Жжик! Опять молния.
- Добрая гроза! - кричит дядя Володя.
Пускай молния чиркает, я всё равно не боюсь. Это добрая гроза, я так и думал. И папа рядом, чего мне бояться!
Дождь падает, падает. Хоть бы он никогда не кончался. Наша машина шлёпает по дождю, как галошами. Смешно так! Арина смеётся в кабине, она уже проснулась. Нельзя проспать такой дождь.
- Где вы? - кричит папа. - Я никого не вижу!
Дождь бежит по папиному лицу. Папа закрыл глаза и смеётся.
Дождь бежит у меня по спине. Я тоже смеюсь.
Дождь бежит рядом с нашей машиной. Впереди машины. И сзади. Бежит у нас под ногами, по кузову. По брезенту бежит и слетает за борт. Такой дождь!
Добрая молния взблескивает над нами.
Добрый гром тарахтит над нами.
Как хорошо, что нас папа взял. Я под таким дождём ещё никогда не ехал!
- Он никогда не кончится, ладно? - кричу я папе.
И дождь сразу кончился.
Так тихо стало. Боря даже машину остановил. От удивления. Из кабины вылез и говорит:
- А где же туча?
Мы головы задрали.
Верно, где туча-то? По синему небу катится белое солнце. Нагревается на глазах. Краснеет. На него уже больно смотреть. А туча - вон она, с краю неба, совсем далеко. И под тучей дрожит тёмная полоса - это дождь там идёт. Даже не верится, что дождь где-то идёт. Туча быстренько уползает. Издалека нам блеснула молнией. И грохнула чуть-чуть, громом. Не может забыть, какая большая была. Толстая. А теперь совсем маленькая.
- Вот как у нас быстро, - говорит папа.
Тётя Надя волосы выжимает. Ей столько дождя в волосы набралось.
- А у меня тоже голова мокрая, - хвастается Арина. - Я из кабины высовывалась, а вы под брезентом сидели.
- Ну и что? - говорю я. - Я всё равно весь мокрый!
- Сейчас высохнем, - говорит папа. - И опять засохнем.
- Надо бы воды догадаться набрать, - вспомнил дядя Володя.
- Теперь дом близко, - говорит Боря.
- А дождя, кстати, порядочно выпало, - говорит папа.
Дядя Мурад ничего не говорит, он уже меряет песок - сколько там воды. Да, порядочно. Этот дождь очень вовремя прошёл, он пустыне поможет.
- Угу, - говорит Боря. - Поможет! Только небось теперь через такыр не пробиться. Как вы думаете?
А мы и забыли! У нас такыр впереди. Нам через него ещё предстоит ехать. По такыру вообще-то сплошное удовольствие ехать. Прямо летишь! Боря такыр больше любого асфальта любит. Асфальт, чуть пожарче, уже раскис. А такыр нет! Такыр совсем другое дело. Он от солнца только крепче становится. Как каменный! Такыр же из глины. Но вот от дождя! Дождя такыр абсолютно не переносит. Глина сразу на дожде разбухает и получается грязь. Это прямо гроб для любой машины.
- Развезло его или не очень? - думает вслух Боря.
- Лучше объехать, - говорит дядя Володя. Он завязнуть не боится. Просто он беспокоится, чтобы всех довезти живыми. В своих мешочках.
Боря сам знает, что лучше. Но ему объезжать не хочется, это два часа лишних.
- Завязнем, - говорит папа, - больше времени пропадёт.
Кто нас будет тогда из глины тащить? Это ведь не шоссе. Попутных машин тут нет, случайных - тем более. Никаких машин нигде нет, мы только на себя можем рассчитывать.
- Выпихнемся в случае чего, - смеётся Боря. - Вон у нас работничков сколько. Аринка, Лёдик.
- Мы с Лёдиком, конечно, выпихнемся, - говорит Арина.
- Только на вас и рассчитываю!
И Боря всё лазает под машиной, что-то опять щупает. Всё перещупал. Стал на шины давить: как шины? Нажмёт и послушает.
- Проскочим, - говорит Боря. - Я на свою старушку надеюсь.
Раз Боря надеется, мы поехали.
Опять прыгаем вверх-вниз. Держимся друг за друга, ничего. Арина визжит, в кабине не захотела ехать. В кузове визжит, с нами.
- Чего ты так визжишь? - спрашивает папа.
Он мне говорит. Разве я визжу? Я думал, что это Арина визжит. Значит, это я. Просто весело, вот я и визжу.
- Кажется, кто-то там уже тонет, - вдруг говорит папа.
Да, в бинокль видно. На такыре чужая машина стоит, и люди вокруг неё бегают. Быстро так! Как заводные. Машут руками.
- Кто-то влип, - говорит папа.
Кто-то влип прямо в глину, интересно - кто?
- Браконьеры, наверное, - так Арина думает.
- Средь бела дня? - сомневается папа. - Не думаю. Кто-то к нам в заповедник едет.
Кому-то повезло, что мы этой дорогой поехали. Это исключительный случай, чтобы машина машину в наших песках вдруг встретила.
- Придётся спасать, - говорит Боря.
И мы как помчимся! Песок крепкий после дождя, можно мчаться.
Но вот мы на такыр спустились.
Тут не помчишься. На такыре вода стоит. Широкая. Жёлтая. Будто озеро. Это дождь стоит, он в глину ещё уйти не успел. Но такыр уже немножко размок и плюётся в нас грязью. Мне на щёку попало. Тяжёлая грязь, глина.
Боря выбирает, куда нашей машине крепче ступить, даже из кабины высунулся - так выбирает. А машина не хочет шагом идти, дрожит. Ей непривычно. Но Боря её всё равно ведёт шагом.
- Проскочим, - говорит папа. - Я думал, хуже.
- Вполне приличный такыр, - говорит дядя Володя. - Я бы на их месте прямо сгорел со стыда. На таком приличном такыре тонуть!
- В пустыне тропический ливень, - говорит тётя Надя и загибает себе пальцы, по очереди. - В пустыне машины тонут. В пустыне малые дети ходят. Ещё что? Давно уже так не смеялась, честное слово. К чему бы это.
А сама опять смеётся.
- К дождю, - смеётся папа. - У нас всё хорошее, Надежда Георгиевна, непременно к дождю.
Не знаю, как тётя Надя, а вот папа действительно ужасно много смеётся. Что-то не помню я, чтобы папа столько смеялся.
- Чего ты смеёшься? - спрашиваю я.
- Смешно, - говорит папа. - А тебе что, не нравится?
Да нет, мне, конечно, нравится. Я так сказал.
Мы уже близко к чужой машине подъехали.
- Смейся, пожалуйста, - говорю я папе.
Но папа уже не слышит. Он на чужую машину смотрит. Эта машина ревёт и дёргается. Но с места не может стронуться, она же влипла. В глину. Кто-то длинный, в красной рубашке, лопату суёт под колёса. И отскакивает. А ещё люди сзади машину толкают. Руками, боком, кто чем, колёса так крутятся, грязь прямо на людей летит. А они толкают и кричат все вместе.
- Весёлая работа, - говорит папа.
- Возьмите в долю! - кричит наш Боря. И тормозит.
Они сразу свою весёлую работу бросили и к нам. Очень обрадовались. Все говорят вместе, друг друга перебивают.
- А мы прямо глазам не верим, что кто-то едет, - говорят. - Мы не знали, что это такой коварный такыр, - говорят. - Посмотрите, как мы красиво сели, - говорят. - Мы на собственном переднем мосту сидим, - говорят. - Это надо уметь.
Их шофёр из кабины вылез, сердитый, говорит Боре:
- Чтоб я ещё раз сюда поехал!
- А ты по курортам привык? - говорит Боря. - Трос есть?
Они стали трос доставать. Потом Боря под чужую машину полез, что-то стал там щупать. Боря без этого не может. А их шофёр не полез. Он сбоку стоит и через зуб плюёт, далеко.
Длинный, в красной рубашке, который лопату в колёса совал, на папу смотрит и вдруг говорит:
- Лёша Миронов, это ты?
И папа смотрит. На длинного. В красной рубашке.
- Постой, - говорит. - Неужели… Юрка-академик?
- Узнал наконец, - смеётся длинный.
Они с папой друг другу руки трясут. Трясут, трясут. Так руки выдернуть можно, как они трясут. Потом друг друга бьют по плечу. Бьют, бьют. Никак перестать не могут.
- Обнимемся, что ли? - говорит академик Юра.
- Поцелуемся, - говорит папа.
Тут они обнялись. Может, поцеловались, я не понял.
Сразу так начали вспоминать!
Оказывается, они в одной группе в университете учились.
"Академик" Юра никакой не академик, его так в университете прозвали. Очень серьёзный был, вот и прозвали. Они с папой вместе были на практике. Первый раз! В пустыне.
Тут папа ужасно стал хохотать.
- Значит, кандидат? - хохочет папа. - Серьёзный человек, да? Голый больше не бегаешь? А?
- Не бегаю, Лёша, - говорит "академик" Юра, - некогда.
И тоже хохочет.
Мы все на них смотрим и тоже хохочем. Сами не знаем почему.
- Нет, это надо рассказать, - говорит папа.
Вот он что рассказал. У них это на первой практике было, в пустыне. "Академик" Юра приборы на ишаке повёз, машин тогда не было, какие машины! Он ишака нагрузил и повёз. Ишак тихо идёт, ушами дёргает от жары. "Академик" Юра рубашку снял и повесил на ишака. Ишак идёт. Тогда "академик" Юра снял майку. Ему легче немножко стало. Он и брюки снял. Он постепенно всё с себя снял, кроме шляпы. И за ишаком идёт.
Вдруг ишак обернулся и увидел, что "академик" Юра голый идёт. Ишак как закричит! Он никогда голого человека не видел. Ишак же в баню не ходит. Он человека видел в халате. В пиджаке видел. В трусах. А тут голый! Ишак испугался и как закричит! И побежал от Юры, прямо вскачь. Ишак обратно побежал, на колодец, "академик" Юра за ним бежит. Тоже кричит. С ишака приборы летят. Он так скачет! Юра его никак не может догнать.
Так они в лагерь и прибежали. Ишак весь в пене, а "академик" Юра голый совсем и с прибором в руках.
- Нет, я никогда не забуду, - хохочет папа. - Девчонки визжат, с ишаком прямо истерика…
- Думаешь, я забуду? - говорит "академик" Юра. - Сказочные времена! Страна детства! А ты посмотри, кто ещё в кабине!
Папа к кабине бросился.
А из кабины уже человек спускается. Этот человек такой дедушка. Маленький, круглый. В круглых очках. И на ногах у него шлёпанцы, у нас дома такие есть. Дедушка шлёпанцами осторожно шарит песок и спускается.
- Лев Владимирович! - кричит мой папа и кидается к дедушке.
- Алексей, ты меня всенепременно задушишь, - говорит дедушка, стряхивая с себя папу, и сам уже его обнимает, даже на цыпочки встал - папа же высокий.
- А я вас раньше чем через две недели не ждал, - говорит папа. - Я вообще не надеялся, что приедете. Боялся, как бы не передумали.
- Передумывать вроде бы не в моём характере, - говорит Лев Владимирович. - Мы с Юрием Николаевичем даже раньше приехали. Решили застать врасплох.
Он таким низким басом говорит. А сам маленький.
- Это профессор Сергеев, - говорит нам папа. - Мой учитель. Я у него даже целую зиму жил, пока общежития не было.
- Такой случай действительно имел место. Жил у меня один шалопай. Разве это был ты?
- Честное слово - я!
- Никогда бы не подумал, - смеётся профессор.
Потом меня по голове потрепал, говорит папе:
- Прекрасный молодой человек. Твой?
- Мой, - улыбается папа. - Я не отказываюсь - мой.
- Ты всегда был честным, - говорит профессор Сергеев.
- Боря! - кричит папа. - Вытаскивай их скорей! Едем домой.
- Я трос привязал, - говорит Боря. - Могу тащить.
И как дёрнет эту машину. Нашей машиной. Сразу, конечно, вытащил. Мы сзади только немножко толкали.
- Подождите-ка, молодые люди, - говорит профессор Сергеев. - Кажется, небольшая погрешность в эксперименте. У меня шлёпанец к вашей глине приклеился. Ноги что-то сдают, приходится вот в шлёпанцах разъезжать.
Но шлёпанец уже отклеился.
"Академик" Юра к нам в кузов залез, а папа встал на ступеньку к профессору Сергееву. И всё ему через окошко кричит. Как он рад! Как он не надеялся! Какое мы тут дело затеяли, он прямо мечтал со Львом Владимировичем посоветоваться. И мечта теперь сбылась.
- Я всенепременно тебе посоветую, - гудит весёлый бас профессора Сергеева. - Свету не взвидишь, Алексей. Давно тебя не били?
- Давно, - смеётся папа. - Ох, давно!
И мы быстро едем домой. На двух машинах.
КАК ХОРОШО ДОМА!
Мы все сидим за столом.
Я, мой папа, тётя Надя, Марина Ивановна в новом платье, дядя Володя, тётя Наташа, дядя Мурад, их Витя, профессор Сергеев, "академик" Юра, наш Боря, Вета с метеостанции. Движок тарахтит. Свет мигает, но не гаснет. Летучие мыши летают со свистом, прячутся к нам на чердак. Шуршат саксаулы. Они светятся в темноте. Цикады поют. Пахнет кандымом и жареным маслом.
Как хорошо дома! Мы намылись. Потом оладьев наелись, целое блюдо. Марина Ивановна никак не нарадуется, что мы вернулись. Без нас было пусто. Она без нас просто не находила себе места. Все без нас скучали, даже петух на метеостанции. Витя очень скучал.
- Но я без вас не плакал, - говорит Витя. - Я теперь плакать не буду.
- Что я услышала, Виктор! - удивляется дядя Мурад.
- Мне твоё хозяйство понравилось, Алексей, - говорит профессор Сергеев. - Порядок есть безусловно.
- А ты знаешь, Лёша, где Пашка Дворянчиков? - спрашивает "академик" Юра. - Не догадаешься! Работает в зоопарке. Толстый такой! Бегемотов лечит. Переквалифицировался на бегемотов.
- Не может быть! Пашка же был такой…
- У нас бегемотов нет, - говорит Арина.
- А ты из оладьи танк можешь слепить? - спрашивает Витя Арину.
Нет, Арина из оладьи не может. Она завтра Вите слепит. Из хлеба. Настоящий танк, с пушкой.
- Не хочу из хлеба!
- Тогда из глины, - говорит Арина. - Мы знаешь какую глину на такыре видали! Я полный сарафан набрала.
Но Витя из глины тоже не хочет. Он из оладьи хочет. А то он сейчас плакать начнёт.
- Раз Виктор больше не плачет, можно его в следующий раз тоже взять в пески, - говорит папа. - Как ты считаешь, Мурад?
- Я тоже подумала, - улыбается дядя Мурад.
- Когда - в следующий раз? Завтра - в следующий раз? - Витя сразу про танк забыл.
- Скоро, Виктор, - смеётся папа. - Не завтра, конечно, но скоро. Году не пройдёт.
- Так привыкаешь к людям, - говорит Марина Ивановна. - Так привыкаешь! А они уезжают. Вот вы, Надюша, скоро от нас уедете, а я уже привыкла.
- Я, может, ещё вернусь, - говорит тётя Надя.
- Тётя Надя у нас будет работать, - говорю я. - Нам историк нужен, она вернётся.
- Хорошо бы, - обрадовалась Марина Ивановна. Она свой платок достала и к глазам прикладывает, опять у неё глаза на мокром месте. - Вот бы хорошо. Я бы тогда к дочке уехала со спокойной душой, у меня дочка в Красноводске.
- Прекрасный город, - говорит дядя Володя. - Я в прошлый отпуск такого полоза под Красноводском поймал. Красавца!
- Кто про что, - говорит тётя Наташа.
Но дядя Володя не слышит, он папе рассказывает. Дядя Володя вообще-то сейчас немножко расстроен. В мешочках он всех, конечно, довёз. Великолепные экземпляры! Но у него большеглазый куда-то сбежал. Сапоги стоят, а большеглазого нет.
Дядя Володя всё в комнате перерыл. Может, думал, большеглазый спит где-нибудь в одеяле. Но в кровати его тоже нет. И в стенном шкафу нет.
- Найдётся, - успокаивает папа. - Просто вышел прогуляться.
- Я дверь открытой не оставляю! Не понимаю, как он мог выйти. Может, кто-нибудь заходил и случайно выпустил?
- Случайно к тебе не зайдёшь, - смеётся папа.
- Вернётся твой большеглазый, - говорит тётя Наташа. - Не расстраивайся. Куда он от тебя денется? Все, кого ты любишь, всегда с тобой. А больше тебе никого не надо, Володя.
Дядя Володя сразу встал.
- Прости, я не то сказала, - говорит тётя Наташа. - Я совсем не то хотела сказать.
- Я знаю, - говорит дядя Володя. И обратно сел, не обиделся. Хотя он у нас всё-таки очень обидчивый.
- Что ты знаешь? - спрашивает тётя Наташа.
- Мама, - говорит Витя, - я хочу спать.
Тётя Наташа сразу пошла Витю укладывать. И дядя Мурад пошёл.
- Может быть, в этом в есть правда, - говорит "академик" Юра. - Сидеть вот так, за одним столом, одной семьёй, и чтобы твой материал, с которым работаешь, прямо тут же по тебе ползал, шлёпался к тебе в чашку, залетал в уши. И не суетиться.
- Больно много хочешь, - улыбается папа. - Чтобы твой материал залетал тебе в уши. Ты же с оленями работаешь.
- Суетиться и тут можно, - говорит профессор Сергеев. - Это от человека, уважаемый Юрий Николаевич, только от человека.
- С оленями, - соглашается "академик" Юра.
- Надо уши тогда иметь, как гараж, - говорит Арина.
- Надо, - говорит "академик" Юра.
Смешной такой. Всё соглашается. Даже не верится, что он был серьёзный и его за это "академиком" прозвали.
- Всё только от человека, - говорит профессор Сергеев. - А вот с сачком я сейчас с удовольствием пробежался бы на ночь глядя.
Ему хочется посмотреть, какие у нас жуки. Он с ними работает.
- Можно, - говорит папа. - Это на перрон надо, Лев Владимирович. Там лампы сильные, на них жуки хорошо летят. Лёдик проводит, а я пока ночлег приготовлю.
- Я тоже провожу, - говорит Арина.
Но тётя Надя её не пустила. Арина устала с дороги, ей спать нужно. А я не устал, раз папа меня отпустил.
Я сачок несу, а профессор Сергеев сумку с пробирками, он хочет жуков в пробирки набрать.
- Жуков у нас много, - говорю я.
- А какие же, если не секрет? - спрашивает профессор Сергеев, его бас так и гудит в темноте.
- Всякие… Скарабеи, златки, скариты, жужелицы, конечно, тоже есть. Зерновки ещё. Тарантулы.
- Это паук, - говорит профессор Сергеев.
- Я знаю, что паук, - говорю я. - Просто он есть.
- Порядочно знаешь для своих лет… Тоже зоологом будешь, как папа?
- Арина у нас будет художником, - говорю я.
- Это понятно. А ты?
- Не знаю…
Я правда не знаю. Я бы зоологом стал. Как папа. Но я жуков морить не могу. И ящериц не могу, никого. Мне их жалко. Пускай они бегают, летают. Мне смотреть на них нравится, а коллекцию я, например, не хочу собирать.
- Приятно побеседовать с мыслящим человеком, - говорит профессор Сергеев.
Мне тоже приятно с ним побеседовать. Он мне ещё рассказал, как поймал чёрную бабочку. Прямо на даче. И оказалось, что такой бабочки больше нигде нет. Совсем новая бабочка!
- Вы её отпустили?
- Нет. Не отпустил, извини.
А я бы отпустил.
Нам навстречу идёт по перрону Любин кот, хвост задрал. У него глаза светятся. На охоту, наверное, вышел. Увидал нас и сразу нырнул в кусты. Этого кота не погладишь, его только Люба может погладить. Такой кот.
- Местный тигр? - спрашивает профессор Сергеев.
Я ему про кота рассказал, и он не стал больше смеяться. Раз этот кот скорые поезда встречает, значит, он при деле. Конечно, ему некогда возле нас тереться. Такой серьёзный кот. Просто академик!
- Ух, сколько тут добра! - говорит профессор Сергеев.
Это он про жуков так сказал. Сачок у меня схватил и прыгает с ним. Машет сачком. Он даже залез на барьер. Хочет сачком до фонаря дотянуться. Этот фонарь так горит! На негр жуки отовсюду летят, прямо стаей.
Профессор Сергеев размахивает сачком и смеётся.
Кого-то из сачка достаёт толстыми пальцами.
Бегает по перрону.
Скачет. Он так заразительно скачет.
Я тоже скачу. У меня сачка нет, я просто так скачу. Жуки от меня отпрыгивают. Думают, я ловлю. Бабочки мне в нос лезут. Щекотные какие! Белые моли стукаются в меня. И сразу отлетают. Думают, я их ловлю.