А потом я вижу сон: мы с папой сидим на самой последней скамье на докладе рейнджера. Доклад, правда, не в парке, а во дворе моей школы. Папа сидит на одном конце скамейки, а я - на другом. Между нами - никого. Рейнджер представляет Сержанта Белку, тот выпрыгивает из-за экрана и встает рядом с ним. Сержант Белка всего лишь на голову ниже рейнджера. Присмотревшись, я замечаю, что это Нелли - у нее тело, уши и пушистый хвост белки. Она томно смотрит на рейнджера. Она его зацапает, если я так и буду сидеть!
- Рейнджер! - шепчу я, но он меня не слышит.
- Рейнджер! - уже кричу я. Все оборачиваются и смотрят на меня, и только рейнджер стоит там, впереди, с Нелли-белкой и не двигается.
- Рейнджер! - воплю я. - Пожалуйста, покажи лес мне, а не Нелли!
Все шикают и сердито ворчат.
Все пропало, думаю я, мне надо туда, к нему, а то Нелли умотает вместе с ним.
Я осторожно встаю. И тут же мой конец скамейки подскакивает вверх. Папа испуганно вскрикивает. Я быстренько сажусь обратно.
- Папа, - шепчу я ему, - пожалуйста, подвинься в середину.
Но папа не слышит.
Впереди Нелли-белка все ближе подходит к рейнджеру.
Я не знаю, что же мне делать: опозорить папу или остаться сидеть и отдать рейнджера на растерзание Нелли?
Целую вечность я раздумываю. А потом встаю. Папа с громким треском валится на землю вместе со скамейкой, а все оборачиваются и смотрят. Я бегу прочь - со всех ног.
5
- Ничего подобного, - говорит мама. Она сидит около папы и вчитывается в автомобильный атлас. - Ниагарский водопад слева от нас, а не справа.
Папа вздыхает и поворачивает. В мое окно врывается воздух, весь из тысяч водных капель.
- Приехали, - выдыхает папа.
Женщина в оранжевой куртке машет нам рукой, чтоб мы заезжали на огромную парковку, забитую машинами. "Стоимость парковки - 10 долларов" - написано на табличке. Папа стонет, протягивает женщине десять долларов и паркуется. Мы выходим. Из динамиков доносится музыка. "Эра Водолея".
Я чую неладное. И точно - мама с папой принимаются танцевать. Они низко приседают и виляют задницами, а папа даже прищелкивает пальцами. Клара с восторгом повторяет.
Это и дома-то ужасно, когда мама с папой начинают танцевать в гостиной, но на общественной парковке переходит все границы.
Нелли смеется, тем пуще, чем мама с папой виляют задом, прищелкивают пальцами и вскрикивают: "йе-еа, йе-еа".
Лучше бы я умерла.
Ниагарский водопад огромен и шумен, а еще тут есть палатка с мороженым.
- Ну как? - спрашивает папа. - Купим себе по мороженому или по дождевику?
К бушующему водопаду на маленьких лодчонках едут люди в синих дождевиках. Я очень боюсь воды, потому что на первой экскурсии по Ваттовому морю мне говорили, как опасно море и что во время отлива не надо убегать далеко от берега. Иначе захлебнешься в набегающей воде. С другой стороны, я не хочу мороженого - мне вовсе не улыбается снова чувствовать себя, как после "Сандей" из "Макдональдса". Но я обязательно закажу его, иначе Нелли снова заладит свое "Антье на диете".
Одно мороженое можно незаметно выкинуть.
- Мороженое, - говорю я.
- Хочу на корабле! - кричит Клара.
- Ладно-ладно, - говорит мама. - Прокачусь с тобой разочек. А вы пока съешьте мороженое.
- Ты наверняка хочешь прокатиться на корабле, а? - спрашивает папа у Нелли.
- Я уже два раза каталась, - скучнеет та.
- Жалко, - бормочет папа.
Мама с Кларой отправляются покупать билеты на корабль.
Мороженое можно заказать трех размеров: маленькое, большое и очень большое. Я беру самое маленькое, будет не так жалко денег. Нелли заказывает самое гигантское.
Продавщица протягивает мне мое мороженое.
Отхожу чуть-чуть от киоска - вдруг где-нибудь поблизости найдется одиноко стоящий мусорный бачок.
А водопад ничего так. Может быть, попросить папу сфотографировать меня.
И пусть напечатают под ним: "Мир этому миру, Антье".
- Эй, можно с тобой сфотографироваться?
Я оборачиваюсь.
За мной стоит Нелли и ухмыляется. Неужели я сказала про фотографию вслух?
Нелли тычет в табличку, около которой я остановилась, и громко смеется. "Сфотографируйтесь с бочкой!" Я тупо таращусь на табличку и чувствую, как на глазах предательски выступают слезы. Не реветь, не реветь!
Я сглатываю, и горло перехватывает от боли.
Нелли все смеется и смеется, никак не может остановиться. В паре метров от таблички и вправду стоит бочка коричневого дерева - около нее можно сфотографироваться и говорить всем, что ты проплыл по Ниагарскому водопаду на ней.
И чего я тут встала?
- Нелли! - я оборачиваюсь.
Папа стоит у киоска и машет нам. В руке у него мороженое высотой не меньше полуметра. Слава богу, Нелли подходит к нему и берет мороженое из его рук. Папа с Нелли садятся на скамейку около киоска. Папа стучит по скамейке и кричит: "Антье!"
Я вам не собака! Но я уже знаю, что он сейчас затянет: "Справа, справа есть местечко, сядь-ка, Антье, сядь, сердечко!", и поэтому поспешно сажусь.
Нелли лижет белую замороженную глыбу.
Около нее сидит худенькая старушка, с интересом наблюдающая за всем происходящим.
- Ты любишь мороженое, правда? - спрашивает она у Нелли чуть погодя. Верно подмечено! Нелли не отвечает и лижет мороженое.
- Это дочь одного моего коллеги, - объясняет папа, - мы из Германии.
- О! - вскрикивает старушка. - Кузина моей прапрабабки тоже из Германии!
- О! - кричит папа так, словно всю жизнь мечтал это услышать.
Неллина башня из мороженого рушится и хлопается на стол перед старушкой.
- О! - восклицает та, но уже не так восторженно.
- Сорри, - говорит папа и вытирает старую даму своим платком.
Нелли вдруг встает и ни слова не говоря исчезает.
- Что это с ней? - недоумевает папа.
Ловко она это обставила с мороженым, Нелли.
Может быть, мне тоже надо было опрокинуть мороженое на платье старой леди.
Правда, тогда она не вскрикнула бы "О!", а спросила, уж не на диете ли я.
Вот теперь можно просто выкинуть мороженое в урну у лавочки - папе все равно не до меня. Он таращится то туда, где исчезла Нелли, то на озеро.
- Скоро придет корабль с мамой и Кларой, а мы потеряли Нелли.
- Слушай… - начинаю я.
Но папа не слушает - он мечется в поисках Нелли, а я стараюсь рассмотреть маму и Клару на каком-нибудь из кораблей.
Люди в синих дождевиках выстраиваются в странные очереди у причала, а потом всходят на корабль. Как синие лемминги, которые через секунду кинутся в водопад, а до этого послушно отстоят положенное им в очереди. Раньше индейцы тут и вправду кидали в воду людей - молоденьких девушек: их приносили в жертву каким-то своим богам. А один вождь ирокезов прыгнул однажды вслед за своей дочерью - потому что не мог жить без нее.
Думаю, папа бы так не поступил никогда.
Он секунду смотрел бы мне вслед, а потом решил, что я больше не вернусь и он может с чистой совестью доесть мое мороженое.
- Так надолго оставить нас одних! Ты ни за что не можешь нести ответственность! - орет папа маме в лицо, когда она сходит с Кларой на берег.
У папы так всегда: если он думает, что в чем-то виноват, то первым делом орет на всех остальных.
"Он панически боится разочаровать других и поэтому становится агрессивным", - объяснила мне мама однажды. Орать на других, чтоб не орали на тебя, - не такая уж и бессмысленная стратегия.
- Где Нелли? - спрашивает теперь мама.
Вовремя.
- Смылась! - говорю я и чуточку ухмыляюсь.
- Смылась? - Маме совсем не до шуток.
- Я все это время ищу ее, может, теперь и вы наконец-то поучаствуете! - сердится папа, а мама цедит: "Вольфганг!".
Мимо нас едет машинка-поезд, на которой можно проехаться по территории парка у водопада. Люди с интересом пялятся на папу. Наверное, сейчас они его сфотографируют. Я улыбаюсь и надеюсь, что они думают: ну, в Германии просто так громко говорят и при этом немножко краснеют лицом. А когда машинка уезжает, мне приходит в голову мысль.
- Можно отправиться на поиски Нелли на поезде, - говорю я маме.
- Отличная мысль! - соглашается она. - Вы с папой поедете на поезде, а мы с Кларой подождем Нелли тут.
Ну почему бы мне иногда не держать язык за зубами!
Теперь придется колесить вокруг водопада с орущим папой. Мама покупает нам билеты за два доллара и мы встаем в очередь. К пане вдруг снова вернулось хорошее расположение духа и он хвалит меня за гениальную идею - так мы точно скоро найдем Нелли, говорит он. Поезд подходит, и я стараюсь сесть в последний вагон. Тут гораздо меньше людей - будет не так стыдно, если папа снова начнет кричать.
А еще у последнего вагончика нет оконных стекол - и можно высунуться по пояс, высматривая Нелли.
Папа глядит направо, я налево. Мы объезжаем водопад со всех сторон, но Нелли и след простыл. Папа снова нервничает, и я предлагаю поспрашивать, не видел ли ее кто. А через секунду уже жалею об этом.
Как же я могла забыть, что папа никогда в жизни никого ни о чем не спрашивает. А кроме папы спросить некому - поэтому приходится мне. Я высовываюсь из окна и ору: "Excuse me! Have you seen a sixteen year old dark haired girl?" Фраза кажется мне ужасно странной, но папа заставляет орать именно так. Я спрашиваю снова и снова и уже все путаю: "Excuse me, have you seen a sixteen hair old girl?" и "Excuse me, have you haired a sixteen year old girl?"
Люди переспрашивают "Пардон?", а я кричу в ответ: "Have you yeard a sixteen girl old hair?", и тогда они качают головой и смотрят на нас так, словно хотят покрутить у виска, но не решаются, ведь в Америке никогда не знаешь, вдруг у сумасшедшего перед тобой в кармане пистолет.
Пассажиры в вагончике злятся на нас с папой и время от времени шикают, потому что из-за моего крика они совершенно не слышат слов рейнджера, сидящего за рулем.
Когда я замолкаю, папа пихает меня локтем в бок, показывает на прохожих и говорит: "Спроси-ка еще у этих!" В конце концов голос в динамике произносит: "Светловолосая девочка там, сзади - перестань орать на людей".
Я краснею так, как не краснела никогда в жизни.
- Видишь, - шиплю я папе. Он поворачивается к людям, которые сидят у нас за спиной, мямлит что-то вроде "Моя дочь потеряла подругу" и, извиняясь, пожимает плечами.
Я тоже поворачиваюсь к ним и возражаю:
- Она вовсе не моя подруга!
Тогда папа снова поворачивается назад и рассказывает, что Нелли должна была быть моей подругой и не стала ею только потому, что я бука и социофоб, поэтому та и сбежала.
Потом я сказала пассажирам - если тут кто-то и социофоб, то это папа, а люди ответили, что, судя по всему, наша проблема вовсе не социофобия, ну а потом поезд снова пришел туда, откуда мы уехали - и там уже стояли мама с Кларой и махали нам.
Мы искали Нелли целых три часа - а потом сдались и пошли к машине.
Усевшись на заднее сиденье, я понимаю, как же удобно ехать без Нелли. Вытягиваю ноги. Ага, вот в чем дело: рюкзака Нелли тоже нет.
Мы снимаем комнату в мотеле неподалеку.
Честно говоря, мне странно, что Нелли все еще не объявилась. Я-то думала, она помаринует нас немного и явится как ни в чем не бывало. Но, кажется, она и вправду убежала.
- Надо действовать систематично, - папа сидит на одной из огромных двухспальных кроватей. - Пункт первый: Нелли убежала. Пункт второй: ровно через пять дней нам нужно сдать ее с рук на руки Фицмартинам. Пункт три: отсюда вывод, мы должны ее найти.
- Верно подмечено! - Мама лежит на другой кровати.
- Спасибо, - говорит папа.
- Наверное, лучше всего завтра начать поиски прямо у водопада.
- Вывод неправильный, - папа откусывает кусочек пончика. - Совершенно неправильный. Я уверен, что Нелли постарается убежать как можно дальше отсюда.
Мама заворачивает ноги в одеяло.
- Проще всего нам разделиться.
- Разделиться? - Папа внимательно смотрит на нее.
- Да. Вы с Антье будете искать там, куда Нелли могла бы в принципе направиться, а мы с Кларой поищем тут.
- Хорошо, - папа кивает.
Нравится ли это мне, никто не спрашивает.
Папа достает из сумки путеводитель по Америке и раскрывает его.
- Гляди-ка, Антье, как ты думаешь, откуда нам лучше всего начать поиски?
Я смотрю на карту. Нелли могла поехать в сторону Государственного парка, назад или же к границе с Канадой. Но на границе сбежавшей школьнице гулять слишком опасно.
- Может быть, она вернулась в Парк, - я провожу пальцем линию от Ниагарского водопада к Государственному парку.
- Не думаю, - говорит папа.
- Почему?
- Потому что ей было ужасно скучно в парке, она же сама об этом говорила.
- Ску-у-учно! - тянет мама со своей кровати, ее голос звучит почти как голос Нелли.
Мы все не можем удержаться от смеха.
- И вот теперь она исчезла, - папа трет виски, - как мне объяснить это Фицмартинам?
- Да мы найдем ее, не волнуйся, она точно в Государственном парке, - говорю я.
Папа выпрямляется.
- Чепуха. Ей одной было бы там страшно.
Я не решаюсь сказать, что рюкзак Нелли тоже исчез, - а еще я не знаю, как рассказать им про рейнджера. Может быть, все это и вправду чепуха - и Нелли вовсе не в парке.
- Она наверняка просто поехала домой, - говорит папа.
- Тогда позвони им и спроси, - предлагает мама.
Папа стонет.
- Тогда мне придется рассказать, что мы ее потеряли! Нет-нет, нам нужно просто незаметно посмотреть, там она или нет.
- О’кей, - решает мама, - тогда поезжайте с Антье завтра в Питтсбург.
- Хорошо, - кивает папа, - мы с Антье провернем это дельце.
Он кладет руку мне на плечо.
- Да, - соглашаюсь я и снимаю ее. Папина рука ужасно тяжелая.
6
Прощаясь на следующее утро с мамой и Кларой, я еле сдерживаюсь, чтоб не разреветься.
- Не болей, - говорю я Кларе и обнимаю маму. Клара тянет меня за футболку.
- Эй, твоя жена хочет с тобой!
Она протягивает мне розовую собаку. Я беру собаку и глажу сестру по голове.
- Спасибо.
- Возвращайтесь с Нелли, - говорит мама.
Мы с папой едем на машине в сторону Питтсбурга.
Подъехав к дому Фицмартинов, папа сворачивает вправо.
- Короче, - рассуждает он, - план такой: ты идешь туда и говоришь, что кое-что забыла, ну что-нибудь, что тебе срочно надо. Плюшевую игрушку или что-нибудь в этом духе.
Ни за что! Нужно во что бы то ни стало прекратить этот цирк.
- Секундочку, - говорю я, - не припомнишь, сколько мне лет?
Папа раздумывает:
- Пятнадцать.
- Вот именно. Как ты думаешь, кто-нибудь поверит в то, что пятнадцатилетней дылде так срочно понадобилась плюшевая игрушка, что мы прикатили сюда от Ниагарского водопада?
Папа смотрит на розовую плюшевую собаку в моих руках. Я кидаю ее на заднее сиденье.
- Не поверят? - папа разочарован. Потом его осеняет: - Тогда скажи, что ты потеряла деталь от зубных скобок.
Это может сработать. Черт.
- Ладно, - соглашаюсь я, - только ты пойдешь со мной.
Папа вздыхает:
- Ладно.
Дверь дома Фицмартинов открывает мать Нелли.
Увидев нас, она ужасно удивляется.
- Привет! С Нелли все в порядке?
Ну вот, это нам и надо было. Только вот теперь все равно придется искать у них какую-нибудь мифическую детальку от брекетов.
- Да-да, всё в порядке, - заверяет женщину папа и рассказывает, что я потеряла кусочек от брекетов, и не могла бы она впустить нас поискать его в гостиной - а то все лечение может пойти насмарку.
Мать Нелли, конечно, согласна, и я ползаю по дивану, нахожу в его недрах погнутую скрепку, воплю: "Я нашла!" и быстро прячу скрепку в карман. Папа очень извиняется перед матерью Нелли и говорит мне, что надо быть повнимательнее.
Когда мы оказываемся на улице, я со всей силы леплю ему затрещину.
Нет, конечно, не леплю. Но я зла как черт.
Папа и сам понимает, что на него есть за что злиться - и тоже злится, профилактически, на обратном пути ужасно гонит машину. "Уж в кои-то веки ты могла бы что-нибудь сделать и для семьи, не набивая себе цену, - говорит он, - и вообще, ты просто фифа, которая строит из себя бог знает кого". "Фифа" - это уже слишком - и я реву так, что не могу остановиться. Папа еще больше бесится: "Вот-вот, говорит он, именно это я и имел в виду: ты ревешь только потому, что я сказал все, что думаю, и вообще - ты ужасно неблагодарная". А потом он произносит: "Пончик!"
С каким удовольствием я бы размазала этот пончик ему по морде! Протягиваю ему такие огромные куски, чтоб ни в коем случае не дотронуться пальцами до его рта. Съев второй пончик, папа предлагает: "Ну что, помиримся?", и я соглашаюсь, потому что мне ничего другого не остается.
- Я вот тут еще подумал, - наигранно-радостно говорит папа, как будто не было никакой "фифы" и я не ревела. - Есть же еще тетя, которая живет где-то неподалеку.
Так оно и есть. И о тете Нелли рассказывала, только чтобы поиздеваться.
- Она така-а-а-ая толстая, - Нелли очертила тогда вокруг талии огромный круг, - и живет вместе с другой женщиной, которая така-а-а-а-а-а-а-ая толстая.
Тут она широко развела руки - шире было просто невозможно - и надула щеки. А я чувствовала внутреннее родство с обеими толстыми тетками. Наверное, оттого, что Нелли считала, что я тоже така-а-а-а-ая толстая, а может быть, я просто думала - пусть лучше издевается над тетями, а не надо мной.
Мы и вправду находим квартал, в котором живет тетя Нелли, но папа говорит, что уже слишком поздно звонить в дверь. Он останавливается у мотеля с названием "Бавария-Инн" - тот выглядит как баварский крестьянский дом: с узорами и коньком на крыше и резными наличниками. Я удивляюсь папе, ведь обычно он терпеть не может баварские штуки, потому что баварцы и швабы терпеть друг друга не могут. Уж не знаю почему, по мне, так все странноваты.
Но в Америке папе, похоже, все равно.
- Комнату на двоих или две одноместные? - спрашивает женщина за стойкой.