- Ага, - согласился Юся, шмыгая носом. - В болезни и здравии, и только смерть разлучит нас.
Шуточки у него, конечно…
9
Боря, Глеб и Мезальянц ночевали на катере, так им было как-то спокойнее, хотя Змей уверял, что места в доме хватит на всех. Это он, конечно, лишка хватил, но Виксе и нам с Юсей по комнате выделили. Лэйла гоняла нас, заставляла помогать по хозяйству, требовала поддерживать чистоту в комнатах, запрещала смотреть телевизор и вообще спуску не давала, но за этой строгостью чувствовалось, что ей нравилось с нами общаться.
Общались мы сначала при помощи двух-трех английских фраз, типа "доброе утро", "я голоден" и "спокойной ночи", и жестов. Постепенно наш словарный запас увеличивался, да и Лэйла со Змеем выучили кое-что на русском, особенно Лэйла, которая вытянула из Бори несколько крепких словечек и теперь в приступе ярости или восторга орала: "Окунись-ка в алебастр!" В довершение всего Юся, как и любой осваивающий язык ребенок, оказался гениальным лингвистом и в дополнение к русскому как-то мимоходом выучил и английский. Вскоре он лопотал не хуже Мезальянца и частенько исполнял функции переводчика.
На исходе второй недели нашего пребывания на острове, после очередной "ассамблеи", когда все разошлись, а мы отправились спать, Лэйла зашла в нашу комнату пожелать спокойной ночи.
- А что они все здесь делают? - спросил я у нее.
- Кто?
- Ну, вся ваша компания…
- Нан-Мадол, - ответила Лэйла.
- Чего? - не поняли мы с Юсей.
- Древний город, сложенный из базальтовых блоков. Он на другом конце острова, несколько часов добираться надо.
- Они любят древности?
- Нет, - рассмеялась Лэйла. - Они любят сокровища. Это общество расхитителей гробниц.
- Нифига себе, - восхитились мы по-русски.
- Нифига? - удивилась хозяйка.
- Это такое русское выражение, не для приличного общества, - поспешил объяснить я.
- О! Надо запомнить! - Лэйла подняла палец к потолку. - Все, спокойной ночи!
Она выключила свет, а потом вдруг поцеловала Юсю и меня в лоб. Это у нее получилось так естественно и легко, что мы даже сказать ничего не могли, кроме "спокойной ночи".
- Она нас любит? - шепотом спросил Юся в темноте.
- Не знаю, - ответил я, глотая комок в горле.
К проявлениям нежности я не привык. Мне уже пятнадцать лет, я телячьих нежностей вообще терпеть не могу, но сейчас за этот поцелуй готов был смириться с окружающей действительностью и собственным уродством. Мне дали понять, что никакого уродства на самом деле нет, что я сам по себе могу вызвать симпатию.
А потом в дверь постучались, и к нам пришла Викса, вся в слезах.
- Я домой хочу, - сказала она. - Мне здесь надоело.
- Ты чего? - испугался я, что сейчас на шум прибежит Лэйла и обнаружит у нас Виксу. - До утра потерпеть не могла?
- Я домой хочу, к маме, - и тихонько завыла.
Я хотел спросить, зачем она тогда вообще из дома сбежала, но решил, что такой вопрос вряд ли ее успокоит.
- Полисмен же сказал, что скоро он займется нашим вопросом. Потерпи немного.
Успокаивать кого-то, если сам не веришь, что все будет в порядке, - довольно утомительное и тоскливое занятие. Чувствуешь себя одновременно дураком и вруном.
- Мне надоело терпеть. Я к маме хочу. И к папе. Они меня совсем потеряли, наверное. И забыли. Че я дура такая была? Надо было во Владике оставаться! - ревела Викса, тем не менее тихо, боясь побеспокоить Лэйлу.
- А ты им позвони.
- Чего? - Викса даже плакать перестала.
- Домой, говорю, позвони, скажи, что застряла немного, но скоро вернешься, - сказал я. - Ты ведь у бабушки целый месяц без родителей жила?
- Жила.
- Ну, вот и представь, что ты у бабушки.
Викса соскочила с нашей кровати, на краю которой сидела, и побежала к двери.
- Куда? - шепотом заорал я.
- Звонить!
- Половина первого ночи! Все спят! - соврал я. В уральских Понпеях сейчас была половина шестого вечера, но Виксе не обязательно об этом знать.
- Все равно! - сказала Викса, и с криком "Тетя Ляля, тетя Ляля!" выскочила из нашей комнаты.
Правда, позвонить ей не удалось. Понпеи славен тем, что здесь дождь льет триста дней в году, а вдобавок громы и молнии, так что связь порой весьма нестабильна. Как ни старалась Лэйла набрать номер далекого уральского городка, так у нее ничего и не вышло. Викса разревелась окончательно и грозилась снова убежать, но потом, получив стакан сока и крекер, успокоилась и пошла спать, взяв твердое обещание, что с утра они точно позвонят маме.
10
Паспорта молодого человека приятной наружности могли поразить разнообразием, если бы кто-то смог увидеть эти паспорта все разом. Их было не менее сотни, тринадцати разных государств, все абсолютно настоящие, но на разные имена, от Ивана Семенова до Джона Смита.
Молодой человек вышел из здания аэропорта, поймал такси, доехал до окраины города и там пересел в метро. В метро он вел себя странно - менял станции и вагоны, исчезал и появлялся в совершенно неожиданных местах, вышел на другом конце города, прошел мимо камер наблюдения и исчез. Спустя десять минут мимо тех же камер прошла вызывающе одетая девица в мини и пирсингом на пупке, села в вагон и доехала до центра, где тут же убежала в дамскую комнату. Через пять минут из туалета вышла деловая женщина в строгом брючном костюме и быстро исчезла в толпе.
Не прошло и часа, как по самой оживленной улице большого азиатского города начал колесить белый автофургон с надписью "Окорока". Внутри, вопреки распространяемому наружу запаху, находилось отнюдь не мясо, а очень даже высокотехнологичная начинка, созданная исключительно для того, чтобы затруднить прослушивание другой высокотехнологичной аппаратурой.
Деловая женщина стянула парик и начала раздеваться, превращаясь в того самого молодого человека приятной наружности, что так внезапно исчез с экранов видеонаблюдения.
Рудольф, судя по всему, тоже не было настоящим именем молодого человека, хотя именно как Рудольф Филипп Кассатикетс он и числился в базе данных Моссада. Числился как лучший сотрудник, между прочим.
- Я нашел ее, шеф. В Вене.
У того, кого Рудольф Кассатикетс называл шефом, не было ни лица, ни тела, один лишь динамик. И Рудольф, и его шеф сидели в разных фургонах, городах и странах, не видя лиц, не слыша настоящих голосов - аппаратура связи искажала звуки до механически-дребезжащих.
- Рассказывайте.
Церковь Святого Рупрехта - покровителя солеторговцев - является старейшей церковью Вены. В названиях улиц, кафе и питейных заведений, плотно окружающих маленькую церковь, всюду проступает соль. Зальтштрассе, Зальтбар, кафе "Зальт" - это только то, что бросается в глаза при выходе из Рупрехтскирхе, а если побродить по этому морю кабаков дольше, то соли найдется еще больше.
Этот район некогда назывался "Бермудским треугольником". В переплетении узких улиц и переулков, лестниц и подворотен даже трезвому человеку без карты города немудрено заблудиться, что уж говорить о человеке подвыпившем, кочующем из одного увеселительного заведения в другое. Австрийцы, мадьяры, немцы, евреи, русские, чехи, американцы и прочие гости города исчезали тут на несколько недель и даже месяцев, чтобы потом всплыть без гроша в кармане, а иногда и, что греха таить, вообще без штанов.
Тем не менее народу здесь - не протолкнуться. Все хотят увидеть знаменитый Штефансдом - храм, в котором Моцарт венчался с Констанц, посмотреть на дом, где Моцарт жил, съесть самый большой в Вене шницель у "Фигльмюллера". К тому же времена "Бермудского треугольника" закончились в начале двадцатого века, и теперь здесь потеряться может только полный топографический кретин, недуг которого усугубляется полным отсутствием навыков общения.
Ресторан кошерной кухни "Алеф Алеф" на Юденштрассе, возле которого всегда дежурят двое полицейских, был пуст, если не считать мужчины и женщины, сидящих за первым столиком от входа. Насколько они были приверженцами кошерной кухни, судить трудно, поскольку разговор шел исключительно на русском.
- Это фото сделано на острове Понпеи, это недалеко от Марианских островов, - сказал мужчина, выглядевший как типичный европеец, прибывший в Вену отдохнуть: с огромной фотокамерой, фривольно одетый, уже успевший частично загореть, в очках типа "лектор", блондин.
Молодая, слегка за тридцать, начавшая уже полнеть красивая женщина взяла фотографию осторожно, будто пробирку с сильнейшей кислотой. Среди размытых, видимо, быстро двигавшихся в момент съемки фигур отчетливо выделялись два чернявых молодых человека, вплотную прижавшихся друг к другу и укрытых одним на двоих красным клетчатым одеялом. Лица их красотой не отличались, скорее - добродушно-щекастые, счастливые лица спасенных людей.
Женщина посмотрела на юношей и вернула фотографию.
- Я даже не знаю, кто из них кто.
- Вот этот, зеленоглазый, - Юрий, а этот - Егор.
- Вы не поняли. Меня вообще не интересует, как их зовут и почему они находятся в Микронезии, - несколько раздраженно пояснила собеседница блондину. - Они мне даже не снятся.
- Отчего же? - удивился блондин. - Чем они вам не угодили?
- Они уроды.
- И вы говорите об этом здесь, в Европе?
- Я где угодно об этом скажу.
- И все же… У Егора очень высокий коэффициент интеллекта, видимо, ваши гены…
- Не надо говорить со мной о генетике, я профессор, и вы ничего мне нового в этой сфере поведать не сможете. Давайте короче - что вам нужно. Вы из Конторы, правильно?
- Смотря что вы называете конторой, - уклончиво парировал блондин. - Контор много.
- Вы из госбезопасности русской, так?
- Нет, не так.
- Почему же мы говорим на русском? - спросила женщина на иврите.
- Потому что это ваш родной язык, - ответил блондин на немецком. И по-английски добавил: - Не важно, из какой я организации. Мы предлагаем возобновить отношения с вашими детьми.
- Если бы я этого хотела, восстановила бы уже давно. Но я хочу забыть эту историю. У меня муж и дети.
- Они будут ревновать?
- Да при чем тут ревность? Я не знаю, о чем мне говорить с этим… существом. Я даже с матерью всяческие контакты прекратила после того, как она начала писать о нем… о них… Я не понимаю, зачем вы вообще ко мне обратились.
Женщина волновалась, значит, она не была равнодушна. Если неравнодушна, то рано или поздно знак неравнодушия может поменяться. Лучше, конечно, рано, чем поздно.
- Во-первых, я обращаюсь к вам по той простой причине, что вы проводите отпуск одна, вдали от мужа и семьи. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять - если супруги отдыхают раздельно, значит, у них не все ладно. Во-вторых, вы так горячо отказываетесь от своих первенцев, что готов спорить - вам хочется их хотя бы увидеть. Ну и в-третьих, вы единственный человек, который сможет договориться с Егором.
- Что?
- Видите ли, Далила Иудовна… Вы разрешите обращаться к вам по имени-отчеству, как это делают русские? Так вот, ваши дети влипли в некрасивую и даже опасную историю. Они похитили секретный прибор. Прибор настолько мощный, что его разрушительная сила может отразиться на судьбе всего человечества.
- Похитили? - не поняла Далила. - Прибор? Вы не о барсуке с мышонком говорите?
- Э…
- Я знаю, что за свойства у этих предметов. Мама даже хотела подарить мне мышонка, когда я уезжала, но в последний момент передумала.
Блондин мысленно аплодировал себе - ай да везение, ай да Рудольф!
- Это очень важная информация для нас, спасибо. Я правильно понял, что вы согласны помочь нам?
- Значит, она согласилась?
- Как вы и говорили, шеф.
- Отлично. Можно приступать.
11
Наутро Лэйла и Викса сели на телефон и решили мучить его до тех пор, пока не свяжутся с родителями Виксы. Мы с Юсей не стали ждать, когда свершится это великое событие, и отправились на причал.
Грузин по-прежнему сибаритствовал, Глеб в машинном отделении о чем-то гулко переговаривался со Змеем, а Мезальянц изучал расписание рейсов местного международного аэропорта.
- Изучаете, куда бежать? - спросил я.
- От Конторы сбежать нельзя, можно только ненадолго отсрочить встречу, - мрачно ответил Иван Иванович. - Я смотрю, по каким дням ждать гостей.
- Сейчас погода нелетная, какие гости?
- Незваные. Вон, этих неудачников-кладоискателей никакие дожди не пугают, они как по часам сюда приезжают. А Контору даже цунами не остановит.
- А разве вы уже знаете, что мисс Тедди и мисс Козельски…
- И майор, и астроном, и вся эта цветная компания - все кладоискатели.
- Я бы съездил туда, в этот…
- Нан-Мадол, - подсказал Юся.
- Вы, как я погляжу, вполне вписались в местный бомонд, - хмыкнул Иван Иванович. - Глядите только, чтобы эти красавцы не стибрили у вас чего…
Что за человек, обязательно настроение испортить надо! Я решил обратиться за поддержкой к капитанам.
- А давайте в выходные в Нан-Мадол отправимся? - спросил я.
- Это что еще за хрень? - лениво спросил Боря.
- Это как раз по вашей части - окно в бесконечность.
- Не слушай его, - послышалось из машинного отделения. - Это груда камней, и никаких сокровищ там нет.
- Сокровищ? - оживился Грузин. - Каких сокровищ?
- Егор, я тебя убью, - пообещал Татарин, вынырнув наружу. - Чего человека баламутишь? Только-только приключаться закончили - и опять?
- Я не понял: почему вы говорите так, будто вас здесь только двое? - возмутился Грузин. - Почему вы меня не спрашиваете или вон Юрца?
Боря единственный из экипажа, кто называл Юсю Юрой и даже сам с ним разговаривал.
- А меня Егор спрашивал, - сказал Юся серьезно. - Он спросил: ты хочешь в Нан-Мадол?
- И что?
- А я сказал, что сокровищ там нет.
- Вот, слышал?! - обрадовался Глеб. - Я же говорил!
- Ты-то откуда знаешь? - обиделся Боря на Юсю.
- Я не знаю, - растерялся Юся. - Мне так кажется.
- Кажется ему, - проворчал Грузин. - Надо съездить и посмотреть на этот… как его там…
- Нан-Мадол, - напомнил я.
- Во-во. Глеб, у нас там чего с движком-то?
- Ничего, - пробурчал Глеб. - Некогда мне.
Татарин посмотрел на меня, постучал пальцем по лбу и скрылся в недрах катера. Мне этот жест показался мало того что непонятным, но даже и обидным. Чего я сделал-то? Поэтому я сразу спустился следом за Татариным.
- Чего ты дразнишься?
- "Це дразнисся-це дразнисся", - с кислой физиономией повторил Глеб. - Я, конечно, сам дурак, язык за зубами не сдержал. У Бори бзик - моментальное обогащение. Он раньше чемодан с долларами найти хотел, а еще раньше - государственную премию получить.
- За что?
- Да хоть за что, лишь бы много и сразу. Это мечта, она иррациональна. Он как-то узнал, что в Хабаровске старый дом есть, в котором клад. Так он его по бревну раскатал и на щепки изрубил, всю землю перекопал на два метра вглубь, весь отпуск извел, и хоть бы пятачок нашел. Вот не дай бог, загорится он этим вашим… тьфу, неважно… вот не дай бог. Он, чего доброго, катер на металлолом продаст. Ты этими своими штуковинами можешь клады искать?
- Не пробовал. Но, наверное, смог бы.
- Вот и походи там с ним на всякий пожарный. Ему бы горшочек золота найти - и успокоился бы. Наверное.
Видимо, глубина Бориного бзика и для Глеба еще не раскрылась во всей полноте.
- И что сейчас делать?
- Сейчас-то? - Глеб задумчиво поскреб подбородок. - Да ничего, наверное. Может, обойдется.
Но не обошлось. Боря уже развил бурную деятельность, задавшись целью во что бы то ни стало попасть в Нан-Мадол и посмотреть, что там за сокровища. Мезальянц посоветовал ему не заниматься ерундой. Глеб сердито сказал, что ему хабаровского рейда хватило. Он напомнил, что экипаж и без того живет в кредит, сугубо из доброго расположения хозяев, а оно может внезапно закончиться. Я попытался прибегнуть к доводам разума.
- Если там, - сказал я, - так давно занимаются поисками и до сих пор ничего не нашли, значит, там ничего нет.
- Это как раз понятно, - махнул рукой Боря. - Нашли сокровище, а говорить об этом никому не хотят, чтобы не делиться.
- Но там специальное снаряжение нужно, для подводных поисков.
- Не надо ничего, здесь дожди сплошняком, сплошная муть в воде, ничего не увидим все равно. Пошарим немного снаружи, не найдем ничего - и хрен с ним. Но чует мое сердце - не зря я сюда приехал, ох, не зря.
Мне тоже хотелось посмотреть этот таинственный Нан-Мадол. Не ради сокровищ, просто увидеть, чего в нем такого удивительного. Подумаешь, сокровища. Я точно знал, что под нами, на глубине примерно полутора тысяч метров, залегает обширный, хотя и неглубокий, пласт нефти, и если на месте причала поставить несколько буровых установок, то этой нефти хватит, чтобы Микронезия стала абсолютно независимой от США.
- А мы до мамы дозвонились! - послышалось издалека.
Вся команда "Ярославца" превратилась в слух. Из дома выскочила радостная Викса в одной ночнушке, она хохотала, скакала вдоль причала, и я всерьез опасался, что сейчас она поскользнется на мокрых досках и разобьет себе все, что можно разбить, а что нельзя - сломает.
- Хватит скакать, говори уже, - распорядился Грузин.
Связь работала отвратительно, однако Лэйле удалось поймать более или менее устойчивый канал. Сначала они позвонили домой к Виксе, но там никто не брал трубку. Я подумал, что немудрено - на Урале сейчас пять часов утра, выходной, все дрыхнут без задних ног. Но Виксу не проведешь, она стала набирать все известные номера и поймала маму на работе. Мама, конечно, чуть с ума не сошла от радости. Еще больше Виксина мама обалдела, узнав, откуда дочь звонит.
- Откуда?
- Понпеи, остров в Микронезии! - кричала Викса в трубку. - Мы здесь все: и Кругловы, и капитаны, и дядя Ваня.
- Кто?
- Дядя Ваня Мезальянц, он в конторе глубокого бурения работает! - радостно сообщила Викса. И тут же сменила пластинку: - Мама, я скучаю, я домой хочу!
- Чего ты ей сказала, повтори? - с напряженным лицом уточнил Мезальянц. Мне показалось, что он сейчас лопнет от злости.
- Не рычи на ребенка, - вступился за Виксу Боря.
Викса повторила то, что сказала маме.
Я понимал, чего Мезальянц так сердится. Наверняка Контора связала исчезновение его, наше с Юсей и Виксы и теперь отслеживает все контакты. А Викса легко и просто сдала наше местопребывание и даже прямым текстом сообщила, что мы заодно.
- А мама что говорит? - спросил Юся.
Вопросы материнской любви его очень интересовали.
Мама ничего не говорила, она только ревела в трубку да просила вернуться скорее. Викса обещала возвратиться, как только закончится сезон тайфунов, тоже немного поревела, но уже счастливая тем, что ее помнят и ни на кого не променяли.
- А ты чего ржешь? - посмотрела она на меня.
- Я-то? - переспросил я, пытаясь стереть с лица злорадную ухмылку. - Нет, ничего особенного.
- Тут сезон тайфунов длится с августа по декабрь, - выдал меня Глеб. - Надеюсь, мы свалим до его начала.
- Ну, мама же не знает, - растерялась Викса, которой, видимо, очень хотелось сказать маме что-то экзотичное.