Звуки подчиняются мне и становятся прозрачными, как ледниковая вода. И чем больше я пою, тем лучше у меня получается.
Я пою для Ады - запершись в грязном школьном туалете. И это здорово звучит. Не волшебно, конечно, но определенно хорошо. Для школьного праздника сойдет.
Я обрываю пенье и открываю глаза.
- Ты правда очень здорово поешь.
- Я не хотел…
- Правда?
- То есть… хотел.
Мы смотрим на наши сплетенные пальцы. Я отпускаю Адину руку, будто меня ударило током.
- Не знаю, как это случилось… - говорю я.
- Мне кажется, ты справишься.
Мы стоим вплотную. Слишком близко. Мне кажется, что я сейчас задохнусь. Я прижимаюсь спиной к раковине.
- Да, но не можем же мы стоять на сцене взявшись за руки…
Я ногой распахиваю дверь и иду к лестнице.
- Подожди, Барт! Мне надо тебе кое-что рассказать…
- Хорошо, только не сейчас.
На школьном дворе воздух, и пространство, и люди.
Я отхожу в сторону и глубоко дышу. Значит, это возможно? Я пел чисто не просто при другом человеке, но мы еще и стояли нос к носу. Дело в волшебстве Адиных рук или я могу петь и без них?
Я не успеваю как следует додумать эту мысль, как ко мне подходит Август.
- Чего стоим?
Я киваю. Знает ли он, что я только что был внизу с Адой?
- Это правда, что говорят?
- Что правда? - переспрашиваю я, не представляя, о чем он.
Поодаль стоят, глядя на нас, еще несколько ребят. Брови у Августа слегка приподнимаются. Ну вот, сейчас все выяснится.
- Что ты живешь в трущобах и твоя мамаша весит двести кило.
Мое тело словно наливается свинцом.
- Нет, - говорю я жестко. - Неправда.
- И сколько же она весит?
- Килограммов шестьдесят.
Я отвечаю в полной уверенности, что так оно и есть, - без этого трудно говорить убедительно. - Да?
Никто не знает, сколько весят их мамы, - особенно если те стройны и тянут не больше чем на шестьдесят кэгэ. Август кивает. Частью души я надеюсь, что на этом все кончится. Август поймет, что Ада распространяет отвратительные слухи, доверять которым не стоит. Что Ада рассказала это Августу в момент слабости. Что все можно списать на недоразумение. Что в сторонке стоящие парни ничего не слышали. И что я могу уговорить какую-нибудь стройную тетеньку выдать себя за мою маму и подтвердить, что мы живем в обычном доме, где лестницы моются каждую неделю.
Но рассудком я знаю, что это только начало.
- По-моему, от тебя пованивает плесенью, - бросает мне Август и отходит.
Немного погодя ко мне подбегает с обеспокоенным лицом моя одноклассница Марита и спрашивает, так ли все у меня плохо, как она слышала.
- Понятия не имею, - отвечаю я.
- Ваша квартира правда в таком… в социальном жилье?
- Если пятикомнатные апартаменты с балконом и тремя каминами называются социальным жильем, то да.
- Тремя каминами?
- Нет, с двумя… и с изразцовой печью.
До начала занятий еще двое-трое подкатывают ко мне с теми же вопросами. Ады нигде не видно. Куда она подевалась? Урок начинается, а Ады все нет. Может, она испугалась? Ее можно понять: вряд ли кому-нибудь хочется нажить себе врага в лице человека, собирающего фотографии маньяков. Зато теперь никаких сомнений в том, что Ада не умеет хранить секреты.
Мозг кипит от множества мыслей. Вообще-то я даже хочу, чтобы мама со всеми своими килограммами заявилась на летний концерт или на любое другое школьное мероприятие. Мне вовсе не нужна пятикомнатная квартира с двумя каминами и изразцовой печью. Но ежедневно я хожу по лезвию ножа. Еще чуть-чуть, и мы с Бертрамом поменяемся ролями. И жизнь в трущобах с необъятной мамой я могу компенсировать лишь тем, что так спою на летнем празднике, что у всех челюсти отвиснут.
Учитель Эгиль, не успев войти в класс, сообщает, что на последнем уроке состоится общая репетиция. Кто хочет, может воспользоваться залом и на переменах.
Я стараюсь изо всех сил следить за уроком. Речь идет о норвежском языке, родном мне и потому нетрудном. Но сегодня я ничего не в состоянии понимать. После звонка я сижу за партой, пока Эгиль не просит меня выйти во двор.
- Жду не дождусь послушать тебя сегодня, - говорит он, когда я прохожу мимо.
Во дворе никто не обращает на меня внимания. Все обсуждают сенсацию - Бертрам в зале читал рэп так же круто, как Снул Дог. И взял себе артистический псевдоним Полтинник - типа как у Кёртиса Джексона по кличке Пятьдесят Центов.
Я оглядываюсь. Бертрам больше не бродит в одиночестве по задворкам, он со всеми. Вот-вот он сделается своим в доску, а кто-то другой станет изгоем.
Проходит слух, что "Б" класс репетировал танец, который вызовет настоящий фурор.
Не так давно я видел по телеку фильм о Французской революции и прямо почувствовал, каково это - сунуть голову под гильотину. Огромное острое лезвие обрушивается на тонкую шею - и вот уже моя башка на шесте в углу школьного двора.
Проблемы с учебой к концу дня лишь усугубляются. Как будто во мне сбилась настройка. Раньше я всегда считал, что в конце концов все будет хорошо. Какая чушь!
Или нет?..
Я стою на сцене - это правда. Неважно, что это всего лишь сучковатые, потрепанные подмостки в школьном актовом зале. Идет последний урок, мы начинаем репетицию летнего концерта, и я точно знаю - мне здесь не место. И все же я стою на сцене, судорожно глотая воздух.
Учитель улыбается мне и спрашивает, все ли в порядке. Ада так и не появилась. Все смотрят на меня в нетерпеливом ожидании. Кому какое дело, что у меня жирная мама и что я живу в разваливающемся доме, если я сейчас блесну талантом?
- Спой то же, что было на записи.
- Что?
- Ты пел Моцарта.
- Откуда вы знаете?
- Я люблю классическую музыку - загрузил трек.
- Мне надо для начала разогреть связки.
- Ну конечно.
- Пойду в гардероб.
- Хорошо, а мы пока займемся чем-нибудь другим. Я иду в гардероб, потом по коридору и вхожу в кабинет администрации. Там я прошу секретаря дать мне адрес. Она протягивает желтоватый листок с названием улицы и номером дома.
Затем я бегу к выходу - подальше от актового зала, и даже не оборачиваюсь.
Никогда раньше я не замечал, что, оказывается, здания вокруг школы очень разные. Тут и старые доходные дома, и новые многоквартирные, и квартал с роскошными виллами, и маленькие домики. Я слышал, тут живут люди с деньгами и без. Таких районов в городе немного. И когда я оказываюсь перед домом Ады, то вижу, как он отличается от всего, что попадалось мне на глаза.
Я дважды проверяю адрес по бумажке и читаю фамилию на почтовом ящике. Ада живет не в замке, но я не удивлюсь, если за дверью окажется лакей в ливрее.
Мне открывает усталая женщина в дорогих украшениях.
- Ада дома? - спрашиваю я.
- Дома. По-моему, я тебя раньше не видела.
- Я здесь и не бывал. Мы одноклассники.
- Это тебя… тебя зовут…
- Барт.
- Да, я про тебя слышала. Ада у тебя обедала. Похоже, Ада всем, кому могла, поведала и обо мне, и о моей маме.
- Могу я ее увидеть?
- Проходи. По коридору четвертая дверь налево. Четвертая дверь налево? У нас в квартире одна дверь, да и та в сортир.
Я разуваюсь, иду мимо огромной гостиной, гигантской ванной и нескольких закрытых дверей, пока не оказываюсь перед нужной.
Как мне себя вести? Я рассержен или разочарован? Или сделать вид, что ничего не случилось? А может, отругать ее и гордо удалиться? Или, коли уж на то пошло, предстать перед ней психованным собирателем маньяков? Нет, все не то… Чувства борются во мне, и ни одно не побеждает.
Себя не изменишь…
Жизнь, по-моему, вполне приемлемая штука. Плохих людей не бывает, и наша Земля - крутая планета.
Или все не так?
Я не успеваю постучаться, как передо мной в дверях возникает Ада. Думаю, не потому, что у нее способности к телепатии, а потому, что она собралась, к примеру, в туалет или на кухню сделать себе яичницу.
- Ой! - говорит она и шумно сглатывает.
- Я мимо проходил, - сообщаю я и, поскольку Ада молчит, продолжаю: - Так же, как ты вчера шла мимо нашего дома.
Ада так выдыхает, будто ее проткнули насквозь.
- Зайдешь? - спрашивает она.
- Отличная комната, - говорю я, оглядевшись. - Отличный дом…
- Не надо…
Сегодня день неоконченных фраз. Подчас они значат много больше, чем обычные предложения. Не подумайте, что в моих словах таилась насмешка. Хотя, может быть… Но сейчас мне не хватает ума, чтобы это понять.
Ада садится на стул перед письменным столом. Не буду даже пытаться перечислить всю технику, гаджеты, айподы и прочие вещи, которые находятся в комнате. Наверняка все это стоит кучу денег.
- Ты заболела? - спрашиваю я.
- Слегка.
Я смотрю в окно, чтобы не разглядывать обстановку. В саду батут и бадминтонная сетка. А бассейна нет.
- Барт, я знаю… то есть я не собиралась ничего рассказывать Лисе. Но я плохо храню секреты. Лисе спросила, где я была, и я не хотела врать - она же моя лучшая подружка. А Лисе, наверное, не поняла, что ни в коем случае нельзя этого говорить остальным. Возможно, я забыла ее предупредить. И она тут же послала СМС Вильде, а та общается с Августом. Я понимаю, ты чудовищно зол на меня. Я просто… не подумала.
- Я не просил ничего объяснять.
- Но я очень хочу это сделать. Понимаешь, по-моему, мне не нравятся секреты. Значит, все в школе уже в курсе?
Я пожимаю плечами. И тут происходит нечто странное. Будто в носу у меня вот-вот взорвется. Может, я заболел?
Я не из тех, кто себя жалеет. От этого только делается грустно и лучше никому не бывает.
Я поворачиваюсь к Аде спиной, уже предчувствуя, что сейчас произойдет.
Сказать по правде, я не плакал с самого раннего детства. И если уж со мной это случится, то лучше бы не на глазах у девчонки, которую я то ли ненавижу, то ли она мне нравится. В любом случае положиться на нее невозможно.
- С тобой все в порядке? - спрашивает Ада. Опусти она мне руку на плечо, не знаю, смог ли бы я сдержаться. По счастью, Ада стоит неподвижно в метре от меня. В носу у меня отпускает. Я умудряюсь обернуться и проговорить:
- Конечно, все в порядке.
- Извини, Барт.
- Ладно. И совсем не обязательно каждый раз называть меня по имени.
- Хорошо. Мне ужасно неловко.
- И ты потому осталась дома?
Теперь уже она смотрит в пол и кивает.
- А маме ты тоже рассказала?
Ада внезапно вскидывает на меня глаза:
- Нет, ей я говорила про тебя только хорошее. Я не собиралась плохо говорить о твоей маме, но…
- Ладно, - перебиваю я.
И мы стоим посреди Адиной слишком большой комнаты, прислушиваясь к далеким звукам. Настроение от этого не улучшается, но и хуже не становится.
- Хочешь послушать, какая мне нравится музыка? - говорит Ада.
- Давай.
У Ады не самый плохой вкус. В отличие от меня. Я думал, будет R’n’B, или рэп, или хиты, которые всем нравятся, но она слушает исполнительниц, поющих под акустическую гитару. Они звучат очень по-взрослому и хорошо идут под свечи темными осенними вечерами. Аде они тоже почему-то идут. Только вот дом у нее неправильный. Кажется, будто мы пробрались в королевский дворец.
Я остаюсь обедать. Оказывается, здесь питаются вовсе не исключительно черной икрой или суши. Мы едим обычную пиццу, и Адина мама вся ею перепачкалась.
- Ты где живешь? - спрашивает она с набитым ртом.
- В старом доме, - отвечаю я.
- Старые дома бывают очень уютными.
Моя седьмая глава
Объявления с призывом к уборке все еще висят в подъезде, когда я возвращаюсь домой. Мама сидит за журнальным столиком - очевидно, она только что поела. Хлеб, сыр, котлеты - от всего остались только упаковки.
- Привет, малыш. Поможешь прибрать?
Я достаю пакет из шкафа, скидываю в него мусор.
- Мам, мы правда переедем?
Она смотрит в окно, будто видит там что-то интересное. Обычно я таких вопросов не задаю - ни к чему хорошему они не приводят. Не могу объяснить, почему именно теперь мне важно об этом спросить и почему я твердо решил добиться ответа.
- Конечно, переедем, Барт. Надо сначала только найти подходящее место.
- А это долго?
- Быстро не получится.
- Но рано или поздно это случится, правда?
- Обещаю.
- Отлично. Я только это и хотел узнать.
- Можешь сходить в "Макдоналдс" купить что-нибудь к обеду?
Мама протягивает мне деньги, я надеваю кроссовки и выхожу. В подъезде стоит тот тип на полусогнутых и читает мое объявление. Волосы у него взъерошены, борода клочьями. Увидев меня, он тычет пальцем в лист на стене:
- Видал?
- Э-э… вроде как.
- Вот, блин, давно пора! Нам этого правда не хватало. Наконец нашелся человек, готовый разгрести нашу помойку!
- Вообще-то это… я повесил.
- Шутишь?.. Прекрасно. Я участвую.
- Замечательно.
- Когда уборка?
- В воскресенье.
- А сегодня что?
- Пятница.
- Послезавтра, значит. Подходит. В воскресенье у меня никаких заседаний. И работа рано заканчивается.
- Серьезно?
- Да я так, шучу. Не работаю, знаешь ли. Но я приду, короче. Серьезно. Ты крутой чувак.
Я краснею. Не уверен, что тип этот хороший помощник, но это и неважно. Главное, ему понравилось объявление и он собирается прийти. Вдруг еще кто-нибудь захочет?!
Вместо "Макдоналдса" я иду в магазин и покупаю хлеб и все нужное для бутербродов. Когда я возвращаюсь, мама уже спит под работающий телевизор. Поев и выключив телек, я иду петь в туалет. Шкафчик с лекарствами подрагивает. Кран над раковиной течет. Я пытаюсь представить рядом с собой Аду, протягивающую мне руку. И песня мне удается.
Я никогда не бывал в оперном театре. Однажды я видел, как исполняли такую музыку на улице. По-моему, чтобы полюбить оперу, совершенно не обязательно смотреть на загримированных женщин и мужчин солидного сложения, расхаживающих по сцене. Кое-что я нашел на "Ютубе" - это был какой-то тип с кривыми зубами из английского шоу "Голос". Честно говоря, я не могу отличить Моцарта от Бетховена или Вагнера от Пуччини. Есть целая куча других композиторов, но большинство из них умерли еще до того, как родилась моя бабушка.
В зеркало я вижу только верхнюю часть своего лица… Нет, я не прошу ни о чем несбыточном, мне бы только несколько дополнительных сантиметров - я вовсе не желаю становиться великаном.
Когда я возвращаюсь в комнату, мама уже проснулась.
- Дай мне пульт, пожалуйста.
- Держи, - говорю я и впихиваю пульт ей в руку. Мама включает телек, и в этот момент в дверь звонят. Первая мысль - опять Ада. Мама делает мне знак посмотреть, кто там. Лицо в глазке знакомое и морщинистое. Я на цыпочках подхожу к маме и шепчу:
- Это бабушка.
Мама смотрит на меня в ужасе.
- Она не должна была прийти сегодня. Я сказала ей, что работаю в пятницу и в субботу вечером. Не впускай ее.
- Но это невозможно.
В дверь снова звонят. На мамином лбу выступают капли пота - обычно так случается, когда она очень нервничает.
- Дай мне одеяло. Я притворюсь больной, - говорит она.
Я накрываю ее шерстяным пледом и иду открывать дверь.
- А, вот вы где, голубчики! - произносит бабушка. - Удивительно, как долог ваш путь до двери в такой маленькой квартирке…
- Надо было помочь маме, она заболела, - оправдываюсь я.
У бабушки в руках большой пакет.
- Была поблизости, решила заскочить, - говорит она и ставит на столик пакет, содержимое которого тщательно упаковано. - Ну что, праздник по случаю дня рождения состоится?
Не желая никого обидеть, бабушка подчас задает такие вопросы, на которые нам с мамой почти невозможно ответить. Как говорится, приходится семь раз отмерить, прежде чем один раз отрезать. Мы с мамой загодя тщательно договариваемся, что сказать, но иногда я путаюсь и забываю.
- У меня будет праздник с друзьями на следующей неделе, - отчаянно вру я. - А ты придешь в воскресенье?
- Конечно, приду.
- И еще в воскресенье у нас намечается уборка в подъезде.
- Я видела объявление, Барт. С удовольствием помогу.
- Отлично.
Бабушка поворачивается к маме:
- Как странно, что, работая в "Теленоре", ты до сих пор обходишься без рабочего мобильника.
- Да там какие-то неполадки в… системе, - отвечает мама.
- Еще хорошо, что неполадки у сотрудников, а не у клиентов, - для убедительности добавляю я.
- Ну да, разумеется, - соглашается бабушка, и лицо ее принимает знакомое мне странное выражение.
В шкафчике над плитой есть волшебный ящик: мама складывает туда счета. И, попав туда, они редко выбираются на свет - будто их засасывает в черную дыру. Но это только так кажется. Заблокированный номер маминого мобильника напоминает, что счета все-таки существуют.
Бабушка моет посуду и немного прибирает комнату. Как всегда. Она никогда не спрашивает, что с мамой. Только варит кофе и предлагает свою помощь.
В бабушке много того, чего нет в маме. Однако это вовсе не означает, что она святая. Например, бабушка смолит самокрутки и, по маминым словам, в молодости меняла мужчин как перчатки. Думаю, что с этим-то давно покончено, потому что бабушка живет одна - если, конечно, не считать болтливого попугая Гудлайка, о котором она рассказывает, как о любимом ребенке. Мы никогда не ходим в гости к бабушке. Мама говорит, будто у нее аллергия на птиц, но я не уверен, что это правда.
- Как дела с переездом? - спрашивает бабушка.
- Переедем в течение месяца, - отвечает мама. Мне хочется крикнуть, что это неправда, что так быстро этого не произойдет.
Но, кажется, бабушка и так уже давно не верит маминым словам, а только делает вид.
- Будет прекрасно, - говорит она с прежним выражением лица.
В воскресенье мне стукнет тринадцать. Для старших я перестану быть "малышом" и сделаюсь "подростком". Наверняка и в моих глазах мир переменится.
- Я подумала тут насчет бокса, - говорит мама, когда бабушка уходит и мы собираемся ложиться спать. - Может, тебе это не подходит?..
Мама выключает звук у телевизора, что бывает только при серьезных разговорах.
Не мог же тренер ей позвонить?!
- Почему?
- Потому что есть и другие виды спорта, для тебя не менее подходящие. Например, смешанные боевые искусства. Это и бокс, и кикбоксинг вместе: ты научишься бросать, и бить, и пинаться… Когда-то это был олимпийский вид спорта.
- Даже не знаю…
- Подумай, ты смог бы защититься от любого нападения.
- Не думаю, что на меня будут как-то особенно покушаться.
- Этот спорт учит ничего не бояться. Я утром видела о нем передачу.
- Можно я сам для начала об этом что-нибудь почитаю? - говорю я, достаю комп и подключаюсь к соседской сети.
Короткий поиск в "Гугле" выдает, что это вид спорта, в котором разрешено все, кроме укусов и прямых ударов в глаза. К счастью, соревнования по нему запрещены в Норвегии и мальчиков моего возраста не тренируют.