь номер, а он занят. Но должен тебе заметить, что мастер Фокус-Покус и для кино находит время. Он страшно любит фильмы для детей, просто жить не может без них. И вот почему: хоть он и взрослый, ему все хочется быть маленьким, каким он был когда-то давно. Знаешь что? У меня есть одно предложение: давай заплатим за пиво и сироп и пойдем в кино.
Они платят за пиво и сироп и отправляются в кино. Во время сеанса им уже не до мастера Фокус-Покус. У них другая забота: ничего не пропустить в фильме, надо ведь маме потом рассказать. Вспоминают они про него, только когда все кончается.
- Не пришел он, - говорит мальчик, Единственный Мальчик и так далее…
- Ничего, - говорит папа, - не велика трагедия.
Ни мальчик, ни папа не думают, что он им встретится в следующее воскресенье. Ни одно воскресенье не похоже на другое. В будущее воскресенье они станут искать кого-то еще. Кого - они пока не знают, но узнают в субботу вечером, когда воскресенье только-только начнет проглядывать, когда его чуть-чуть только видно, один кончик носа и больше ничего, но оно будет, это точно, и будет совсем другое, всегда другое.
ЛЕЙКИ ВЕЖЛИВОГО МАЛЬЧИКА
Сначала я вам скажу, что в этой истории - правда, а если у меня останется время, скажу, что - неправда.
Правда, что желтый утенок на дырявой лейке был точь-в-точь такой же, как и на хорошей лейке. Каждый может отсюда заключить, что были две лейки, одна - дырявая, а другая - хорошая.
Правда и то, что ни один человек, даже и мальчик, которому принадлежали лейки, не отличил бы с виду, какая лейка - дырявая, а какая - нет. Одну ему принес дядя, другую подарила двоюродная сестра. Обе лейки выглядели новешенькими, и только когда нальешь в них воды, тогда заметишь, что одна течет, а другая нет.
Сущая правда и то, что мальчики и девочки из четвертого класса обязались ухаживать за цветочной грядкой, которая была под окном их класса - та, что слева, как войдешь в школьный сад через скрипучую калитку, а если глядеть из окна, то - справа.
Я думаю, не нужно объяснять, что значит "ухаживать за цветочной грядкой", все это знают, незачем и объяснять, да и потом мне просто некогда. И если всем понятно, что имеется в виду, тогда всякий сообразит, что с таким делом без лопаты, граблей и лейки, голыми руками не справишься. Оставим в стороне грабли и лопату и займемся лейкой.
Мальчик, у которого было две лейки, пообещал принести одну в школу, потому что у него их две, одну подарил дядя, другую - двоюродная сестра. Добавил, что принесет хорошую лейку, дырявую нет смысла приносить. Чем приносить дырявую, лучше вообще никакой не приносить.
Сказано - сделано. Пошел мальчик домой, взял одну из леек, осмотрел ее, решил, что это - хорошая лейка, хотя на самом-то деле она была дырявая, и отставил ее в сторону. На другой день он пришел с ней в школу.
И что же, вы думаете, было дальше? Что же было дальше, по-вашему? Есть у них там девочка, она однажды на уроке подняла руку и спросила: "Товарищ учительница, можно мне сказать? Раду Думитреску (тот самый мальчик с лейкой) не слушает урок, он ест воздушную кукурузу и дрыгает ногой под партой".
Так вот, этой девочке как раз и дали его лейку полить цветы. Она пошла, налила воды из крана, и, пока несла лейку в сад, вся вода вытекла, в школьном коридоре образовалась водяная дорожка шире, чем Дунай на карте, и длиннее всех рек и речушек на карте, вместе взятых. Конечно, директор школы увидал это и, конечно, велел этой девочке сейчас же взять тряпку и вытереть воду, сказал, чтобы она не устраивала в школе "потоп", он прямо так и сказал: "потоп".
И опять эта девочка стала жаловаться на мальчика, будто бы он нарочно принес в школу дырявую лейку, чтобы ей влетело за то, что она устроила "потоп", теперь уже и она так сказала: "потоп". Мальчик, по ее словам, припомнил тот случай, когда он не слушал урок, ел воздушную кукурузу и дрыгал ногой под партой, вернее, припомнил ей, как она встала тогда и все сказала учительнице. И теперь вот, ей в отместку, он принес в школу дырявую лейку, чтобы она устроила "потоп". Услышав это, мальчик руками развел, как будто хотел сказать: "Ну надо же выдумать такое!" Потом прямо так и сказал и добавил еще два-три слова, каких - сам я не слышал, но все говорят, что в данном случае они звучали очень вежливо. Мне лично думается, что в данном случае вид у мальчика был очень вежливый.
Я рассказал вам, что в этой истории - правда, и, хотя у меня совсем нет времени, скажу вам, что здесь - неправда.
Неправда, что желтый утенок на дырявой лейке от безделья и от голода съел два тюльпана и анютины глазки с цветочной грядки четвероклассников. Нет, нет, это неправда.
Для того, чтобы девочка убедилась в своей неправоте, мальчик пошел домой и принес вторую лейку. Поскольку желтый утенок с этой лейки не бездельничал и не был голодным, он не ел тюльпаны и анютины глазки.
Он только понюхал их.
И В КОГО Я ТАКОЙ?
Дедушка жалуется на бессонницу. Я думал, что я в него. У меня тоже было что-то в этом роде. Не ночью. Ночью я спал крепко. Бессонница у меня была днем. Мне совсем не хотелось ложиться после обеда. И знаете, что самое странное? В лагере никто тебя не принуждает спать ночью. Я еще никогда не слышал, чтобы ночное спанье называли "обязательным". Наверное, потому, что никому не приходит в голову ночью что-то делать, а не задавать храпака. Но зато днем…
Не знаю, какой характер у вас, может, я ошибаюсь, но я не верю, что вы примерные-распримерные, такие смирненькие - тише воды ниже травы - и, если велено, даже не дышите. Так вот, не знаю, как вы, но я, например, в пионерском лагере "создавал трудности" начальникам отрядов - не сомневаюсь, что вам знакомо такое выражение, - иначе говоря, после обеда в спальне на меня нападала трепливость.
И с чего это, просто не знаю. Поверьте мне, у меня и свидетели есть. Вообще-то я довольно сдержанный, не говорун, не зануда, не кто-то еще. В первой смене как раз в нашем отряде был один такой, по имени Санду, он весь день трепал языком. Рассказывал анекдоты, вспоминал домашние происшествия тех времен, когда он был маленьким, задавал тебе вопросы и сам же на них отвечал, в общем, тот, кто прозвал его Попугаеску, попал в самую точку. Да и Санду признавал это, он гордился этим прозвищем, не считал его незаслуженным. Но я никогда таким не был, у меня и свидетели есть. Обычно-то из меня и словечка не выжмешь, скорее заставишь замяукать собаку, которая у нас там приблудилась на кухню. Если меня не спрашивали, я не влезал в разговор. Будь мы не в лагере, а в школе, так я бы сказал, что я смирно сидел за партой. Но в тихий час после обеда меня словно подменяли, я становился другим, и, если бы вы познакомились со мной утром и увидели меня после обеда, вы бы просто не узнали меня и спросили: "Кто этот трепач? Я первый раз его вижу в лагере".
Как только начальник отряда уходил из спальни, - по-моему, он даже не успевал и двух шагов сделать, - я уже ворочался в постели и начинал:
- Слушай, Василе, ты какой язык в школе учишь?
- Английский.
- Жалко.
- Почему это жалко?
- Жалко, что не французский. Если бы ты занимался французским, я бы спросил у тебя одну интересную вещь.
- Например?
- Почему пишется Жеан Мараис, а произносится Жан Маре?
- Нашел о чем спрашивать, когда полагается спать! Тебя этот вопрос так волнует, что ты не можешь вытерпеть один час?
- Ты прав. Молчу, молчу. Спокойного сна!
Но не проходило и десяти секунд, как я опять начинал:
- Слушай, Мирча!
- Спи!
- Сейчас засну, ты только скажи мне…
- Что?
- Что хочешь, только скажи что-нибудь. Не важно что. Мне хочется поговорить. Хочешь знать точное время по радио?
- Спи, что это на тебя находит каждый раз после обеда?
- Сплю, сплю.
Может, вы думаете, что я засыпал? Ничего подобного! Я свистел.
- Костел! - кричали на меня Василе, Мирча, Санду или еще кто. - Если ты не дашь нам спать, мы тебя выставим из спальни. Вышвырнем в окно.
- Ой, прошу прощения, я нечаянно! Я не мог заснуть и вдруг почему-то засвистел. Но раз уж вы проснулись, хотите, я расскажу вам, как я однажды ободрал себе коленку?
- Замолкни! Ничего мы не хотим. Спи!
- Хорошо. Понял.
Это только так говорилось: "понял". Говорилось одно, а делалось другое. Я пел. Или чихал. Или хрюкал. Я способен был издавать миллион всяких самых неожиданных звуков, самых что ни на есть диковинных и громогласных.
А что я мог поделать? Если я в дедушку! Если у меня тоже была бессонница, как и у него!
Вы, конечно, обратили внимание, что я рассказываю все это в прошедшем времени. Вам это не кажется любопытным? Гм? Будь я на вашем месте, мне бы показалось подозрительным, что кто-то рассказывает в прошедшем времени о таких делах, которые, похоже, случаются в настоящее время.
То-то и оно, похоже, да не случаются. Вернее говоря, уже не случаются.
Лагерная жизнь кончилась. Я дома. Опять дома. Здесь после обеда спать не обязательно. Но, к сожалению, здесь нет ни Василе, ни Мирчи, ни Санду… И я скучаю по ним. Правда, скучаю и не стыжусь говорить, что я по ним скучаю. Скучаю, и все. Они разъехались по разным городам, за сотни километров отсюда. И кто только выдумал эти злосчастные километры! Я готов что угодно сделать, только бы повидаться с ними, побыть вместе. Я не преувеличиваю. Что угодно сделаю. Я уже вижу, что вы недоверчиво усмехаетесь. Вам так и хочется спросить меня: "Неужели правда, ради встречи с друзьями ты готов сделать что угодно? Например, заснуть после обеда?"
Дайте мне подумать, чуть-чуть подумать, капельку…
Пожалуй. Разве я знаю? Мда…
Хотя все говорят, что я не в дедушку, а в бабушку уродился. А бабушка у нас - только приложит ухо к подушке, уже и спит.
СТРАНАГДЕПЯТНИЦАБЫЛАВЧЕТВЕРГ
- Где ты был на каникулах? - спросила девочка, которая живет на первом этаже, мальчика, который живет на втором.
- Не скажу, где, - ответил мальчик. - Не могу сказать.
- Почему?
- Потому что ты не поверишь.
- Поверю, - сказала девочка, - ты обычно не врешь.
- В том-то и дело. Сегодня мне пришла охота врать. С самого утра. Вначале она была совсем маленькая, почти что незаметная, а потом стала расти, расти и сделалась большая. Отчасти, и я ей помог.
- Как?
- Я притворился, что не замечаю ее, и она поверила. Сначала она была с камушек, а теперь с дом. Поэтому сегодня ни о чем меня не спрашивай.
- Не могу, - сказала девочка, - мне все время хочется спрашивать.
- Ладно, если так - спрашивай!
- Где ты был на каникулах?
- В странегдепятницабылавчетверг.
- Где, где?
- В странегдечетвергбылвпонедельник.
- Не понимаю.
- В странегдевторникбылввоскресенье.
- Что за глупости?! - засмеялась девочка.
- Вовсе не глупости. Это враки.
- И что ты там делал?
- Ловил медуз и приучал их чистить зубы.
- У медуз нет зубов.
- Знаю. Я и не говорю, что у них есть. Я только сказал, что приучал их чистить зубы.
- А потом?
- Там, где я был, нет никаких "потом". Там все бывает в одно время. Ешь и в это же время спишь, читаешь стихи, играешь в футбол, думаешь о дедушке, пройдет ли у него ревматизм, зеваешь и рвешь вишни.
- Так не бывает, - сказала девочка.
- Бывает, когда врешь. Когда врешь, все бывает.
- Ничего не понимаю! - пожала плечами девочка. - Ты же был на море. Лучше бы прямо сказал, что был на море.
- Нет, не лучше.
- Почему?
- Потому что ты и так знаешь. Зачем я буду говорить?
- Ты и на теплоходе ездил.
- Ну какой интерес говорить? Ты даже это знаешь.
- Ты ракушки привез.
- Вот видишь, все тебе известно. А я могу рассказать такое, чего ты не знаешь.
- Чего?
- Например, у меня есть чернильница, и в ней живет голубой сверчок. На ночь я открываю чернильницу, сверчок вылезает на балкон и поет. А еще, однажды я нашел у себя в ухе кузнечика. Он участвовал в бегах, получил приз - корону из листьев, но ему захотелось есть, и он ее съел.
- Ну что ты выдумываешь? - сказала девочка. - Так ты можешь до завтра говорить. Давай лучше пойдем купим точилку-автомобильчик.
- У меня нет денег, - сказал мальчик.
- У меня есть. Меня послали купить кофе, но я скажу, что играла с тобой и потеряла их.
- Э, так не пойдет! - сказал мальчик.
- Почему? Это ведь тоже враки.
- Мне такие не нравятся. Мне нравятся только мои враки.
И он отправился играть с кузнечиком, которого нашел у себя в ухе. А после надо было отвинтить крышку с чернильницы, потому что уже вечерело, сверчкам пора было на балкон петь.
ВЕЧЕРОМ В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ДЕДУШКИ
"Какие разные бывают дедушки", - подумал Дуку. Но это и хорошо, что разные. Если бы все были одинаковые, у всех был бы ревматизм, все они в день получки пенсии покупали бы одинаковые конфетки, на вкус как апельсин. Что же это было бы? Нет, гораздо лучше и правильнее, что все они отличаются друг от друга. Ну, а его дедушка совсем особенный.
У его дедушки даже и день рождения начался не с утра, как у других, а вечером, когда по-настоящему день рождения уже кончается.
Известно, как это бывает у других, вообще у всех: у пап и мам, у детей. У них день рождения начинается с утра. Например, день рождения Дуку начался рано-рано, когда на улице было еще темновато, в окно только-только проглянул серовато-лиловый свет. Он пришел издалека, наверное, пробивался сквозь леса и дождевую завесу.
Вот тогда Дуку и разбудил папа, вернее, папин колючий подбородок и запах табака.
- Уважаемый товарищ! Да будет тебе известно, что сегодня день твоего рождения! Тебе исполнилось семь лет, первые семь лет из семи тысяч семиста семидесяти семи лет, которые исполнятся тебе через семь тысяч семьсот семьдесят лет. Если ты не возражаешь, прошу тебя, расти большой, здоровый и веселый, и не вздумай купать под душем коньки, а то они заржавеют.
- Какие коньки? - спросил Дуку.
- Хотя бы вот эти!
И папа распаковал пару роликовых коньков, которые засверкали в серовато-лиловом свете, добавив к нему капельку зеленого серебра.
Мамин день рождения начался тоже с утра. Не очень рано, но все же с утра. Было так часов десять или одиннадцать, когда папа позвонил по телефону и велел маме приготовить тыщу ваз с водой. Он принесет ей кое-что поставить в эти вазы. Что именно, он не скажет, это секрет.
Папин день рождения начался попозже, когда папа пришел домой в обеденный перерыв. Мама испекла пирог с абрикосами и чуть не сожгла его. Хорошо, что к ним заглянула соседка и сказала:
- М-м, как у вас вкусно пахнет!
Тогда мама закричала:
- Ой, пирог! - и побежал на кухню.
А дедушкин день рождения настал, когда уже стемнело. Запоздай он чуть-чуть, его бы и не было.
Он, внук, весь день играл, у мамы были бесконечные дела, папа пришел с работы усталый и прилег отдохнуть.