Ну теперь - в самом деле все. Егор обмяк в недрах глубокого кресла. Хорошо все-таки, когда подозрения уходят, а загадки объясняются вот так, без боли…
…И дальше в самом деле было хорошо. Пили чай с каким-то необыкновенным, невесомым, как облако, пирогом. Говорили про Новотуринск, про студию, про школу. Денис перестал глядеть исподлобья и со смехом рассказал про недавнее классное собрание, на которое вызвали мать двоечника Эдуарда Редьковского для объяснения, а оказалось, что это не она, а знатная ткачиха: ее пригласили в соседний класс на торжественную встречу, а она перепутала…
- А наша классная на нее с ходу давай нести: "Я на ваше производство напишу, как вы детей воспитываете!" А потом извинялась, ахала: "Это все опять из-за тебя, Редьковский! Почему ты не сказал, что это не твоя мама?" А он: "Но вы же всегда говорите, что учителю виднее"…
- Мне ты этого не рассказывал, - ревниво заметил Олег Валентинович. И пожаловался Егору: - Обычно из него двух слов подряд не вытянешь, а сегодня разговорился.
Денис сказал, что он развлекает светской беседой гостя.
Пото Наклонов на пари вызвался разгромить Егора и Дениса в сеансе одновременной шахматной игры. И разгромил за пять минут. И с сожалением посмотрел на часы.
- Наверно, Егору пора домой. А то влетит ему и нам.
- Не влетит, но пора…
Наклонов отвез Егора на машине, хотя тот повторил, что здесь и так недалеко. Теперь Денис и Егор сидели сзади, рядом. Молчали, но без натянутости. Когда прощались, Денис протянул руку - пальцы были очень тонкие, но крепкие. Сказал:
- Пока… Заходи.
- Ага. Может быть, загляну…
Наклонов спросил:
- Егор, а ты не знаешь, не осталось в бумагах Толика что-нибудь связанное с Крузенштерном? Вдруг он записывал что-то? Черновики какие-нибудь… Нет?
- Только те стихи. И еще портрет Крузенштерна. Он его рисовал, чтобы подарить… одному человеку.
У Егора не было теперь и тени подозрения, но называть Курганова он все же не стал.
…Уже в постели Егор подумал: как хорошо, что он сегодня не помчался сломя голову в Среднекамск. Трясся бы сейчас в вагоне, один со своими сомнениями и глупыми шпионскими версиями. И неизвестно, чем бы все это кончилось. А теперь действительно есть что рассказать Михаилу…
И надо Михаила еще кое о чем расспросить. И тетю Варю - что она знает о характере брата… Неужели он в детстве так боялся грозы? Может, была еще какая-то причина, из-за которой он ушел от ребят в походе и поссорился с Наклоновым?
Так давно это было… И об этом давнем Егор мог судить только по рассказам людей, которые помнили, конечно, не все… И тем не менее многое он уже знал. Он мысленно приблизил к себе фотографию ребят, снятых у сломанной эстрады в старом саду, превратил ее в киноэкран. И постарался представить лето сорок восьмого года как цветной фильм. Все по порядку… Вот бежит, спасаясь от погони, Шурка Ревский. Вот попадает в плен к робингудам Толик… Вот игры. Поход. Разбитый самолет… Потом один из мальчишек приносит Толику сломанный меч (знает Егор и про это!). И затем - одиночество. Про это Егор тоже знает… Одно утешение у Толика - рукопись Курганова. Мать печатает - он читает… А потом печатает и сам. Эпилог…
Э-пи-лог.
Что?.. Егор стряхнул одеяло и сел.
Толик Нечаев мог рассказывать ребятам о кадете Егоре Алабышеве. Но о капитан-лейтенанте Алабышеве рассказывать не мог. Он узнал о его взрослой жизни и гибели уже после ссоры с робингудами!
Егор вдруг вспомнил, как Наклонов быстро снимает и протирает большие блестящие очки…
Пишущая машинка "Ундервудъ"
Егор хотел пойти к Ямщиковым утром. Самое время: Аркадий Иванович и Анна Григорьевна на работе, стесняться некого, а Ванька наверняка в первые дни каникул дрыхнет допоздна. Значит, дома… Но Алина Михаевна плачущим голосом сказала:
- Хотя бы в каникулы ты можешь помочь матери? Сколько я буду крутиться одна, как белка в колесе? За картошкой некому сходить…
Раньше матери помогала живущая неподалеку бабка, крепкая и деловитая. Носила с рынка тяжелые сумки, делала уборку, стиркой занималась. Мать ей сколько-то там платила. Но теперь, когда "скоро останемся без единого гроша", от бабкиных услуг Алина Михаевна отказалась.
Егору не хотелось крика, жалоб и споров. Молча он взял сумку, деньги ("сдачу проверь и не потеряй") и пошел на рынок. В квартале от рынка наткнулся Егор на Валета.
В этом году они встретились впервые. Валет вытянул губы дудочкой, приподнял брови и светски сказал:
- О! Какая приятность… Рад вас видеть, сеньор…
- Взаимно… - Егор остановился.
- Как поживаешь, Кошачок? Нигде не болит? Мурлыкаешь?
- А чего нам… Не каплет и не дует.
- И совесть чиста, верно?
Егор прищурил правый глаз и наклонил набок голову.
- Гибкое ты существо, Кошак, - с ноткой зависти сказал Валет. - Умеешь вовремя уйти в щелку.
Егор прищурил левый глаз и перекинул голову к другому плечу. Спросил:
- В смысле?..
- В смысле, что вовремя слинял из "таверны".
- А при чем "таверна"? Курбаши колесики катал на стороне.
- Катал на стороне, а зацепило и нас кой-кого…
- Ну ты, по-моему, вполне на свободе, и вид цветущий.
- Оно так… Но потаскали и меня. Знал бы, что они, гады, мне клеили…
Егор зевнул:
- Догадываюсь, что они тебе клеили.
- Да только фиг им! Доказательств-то фью… А тебя, значит, не трогали совсем?
- С каких бы это щей меня кто-то трогал?
- Ну… я подумал: вдруг узнали про кассету. Лишний козырь против Курбаши.
Егор начал смотреть на Валета долгим насмешливо-сожалеющим взглядом.
- Не было кассеты, - наконец дошло до Валета.
- Ты умный мальчик.
- Я вообще-то с самого начала предполагал. А Курбаши трясся и бледнел: "Есть она, есть, я чувствую…"
- Дотрясся он и без кассеты, - вздохнул Егор.
Валет сказал опять:
- А ты гибкое существо.
- Хочешь жить, умей вертеться, - подыграл Егор.
- А жить ты хочешь, - полувопросительно заметил Валет.
Егор моментально подобрался:
- Это как понимать?
- А так, Кошачок. Хочу намекнуть по-дружески. Кто-то оч-чень недоволен горькой судьбой Копчика. Слышал я это стороной… Считают, что ты здесь во многом виноват.
- Я?! - рявкнул Егор. - Значит, это я на Веньку с шилом полез?! А сволочь Копчик ни при чем?
Валет улыбнулся с оттенком превосходства:
- Не надо так примитивно… Выражаясь по-научному, ты был источником первоначального конфликта. Сперва стравил Копчика с Редактором, потом на Копчика же накапал Венькиным предкам…
- Это кто же пришел к такому… научному выводу? - ехидно прищурился Егор. Но душа у него захолодела.
- Любой придет, если поразмыслит. И ты сам…
- Я не стравливал Веньку и Копчика… - Егор постарался твердостью тона скрыть внутреннюю беспомощность. - У них было это еще до меня. И на Копчика я не капал. Я хотел уберечь Ямщиковых от поджога, а на Копчика, как такового, мне было начхать. К тому же я его предупредил честно, при всех…
"Чего я оправдываюсь?" - подумал Егор.
Валет примирительно сказал:
- Да мне-то что? Я тебе только намекнул, чтоб ходил с оглядкой, особенно после захода солнца. Если Копчику срок отвалят, Салтан это так не спустит…
Егор знал, что суда еще не было. Тянулось неспешное следствие. Чижа и Хныка выпустили, потому что Венька сам рассказал, что они к нему не лезли. Когда Копчик выхватил "пику", Хнык отскочил и зажмурился, а Чиж чуть ли не пытался схватить Копчика за рукав. Значит, они не "соучастники"… А самого Копчика уже второй раз обследовали в психбольнице. Мамаша его и адвокат пытались доказать, что "у мальчика есть отклонения". Шизик, мол, Копчик и за себя не отвечает… Чего доброго, еще и выкрутится, гад… Нет, едва ли.
- Кольчугу под камзол советуешь надевать? - спросил Егор у Валета. - Ну ладно, благодарю за информацию.
Егор давно уже заметил, что есть в жизни такой закон - "одно к одному". И он ничуть не удивился, когда пришел с рынка и обнаружил в почтовом ящике записку - рваный клетчатый листок с печатными буквами: "Кошак, шкура продажная, учти, попомнишь Копчика".
"Учти" было написано с мягким знаком после "ч", а "попомнишь" без мягкого знака в конце. И нарисован был жирной шариковой ручкой зловещий кривой финяк.
Егор хмуро посмеялся. Записка наверняка была самодеятельностью "мышат" из компании Салтана. Это не страшно.
Это вообще было не страшно. Если бы знали приятели Копчика и сам царь Салтан, как в январские дни мечтал Егор, чтобы прихватили его в темном углу! Он исступленно дрался бы до последнего дыхания! И пусть измордовали бы до полусмерти! А еще лучше - всадили бы железо, как Веньке! Чтобы лежал он с Венькой в одной больнице и чтобы все поняли, что пострадали они оба от одних врагов. И что нет на Егоре вины…
Не так уж много вероятности, что в такой свалке забьют насмерть. Ну, а если и случится, то что ж…
Егор перечитал корявые строчки. Дурачье… Умом он понимал, что опасность есть. В самом деле могут подкараулить, и никакая милиция, которая "меня бережет", здесь не поможет. Она оказывается на месте происшествия уже потом. Как в случае с Венькой… Но страх так и не появился, даже легкого холодка не было. Егор подумал, что при желании не так уж трудно разыскать, кто писал и кто подбросил. Если заняться всерьез. Но сейчас его в сто раз больше тревожила другая загадка: Алабышев - Наклонов. И нужен был Гай…
Днем дома у Ямщиковых никого не оказалось, и Егор пришел второй раз - уже в пятом часу.
Открыл Ваня. Губы у него были перемазаны, он сладко водил по ним языком.
- Варенье лопал, - сказал Егор.
- Ага… Там все равно банка почти пустая, я ее выскреб, чтобы вымыть.
- Видать, не маленькая банка-то…
- Ага, трехлитровая… А у нас еще полная есть. Хочешь варенья с чаем?
Егор сказал, что он вышел из возраста, когда любят варенье с чаем. Чай с вареньем - еще туда-сюда.
- Можно и так, - согласился Ваня. Видно, ему нужен был законный повод, чтобы распечатать новые запасы варенья. Но Егор объяснил, что хочет сначала дозвониться до Среднекамска.
- Разрешаешь?
- Чего спрашивать-то, - сказал Ваня.
Егор потянулся к телефону и помянул черта. Он все время забывал сменившийся в январе номер Гаймуратовых. То ли "ноль два - двенадцать", то ли "двенадцать - ноль два"… Он вытащил из кармана листок со стихами Толика, на котором в тот январский вечер записал телефон. Листок в кармане был всегда - это стало для Егора уже привычкой и чем-то вроде доброй приметы.
"Пятьдесят семь - ноль два - двенадцать"…
Ответила Галина. Удивилась:
- А разве вы не встретились? Гай вчера поехал к вам…
- Ко мне?
- Вообще-то по своим делам. Но хотел и тебя увидеть.
"Может, и заходил, да мать не сказала, - подумал Егор. - А может, ее самой дома не было…"
- Я тогда помчусь домой! Может, еще зайдет!
- Едва ли. Он хотел вернуться нынче к вечеру. Наверно, сейчас уже в дороге…
- А что случилось-то? Зачем он поехал? - встревожился Егор. Голос у Галины был расстроенный.
-Неприятности там крупные. Беда с одним мальчиком…
- С Витьком? - испуганно и глупо спросил Егор.
- Да при чем здесь Витек… Вот он, рядом, цветет, как ясный одуванчик… По службе у Гая это.
- Но он же уволился!
- Да, но это старое дело…
- А какое?
- Егор, он сам расскажет. Позвонит…
Егор положил трубку и только тогда сообразил: куда Михаил позвонит-то?
Он расстроенно сел возле столика с телефоном. Обшлагом зацепил, смахнул на половик лист с номером. Ваня, который крутился рядом, быстро поднял бумагу, пригляделся к стихам.
- Ой… на нашей машинке напечатано. Да?
- Что?.. - Егор думал о своем. Какие там беды у Гая и стоит ли сейчас ехать в Среднекамск?
- Это на нашей машинке напечатано, - повторил Ваня.
- Что напечатано?.. Почему на вашей?
- Ну, сразу же видно! Вот у буквы "фэ" колечко разорвано. А у "рэ" ножка скособочена… Это что за стихи?
Какие порой случаются в жизни повороты! И совпадения!.. А может, не просто совпадения? Может, счастливые находки идут в руки тем, кто ищет? Может, в этом справедливость судьбы?
…Ваня даже оробел от натиска Егора: что за машинка, откуда?
Ну, обыкновенная старая машинка, она у Ямщиковых с незапамятных времен. Папа еще мальчишкой был, когда выменял ее у своего приятеля… Откуда она у приятеля взялась? Надо у папы спросить, Ваня не помнит… Помнит только, что, кажется, этот приятель папин машинку из Среднекамска привез, когда в наш город переехал. Вроде бы на какой-то школьной свалке он ее нашел, сломанную совсем, а потом кто-то помог починить… Ее и теперь чинить приходится все время.
- А где она, Вань?
- Я же говорю! Папа ремонтировать унес, я попросил… Одному знакомому. Тот на все руки мастер, хоть какую технику может наладить… Папа тоже может, но говорит, что тот лучше…
- Черт, не вовремя… Вань, а машинка называется "Ундервуд"? И с твердым знаком на конце?
- Ага…
- И деревянная подставка у нее есть?
- Есть…
- А какая?
- Ну… подставка как подставка. Из доски…
- А не из фанеры?
- Я не помню… Нет, она толстая. И покрашенная.
- Ваня, дело вот в чем… - У Егора от волнения сел голос. - Это может быть не доска, а… как бы плоская фанерная коробка. Пустая внутри. И там тайник… Ты не знаешь?
Ваня помотал головой. И вдруг насупился. Потребовал:
- Ну-ка расскажи.
Рассказ о листах старой рукописи, спрятанных в подставке "Ундервуда", Ваня выслушал, раскрыв перемазанный рот. Впервые коснулась второклассника Ванюшки Ямщикова настоящая тайна. Эхо приключений прозвучало в углах привычной квартиры…
Сначала Егор поведал эту историю очень коротко, самую суть. Но Ваня утащил его в их с Венькой комнату, усадил на нижнюю койку и начал обстрел вопросами. И глаза у него были умоляющие. И Егор выкладывал ему, Венькиному братишке, все новые и новые подробности. И про Толика Нечаева, и про Гая, и про съемки на "Крузенштерне". Только о подозрениях насчет Наклонова не сказал. Ни к чему это знать девятилетнему пацану. Пусть считает, что Егор просто ищет следы кургановской повести… Скоро Егор уже сам увлекся и рассказывал, не дожидаясь вопросов. А когда он замолкал, слышал частое Ванино дыхание, который, замерев, притерся к нему… А кроме этого дыхания будто слышалось в тишине щелканье хронометра…
- Егор, - наконец шепотом сказал Ваня. - Машинку-то папа сегодня принесет, он обещал. Все узнаем…
- А ты уверен, что машинка - та самая?
Ваня прыгнул, стукнул об пол коленками и локтями, выволок из-под койки пачку плотных листов. Откинул верхний.
- Смотри!
Это была газета "Новости Находки" с текстом, отпечатанным на машинке. И с первого взгляда стало ясно, что шрифт у заметок и у стихов Толика один и тот же. Загнутая ножка буквы "р", порванное очко у "ф". И косо поджатый хвостик у "щ"…
Все это было так очевидно, что не требовало даже долгого разглядывания. И, сравнив буквы, Егор заинтересовался самими газетами. Было чем заинтересоваться! Пестрые, удивительно разноцветные листы, картинки с пейзажами незнакомых планет, столбцы рассказов со словами "продолжение следует"…
- Вань, это что?
Ваня объяснил. Про планету Находку, про игру такую, Егор слышал от него и раньше и глобус не раз крутил, но про газеты не знал. И хотя все мысли были о тайнике в подставке "Ундервуда", Егор не удержался - начал листать номера "НН"…
Да, что и говорить, Венька - талант. И в рисунках талант, и в рассказах своих… Егор зачитался приключениями находкинского школьника Ноль-с-Плюсом на планете Земля. Классной Розе почитать бы! Вот бы уксусное лицо сделала: "Йи опять одно и то же! Совершенно не та йидея!"
- Вань, это как же? Так все эти газеты и лежат под кроватью?
- Ага… Новый номер сперва висит, а потом - в пачку. А где еще хранить-то?
- Это все люди должны видеть! Это же интересно!
"И чтобы убедились, какой он на самом деле, Венька Ямщиков! Он действительно - Редактор. Без насмешки…"
Ваня сказал:
- Стрельцов приходил. И еще ребята. Тоже смотрели.
- Да много ли их, ребят-то? Вот если бы в школе повесить!
- Разве можно?
- А что такого? Сделать выставку… А?
Ваня быстро облизал засохшее на губах варенье.
- Это бы здорово…
- А Венька не рассердится? Скажет вдруг: зачем без разрешенья…
- Не-е! Он сам жалел, что мало читателей, я знаю… А почему без разрешенья? Я ведь тоже… Это наша вместе газета.
Егор подошел к телефону…
- Бутакова? Привет, это Петров… Стоп, не бросай трубку, я по делу… Знаю, что не хочешь со мной разговаривать. И кто я такой, знаю… Подожди, разговор не о твоих поэтических талантах. Не ты одна у нас литературное светило… Да постой ты! Ну хорошо, хорошо, я приношу свои искренние извинения… Ты можешь приехать сейчас к Ямщикову? Нет, он в санатории, зато я здесь. У него. И брат… Приезжай, узнаешь… Не фокусы, а серьезное дело! Ну, можешь ты хоть раз выслушать меня по-человечески, ду… думать надо… Не хотел я сказать "дура", не выдумывай, это у тебя комплекс… Не тайна, а долго объяснять. Приезжай, увидишь здесь такое!.. Давно бы так…
Надо отдать должное Бутаковой. Когда она появилась, о скандале в студии больше не упоминала, газетами восхитилась, идею выставки нашла гениальной. Так и сказала:
- Петенька, ты гений. Даже не ожидала…
Всех газет было слишком много. Втроем они отобрали два десятка самых интересных номеров. Потом Ваня вскипятил чайник и уже без колебаний открыл трехлитровую банку с вареньем.
Светка сказала, что газеты заберет с собой сразу. Пока идут каникулы, она договорится с вожатой, чтобы найти в школе место и устроить выставку как полагается. И пусть все видят, какие у людей бывают способности, а то теперь все такие невнимательные друг к другу. Попал человек в беду, поговорили об этом пару дней, а сейчас почти никто не вспоминает. Может быть, эта выставка всколыхнет коллектив.
- Ты только смотри не посей газеты по дороге, - прервал Егор активистские речи Бутаковой.
- А ты мог бы помочь мне отнести их!
Егор заколебался и почему-то даже смутился. Но Ваня решительно сказал:
- Газеты не тяжелые. А Егор не может тебя провожать, мы папу ждем, у нас еще одно важное дело.
Когда Бутакова ушла, Егор опять сел на Ванину койку и начал смотреть оставшиеся номера "НН". Ваня позвякал на кухне посудой (видимо, вымыл) и приткнулся рядом. Совсем прильнул. Дышал тихонечко…
"По Веньке скучает", - вдруг понял Егор.
Обычно Егор или сторонился "мышат", или разговаривал с ними тоном насмешливо-жесткого приказа. А если нельзя было сделать ни того, ни другого, он ощущал тягостную скованность. Даже на Заглотыша он смотрел со смесью пренебрежительной жалости и брезгливости и вздохнул с облегчением, когда сплавил его Михаилу и Галине…
А с Ванюшкой было Егору легко. То ли потому, что не похож был младший Ямщиков на обычного "мышонка", то ли потому, что в самом Егоре что-то менялось… "А может, потому, что Венькин брат?" - спросил он себя. И вдруг вспомнил разговор с матерью, что нет у него, у Гошки, младшего брата.