Егор начал отвлекаться, рассеянно думать о своем. О поездке в Среднекамск и возвращении с Михаилом… Михаил с той поры знать о себе не давал, хотя обещал позвонить… Егор поймал себя на том, что думает о молчании Михаила с досадой… Что за чушь! Больно ему, Кошаку, это надо!
История Спартака на экране кончилась не так, как в учебнике и книжках. Это на минуту доставило Егору удовольствие. Оказывается, Спартак (по крайней мере, в фильме) был вовсе не такой уж герой, а тоже человек со страхами и слабостями. И в последние минуты не избегнул унижения…
Обратный автобус оказался полупустым. Егор устроился один на задней скамье. Впереди него занимала два сиденья обширная тетушка. Из-за тетушки виднелись две мальчишечьих вязаных шапки. Одна - коричневая, гребешком, другая - синяя, с белым пушистым шариком. Шапки были знакомые, особенно коричневая. А торчащие уши и тонкая шея старшего мальчишки - тем более. А когда Егор услышал голоса, стало совсем ясно, что это Ямщиковы.
Младший Ямщиков звонко и решительно критиковал фильм:
- Откуда они взяли, что он в плен попался? Джованьоли пишет, что он в бою погиб!
"Смотри-ка, мышонок читал Джованьоли!"
Редактор не то согласился, не то заспорил с братом:
- Дело даже не в этом. У Джованьоли ведь тоже не точная история, а роман. Главное, что американцы вообще всего Спартака исказили. Показали, будто он всю жизнь был раб в душе и таким остался до смерти. Видать, им это выгодно…
- Потому что они сами за рабство!
- …Они показывают, будто он был рабом и сыном раба. А это чушь, - негромко, но отчетливо негодовал Редактор. - Он был фракийский воин и попал к римлянам в плен. А потом поднял восстание… Он бы ни за что на свете не дал распять себя!
- Конечно! У него же меч в руках был! А он…
…Меч Спартаку, схваченному после битвы, дали римляне. И молодому воину, другу Спартака, дали. Обступили их плотным кругом. Красс надменно сказал:
- У вас будет последний гладиаторский бой. Один из вас умрет от меча. А победитель будет распят.
И вот друзья кидаются друг на друга. Каждый старается убить товарища, чтобы избавить его от позорной смерти на столбе с перекладиной. Спартак сильнее, он побеждает. И медленно умирает, привязанный к приколоченному на высоте брусу…
- У них же были мечи! - опять стеклянным от обиды голосом сказал Ваня. - Если по правде, они бы на римлян, а не друг на друга кинулись! Они бы сколько еще врагов искрошили!
- По правде так и было, - утешил брата Редактор (а Егор усмехнулся). - Даже еще лучше. Спартак в последней битве дрался двумя мечами. Враги его окружили, а он швырнул в них свой тяжелый щит, подхватил левой рукой второй меч и рубился, пока был жив… Его потом нашли под грудой римлян…
Ваня негромко (почти неразличимо для Егора) сказал:
- Я про это не знал… про два меча. В книжке, по-моему, этого нет.
- Про Спартака ведь не одна книжка. Я читал…
Егор сидел, втянув голову и отвернувшись к окну. Не хотелось, чтобы Ямщиковы узнали его. Но они назад и не смотрели. На остановке у овощного магазина они вышли через переднюю дверь, а Егор выскочил сзади, зацепив заругавшегося пенсионера.
Чтобы огрызнуться, Егор на две секунды задержался и мельком услышал Венькины слова. Тот сказал братишке:
- Беги в булочную и сразу домой. А я капусту куплю…
Но тут же Егор перестал думать и о вредном пенсионере, и о Ямщиковых, потому что увидел Копчика.
Копчик топал вместе с "нетаверновскими" дружками Чижом и Хныком. Теми самыми, с кем ловили Редактора. На ходу Копчик отдирал зубами крышку сигаретной пачки.
Егор почувствовал, как хорошо сейчас, в этой уличной промозглости, подымить, погреть себя уютным табачным огоньком. Но просто так подкатывать к Копчику было неинтересно. Лучше сделать наколочку - выскочить неожиданно. Копчик вздрогнет и, может быть, даже завизжит, он же истеричный. Правда, потом он заноет: когда Кошак отдаст деньги за кассету? Егор объявил, что потерял ее, и Копчик требовал девятнадцать рэ: девять за саму кассету и червонец за ценную запись. С него, мол, тоже трясут… Ну ничего, три недели терпел, потерпит еще…
Егор знал, что Копчик с дружками пойдет к своему дому по Калужской. Это была улица с вековыми березами и домами купеческих времен. Некоторые дома стояли разрушенные. Городские власти поступали с ними крайне бестолково: выселят людей из старого особняка, разломают его и оставят в таком виде. Развалины темнеют оконными проемами, зарастают крапивой…
Егор, незамеченный Копчиком и компанией, поспешил вперед и укрылся в разбитом особняке с остатками узорного чугунного крыльца. Притаился у внутренней стены с клочьями обоев - так, чтобы из глубины видеть через пустое окно улицу.
Крыша над головой была пробита. Неожиданно пошел крупный снег. В проломе, на фоне светлого неба, он казался темно-серым, а черную землю и серый забор в оконном проеме заштриховывал белыми густыми росчерками. Егор поднял воротник, придвинулся к окну, чтобы не прозевать Копчика.
Но сперва он увидел Редактора, тот поспешно шагал и вертел головой: снег залетал ему за широкий ворот, на голую тощую шею. А руки у Веньки были заняты - в одной школьная сумка, в другой авоська с тяжелым вилком.
Егор мельком и привычно позлорадствовал: как Редактору снег-то за шиворот! И услышал топот: Веньку догоняли.
Венька по-петушиному оглянулся и сразу встал спиной к толстой березе. Не побежал. Куда убежишь от троих-то, да еще с грузом. Хотя не в грузе дело. Егор понимал, что Редактор не побежал бы и налегке…
Со странным чувством удовольствия (попалась птичка!), любопытства и неловкости Егор опять отодвинулся в глубь разрушенной комнаты - чтобы остаться незамеченным и посмотреть бесплатный спектакль. Ну что, Редактор? Это тебе не про Спартака рассуждать, который с двумя мечами на толпу римлян. Это реальная наша житуха, никакой романтики. Не Красс и не Помпей, а Копчик с двумя дружками, не слыхавшими ни о Джованьоли, ни о законах рыцарских поединков. Они народ простой…
Копчик вынул изо рта сигарету, притушил о лад онь и спрятал в карман. Сказал почти ласково:
- Ямщик, не гони лошадей…
- Чего опять надо? - отозвался Венька. Безнадежным тоном, но и без заметного страха. Даже с ноткой пренебрежительной скуки. Уловив эту нотку, но еще сдерживаясь, Копчик процедил:
- Так, Ямщичок, ничего нового. Давно тебя не били.
- Последний раз аккурат десять дней назад, - хихикнул Чиж.
- Ну, давайте, - тихо сказал Венька и, кажется, рищурился (за снегом не разглядишь толком). И опустил на землю сумку и вилок в сетке.
- Щас махаться опять будет, - сопя, сказал низкорослый, толстый Хнык. - В тот раз по губе мне задел, подлюка. Щас не заденешь…
- Ох и надоели вы мне, гады, - уныло произнес Венька. - Хоть бы понять: чего вам надо-то? Чего вяжетесь?
Чиж опять хихикнул по-своему ("х-хых…") и приготовился. Оглянулся на Копчика. Но тот вдруг предложил миролюбиво:
- А ты откупись, Венечка. Недорого возьмем.
- Да? - непонятно сказал Редактор.
- Ага! - обрадовался, даже подскочил Хнык, самый глупый из троих. - По трояку на нос! Всего!
- Много себя ценишь, - холодно сказал ему Копчик. - Хватит и по рублю. Не в деньгах счастье. Не правда ли, Веня?
В голосе Копчика Егор уловил насмешливо-философскую интонацию. Странно знакомую, но Копчику не свойственную. И вдруг понял: таким тоном в давние времена говорил иногда Боба Шкип. И оттого, что Копчик, скотина, пытается подражать Шкипу, Кошака резанула злость. Вот выскочить бы да врезать Копчику по соплям! А потом и двум его холуям. Это хорошо получилось бы, если нахрапом! А может, и Редактор хоть маленько помог бы…
Егор даже улыбнулся, представив такую неправдоподобную вещь. И прикинул в уме: а что было бы потом? Наверно, многое в жизни пошло бы по-другому… По-другому - это как? Куда и зачем? Без "таверны"? И главное, ради кого? Выходит, ради Редактора? Лезет же в голову всякое…
Копчик - он все-таки Копчик. Хотя и противный иногда, но свой. И понятный. Вот и сейчас он ясен Егору, как дважды два. Не так уж важно Копчику раскровянить еще раз Ямщикова. Главное для него, как было и для Кошака, переломить Редактора. Без битья - даже лучше. Пусть покорится страху, пусть послушным станет. Иначе какая-то неуверенность на душе…
И, давя в себе эту неуверенность, Копчик повторил:
- Хватит трояка на всех. Недорого. Выложишь, Ямщичок?..
- Если бы вы знали… - громко выдохнул Венька.
- Если нету, мы подождем, - сунулся Чиж. - Ага, Копчик?
- Если бы вы знали, - устало сказал Редактор, - как вы мне осточертели… Я бы все деньги, какие смог достать, отдал бы, чтобы не видеть никогда вас больше…
Егор не дышал в своем углу, чтобы слышать все. Сквозь летящую сетку снега он смутно видел Веньку с неразличимым лицом и спины троих. И тихо было так, что слышался шорох снежных мух.
- Так что? - нетерпеливо разбил тишину Чиж. - Нету, что ли?
- Да не в этом дело, - печально сказал Редактор. - Не могу я, Копчик, дать вам по рублю.
- Не ценишь, значит… - Копчик покивал. - А ладно, мы не гордые. По двадцать копеек дашь? И не тронем больше, гад буду, если совру.
Егор совсем замер. Обидно же, если ему, Кошаку, Венька не уступил, а Копчику теперь сдастся! А ведь он может! Потому что здесь и гордость можно сохранить! Отдаст Копчику с друзьями двугривенные и усмехнется:
"Все, в расчете! Гуляйте и помните уговор…"Получится, что он не откупился, а вроде бы кинул по обглоданной косточке зубатым псам.
Но нет, Редактор не способен был на уловки с собой.
- Не выйдет, Копчик, - сказал он.
- А может, хоть гривенник? - серьезно спросил Копчик. - Один на троих? А, Веня? Так сказать, символически…
Это было уже совсем интересно. У Егора жилки напряглись от любопытства и невольного сочувствия Редактору.
- Ни копейки я не дам, отвяжись, - отозвался тот.
- Даже ни копейки?! - у Копчика проскользнула истерическая нотка. Но он сдержал себя. Кажется, заулыбался: - А может, копейку-то дашь? Ну, одну копеечку? Маленький медячок? А? - Копчик спросил это почти жалобно.
- Ни гроша, - сказал Венька и вздохнул.
- Неужели такой жадный? - голос Копчика стал зловеще-ласковым. - Всего копеечку. Не дашь - по морде опять набьем. Дашь - больше никогда не трону. Неужели для этого жалко медяка?
- Да не жалко, - убежденно и спокойно, будто они просто так беседуют, разъяснил Венька. - Не жалко мне медяка. Я же говорю, кучу денег не пожалел бы, только чтобы ты отвязался от меня… Прискребаешься все время, засады дурацкие устраиваешь. Знаешь как опротивело!
- Ну, так в чем же дело? - удовлетворенно спросил Копчик.
- А ни в чем, - устало сказал Венька. - Не могу я от тебя откупаться. И бегать не могу. Мне потом противно будет перед самим собой: какого-то Копчика медяками задобрить хотел…
Копчик быстро ударил его по зубам. Венька нагнул голову, вскинул руки и бросился на Копчика. Было видно, что бросился безнадежно - лишь бы не стоять беспомощно, когда бьют.
Его сбили на землю сразу - Хнык ударил сбоку, а Чиж дал подножку. И Егор успел заметить, как Редактор прикрыл голову и как его успели пнуть несколько раз. Но раздался гневный мужской голос, и компания в секунду "дала ноги", исчезла за снегом. Венька вскочил.
Рядом с ним оказались мужчина и женщина, пожилые. Женщина охала и отряхивала Редактора, мужчина что-то спрашивал и кашлял. А Егору на секунду почудилось, что Венька смотрит в оконный проем и видит его, Кошака. Ерунда, конечно…
Егор ощутил вдруг, что мускулы у него натянуты, как для скачка. С чего бы это? Уж не хотел ли он с полминуты назад выскочить и вмешаться в драку? Чушь какая…
Он расслабил мышцы, по-кошачьи скользнул за внутреннюю перегородку, прошел несколько разрушенных комнат и оказался на пустыре. Снег валил все гуще (не зима ли наконец пришла?). Егор поверх шапки натянул капюшон. И дворами вышел на большую улицу Первомайскую. Смутно было на душе. Неясно.
Дома постоял перед стеллажом, отыскал "Спартака" Джованьоли, бухнулся на тахту, полистал, усмехаясь. Отбросил книгу.
Вспомнил, как лихо улепетнули Копчик, Хнык и Чиж. Подумал: "Повезло Венечке, что прохожие появились". Потом подумал еще - будто со стороны услыхал: "А может, и Копчику повезло…" И уж совсем дурацкая мысль проскочила: "А может, и всем нам…"
Лучше всего было бы пойти в "таверну" и рассказать про этот случай. Как перепуганно Копчик драпал от пары пенсионеров. Приукрасить, конечно. Будет общая ржачка, а Копчик станет лупать глазами: откуда Кошак все знает?
Но вставать было лень. И "ржачки", по правде говоря, не хотелось. Вот если бы, как раньше, был в "таверне" Кама с гитарой…
Мы помнить будем путь в архипелаге,
Где каждый остров был для нас загадкой…
Порог
С утра болела голова и скребло в горле. Егор сначала не хотел даже идти в школу. Но потом подумал, как мать пристанет к нему с градусником и таблетками: "Глотай, Горик, не капризничай, это от головы, а это от жара…" Хотя знает, что его от любых таблеток с души воротит.
Сонно и тупо, ни о чем связно не думая, отсидел Егор на уроке истории. И продолжал сидеть после звонка. Все с гвалтом и толкотней спешили из кабинета, а Егору лень было вставать. Наконец встал, поволок за ремень к двери грузную сумку…
И в дверях - лицом к лицу - сошелся с Ямщиковым.
Был Редактор бледный, и глаза у него пылали. Именно это книжное сравнение пришло в гудящую голову Егора, когда наткнулся на Венькин взгляд. Редактор (подумать только!) загородил Кошаку дорогу и тихо, с придыханием выдал:
- Ох, и подонок, ты, Петров…
Егор даже забыл про хворь. Замигал. И хотел спросить ехидно, а получилось глупо:
- А… чему обязан?
Часто дыша от ненависти, Редактор объяснил:
- Раньше я думал, что ты просто сволочь. А ты еще и трусливая сволочь…
Врезать Редактору - это было проще всего. Кажется, Венька того и ждал. Сам нарывался. А Егор опять ощутил вялость и тупую боль в голове. Он отвел глаза от Венькиных зрачков, посмотрел ему в лоб и сказал пренебрежительно:
- Люблю узнавать про себя что-то новое. Подробности будут? Насчет трусости.
- Думаешь, я не знаю, что это ты Копчика с его шестерками на меня вчера натравил? А сам - в укрытие? Чтобы характеристику не испортить!
- Я?! - изумился Егор. Помолчал, соображая. И себе уже, а не Веньке сказал: - А… Заметил, значит…
- Да, Кошак. Ты увлекся зрелищем и неосторожно высунул свою трусливую морду.
- Было бы на что смотреть… - хмыкнул Егор, и вдруг стало неловко. Сам этому удивился. И чтобы задавить глупую стыдливость, обстоятельно разъяснил: - Да, сделалось интересно, как ты начал махаться на Копчика. Просто цирк.
- Трое на одного - всегда цирк, - сипло сказал Венька. И Егор ощутил его ненависть, как ощущают кожей холод или жар. "А ведь есть от чего…" - вдруг подумал он. Без сочувствия Редактору, конечно, без смущения уже, а так, аналитически. Себя и Веньку переставил в уме, как шахматные фигуры. Будто его, Кошака, трое прижимают к березе, а Редактор, ухмыляясь, глядит из развалин. Тут, пожалуй, заведешься…
- Ну, и чего ты хочешь? - спросил Егор.
- Хочу выяснить. Ты стопроцентная падаль, или что-то от человека осталось?
- Любопытно… - Егору в самом деле стало любопытно. - А как?
- Если ты меня за что-то не терпишь, можешь один на один? Или вы там привыкли только сворой, по-шакальи?
- Стыкнуться, что ли? - удивился Егор.
- Хоть прямо здесь, хоть за гаражами на дворе! Боишься? Конечно, ни Копчика рядом не будет, никого другого…
Кошаку не нужен был Копчик, если такое дело. Кошак, даже кислый и вареный, как сейчас, мог срезать Редактора одним приемом, раскатать в блин, сложить вдвое и вчетверо и законопатить им любую щель. Но… а потом-то что? Венька утрет кровь, залечит ссадины и останется в своей прежней непобедимой ненависти. И все равно будет думать, что Егор - наводчик.
- Измордую я тебя, а какой смысл-то? - спросил Егор.
- Боишься, - искренне сказал Венька. В гневном своем запале он, видимо, ощущал силу совладать с Кошаком.
- Ну, давай… - вздохнул Егор и отступил в кабинет. - Давай уж здесь, пока никого нет. Это быстро… А на дворе холодрыга… - Его передернул озноб.
Венька сжал губы и шагнул следом. Абсолютно бесстрашный, он был сейчас даже симпатичен. Егор сделал еще шаг назад и сел за ближний стол. Подпер щеку.
- Подожди, Редактор. Одно слово… Ты сейчас, возможно, мне даже и навешаешь по ушам. Я сегодня полудохлый, а ты в таком… яростном вдохновении. Как Спартак, который с двумя мечами на римлян… - Он заметил, как у Веньки удивленно обмякли и разомкнулись губы, приподнялись брови. - Я только хочу, чтобы ты знал… Это я честно говорю: Копчика с ребятами я не наводил. Я его сам там подкарауливал, чтобы выпрыгнуть и шмон устроить. А тут тебя черт принес…
- Заврался, Кошачок… - презрительно сказал Венька.
- Да нет же! - Егор сам удивился, как ему хочется, чтобы Редактор поверил. А зачем? Не все ли равно… - А впрочем, твое дело, не верь… - Он вытолкнул себя из-за стола. - Айда к доске, там просторнее… Только потом бочку на меня не кати, не я начал.
- Не бойся, скажу, что я…
Начать они, конечно, не успели. Ворвалась в кабинет орава из восьмого "Б".
- Ну вот… - сказал Егор Веньке.
- Выкрутился, - бросил ему Редактор. Брезгливо, но, кажется, и с тайным облегчением. Оба вышли в коридор. Венька на прощание смерил Егора взглядом - будто плюнул.
- Можно ведь и за гаражами, - сказал Егор. - Только уж на другой перемене, сейчас звонок будет…
- Ага! А ты сбеги с урока и позови свою кодлу!
- Не позову, обойдусь и так… Хотя дурак ты, Редактор. В двадцатом веке живешь, а все в рыцарей играешь…
- А ты в кого?
- А я - в себя… - отозвался Егор. Потер лоб и удивленно сказал: - Вот черт… Мне почему-то хочется тебе доказать, что не звал я вчера Копчика. Глупо, конечно…
- Не глупо, а бесполезно, - глядя в сторону, ответил Венька. Без прежней злости, утомленно. - Ну ладно, я поверю. А что с того? Все равно ты подонок и я тебя терпеть не могу.
- Закономерно, - усмехнулся Егор. - За что тебе меня любить?
Им бы разойтись, а они шли по коридору как приятели. Со стороны казалось - одноклассники беседуют о привычных делах.
- Я не про "любить", - глядя под ноги, разъяснил Венька. - Я ненавижу… таких, как ты.
- Каких?
- Таких вот… которые не живут, а приспосабливаются.
- Я? Приспосабливаюсь? - по-настоящему удивился Егор.
- А разве нет? Везде. На улице тебя бандюги из "таверны" берегут. А в других случаях важный товарищ Петров за сыночка заступится. Один звонок по телефону - и все в порядке…
- Много ты знаешь, - тяжело сказал Егор.
- А что, не так?
- Ну… пускай так. А тебе завидно?
- Вот еще. Без дружков да без папаши ты чего стоишь-то?
- А ты? - огрызнулся Егор. Без злости, автоматически.
- А при чем тут я? Мне и не надо, чтобы кто-то мне завидовал. И другим я жизнь не отравляю…
- Как знать…
- А вот так и знай! Если я с кем спорю, то честно. На глухих дорожках, да еще с помощниками, никого не караулил.
Егор кивнул: