* * *
Сережка Коновалов играл на гитаре, а девятиклассница Ниночка Вострецова стояла в красивой позе, пела под Сережкин аккомпанемент. Сережка Коновалов с длинными волосами на затылке, по поводу которых он вел борьбу с директором школы и педагогами и выигрывал только благодаря хорошей успеваемости и умелым рукам, особо пристрастным к радио и электричеству, записывал Ниночкин голос на магнитофон. Играл и записывал.
Стены в кабинете физики увешаны печатными портретами гениальных теоретиков и естествоиспытателей, а также графиками, диаграммами и таблицами распространения волн и других явлений приводы. На столах пособия для изучения предмета. Окон в кабинете три. Дверей - две. Одна большая, чтобы учащиеся не застревали в ней, стремясь к изучению великой науки. Другая - маленькая, ведущая в кладовку, где хранились запасные, особенно хрупкие и особо ценные приборы и аппараты.
- Стоп! - сказал Сережка. - К твоему голосу трудно приладиться. Перемодуляция.
- Конечно, у меня голос редкий, - согласилась с Сережкой Ниночка Вострецова.
- Начали! - Сережка включил запись и проиграл вступление на гитаре.
Ниночка пропела первую фразу про заграничное "ай лав ю".
- Стоп! - сказал Серега. - Опять прет.
В кабинет вошла Нитка с красной повязкой на рукаве.
- Перемодуляция, - сказала Ниночка.
- Микрофон не форточка, не пытайся сунуть в него голову, - сказала Нитка.
- Остришь? - Ниночка взяла низкую ноту, похожую на мычание. - Нитка. Нитка, и почему все некрасивые такие злые?
Как раз на последних словах Ниночкиного комплимента в кабинет физики ввалилась компания, а именно: Ленька Соколов, Соколова Наташка и Коля Чембарцев.
- Это наша Нитка некрасивая?! - прямо с порога возмутилась Наташка. - Она даже в темноте красивее тебя.
- Пошли вон, дикари немытые! - Ниночка Вострецова устремилась выталкивать Леньку и Наташку за дверь. - Усвистывайте отсюда, пока уши целы.
- Не наступай! - сказал Ленька и выставил голову навстречу Ниночке. - Тронешь - бодну.
Сережка Коновалов, торопливый и злой от смущения, хотел было схватить Леньку за ворот, но Ленька увернулся и юркнул под стол.
- И тебя, Серега, бодну. Я к тебе по делу пришел.
- Твои воспитанники, - сказала Нитке Ниночка Вострецова. - Хорошие у них манеры. Дикари и есть.
Ленька забрался с ногами на табурет и включил станцию.
- Нам в эфир выйти нужно.
- Куда?
- В эфир. Ты посмотри на человека, - Ленька показал на Колю. - Он Чембарцев. Ему отца искать нужно. Сережка опешил. А Ниночка заявила:
- Известное дело - Соколовы.
Нитка подошла к Ниночке Вострецовой, уставилась ей в глаза.
- У них фамилия не хуже твоей. - Так они и стояли - зрачок в зрачок. Никакие сравнения из жизни птиц не могут передать этого взгляда. Нитка и Ниночка Вострецова смотрели Друг на друга, как две осы из двух воюющих роев.
- Нитка, что ты! - воскликнул Сережка Коновалов - физкультурник. - Ниночка, что ты?! - воскликнул Сережка Коновалов - умелые руки, особо пристрастные к радио и электричеству, и музыкант.
Коля Чембарцев протиснулся между Ниткой и Ниночкой.
- Извините, - сказал он Ниночке. - Позвольте заметить, у вас ресницы отклеились.
- Ах! - Ниночка всплеснула руками. - Ах ты, козявка малокровная! У меня ресницы свои.
- С вами все ясно, - сказал Коля с печалью в голосе.
Этого Ниночка не выдержала, она закричала пронзительно:
- Что тебе ясно? Что тебе ясно?! - На всякий случай она потрогала подкрашенные ресницы. - Уроды! Врываются и грубят... Твое воспитание, Нитка... Еще оскорбляют... - От Ниночкиного голоса запахло сыростью.
- Ты, правда. Нитка... - вступился за Ниночку Сережка Коновалов. - Ну, уведи ты их... Ну, не дело... - Сережка растерянно посмотрел на Ниночку, осторожно вытирающую глаза, и вдруг закричал: - Я, Нитка, не потерплю!
Нитка стукнула кулаком по столу.
- И не зови меня Ниткой! У меня имя есть. У меня нет голоса, чтобы вопить на всю школу, но имя у меня есть. Антонина Стекольникова, к твоему сведению.
Сережка совсем смешался, взъерошил отращенные на затылке волосы, обвел глазами стены, словно искал поддержки у гениальных физиков-теоретиков и великих естествоиспытателей, но, не найдя у них сочувствия, уставился на Наташку. Наташка ему улыбнулась.
- Ух ты, Сережка, - сказала она. - Ух, какой большой, а какой глупый. В тебя же наша Нитка влюблена. Нитка вспыхнула, как говорится, до корней волос.
- Не ври... - прошептала она. - Не смей врать... - Закрыла лицо ладонями и бросилась из кабинета.
- Как интересно, - сказала Наташка. - Чего она, Сережка, в тебе нашла? Волосатый, и уши красные...
- И с нею все ясно, - грустно сказал Коля Чембарцев. Сережка бросился было вслед за Ниткой, но тут же вернулся и, совершенно потерявшись, поделился с Ниночкой Вострецовой:
- Я думал - я ей совсем без внимания. Вот так событие...
- Чувства свои можешь записать на магнитофон. В виде исповеди, - гордо сказала Ниночка.
- Она же в очках - не видно, - пробормотал Сережка. Вдруг, оттолкнув Колю и Наташку, оказавшихся на пути. Сережка выскочил из кабинета и закричал: - Нитка!.. Нитка!..
- Дикари зеленые, - сказала Ниночка Вострецова, отводя от ребячьих взглядов глаза. - Глупые вы тюлени... - Ниночка вышла из кабинета спокойно и подчеркнуто безразлично.
- Дела... - прошептала Наташка.
- Нитка, Нитка! - закричал Коля, трагически заломив руки. Шекспир ушастый в исполнении Смоктуновского.
Радиостанция на столе разогрелась и загудела.
- Я - борт семьдесят семь-четыреста пятьдесят шесть. Вызываю "Кристалл", - сказала она, поскрипывая и постанывая. - Я - борт семьдесят семь-четыреста пятьдесят шесть. Вызываю "Кристалл"...
- Пошло, - прошептал Ленька. - Раскочегарилась. Не то, что у Раисы, - похуже. Из деталей собрана... Иди сюда. - Когда Коля влез на табуретку, Ленька щелкнул переключателем. - Говори...
- Папа! Ну, папа... - сказал Коля в микрофон и побледнел.
- Говори: гидропост Топорково. Я - Коля. Я - Коля... Вызываю гидропост Топорково, - подсказала Коле Наташка. Но Коля крикнул:
- Папа, ты где?! Алё, алё! Папа, я к тебе из Одессы. Я тут... Станция загудела, задрожала. Из нее повалил желтый дым. В кабинет вбежал запыхавшийся Сережка.
- Ниночка... - сказал он. Уставился на ребят мало чего соображающим взглядом и вдруг закричал: - Трансформатор сожгли! На чужой волне работали! Да за это... - Он быстро выключил станцию. Спросил свирепо: - Где Ниночка? - Хотел побежать на ее поиски, но спохватился - затолкал Леньку, Колю и Наташку в кладовую. - Расслабьтесь, - приказал он. - Поотдохните... - Потом закричал: - Нитка!.. Ниночка!.. - И побежал куда-то, навстречу своим собственным сложностям.
Ядовитый желтый дым стлался по полу. В дверь кладовой колотили изнутри шесть кулаков. Ленька вопил:
- Пусти! Открой, говорю! Ух, враг, Сережка!
Коля и Наташка кашляли.
Вдруг в кладовой что-то упало и лопнуло с хрустом. Ленькин крик оборвался. Наташка и Коля враз перестали кашлять.
В Ленинграде все знают про одного мальчика, который, играя с младшей сестренкой в прятки, залез в новый, не включенный еще холодильник и дверь за собой захлопнул. Эх, мальчик, мальчик! Его едва откачали.
* * *
- "Фиалка", я - Залесинский. На гидропосту Топорково никого нет. Собаки голодные, печь выстужена.
- Я - "Фиалка". Вас поняла. Позывные вездехода Чембарцева "Снег", на волне, определенной для вездеходов. Попробуйте поискать по радио.
- "Снег", "Снег", я - борт двадцать пять-пятьсот двадцать.
- "Снег", "Снег", я - "Фиалка"...
- "Снег", "Снег"...
Зимовка соленая губа
В неглубокой котловине на берегу полярного моря, почти по самую крышу занесенная снегом, стоит изба, рубленная из толстенных, выброшенных морем на берег бревен. Впритык к избе, под одной крышей с ней - сараи крепкие. В сараях припас всякий - для людей пропитание, снасти для охоты и рыбной ловли. В крытом дворе катухи для собак и собачья кухня. Это зимовка Соленая Губа. Проживают на зимовке и охотятся в окрестной бескрайней тундре Ленькины и Наташкины родители.
В избе печь русская - горячая. На полу оленьи шкуры разостланы. На стенах ружья разных калибров и винтовки. В углу лыжи. На этажерке с книгами радиоприемник. Электричество светит: слышно, как движок работает, от движка генератор действует.
Мама Наташки и Леньки, Мария Карповна, или, попросту, тетя Муся, вошла в избу - в руке ракетница, на голове платок шерстяной накинут. Включила приемник.
- "Снег", "Снег", я - "Фиалка". "Снег". "Снег", я - "Фиалка", - заговорило радио. - Гидролог Чембарцев, если у вас поломка, бросайте вездеход и добирайтесь на лыжах до ближайшей зимовки.
- Никак Евгений потерялся, Чембарцев? - Мария Карповна заглянула в печку, откуда духовито пахло жирными щами и котлетами оленьими с перцем. - Он же сына поехал встречать... - Мария Карповна постояла, прислонясь к печке спиной, потом нагребла ракет из ящика, прикрытого шкурой, и вышла из избы.
Ночь над зимовкой просторная - вокруг чернота и сияние вверху, от горизонта до горизонта. Над самой головой сияние медленно пляшет, колышет сверкающими полотнами. Так в детских снах танцуют над головой феи. Шепчут добрые феи детям: "Усни, усни - успокойся..."
- Я тебе усну! - говорит Мария Карповна. Горячая красная ракета, шипя, ушла к северному сиянию. Рассыпалась искрами, словно ударившись о прозрачную твердь. За ней зеленая, желтая и опять красная. Стоит Мария Карповна на крыльце - воюет с ночью и одиночеством. Одна, как маяк. Послышалось ей - собаки залаяли.
- Что ли, мерещится? - сказала она.
Собаки залаяли ближе.
- Ишь ты, Казбек лает. И Жулик...
Мария Карповна почесала затылок ракетницей и закричала во весь голос:
- Степан!.. Степан!.. - и побежала в избу, скатерть стелить крахмальную, ставить на стол хлеб теплый, ею самой выпеченный, селедку малосольную, нежную, что твоя семга, тарелки глубокие и ложку крепкую. Нож Мария Карповна не положила, - муж всегда своим ножом действует, ему охотничий нож привычнее.
Одиннадцать крупных псов залаяли, завизжали возле избы. Даже сквозь обитые войлоком двери различила Мария Карповна их усталое дыхание с хрипом и свистом.
- Легли, - сказала она. - Сейчас явится. - Стояла Мария Карповна возле стола, чтобы своим раскрасневшимся видом сделать еду и закуску, и тепло избы еще радостное. - Снег с унтов стряхивает, - прошептала она.
Дверь отворилась. С облаком морозного пара вошел в избу Наташкин и Ленькин отец, Степан Васильевич Соколов, промысловый рыбак и охотник - заслуженный в своем деле мастер.
- Ты чего же так долго ехал? - спросила Мария Карповна, подвигаясь к нему.
- У Ветровой горы был, вон как далеко... Ну, чего ты... Мария Карповна попыталась его обнять и даже поцеловать в заросшую щеку, но после такого приветствия отодвинулась.
- Чего-чего, - сказала она сердито. - А ничего, вот чего.
- Да я ж не про это... Я говорю - с мороза я. И весь грязный.
- Да нешто я буду ждать, пока ты умоешься, - всхлипнула Мария Карповна. - Двадцать лет в этой пустыне проклятой маюсь, а все привыкнуть никак не могу. Люди нормальные в городах живут, с газом, цветы нюхают, пирожные кушают. А тут... Везде беспокойно: где воюют, где земля сама сотрясается. А я тут бессильная - всех слышу, а помочь не могу. Я это радио разобью! - Мария Карповна привстала на цыпочки, все-таки дотянулась - чмокнула мужа в щеку. - Сними капюшон-то, - сказала она ворчливо.
- Потом, потом, мать. Собак распрягать пойду - лежат, языки на снег вывалили. Всю неделю в упряжке. - Легко отстранив Марию Карповну, Степан Васильевич ушел распрягать собак, чтобы залезли они отдыхать от работы в теплые катухи на мягкую подстилку.
Мария Карповна подошла к приемнику. Заметив ракетницу, забытую на столе между селедкой и маринованными огурчиками, Мария Карповна ткнула ею в приемник.
Приемник похрипел, посвистал соловьем и сказал мягким Раиным голосом:
- Тетя Муся, ваши ребята чувствуют себя превосходно. Здоровье у них отличное, аппетит прекрасный. Мария Карповна закричала во двор:
- Степан, Степан! Иди, про ребят передают. Аппетит у них прекрасный.
- У них всегда аппетит прекрасный, - ответил Степан Васильевич со двора. - Собаки так уходились - в катухи заползти не могут.
- Про ребят передают, а ты про собак! - гневно крикнула Мария Карповна. - Ты, никак, собак по катухам на руках разносишь?
Степан Васильевич просунул голову в избу, послушал.
- Где же передают, свистят только. Мария Карповна бросилась к приемнику, принялась его шевелить и подстраивать.
- Что же ты замолчала про ребят-то?.. Сейчас скажет.
- Собакам корм задать нужно.
Мария Карповна ударила по верхней крышке приемника кулаком, как это делают многие нетерпеливые люди.
- Ты послушай, что делается. У Воронина острова под полярной станцией льды лопнули. Самолет к ним пошел, а у них уже полосу разворотило. Евгений Чембарцев потерялся. Поехал сына встречать и потерялся, розыск ведут по радио. Сын сиротой растет, - год назад мать померла, теперь вот отец потерялся.
Степан Васильевич вздохнул.
- Собакам все же корм задать нужно.
Охотник и зверолов сам за стол не сядет, пока собакам своим корм не задаст. И Мария Карповна не могла в этом правиле мужу перечить.
- Директор говорит, Наташа и Леня ребята способные, только очень торопятся, - сказало радио Раиным добрым голосим. - Тетя Муся, вы не огорчайтесь, сейчас все ребята торопятся. Может, им витаминов много дают. Я как на них посмотрю - и глазах рябит. И все-то они знают, и обо всем рассуждают. Только что Наташка и Ленька у меня тут толкались... - Радио снова засвистало, завыло, заулюлюкало.
Мария Карповна принялась его трясти, и постукивать, и подшлепывать. Она даже вспотела, борясь таким образом с электрическим мусором в атмосфере. Она была уже красная, и волосы ее растрепались, когда вошел со двора Степан Васильевич.
- Ух, враг, - сказала ему Мария Карповна. - Вот они, твои детки. Все в тебя, всё куда-то торопятся, только предметами заниматься не торопятся.
- Здоровые, сытые - вот и торопятся, - спокойно ответил Степан Васильевич. - Где-то у меня мазь была? По льду собаки шли. Лед острый, как рашпиль, - собаки все лапы в кровь изодрали.
- Успеешь! - закричала на пего Мария Карповна. -
Уймись - про детей послушай.
- Тетя Муся, двойку Леня исправил, - вдруг сквозь свист и треск произнесло радио.
Мария Карповна растерянно повернулась к мужу.
- Это какую двойку?!
- Обыкновенную, - ответил Степан Васильевич, но дальше шутить остерегся: в глазах Марии Карповны было столько гневной печали, недоумения, усталости и досады, что Степан Васильевич посадил ее на стул и погладил, как маленькую, по голове. - Ты вроде похудела, что ли? Может быть, в отпуск тебе? На курорт?
- Что я там не видала? Жару я твою не видала? - Представила Мария Карповна черноморский зной летом, очереди в кафе и рестораны, чтоб пообедать.
Потом Мария Карповна втянула запах духовитых щей, которые наварила к приезду мужа и уже третьи сутки кипятит и морозит, чтоб не прокисли, и направилась к печке. По дороге вспомнила она Ленькину двойку и грозно потребовала, поворотясь к мужу.
- Степан, где ремень? Куда ты ремень спрятал?
- А где моя мазь? - спросил Степан Васильевич в свою очередь.
- Вон она, твоя мазь, на подоконнике.
Степан Васильевич снял с себя ремень, протянул жене.
- Ты ремень, что ли, спрашивала? Мария Карповна посмотрела на ремень долгим тоскливым взглядом.
- Ух, Степан, ух, враг. Чего ты мне этот ремень суешь? Зачем мне ремень, если выпороть некого? Как я их выпорю, если я тут, а они там? Интернаты специально придумали, чтобы ребят от ремня спасать.
- Ничего, собак запряжешь - погоди, отдохнут, - в поселок съездишь, устроишь им выволочку - и обратно. Только, слышь, не задерживайся, по гостям-то не больно бегай, мне без тебя скучно жить. - Степан Васильевич опоясался ремнем, понюхал собачью мазь - видать, крепкий от нее дух шел, если его лицо перекосилось и сморщилось, - чихнул громко и ушел собакам лапы лечить.
- Умный какой, как Ленька, - проворчала ему вслед Мария Карповна. Имена своих старших сынов она в суете не поминала, только к месту и с гордостью, поскольку один уже работал механиком, а второй учился на инженера-металлурга. - Я на поездку сколько дней потеряю - туда, обратно да там побыть? Я их погодя выпорю, когда они на каникулы в марте приедут. - Мария Карповна достала щи из печки, большущую миску, котлет оленьих, тушенных в подливе с чесноком и перцем. Пожалела своих невесток, которым в Норильске за всяким продуктом нужно в магазин бегать. Пожалела Наташку и Леньку, которым тоже, наверное, оленьих котлет хочется, поскольку они очень их любят и съедают по десяти штук враз, а потом ходят - от живота стонут. Всхлипнула Мария Карповна тихонько, чтобы муж во дворе не услышал, и прошептала: - Обросли небось. Под ногтями, наверное, уголь...
- Зимовка Соленая Губа, - сказало радио ласковым Раиным голосом. - Тетя Муся, напоминаю: в пятнадцать часов тридцать минут вы услышите ваших ребят. Они будут говорить.