- А что, если на этот раз она сдержит слово?
- Я об этом много думал.
Мы уселись за парты.
- Кстати, я сегодня уроки сделала! - вспомнила Ада.
Я сидел в кафе и разглядывал пап, но так и не высмотрел никого, кто был бы один и обладал подходящим возрастом. Тот, кого я ждал, должен был прийти почти десять минут назад. Может, у него какая-нибудь важная встреча? Или я вошел не в то кафе? Или перепутал час, день и вообще все на свете?
Вот дурная моя башка, вечно набита какими-то странными мыслями!
А потом случилось кое-что, от чего внутри у меня словно костер вспыхнул. На пороге вдруг возник мужчина. Примерно одного возраста с моей мамой, с наголо выбритой головой. Он пристально оглядел зал, заметил меня и направился в мою сторону. Я поднялся. Такие моменты считаются сказочными и якобы не забываются до самой смерти.
Был ли он похож на меня, не знаю - но я вообще слабо себе представляю, как буду выглядеть через двадцать пять лет.
- Это ты?.. - начал он, но я так отчаянно закивал, что он осекся.
Он протянул мне руку. Обниматься было бы как-то глупо - с этим надо подождать. Мы обменялись крепким рукопожатием, и он спросил, что мне заказать.
- Может, горячий шоколад? - предложил я.
Он пошел к стойке за шоколадом. Только бы он не брал себе пива, думал я, пока ждал его. Он вернулся, держа в одной руке мой шоколад, а в другой - чашку кофе с пенкой.
- Ну, рассказывай, - сказал он с сильным американским акцентом.
Я так и сделал, подсократив свою историю и умолчав обо всяких неудачных ее моментах. Он задумался.
- Я понимать, тебе тоже интересно, - проговорил наконец он. - Давай я расскажу тебе о себе. Я бывать в Норвегия много раз. И да, тринадцать-четырнадцать лет назад я тоже сюда приезжать. И я тогда встречаться с разный женщина. Ты говоришь, твою маму звать Линда?
- Да! - с надеждой ответил я.
- Линда я не помнить…
- Она, кажется, работала в пекарне.
Джон Джонс пожал плечами.
- Она жила в районе Тейен…
Он вновь пожал плечами.
- Она ездила на красном велосипеде, а на руле у него стояла корзинка.
- Правда?
- На фотографиях у нее длинные светлые волосы.
- Она часто улыбалась?
- Да… Думаю, улыбалась она часто.
- Кажется, я ее вспомнил.
Не знаю, как я раньше этого не заметил, но в тот момент я понял вдруг, что у Джона Джонса - мои глаза. Бледно-голубые. И голова у него слегка вытянутая.
- Как дела у… Линды? - спросил он.
- Она в больнице. И красного велосипеда у нее больше нет. Думаю, она сильно изменилась за все это время.
- Ну а кто не изменился? - И Джон Джонс провел рукой по своей лысой голове.
- Я сейчас кое-что странное скажу, но вы, наверное, ну, мне так кажется, вы мой папа… - сказал я.
Джон Джонс улыбнулся, склонился над столом и похлопал меня по плечу. Возможно, папы именно так и делают - не обнимаются со своими сыновьями, а по-дружески хлопают их по плечу.
- Существует единственный способ узнать наверняка, - сказал он, - мне нужно встречать твоя мама.
- Может, через несколько дней.
- Отлично. Расскажешь о себе?
Как уложить тринадцать лет в полчаса? Удивительно, но у меня неплохо получилось. Я о многом умолчал, но не врал. Просто не стал рассказывать о скопившихся в шкафу квитанциях и о наших соседях по дому. Ему вовсе не обязательно узнавать сразу обо всем. Я тоже расспросил его про жизнь, и он тоже вряд ли рассказал обо всем, потому что смог уложиться всего в пять минут. Джон Джонс родился в городе Тексаркане в штате Техас, но пожил и в Нью-Йорке, и в Вашингтоне, и даже немножко в Лондоне, и в Париже. Но его почему-то постоянно тянуло обратно в Норвегию, почему - он и сам не знал. Возможно, он чувствовал, что здесь у него растет сын, - так я решил, но делиться своими соображениями не стал.
Теперь Джон Джонс работает компьютерщиком, семьи у него нет, он любит лошадиные скачки, а летом ходит в горы.
- У меня есть братья и сестры… то есть о которых вы наверняка знаете?
- Нет.
- Вы любите оперу?
- Забавно, что ты спрашивать. Вообще-то не очень, но на днях я ходил на выступление Брина Терфеля.
- Не может быть! Я тоже там был!
- Ух ты! Круто! Правда ведь, он потрясающе петь?
- Он пел… очень потрясающе. Но послушай… - у меня с языка едва не слетело слово "папа". Мне так хотелось его произнести. Всегда хотелось. Будто это слово необычайно редкое и говорят его лишь в совершенно особых случаях. Но вместо этого я рассказал про Брина Терфеля и про то, как тот спел, высунувшись в окно. Джон Джонс засмеялся. Мой папа красиво смеялся.
- Ты любишь кататься на велосипеде? - вдруг спросил он.
- Мне велик только недавно подарили, - ответил я, но не сказал, что пока могу только катить его рядом.
- Я тоже люблю велосипед, - сказал он, - можем вместе покататься.
Мы решили, что созвонимся и вместе поедем к маме в больницу. Жизнь налаживалась. Может, мама с папой опять сойдутся? В интернете я читал про парочку, которая разбежалась, а через пятьдесят лет вновь сошлась. А мама с папой разошлись всего тринадцать лет назад - это вообще ерунда.
Перед тем как попрощаться, он спросил:
- А что у тебя с носом?
- Кое-кто обозвал мою маму.
- Барт, ты мне действительно нравишься!
- Операция прошла хорошо! - обрадовала меня бабушка, когда я вернулся домой.
- Супер! Знаешь, бабушка, у меня вообще сейчас в жизни все круто!
- Так это же прекрасно, Барт!
- Мне как-то слегка не по себе. Я боюсь - а вдруг это кончится?
- С чего ты взял? Барт, ты это заслужил, поэтому все и дальше так будет.
Откуда берутся бабушки? Их будто бы специально посылают к нам, чтобы они налаживали все то, что в нашей жизни вдруг сломалось. По телевизору показывали, что тех, кто совершил нечто особенное, король награждает медалью. По-моему, для бабушек тоже нужно учредить такую медаль. Особую Бабушкину медаль.
Бабушка помогла мне содрать пластырь с носа. Он сросся слегка кривовато, но со стороны это было практически незаметно. Он был по-прежнему слегка припухшим и начинал ныть каждый раз, когда бабушка случайно задевала кость. Рана на самом кончике покрылась коркой. Без пластыря я вновь стал похож на себя. Теперь, когда лицо мое выглядело почти как прежде, я почувствовал, что готов к новым подвигам.
- Сегодня я научусь кататься на велосипеде, - решительно заявил я.
- Твоя мама любила кататься, - откликнулась бабушка.
- Кода она познакомилась с папой, у нее как раз был красный велик с корзинкой на руле. Помнишь?
- А как же, прекрасно помню, Я вышел на улицу и повернул ключ в велосипедном замке. Два колеса, руль, педали и рама. Неужели все настолько сложно? Для дополнительных опорных колес я уже слишком взрослый, поэтому придется набивать шишки и синяки. Главное - набрать скорость, а потом равновесие удержится само собой.
Я уселся на велосипед и поставил ногу на педаль. Положил руки на руль и проверил тормоза. Асфальт был залит солнцем. Я упаду, только если буду бояться свалиться. Поэтому надо убедить себя в том, что кататься я уже умею. Мне всего-то и нужно проехаться вниз по улице на двух колесах. Покрутить немного педали и почувствовать адреналин.
Пришло время покататься на велике!
Только я нацелился проехать первые несколько метров, как сзади послышались чьи-то шаркающие шаги.
- Ты неправильно едешь, - колени у Гейра тряслись особенно сильно, а взгляд был пустым.
- О, привет! Почему неправильно?
- Не надо так скрючиваться, а то свалишься. Гляди подальше вперед, туда, куда едешь. А на асфальт перед собой не смотри.
Он придержал велосипед за багажник.
- Садись как следует. Ставь ногу на педаль. Ага, вот так. А теперь жми! Я побегу сзади, а ты давай, вперед! Жми!!!
Я крутил педали. Переднее колесо виляло, а сам я вихлялся из стороны в сторону, боясь потерять равновесие, - но я ехал! Гейр поддерживал меня сзади. По крайней мере я так считал, но потом вдруг обнаружил, что лежу на тротуаре, а Гейр остался далеко позади.
- Ха-ха!!! Парень, да ты научился!
- А ты почему отпустил?
- Я пару шагов продержался, но потом отстал. С моими коленями далеко-то не убежишь.
Я слегка ободрал руку, но это пустяки, а нос при ударе об асфальт не пострадал. Я вновь влез на сиденье.
- Представь, что я держу тебя! Только я невидимка! - прокричал мне вслед Гейр.
Я представил. Ехал и думал, что Гейр держит меня и не дает упасть.
Свалился я дважды, да так, что разодрал брюки, а по ноге потекла кровь. Но вскоре я уже ездил, не падая, и тело научилось управлять рамой и колесами. Теперь я смогу кататься вместе с папой! Гейр хлопал в ладоши и радостно покрикивал.
- Кажется, я нашел папу, - рассказал я, пытаясь объехать Гейра по кругу.
- Круто! И ноги у него целы?
- Да, обе! А родом он из Техаса. Получается, я наполовину техасец.
- Это просто суперкруто! Я обожаю "ZZ Тор". У него есть борода? А шляпу ковбойскую он носит? А галстук-шнурок?
- Н-нет… Он… вроде как обычный.
- Супер. Обычные - они лучше всего.
- Мне он нравится.
- Значит, и мне понравится.
Потом я еще покатался, причем упал только один раз. По-моему, это означало, что теперь я умею кататься на велосипеде.
- Вот что такое свобода, - сказал Гейр и ткнул указательным пальцем в раму, - теперь ты взял и поехал, куда хочется! На таких велосипедах весь мир можно объехать. Следи только, чтобы его не стянул кто-нибудь вроде меня.
- Я буду его беречь, обещаю!
Дома бабушка обработала мне царапину на коленке и обещала зашить брюки. Она решила поменять постельное белье и обнаружила под матрасом конверт со статьями о серийных убийцах. На конверте было написано "Ада".
- По-твоему, мне уже пора за тебя волноваться? - спросила бабушка.
- Что тебе никогда не будет за меня стыдно, этого я обещать не могу. Но что серийным убийцей я не стану - это точно!
Я написал папе эсэмэску - спросил, сможет ли он прийти в больницу завтра в четыре часа. Ответ пришел почти сразу же: "Конечно. Увидимся".
Перед сном, лежа на диване, я все-таки думал не о велосипеде. Завтра меня ждет важный день - такой важный, что у любого сердце в пятки уйдет. Но я тихо лежал и спокойно смотрел в потолок. Все будет хорошо. Все препятствия позади.
За окном упала звезда, красивая и настоящая.
День начался так, что лучше и не придумаешь. На завтрак бабушка напекла блинов. Она купила бекон и кленовый сироп. Я завернул бекон в блинчик и щедро полил все это вкусным светло-коричневым сиропом.
- А это съешь после завтрака, - и бабушка положила рядом с моей тарелкой красное яблоко.
Я поднялся из-за стола и обнял бабушку. Крутые парни бабушек не обнимают, это мне известно. Но я просто не удержался.
- Сегодня будет хороший день, - сообщил я.
- Ну конечно, хороший, - согласилась она.
Пол в подъезде возле почтовых ящиков был усыпан рекламными листовками, а на лестнице валялся дырявый пакет с мусором. Но я не очень расстроился - всегда ведь можно провести новый субботник.
Возле школы меня догнала Ада.
- Генеральная репетиция вчера прошла просто отлично, - сообщила она. - Учитель говорит, что такого прекрасного летнего праздника, как тот, что мы готовим, наша школа еще не видывала!
- Значит, можно обойтись и без моего выступления?
- Нет, нельзя. В конце учитель включил запись какой-то оперной арии и заплакал. Клянусь! Он наверняка ждет чего-то необыкновенного.
- Думаешь, от бокса он плакать не будет?
Ада пожала плечами.
- Я об этом никому не говорила, честное слово! Может, я все-таки умею хранить секреты?
Слова Ады об учителе заставили меня усомниться в верности моих планов. Человек, которого доводит до слез музыка, вряд ли так же растрогается, глядя, как люди набрасываются друг на друга с кулаками. Одна надежда, что зрителям понравится. Под конец, решил я, прокомментирую бой Кристиана с Робертом, причем постараюсь в это всю душу вложить. Затем Кристиан победит, Роберт будет лежать на сцене, а я досчитаю до десяти. Ну а потом нас ждут овации. Или по крайней мере аплодисменты.
- Жду не дождусь вечера! - сказал мне учитель, едва я вошел в класс.
- И я тоже, - ответил я.
- Как голос? Все в порядке?
У меня воспаление голосовых связок! Сорвал голос! Комок в горле! - подходящих оправданий море, и каждое из них избавило бы меня от необходимости петь. Вот только тогда мне пришлось бы переехать в другой город.
На перемене я проверил телефон: от Джона Джонса пришло еще одно сообщение. "Буду рад увидеться снова. Джон". Вот так пишут хорошие папы. Те, на кого можно положиться и кто хочет изменить жизнь своих детей. Папа занимал все мои мысли, но рядом стояла Ада и без умолку болтала. Я с трудом следил за ее словами и время от времени отвечал: "Правда?" и "Не может быть!"
На уроке я как бы метался между двумя планетами. Вот я прилетел на планету Школа. Но в следующую минуту уже лечу на собственную крошечную планетку, на которой происходит нечто, чего никому, кроме меня, не понять. Учитель попросил меня почитать вслух, и я даже почти угадал, с какого места начинать, хотя как раз в тот момент совершал межпланетный перелет.
Весь класс словно с цепи сорвался: все перешептывались, вертелись и перекидывались записками. Неудивительно, что никто не следил за тем, что именно я читаю.
После уроков Ада решила меня немного проводить, хотя ей это вовсе не по пути.
- Хочешь, как-нибудь покатаемся на великах? - предложил я.
- А где?
- Может, поедем на пляж?
- Но сейчас вода такая холодная…
- Тогда давай в лес.
- Давай! В лес - запросто!
- Или можно по дороге?
- Тогда давай хотя бы по лесной дороге.
- Но ведь по лесу лучше кататься на специальном велике?
- Ну да, так и есть.
- Тогда, может, просто покатаемся в городе по асфальту?
- Можно и по асфальту.
- Супер!
Прощаясь, она хлопнула ладонью о мою и сказала, что вечером все будет круто.
- Ясное дело, будет круто.
В наушниках звучал голос Брина, и я шагал домой, просматривая по дороге рекомендации по боксу. Завернув за угол возле киоска, я резко затормозил: в окнах моего дома отражались мерцающие синие огоньки, а перед подъездом стояла желтая машина "скорой помощи". Она приезжала сюда и раньше, и каждый раз при виде ее у меня душа в пятки уходила.
Вдруг с бабушкой что-то случилось?
Я выдернул из ушей наушники и побежал к подъезду. Санитары затаскивали в машину носилки. Возле двери стоял Чарли-Подешевле - он отталкивал от носилок какого-то незнакомого дядьку.
- Урод! - кричал дядька. - Не вздумай сдохнуть! Чарли крепко схватил его и оттащил от человека на носилках.
- Ты мне кучу бабок должен, придурок! - он сорвался на хрип, но я уловил в его голосе что-то знакомое, от чего по спине у меня поползли мурашки.
- Не вздумай сдохнуть, Гейр! - не унимался он.
И тут я увидел, кто лежит на носилках. Это был мой Гейр - тот самый, что научил меня кататься на велосипеде. Я и узнал-то его толком лишь недавно, не может же он теперь просто взять и умереть!
- Гони бабки, а потом подыхай сколько влезет! - орал дядька.
Сердце словно подскочило до самого горла. Я поспешил к санитарам, пока те не закрыли двери. На носилках лежал Гейр. Лицо бледное, глаза закрыты, а футболка с надписью "Все сплетни - это правда" порвана в клочки.
- Что с ним? - спросил я.
- Передозировка, - ответил санитар, - это твой родственник?
- Родственник? Нет. Он выживет?
- Не мешай, - он закрыл двери, уселся за руль, и через секунду "скорая" с воем сирен уже катила по улице.
Чарли-Подешевле отпустил орущего дядьку.
- Знаешь что? - дядька повернулся к Чарли. - Мне говорили, что Гейр помер. А он, оказывается, был живой. И по-настоящему, может, помрет только сейчас. Вот невезуха мне.
- Придурок, - сказал Чарли и вошел в подъезд. Я понял, почему голос этого злого дядьки показался мне таким знакомым. Это он думал, что Гейр живет в нашей квартире, и это ему я соврал, сказав, что Гейр умер. Я бросился следом за Чарли.
- Это ты его нашел? - спросил я.
- Нет, этот придурок, - и Чарли кивнул в сторону оставшегося на улице дядьки, - он увидел Гейра и начал его колотить, думал, что так быстрее оживит его. На людей сейчас всем наплевать, главное - деньги.
- Гейр выживет?
- Не знаю. Но эти ребята как раз и кормятся тем, что оживляют таких, как Гейр. И у него это не первый передоз.
- Как по-твоему, кто-нибудь придет в больницу его навестить?
- Ему никакие посетители не нужны, ты уж мне поверь.
Чарли ушел к себе, а я остался стоять на лестнице. На полу валялся шприц с какой-то розоватой жидкостью. Я поднял его и со всего маха шваркнул о стену.
Моя тринадцатая глава
- Во сколько начинается это ваше школьное мероприятие? - спросила бабушка.
- Это летний праздник. И начинается он в шесть, - хрипло ответил я. Хрип этот не похож на тот, что бывает при простуде, а скорее из тех, которые появляются, когда ты чем-то расстроен и немного злишься. Бабушка подошла ко мне и погладила по голове.
- Переживаешь, да?
Отвечать мне не хотелось. Этот новый "я" - честный и прямой - запросто может выложить бабушке намного больше, чем требуется. К тому же я не рассказывал ей о том, что в больницу придет папа. Я надеялся, что он принесет цветы.
- Главное, прийти в больницу ровно к четырем, - сказал я.
- Чтобы успеть потом на твой летний праздник? - спросила бабушка, убирая в шкаф одежду.
- И поэтому тоже. Слушай, бабуль… а ты никогда не пыталась узнать про моего папу?
- Для меня это было неважно. А вот для тебя важно - оно и понятно. Ты все же не забывай, что многие дети растут без отцов, за всю жизнь так ни разу их и не увидев. В наши дни ничего странного в этом нет, и вырастают из таких детей вполне обычные люди.
- Но что, если папа вдруг объявится? Ты бы этому обрадовалась?
- Если он будет хорошим отцом, обрадовалась бы. У твоей мамы дела сейчас не очень, поэтому… да, отец тебе не помешал бы.
В дверь позвонили. Мы с бабушкой переглянулись.
- Ты кого-то ждешь? - тихо спросила она.
Я покачал головой. Бабушка посмотрела в глазок и подозвала меня. Я прильнул к глазку. Стоявшую за дверью женщину я, кажется, видел и раньше, вот только забыл где. Но затем я опустил взгляд и увидел, что рядом с ней стоит кое-кто еще, пониже ростом. И его-то ни с кем не спутаешь. Я так не хотел открывать дверь, что под ложечкой у меня засосало.
- Кто это? - спросила бабушка.
Но вместо ответа я собрался с духом, ухватился за ручку двери и нехотя повернул ее. В следующую секунду я уже смотрел на бесконечно грустное лицо Августа.
- Привет, Август.
- Привет, - ответил Август.
- А вы?.. - спросила его мама, заметив позади меня бабушку.
- Я его бабушка.
- Ясно. А его мама?..
- Она в больнице.
- Понятно. Август хочет вам кое-что сказать.