Она всё-таки Арину плохо знает, хоть и родная тётя. А то бы она замолчала. Просто не обращала бы на Арину внимания. Пускай Арина скорей прожуёт. Она не может теперь перестать, раз уже начала. У Арины характер такой. Она должна каждое дело довести до конца.
Я не могу довести, а Арина может.
- Но это глупое дело, - говорит тётя Надя.
- Такой характер, - объясняет папа. - Хоть кровь из носу!
Арина наконец прожевала. Теперь она хочет пить.
- Скорей, - говорит Арина. - Как горько!
У тёти Нади уже полная ладонь, капли сверху скатываются. Она подставила Арине.
Вдруг папа тёти Надину руку толкнул. Всё вылилось.
- Эту воду нельзя, - говорит папа.
- Как? Почему?
- Эту воду человеку нельзя пить, - говорит папа. - Чистая соль.
У нас в пустыне пресных родников нет, как тётя Надя не понимает. Мы недаром с собой воду возим. А тут вся вода солёная. Только животные могут пить. А человек от такой воды заболеет.
Папа из фляжки нам дал.
Вот это вода! Тёплая. Пресная. От неё уж не заболеешь.
- Хватит, - говорит папа. - За работу!
Я скорей лопату схватил. Надо работать, пока жары нет. Мы все, конечно, в трусах. Арина давно сняла сарафан. Тётя Надя брюки засучила. Жары нет, конечно, но тени ведь тоже нет. А без тени всё равно жарко. Но терпеть пока можно.
Мы родник чистим.
Работы тут много. Всю стенку нужно очистить, чтобы блестела. Тогда каплям лезть легче. Они такие чистые будут, и всем пить приятно. Животным тоже неинтересно в грязи толкаться!
Я по стенке бью лопатой. И дядя Володя бьёт. Дядя Мурад тоже бьёт. Арина прямо колотит.
Но стенка же каменная! Это гора! Тут долго бить надо.
Мы бьём.
У меня уже плечи болят. Это здоровая боль, говорит папа. Просто работа физическая, к ней привыкнуть надо. Привыкну, и плечи пройдут.
У Арины спина болит. Но Арина дело не бросит! Что значит спина, если нужно чистить родник? Мы его так очистим: будет как новенький. Вода прямо фонтаном забьёт. Кулики прилетят на тонких ногах. Будут пить и полоскать горло чистой водой.
Вот как мы работаем.
Папа грязь лопатой выкидывает из родника. Он босиком. Ноги у него чёрные, будто папа в чёрных носках. Такая красивая грязь. Блестит.
Боря грязь в сторону уносит, ведром. У него живот чёрный. Блестит.
Тётя Надя скребёт ручеёк.
- Ой, - говорит тётя Надя, - лопата сломалась!
Она сильно нажала и сломала ручку. Тут тёте Наде нельзя помочь. У нас запасных лопат нет, каждая на счету.
Тётя Надя сидит теперь и страдает:
- Я хочу работать! Дайте мне хоть какую-нибудь лопату. Хоть маленькую!
Кто ей даст? Все хотят работать. У всех плечи болят, но это ерунда.
- Может, кое-кого уже к машине отправить? - говорит дядя Володя.
- Я тоже подумал, - говорит дядя Мурад. - Уже сильное солнце.
Кого, интересно, они могут отправить? Только тётю Надю, она без лопаты.
Папа посмотрел вверх, говорит:
- Н-да, солнце. Оно сегодня задаст. А машина, если не ошибаюсь, на самом пекле стоит. Боря, ты кузов брезентом накрыл?
- Кузов? - спрашивает Боря (пока ещё Боря сообразит). - А-а, кузов! Нет, Алексей Никитич, забыл. Не накрыл, кажется.
- Там же приборы, в кузове, - говорит дядя Володя.
- Всё сварится, - говорит папа.
- Может, мне сходить? - предлагает тётя Надя.
Нет, тётя Надя не сможет. Она гость! Ещё потеряется, чего доброго. Собьётся с пути, машину не найдёт. Машину, правда, от родника видно. Но далеко. Вон наша машина, маленькая совсем. Тёте Наде с таким делом не справиться. Нет, нет, нет!
Тётя Надя даже не знает, где у нас лежит брезент.
- А я знаю, - говорит Арина.
- Я тоже знаю, - говорю я. Я, правда, знаю. В большом ящике.
- Вам тоже не справиться, - говорит папа. - Слишком серьёзное дело.
Конечно, серьёзное. Мы понимаем. Если бы пустяки, мы бы сами не согласились.
Арина уже лопату поставила и руки вытирает сарафаном.
Я тоже лопату поставил.
- Мы справимся, - говорит Арина. - Мы с Лёдиком как раз справимся!
- Гм… - сомневается папа.
Чего только он сомневается! Там приборы могут погибнуть. Эти приборы такие чуткие, а солнце так и жарит. Надо скорее их закрыть!
- Ну как? - сомневается папа. - Доверим?
- Доверим, - говорят все. И дядя Володя, и тётя Надя, и дядя Мурад. И даже Боря сказал, хотя сам про эти приборы забыл.
- Ладно, - решил тогда папа. - Идите!
Он нам прямо к машине велит идти. Никуда не сворачивать. Сразу закрыть кузов, а самим лезть под машину. В самую жару у нас только под машиной можно дышать, там всё-таки тень. А они скоро придут. Работать всё равно уже почти невозможно, такое солнце.
Но прежде всего надо приборы спасать, это от нас зависит.
Мы понимаем. Мы с Ариной сразу пошли.
НАМ ПРО КУПАНЬЕ НИКТО НЕ ГОВОРИЛ
Мы с Ариной быстро идём, по сторонам не смотрим. Некогда! Мы бы ещё быстрей шли. Нам сапоги мешают, проваливаются в песок.
- Надо их снять, - говорит Арина.
- Папа велел ходить в сапогах, - говорю я.
- Дядя Лёша про сапоги ничего не сказал! Разве он про сапоги говорил? Он сказал про брезент!
- Он раньше говорил, - не соглашаюсь я.
- Эх, ты! - говорит Арина. - Там приборы гибнут! Будет дядя Лёша сейчас про какие-то сапоги говорить!
Вот как Арина сказала. Я даже покраснел. Чего я, правда? Папа про сапоги ещё когда говорил. Утром ещё. Теперь совсем другое дело. Мы идём приборы спасать, а эти сапоги нам мешают.
Мы с Ариной их сняли скорей.
Теперь можно бежать. Легко так, в одних носках. Я за Ариной бегу. Потом Арина за мной бежит. Потом Арина мне руку дала, и мы вместе бежим. Вместе ещё быстрее бежать. Можно даже закрыть глаза. А с закрытыми глазами ещё быстрее бежишь.
Мы смеёмся и сапогами размахиваем. Пяткам горячо. Песок так и жжётся через носки. Но мы быстро бежим!
Вдруг Арина поскользнулась и в нору упала. Нора широкая, наверное, лисья. Сколько лиса нарыла песку! Набросала вокруг. Ужасно неаккуратная, об такую нору можно ногу сломать.
Но Арина только чуть-чуть ушиблась.
- Мы мимо этой норы не шли, - говорю я.
- Конечно, не шли, - говорит Арина. - Я сама знаю, что не шли. Мы с тобой немножко свернули. Одним и тем же путём неинтересно идти. Мы теперь идём кратчайшим путём.
- А не заблудимся? - спрашиваю я на всякий случай.
- Машину же видно, - говорит Арина.
Машину ещё видно, хоть мы и свернули. Она теперь с другой стороны. Пока её видно, мы не заблудимся. Просто пойдём кратчайшим путём, через бархан.
Мы с Ариной на бархан лезем. Крутой! Мы прямо на четвереньках лезем, так смешно. Песок нам в нос сыплется. Мы чихаем с Ариной.
Уф, влезли!
Вот как хорошо видно нашу машину. Далеко сзади - гора, где родник. А это что? Ой, совсем рядом.
- Чур, я первая увидела! - кричит Арина.
И скатывается с бархана. Я за Ариной качусь.
- Чур, родник! - кричу я.
Мы новый родник открыли.
Не то что тот. Не какие-то капли! Мы настоящий родник открыли. Он с гор, наверно, бежит. На белой воде белая пена, как хлопья. Эта пена шуршит. Берега тоже белые. Вода совсем чистая, этот родник даже чистить не надо. Вот папа обрадуется!
- Какой снег белый, - говорю я.
Арина берег попробовала, плюнула и смеётся:
- Чистая соль!
Это не снег, как я сразу не понял. Просто наш ручей прямо в соли течёт. И шуршит о солёные берега. Тут столько соли!
- Только не пей, - говорю я.
Арина и не собирается пить. Она просто хочет купаться. Ведь ручей прозрачный! Дно видно, тут не утонешь. А купаться тут в самый раз. Мы всегда сюда будем ездить купаться. Это теперь наш ручей!
Как Арина придумала, она просто молодец. Я воду ногой потрогал. Вода прохладная, даже жжётся чуть-чуть.
Арина уже в воду залезла.
Как животом нырнёт, белые брызги полетели.
- Уф! - кричит. - Хорошо! Ты чего копаешься?
Я сейчас сапоги подальше поставлю и тоже нырну.
Вон как Арина плывёт. Руками забила. Ноги-то у неё, конечно, в дно упираются. Нам негде плавать учиться, реки у нас нет. Мы теперь в нашем ручье по-настоящему научимся плавать.
Я смотрю - Арина так сильно бьёт руками. И головой мотает. Даже глядеть завидно, как она быстро плывёт.
Я тоже в воду поскорей вошёл. По колено только ещё.
- Подожди, - говорит Арина.
Я дальше иду. К Арине.
Она кричит:
- Подожди, Лёдик! Не окунайся!
Сама плывёт, а мне - не окунайся. Почему?
Вдруг я вижу - Арина уже не плывёт. Она так машет, будто воду хочет с себя спихнуть. Глаза у Арины круглые, как у большеглазого. Неморгучие такие, совсем не моргает. Воду вокруг растолкала и уже выходит. Белую пену стряхивает с себя, прыгает, прямо скачет.
- Ты чего? - спрашиваю я. И из ручья почему-то вышел.
- Не знаю, - говорит Арина. И прыгает. - Ты лучше пока не лезь. Это вода какая-то щекотная.
- Подумаешь! - говорю я. - Я не боюсь щекотки! Она смешная.
- А в этой воде как раз не смешная, - говорит Арина. И скачет, пену с себя стряхивает. - В этой воде щекотка колючая. От неё больно.
Вечно Арина выдумывает. Я на неё смотрю и хочу смеяться. Уже начал смеяться: ха-ха! Придумала колючую щекотку! Вдруг вижу - что это с Ариной? Она у меня на глазах белеет. Только что брови тёмные были и уже белые. Теперь уши. Потом щёки, живот… Она уже вся белая. И это белое на Арине блестит.
У меня по спине вдруг холодок забегал. Будто кто ледышкой по спине водит.
- Ты блестишь, - говорю я Арине.
- Подожди, - говорит Арина.
И руками себя быстро-быстро трёт. Лицо. Шею.
- Давай я потру, - говорю я.
И к Арине иду. Вдруг чувствую, мне что-то мешает. Мне мои ноги мешают идти. Тяжёлые такие, шевелить больно. И чешутся. Так ноги чешутся! Я их друг об друга чешу. Потом уже руками. Даже ногтями. Но они только сильнее чешутся! У меня ноги белые до колен. Блестят.
Я до крови уже расчесал.
Вдруг Арина кричит:
- Лёдик, у меня спина лопнула!
Я сразу про ноги забыл. Бросился к Арине.
У неё спина в белой корке. Толстая корка, даже спину не видно. Я потрогал, корка под рукой отстаёт. Видно, как кожа на спине съёжилась. Спина красная, но не лопнула. Спина лопнуть не может. Я корку сбиваю рукой, колочу, колочу…
- Больно, - говорит Арина. Она плачет, что ли?
- Сейчас, - говорю я.
У меня в носу щиплет. Я не могу, если Арина плачет. Мы вместе плачем, если уж плачем. Но сейчас некогда. Мне Аринину спину надо из-под этой корки освободить. Корка такая колючая, руки мне колет.
Я пальцы на минуточку сунул в рот, чтобы прошло.
- Ой! - говорю.
Во рту сразу горько. Солоно во рту. Горько-солоно так! Что полынь! Полынь прямо сладкая трава, если сравнить. Это же чистая соль! Вот теперь я понял. У Арины чистая соль на спине. На щеках. И на ногах тоже соль, на шее. Этот ручей, значит, такой солёный. А Арина в нём выкупалась и всю соль из ручья достала. Вот почему она так блестит.
- У меня уши трещат, - говорит Арина. - Я ничего ушами не слышу.
- Это соль! - кричу я. - Это просто на тебе соль!
Но Арина не слышит. Она меня даже не слушает. Она плачет, ей так плакать больно. Она глазами не может пошевелить, там трещит. У Арины шея трещит, она голову не может повернуть. Пальцы вон как растопырились, тоже трещат. Это солнце на Арине соль сушит, и всё на Арине трещит. У нас такое солнце!
Мы на самом солнцепёке стоим, и я не знаю, что делать.
- Я тебя сейчас счищу, - говорю я.
Надо попробовать. Я вот как попробую. Я трусами Арину тру, они мягкие. Но соль всё равно не счищается. Крупная, правда, падает вниз с Арины, а мелкая втирается в кожу. Мне её так до завтра не оттереть.
Тени, главное, нет. Всё солнце на нас светит.
Конечно, вода нужна. Но воды нет. Только в машине вода.
- Надо к машине бежать, - говорю я.
- Не могу, - говорит Арина, ей говорить больно. У неё на лице так кожа стянулась, она ртом пошевелить не может.
- Тут близко, - говорю я.
- Я наступать не могу, - говорит Арина.
Если бы папа тут был, он бы Арину донёс. Или дядя Володя. Или дядя Мурад. Но никого нет. Они у родника остались, всё равно не услышат. На нас уже ящерицы смотрят.
- Тогда я тебя потащу, - говорю я.
- За ноги? - спрашивает Арина.
И на меня посмотрела. Хоть глазами моргнула. А то смотрит, как большеглазый, - мимо.
Мы дома иногда так играем. Когда спать не хочется, а надо тихо. Папа работает, например, у себя в кабинете. Мы тогда играем. Кто на руках дольше пройдёт, если за ноги держать. Это совсем другое дело. Сейчас-то дело серьёзное! Если солнце на Арину так будет сверкать, у неё спина, правда, лопнет, я понимаю. Эту соль надо поскорей смыть.
Я обрадовался, что она посмотрела. Опять говорю:
- Я тебя как спальный мешок потащу. За уши.
Арина улыбнулась немножко. Сразу сморщилась, говорит:
- Больно.
Я её за руку схватил. И тяну. Мы уже идём.
- А ты не улыбайся, - говорю. - Разулыбалась! Там приборы гибнут, а ты улыбаешься! Нашла время улыбаться! В кузове всё спеклось, а ты улыбаешься! Папа велел прямо к машине идти, а мы вон сколько времени потеряли. Пока открыли родник, пока что!
Я всё подряд говорю. Сам не знаю, что говорю. Я себя даже не слушаю. Я Арину тяну. Тащу её за руку. Я просто так говорю, чтобы Арина не думала. Когда говоришь, то уже не думаешь. И никто не думает.
Мы идём.
Вон машина. Близко уже. Под машиной тень. В машине вода. Как хорошо, что у нас есть машина. Это наша машина!
- Пить, - говорит Арина.
Пусть говорит. Машина уже рядом. Ещё немножко.
- Я сейчас сяду, - говорит Арина.
Но я её тяну за собой. Арина идёт. Вот наш костёр. Саксауловая палка лежит. Какая кривая! Вот наша кошма, Боря её утром сложил. Вот машина. Колесо какое огромное, выше меня.
- Холодно, - говорит Арина.
Просто её немножко трясёт.
Теперь я знаю, что делать. Я в кузов влез. Вот бочка, вот шланг. Ага, ещё пробка. Я зубами вынул. Воды почему-то нет. Как я забыл? Нужно сделать напор. Я такой напор сделал, даже не знаю, как я сумел. Вода прямо хлынула из шланга. Вниз. На Арину.
- Пей! - кричу я. - Купайся! - кричу. - Плавай!
Мне так весело. Я прыгаю в кузове и кричу.
Вода льётся. Вон сколько воды! Арина прыгает как под душем.
- Ура! - кричу я и прыгаю вниз. - Молодцы.
- Кто? - кричит Арина.
- Мы с Ариной! - кричу я.
- Мы с Лёдиком! - кричит Арина.
Потом я схватил шланг и прямо Арине в лицо. Она отпрыгнула. Сзади подкралась и у меня вырвала шланг. И на меня водой! Брызги летят во все стороны, вся машина мокрая. Я опять шланг как схвачу…
Что это? Не течёт. Трясу. Всё равно не течёт.
- Опять напора нет, - говорит Арина.
- Сейчас исправлю, - говорю я.
Влез в кузов. Нет, напор на месте. Шланг из бочки не выскочил.
- Хочу душ! - кричит Арина. - Мне жарко!
Мне самому жарко. Даже не знаю, что ещё покрутить. Может, шланг заело? Случайно бочку задел. Какая лёгкая! Папа утром сдвинуть не мог, а тут чуть сама не катится. Я в бочку заглянул, а она пустая. Вот это да! Мы всю воду вылили. Что теперь папа скажет? Главное, мы же приборы до сих пор не накрыли, вот что я вспомнил. Дяди Володин бур прямо на солнце лежит, а мы забыли совсем.
- Лёдик, душ! - кричит Арина.
- Бочка пустая, - говорю я.
- А в другой?
- В другой - не знаю! Я шланг не могу переставить.
В другой бочке вода ещё утром кончилась. Мы теперь совсем без воды остались, вот что мы с Ариной наделали. Но Арина не поняла. И я не сказал. Чего её зря расстраивать?
- Ну и не надо, - говорит Арина. - Мне этот душ надоел. У меня всё внутри промокло. А соль уже смылась!
Как хорошо, что соль смылась! Арина весёлая стоит. С волос у неё течёт. Брови у неё перепутались, прямо чёрные брови. Щёки блестят, так Арина щёки намыла. Они не от соли блестят! У Арины уже ничего не болит. Только спину немножко жжёт. И руки. Она руки себе расчесала.
У меня тоже коленку жжёт, там от соли ссадина.
- А всё-таки мы этот родник первые открыли, - говорит Арина.
Конечно, первые. Папа нам ничего не говорил. У него этого родника наверняка нет на карте, а то бы папа сказал. А раз нет на карте…
- Его надо на карту нанести, - говорю я.
Арина обрадовалась. Это серьёзное дело, и мы с ним справимся. Прямо сейчас.
- А где у дяди Лёши карты?
Папа вообще-то карту носит с собой. Но у него ещё запасная есть. Она в машине. Где-нибудь в ящике. Если из ящика всё достать, мы эту карту найдём. Тогда про воду даже не вспомнит никто. Подумаешь, бочка! Зато мы новый родник нанесём на карту.
Мы с Ариной у ящика сели. Быстро разгружаем его. Куртка сверху лежит. Достали куртку. Потом плащ. Тетрадки какие-то. Сколько лишнего! Кеды достали. А где же карта?
- Бог в помощь, - вдруг говорит кто-то.
Мы смотрим - это папа! Мы не заметили, как он подошёл. Мы с Ариной работаем, а тут папа. Мы его не ждали сейчас, мы дело ещё не сделали.
- Ваше добро? - говорит папа.
И сапоги нам в кузов бросает. Мои и Аринины. Конечно, наше. Кроме нас, в пустыне никого нет. Мы просто сапоги у ручья забыли. А папа, значит, нашёл. Выходит, он наш родник тоже видел?
- Это какой? Белый? - говорит папа. - Видел, как же!
- Мы его открыли, - говорит Арина.
- Поздравляю, прекрасный родник. Мы селёдку в нём будем солить. А как вы туда попали, вот я чего не пойму. Я же вас к машине послал.
- Мы к машине и шли, - говорю я. - Мы шли кратчайшим путём.
- Понятно, - говорит папа. - А ума у вас хватило воду не пить?
- Хватило, - говорит Арина. - Только купались.
- Ещё лучше, - говорит папа. - Я так по следам и подумал. А почему вы купались, можно спросить?
- Можно, - говорит Арина. - Потому что было жарко.
- Мы не пили, - говорю я. - А про купанье ты нам ничего не говорил. Нам никто про купанье не говорил…
- Верно, - говорит папа. - Про купанье и про многое другое. Жаль, что у нас тут ива не растёт, вот это жаль.
- Какая ива?
- Такая, с прутьями, - смеётся папа. - Очень удобно ею драть.
Папа, конечно, смеётся. Он нас с Ариной ещё не драл никогда. У нас в заповеднике и ремня-то нет, все ходят в спортивных брюках. Но всё-таки хорошо, что эта ива у нас не растёт. Без неё как-то спокойнее. Ведь папа бочку ещё не видал.
Тут он сразу увидел. Он шланг сначала увидел, как шланг висит.
- Странно как-то висит, - говорит папа.
Дёрнул. Потом толкнул бочку.
- Ничего странного, - говорит. - Всё ясно.