- Заурядный, заурядный. Паранойяльный синдром. Интерпретативный бред, он же бред толкования - великолепно систематизированный, тесно связанный по фабуле с содержанием сверхценного бреда. Политематический, с галлюцинозом…Видите ли, пациент вообразил, что гимназия, в которой он учительствовал, - это частица Рая, вокруг которой кружат демоны и ведьмы. Он взял на себя труд защищать свою территорию, убивая нечисть, и освобождать души детей, сожранные тварями. А сейчас он уверен, что проиграл битву и попал в Ад…
- Подождите, подождите, - перебила Марина психиатра. - Не далее, как вчера, я слышала что-то подобное от одного человека - про кусочек Рая, про ангелов… он взял в заложники свою семью, и его застрелили. Это что, действительно так обычно - убивать во имя Рая… или, там, Ада?
Собеседник некоторое время шагал молча, кивая каким-то своим мыслям. Наконец соизволил ответить:
- Ну да, ну да… убивать. Вы правы, это не вполне обычно… Религиозный бред, мой друг, встречается настолько часто, что церковь… все основные концессии… я думаю, давно должны ощущать тревогу. Что касается нашего частного случая, то диагноз серьезно отягощен. Пациент подвержен сумеречным состояниям - с аффектом страха и злобы. Вдобавок ко всему - у него гомицидомания, то есть болезненное влечение к убийству. Вот такой нюанс.
- А что же дети? Я слышала, он кружок вел…
- Не кружок, а психологические тренинги. Якобы тренинги. Всестороннее, понимаешь, развитие личности. Советы ученикам давал, как жить надо… проповедник… юродивый с окровавленной пилой в портфеле… собственно, мы пришли.
Главврач остановился возле двери с табличкой: "НАБЛЮДАТЕЛЬНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ" и позвонил в звонок.
На стене рядом хорошо была видна процарапанная надпись, которую тщетно пытались заштукатурить и закрасить:
"Оставь надежду всяк сюда входящий".
Жутковатого вида медсестра поливала цветочки в горшках; была она крутоплечая, широкая, под метр девяносто. Морда увесистая, как кирпич. За сестринским постом расположились два "шкафчика" в милицейской форме - эти азартно резались в нарды. (Любопытно, какого формата здесь санитары, мельком усмехнулась Марина.) Милиционеры, покосившись на главврача, нехотя встали.
- Лидуся, как обстановочка? - бросил тот на ходу.
- Пятый что-то беспокойный, - повернулась медсестра.
- Пятый? Это ваш, - сказал доктор Марине. - Где Валентина Степановна?
- На конференции, - сказала медсестра.
- Ладно, сами справимся. Вася и Кузя?
- В комнате отдыха.
- Кликни, пожалуйста…
Очень странно пахло; Марина непроизвольно поморщилась. Федор Сергеевич это заметил:
- Галоперидол. Специфический запах.
- Слишком уж специфический.
Они двигались по коридору - вдоль ряда дверей. Большинство дверей было обито железом. Если в обычных отделениях разворачивали всего лишь две-три так называемые наблюдательные палаты, то здесь, собственно, других и не было. Запертые в них душевнобольные не имели свободы даже в границах отделения.
- Я думала, у вас тут крики, вопли, - сказала Марина. - А у вас тишина.
- Конечно, тишина. Какой персонал будет это всё так терпеть…
Сзади нарастало мощное топанье - гостей догоняли два подозрительных субъекта (небритые, в несвежих халатах). Санитары, надо полагать. Вася и Кузя.
- Вон там изолятор, - показал Федор Сергеевич в торец коридора. - А это - палаты. В основном, двух или трехместные, но ваш персонаж, разумеется, в одиночке. Вот здесь…
Он подождал, пока санитары встанут рядом, потянулся к двери трехгранным ключом… и вдруг застыл.
Дверь ощутимо содрогнулась.
- ДА-А-А!!! Я ЗДЕСЬ!!! - пришел изнутри вопль, мало похожий на человеческий. - ЗДЕСЬ СМЕРТЬ! ОТКРОЙ И СДОХНИ!
Слышались гулкие металлические удары.
- Я - СМЕРТЬ! ОГНЯ ДАЙТЕ! УМЕРЕТЬ ДАЙТЕ, НЕНАВИЖУ ВАС, СВИНЕЙ!
- Судном по стене лупит, - озабочено переговаривались санитары.
- Какая сволочь судно оставила?
- Лишь бы опять "парашу" не опрокинул.
- Что, и "парашу" не вынесли?!
- НЕ-НА-ВИ-ЖУ-У-У-У!!!
Федор Сергеевич отступил назад, открыл дверь напротив и сделал приглашающий жест:
- Мариночка, подождите пока здесь. Пожалуйста. Это ненадолго…
- У-У-У!!!
Она послушно вошла. Дверь за нею закрылась. Она рванулась назад в испуге… открыто, слава Богу! Запирать ее не собирались… пока не собирались, усмехнулась она.
Помещение являло собой что-то вроде мини-ординаторской. Три стола, на одном компьютер. Шкафчик - створка приоткрыта: видна тарелка и кипятильник. Сейф. Распахнутое окно… Марина подошла к окну, оперлась руками о подоконник и посмотрела сквозь решетку. Второй этаж…
Была видна часть больничного двора. На длиннющей веревке, натянутой между несколькими ржавыми шестами, сохли гнилые матрацы и драные простыни. Работали больные - кто-то сгребал граблями мусор на газоне, кто-то подметал дорожку.
Несколько пациентов играли в футбол. Среди играющих Марина заметила ту самую четверку парней, которые попались ей с начмедихой на лестнице.
Впрочем, нет, - никто уже не играл.
Ничего себе, физкультура! - подумала Марина, с округлившимися глазами наблюдая за происходящим…
- Ты что заснул?!
Парень, симулировавший отсутствие сна, и вправду заснул. Натурально. Прислонился ко вкопанному в землю столбу, заменявшему штангу, и на несколько мгновений отключился - стоя. Этого хватило, чтобы пропустить решающий гол.
- С вас - проста́ва! - радовались двое, игравшие в другой команде.
Перед игрой четверка приятелей разделилась по командам: тот, кто не спал, и тот, о чьем диагнозе неловко говорить, оказались в одной связке. Тот, кто писался по ночам, составил пару тому, кто настаивал на своей нетрадиционной сексуальной ориентации. Такой расклад. Играли на пиво: пара проигравших должна была купить и пронести в больницу четыре банки (на всех). Ставки высоки!
Всего же игроков было восемь. Четверо на четверо. Остальные пациенты - заметно старше; они гоняли мячик просто, чтобы скоротать время.
- Вообще-то у вас рука была, - спокойно сказал тот, что с непроизносимым диагнозом. - Чего раскудахтались?
Двое победителей чуть не поперхнулись возмущением. Игрок с недержанием мочи опомнился первым:
- Ну, ты, мутный! Чего гонишь? Какая рука?
- Рука, рука, - с абсолютной убежденностью подтвердил тот, что заснул на воротах. - Гол не считается, а мы вам пендаль бьем.
- Пендаль?! У тебя уже глюки, соня!
- Орать не надо, зассыха. Рука - значит, пендаль. Пошли девять метров считать.
- Пенальти - только если рука была в штрафной! - обиженно заорал квази-гомосексуалист . - Не в атаке же!
- А ты вообще молчи, педик. Здесь тебе не большой футбол. Рука считается по всему полю, всегда так было.
"Зассыха" вдруг подскочил к "соне", сорвал с его безрукавки горсть значков и зашвырнул их на газон. Это были гербы городов из серии "Серебряного кольца". Ценная подборка. "Соня", ни слова не говоря, сорвался с места и зайцем поскакал собирать свои сокровища.
Зассыха и Педик подступили к оставшемуся.
- Говоришь, мутный, рука была?
Глаза у того забегали. Он попятился - и тут же получил удар под дых…
Два санитара, призванные следить за порядком, грелись неподалеку на солнышке. Разморенные, они ни во что не вмешивались. Пациенты-мужики сгрудились в кучу - потерянно смотрели на раздухарившихся пацанов. Зассыха с Педиком, развивая успех, схватили Мутного за передние конечности (один - за левую, второй - за правую), протащили его пару-другую метров и с размаху воткнули в штангу ворот.
Санитары дружно поднялись.
- Эй, психи! Чего творите?
Кто-то из нормальных пациентов не выдержал: заколыхался, прижав руки к груди, и давай монотонно повторять:
- Надо прекратить… Надо прекратить…
Другой побежал кругами по двору, оглашая воздух радостными воплями:
- Война!.. Война!..
Из раскрытого окна второго этажа какая-то женщина закричала:
- Остановите их! Ну, кто-нибудь!..
Если бы пацаны вгляделись повнимательнее, они опознали бы в кричащей ту самую красотку, которую совсем недавно прочили во врачи и мечтали трахнуть. Однако не до того им было. Зассыха и Педик, азартно всхрапывая, пинали Мутного ногами. Соня, плюнув на потерянные значки, примчался назад и с ходу засадил Педику в затылок - обоими кулаками сразу. Тот пролетел несколько метров и упал лицом в асфальтовую дорожку. Два последних бойца сцепились, потеряв остатки разума. Соня мгновенно провел изумительную по исполнению подсечку, оседлал поверженного Зассыху и принялся месить кулаками беззащитную плоть.
Тут и санитары подоспели…
- Может это и к лучшему, - говорил Федор Сергеевич по пути назад. - Он сейчас крайне неадекватен. Помрачение сознания - зрелище не из легких… Такой выплеск возбуждения… Боюсь, придется увеличивать дозы. А то в следующий раз он вас примет за ангела или за адского паука, выползшего из бездны.
- Лучше за паука. Ангелов мне вчера хватило.
- Ангелов ей хватило… Простите. Вы упоминали про какого-то душевнобольного, который взял в заложники семью. Речь об этом?
- Да, трагедия в Орехове.
- Я слышал, вы лично в этом участвовали. Репортаж будете писать?
- Пока не решила. Слишком это… тяжело.
- Рассказать можете?
- А чего рассказывать? Застрелили человека… несчастного, совсем не злодея… его лечить надо было, а не выбивать ему мозги. Как закрою глаза, так вижу эту картину…
- Наверное, бывают ситуации, когда и пуля - лекарство. Знаете что… Если вам для статьи или репортажа понадобится комментарий профессионального психиатра - прошу.
- Спасибо, я подумаю.
Курить хотелось нестерпимо…
Проходили мимо окон. Опять стал виден больничный двор, правда, чуть с иного ракурса. Марина непроизвольно замедлила шаг, приостановилась. Двор был пуст, только асфальт в нескольких местах украшали неестественно красные пятна. Она содрогнулась.
Федор Сергеевич встал рядом.
- Да… Я вас такой себе и представлял, - с непонятной интонацией произнес он.
- Какой именно?
- Ну, мне рекомендовали вас… дескать, талантливая, смелая… добрая, ироничная…
- Господи, кто ж такое сказал-то? - обернулась к нему Марина.
- А так и есть… - он осторожно заглянул спутнице в глаза. - Идемте… Мариночка… Не смотрите туда, вам и без того хватает тяжелых зрелищ. А вы ведь плохо спите.
- Так плохо выгляжу, да? - спросила она, испытав внезапный укол раздражения.
- Нет, выглядите вы чудесно, а вот, эмоциональный фон у вас, похоже, гуляет…
Она пошла вперед, звонко впечатывая каблуки в паркет. Черт, черт, черт, думала она. Ну и неделя! Мало того, что сплошные неудачи, так еще каждый встречный норовит в душу забраться. Продезинфицированными пальцами. "Эмоциональный фон гуляет…" Нам про свои заморочки и самим все известно - и про поломанный сон, и про тоску эту поганую, и про… про все остальное…
- Здесь, простите, направо, - догнал Марину главврач.
- Я все удивляюсь, как кстати у вашего маньяка случилось буйство, - сварливо сказала она. - Стоило только появиться журналисту. Это странное совпадение, к вашему сведению, катастрофически подействовало на мой эмоциональный фон.
- Не ищите всюду заговор, это не ваши симптомы, - сказал господин Конов.
- А какие - мои симптомы?
- Извольте. Мы можем поговорить и об этом… если хотите.
- Что?! - Марина опять остановилась.
- То печальное обстоятельство, что вам нужна помощь, лично мне очевидно.
Помощь… Забавный поворот.
Ну и начальники попадаются в отдельно взятых психушках! Этот чудаковатый Федор Сергеевич, совершенно посторонний человек… что, между прочим, как раз и ценно… к тому же - известный врач, профессор… почему, собственно, нет?
Но хочу ли я? - спросила себя Марина.
Что ею двигало - любопытство или глубоко запрятанная надежда, - неважно. Повинуясь импульсу, она кокетливо осведомилась:
- Сколько вы берете за консультацию, профессор?
- Да пустяки. Душу.
Федор Сергеевич улыбнулся - впервые за все это время. Светлой улыбкой психиатра.
Кабинет главного врача был продолжением своего хозяина. На первый взгляд - стандартно-солидный, как у людей, но при этом - с явной претензией на эксклюзивность. Солидность и стандартность проявлялись в паркетном ламинате, устилавшем пол, в наличии современного стола, глубоких кожаных кресел и полированной "стенки". Претензия на "что-то этакое" была развешана по стенам. Картины.
Картин насчитывалось ровно десять, и были они настолько же странны, насколько роскошны. В дорогущих рамах. По сюжетам - казалось бы, рафинированная абстракция: яркие контрастные кляксы и ничего больше. Однако ж если начать смотреть на любую из них, отчетливо виделось что-то живое - звери, птицы, люди… Марина не выдержала, поинтересовалась, что это. "Пятна Роршаха, - ответил Федор Сергеевич. - Классический тест из психиатрии. Один пациент подарил". Марина так и выпала в осадок. Живописные пятна Роршаха, да еще в итальянских багетах! Это был такой прикол! Такая фишка, вся глубина которой осознавалась далеко не сразу…
…Она доверила врачу свою историю - коротко, путано, стесняясь. Он молча выслушал, сняв очки. Когда она закончила, он вернул очки на место и сказал:
- Теперь становится понятной та сдержанность, с которой вы отнеслись ко вчерашней смерти.
- В каком смысле?
- Ну… вы видели, как мужчине прострелили голову. Стояли рядом…
- Сидела на кровати.
- Обычный человек в такой ситуации плохо бы спал, утром не пошел бы на работу… а если пошел, то вряд ли был работоспособен. И уж точно не поехал бы в психушку к черту на рога. Вы же отделались только "картинкой перед глазами".
Марина пожала плечами.
- Я бывала в горячих точках. Всякое видела.
- Ах, вот оно что… Теперь о ваших страхах. Вам ведь тридцать один год?
- Да.
- А мне, стыдно выговорить, сорок девять. И все эти годы я, как и вы, живу в страхе.
- Это как? - изумилась Марина.
- Я боюсь сойти с ума. Не верите? Честно признаюсь - боюсь этого панически… боюсь, что даже не замечу перемен в себе, а еще больше пугаюсь, когда мне вдруг чудится, что вот оно, началось… Только это строго между нами. Молчок, хорошо? Открою еще тайну - все нормальные люди чего-то боятся. Дети, взрослые, старики. Нет ни одного человека, у которого нельзя было бы продиагностировать ту или иную скрытую фобию. Так что сами по себе страхи нормальны. Другое дело, когда они вмешиваются в поведение, в образ мыслей… как в вашем случае. Тогда речь идет о неврозе или психозе.
- Так я больна?
- Не волнуйтесь, у вас всего лишь невроз. Это болезнь здоровых людей. Разрешите вопрос. Вам ведь не помогает тот антидепрессант, который вы сами себе назначили?
- От… откуда вы знаете? - выдавила Марина.
- Откуда я знаю, что вы занимаетесь самолечением? Тоже мне, логарифмы. Да по вам всё видно… простите за резкость. Какой препарат?
- Ладиомил.
- Впрочем, это неважно. От него все равно придется отказываться. Я о другом хотел сказать. Если вы принимаете такой сильный препарат, значит, считаете, что дело плохо. Но при этом, если до сих пор, за столько лет, не обратились к специалисту… я ведь угадал? Вы сторонитесь любых консультаций? Ни разу даже не пробовали постучать в кабинет психотерапевта?
- Да… - упавшим голосом подтвердила Марина.
- Значит, либо считаете, что ваши проблемы - не болезнь, а что-то иное, проходящее по иному ведомству, либо попросту не надеетесь на улучшение. Оба варианта - ошибка.
- И что делать?
- Подождите. Что делать - надо решать только после того, как поймешь, что происходит. От той череды смертей и несчастий, из которых складывается ваша жизнь, оторопь берет, ей-богу. Многовато совпадений для одного человека. Я ставлю себя на ваше место… это ж с ума можно сойти! Натурально! Какой там невроз - острый психоз и клиника! Большинство женщин сломались бы на такой цепочке… Но с практической точки зрения - то нагромождение ужасов, которое ваш разум называет Роком, для вашей души является просто цепью психотравм. Каждый следующий случай закреплял психотравму, полученную от предыдущего. Понять это - гораздо важнее.
- Да я понимаю!
- Умница, все понимаете. В вашей головке беспрерывно крутится одна и та же мысль: что же это в жизни происходит?! А все получаемые душой психотравмы ваш разум превращает в вывод о вашей виновности. Ложный, прямо скажем, вывод.
- Но… - дернулась Марина.
- Ложный, ложный! Из-за сниженной самооценки вы не можете взглянуть на ситуацию с другой стороны. А самооценка у вас снижена просто катастрофически, не спорьте. Ваша раздвоенность - уже не черта характера. Вы - такая активная, настырная, всюду пролезете… почему же вы настолько не верите в себя? - Федор Сергеевич посмотрел на часы. - Теперь к вопросу "что делать"…
Зазвонил телефон. Чертыхнувшись, хозяин кабинета снял трубку.
- Конов.
Слушал несколько секунд, твердея лицом, - и вдруг сорвался:
- Ах, вы решили проблему?! Я скажу вам в чем настоящая проблема!!! Почему МНЕ не сообщили?! Почему МЕНЯ не позвали?! - он привстал над столом. - А я думаю - нарочно! Вы хоть понимаете, что вы натворили? Если бы я вмешался - НИЧЕГО БЫ ЭТОГО НЕ БЫЛО!
Пугающая была метаморфоза. Из приветливого, хитроватого и где-то эксцентричного душки-доктора - в разъяренного зверя. Даже внешне человек изменился: лицо заострилось, глаза превратились в щелки… на миг Марине показалось, будто не зубы во рту у главврача, а клыки, будто пальцы, царапающие стол, оканчиваются крючковатыми когтями… с клыков капает слюна… он так шваркнул телефонную трубку о базу, что пластмасса треснула; тогда он схватил весь аппарат, размахнулся, выдрав провод из разъема… и медленно поставил на место.
Медленно, очень медленно Федор Сергеевич сел.
- Извините… - прошептал он.
Марина не знала, куда деться. Она отозвалась нейтрально:
- Я, наверное, не вовремя…
- Оставьте, Марина Петровна, вы для меня всегда вовремя. Итак… Что нам с вами делать. Первое. Ладиомил отменяем. Слезайте с него. Только ни в коем случае не сразу, постепенно уменьшайте дозу, доведя ее до нулевой. В течение месяца, не меньше.
- Я же тогда спать перестану.
- Вот чтобы этого не случилось, у меня второе предложение. Не хотели бы госпитализироваться? Нет, не сюда, Боже упаси. В клинику неврозов, в Бехтерева.
- Зачем?
- Вам нужен точный диагноз, иначе лечение невозможно. Для этого вас нужно тщательно протестировать, чтобы составить подробный психологический портрет… например, с использованием детектора лжи - очень эффективно во врачебной практике, зря морщитесь. Подбирать препарат и дозировку - тоже целая история. Вспомним также о приступах депрессии и нарушенном сне… В этот период вам лучше находиться под постоянным наблюдением специалиста.
- В наблюдательной палате? - не сдержалась Марина.
- Не хотите? Зря, - устало сказал Федор Сергеевич. - Я бы позвонил насчет вас…
- Может, вы мне просто выпишите что-нибудь успокаивающее?