Бабушка садится на диван. Тот самый, на котором мама должна была спать и храпеть сегодня ночью. Я размещаюсь на своем обычном месте, в изголовье. Бабушка все время смотрит на меня. Не знаю, проверяет она во мне наличие чувств или готовится быстро отреагировать, если меня совсем замкнет. Бабушкиной нежности хватает только на то, чтобы коснуться кончиками пальцев моего плеча.
- Мы не можем отменить субботник, - говорю я.
- Но разве ты сможешь… сейчас?
- Да, смогу.
По телеку я видел людей, разговаривавших с больными в коме, и те внезапно просыпались, и все немного плакали. По-моему, такое бывает в очень плохих сериалах.
- Что с тобой случилось? - спрашивает бабушка. Я почти забыл про нос.
- Да так. Подрался с одноклассником.
Бабушка придвигается и обнимает меня.
- Прости, что у тебя такая непростая жизнь.
- Сломанные носы заживают.
- Да, верно.
- Он будет совсем как раньше. Врач так сказал.
- Замечательно.
Как-то очень глупо быть таким оптимистом. Очень хорошо это понимаю. К тому же бабушка сидит так близко, что я ощущаю исходящий от нее запах табака и слышу небольшие хрипы в ее горле. Бабушка наверняка может умереть в любой момент, хотя это будет ужасно несправедливо.
- Бабушка, - говорю я, глядя ей в глаза, - ты веришь тому, что мы с мамой тебе говорим?
Мне кажется, она пытается улыбнуться. Но улыбка, которая не совсем получается, подчас выглядит как ужасная гримаса.
- Твоя мама старается изо всех сил. В этом я совершенно уверена. И она очень хочет, чтобы все было как лучше. Я знаю, что она не всегда говорит правду.
- Она не работает в "Теленоре".
- Я знаю.
- Она все время врет. И я тоже. Мы договариваемся, что тебе соврать.
- Я знаю, что вы врете, Барт.
- И ты поэтому иногда так странно смотришь?
- Неужели?
- Почему ты нам этого не говоришь?
- А кому станет от этого лучше?
- Прости… что я вру.
Она слегка поглаживает меня по спине. У нее получается по-другому, чем у мамы. Мне не хватает маминых больших, мягких рук.
- Прости, я совсем забыла… Поздравляю тебя с днем рождения, Барт! - говорит бабушка прямо мне в ухо. - Поздравляю!
- Спасибо.
И мы сидим так еще немного. Бабушка тихо плачет. Я смотрю в окно и размышляю о том, как проводят субботники. Конечно, надо бы думать только о маме, но у меня для этих мыслей будет еще много времени.
- Ты можешь руководить субботником? - спрашиваю я.
Бабушка отпускает меня и вытирает слезы.
- Что? Субботником?
- Да, нам нужен кто-нибудь, кто хоть раз участвовал в общей уборке и знает, как это делается.
- Ну да, нужна уборка и… да, в основном уборка, наверное.
- И еще мы вымоем лестницу.
- Да, помыть ее - это правильно. Ой, у меня же подарок для тебя есть!
- Я знаю, где он лежит, - говорю я.
Рядом с ворохом одежды я нахожу пакет и протягиваю его бабушке. Она вручает его мне и опять поздравляет.
У бабушки совсем не много денег. Будь они у нее, она наверняка больше давала бы маме. Но подарок оказывается серьезнее всего, на что я мог рассчитывать. И наверняка куплен по-честному.
Фотография на коробке не оставляет никаких сомнений - это мобильник.
- Я буду оплачивать твои разговоры. Надо же как-то до вас дозваниваться. Как ты думаешь, он ничего?
- Он… он лучше, чем просто ничего.
Может, это уже слишком, но в тот момент мне страшно захотелось иметь еще и собственную комнату. Просто чтобы собраться с мыслями и прийти в себя. Но у меня имеется только туалет - а это далеко не то же самое.
У меня есть мобильник! Хороший мобильник.
Я обнимаю бабушку и не отпускаю. В носу опять свербит, но взгляд мой не затуманивается, и никаких звуков я не издаю. Не знаю, как долго мы с бабушкой сидим обнявшись, но не исключаю, что дольше, чем это обычно бывает.
Моя девятая глава
- Ты это… прости, что ли. Я постарался собрать всех-всех. Но типа… воскресенье же, а по воскресеньям народ обязательно куда-то смывается. Ну, это… в общем, чего-то я запарился, - Гейр неуверенно смотрит на меня. Дольше молчать мне уже невозможно.
- Это… - начал я, - ты…
- Да знаю я. Ты прости.
Я оглядел всех явившихся - всех до последнего. Может, у меня со зрением что-то не так? Может, после того как мне разбили нос, в глазах у меня двоится?
- Это очень… хорошо, - проговорил я.
- Э-э… Ну да. Наверное. Ты серьезно?
По моим подсчетам, их оказалось ровно дюжина. На субботник пришли двенадцать человек! На мой субботник. И едва я закончил считать, как подтянулись еще двое. Плюс мы с бабушкой - итак, всего шестнадцать. В субботниках я особо не разбираюсь, но, по-моему, результат неплохой.
- И это… У тебя, типа, день рожденья, и мы поэтому тебе вот чего принесли. Ну, вообще-то принес я, но это вроде как от нас от всех, - и Гейр протянул мне что-то завернутое в газетную бумагу. - Красивая обертка куда-то подевалась, - извинился он. - Давай разворачивай.
Пока я вынимал подарок из газеты, все запели "Happy birthday", да так уныло, как, наверное, ее еще никогда не исполняли. Внутри оказался велосипедный замок. И ключ к нему.
- Спасибо огромное! Это ты шикарно придумал, - поблагодарил я, разумеется умолчав о том, что никакого велосипеда у меня нет.
- Я подумал, ну, типа, когда в таком месте живешь, без замка никак, - объяснил Гейр. - Народ-то тут до чужого добра жадный.
- Очень красивый!
- Ага, а все остальное на улице стоит.
- Что остальное?
- Ну, один замок-то тебе зачем?
Мы вышли на улицу, и я увидел велосипед - не совсем новый, но почти.
- Номер я сам срезал, - зашептал Гейр, - а замок в магазине купил.
Пожать ему руку или обнять, я так и не решил, поэтому ни того ни другого делать не стал. Кто-то лишился велосипеда. А у меня он теперь есть. Внезапно я понял, что стою посреди улицы, сжимая в руках велосипедный замок.
- Ты это заслужил, - сказал Гейр. - У нас во дворе никто еще столько не делал, ну, типа, субботник и все такое… Вообще-то начинать пора. Работы полно.
- Э-э. Ну да. Это моя бабушка, ее зовут Рагна, и она будет руководить работой, - я показал на стоявшую в дверях бабушку, явно слегка оробевшую.
Однако вскоре она совершенно оправилась и принялась командовать. Кого-то отправила в подвал, других распределила на чердак, а троим велела заняться лестницей. По-хорошему нам нужен был контейнер, но его не было, и потому мы стаскивали весь хлам к мусорным бакам. В понедельник я собирался позвонить со своего нового мобильника в коммунальную службу и попросить, чтобы они все это увезли.
- Люди - страшные свиньи, - сказал Гейр, показав мне полное ведро разбитых и целых шприцев.
Впрочем, не все, кто живет у нас во дворе, наркоманы. На субботник пришла одна женщина родом из Сомали, двое подростков-курдов и старик - ровесник моей бабушки, который рассказал, что переехал сюда, когда ему было всего двадцать. К тому же Гейр говорит, что некоторые колют не героин, а метадон - для того, чтобы проще было завязать с героином.
Если главное - создать видимость, а результат не так уж и важен, то кое-кто действовал именно по этой схеме. Например, один дядька с ногами колесом зачем-то бесконечно протирал пол возле почтовых ящиков, а женщина в тесных джинах то и дело спрашивала, куда ей сложить "всю эту дрянь", хотя к мусору даже не притрагивалась.
Уборка подъезда заняла больше двух часов. Кто-то даже отыскал в подвале краску и замазал надписи около почтовых ящиков. Лучшим в городе наш подъезд по-прежнему не назовешь, но некоторые из пришедших на субботник сказали, что "возвращаться домой теперь будет почти приятно".
Потом я поблагодарил всех, пожал им руки и пошел бродить по улицам. Велосипед я катил рядом. Мне, конечно, хотелось усесться на сиденье и крутить педали, но я решил, что сегодня неподходящий день, чтобы еще и на велосипеде учиться кататься.
Неужели подростком ты и впрямь начинаешь видеть мир иначе? Я устроил субботник, а потом еще всем руки пожал - прямо как взрослый. Зато на велосипеде ездить не умею, словно маленький. По-моему, как-то у меня все не очень складно выходит. Но, похоже, ничего страшного в этом нет.
К моему возвращению бабушка испекла шоколадный торт, который должна была сделать мама. Бабушкин торт вышел еще вкуснее маминого, потому что она положила в него, все, что требуется по рецепту. Я вдоволь наработался и нагулялся, так что запросто съел бы торт целиком, но решил оставить в желудке местечко для ужина.
- Не хочешь ли переехать на несколько дней ко мне? - спросила бабушка.
- Ты представляешь, сколько мне оттуда до школы добираться? - промычал я с набитым ртом. - И до тренировок.
- Да, это верно. А после школы ты, наверное, встречаешься с друзьями…
- Друзей у меня нет.
- Как нет?
- Давай честно. Я больше не буду тебе врать о том, как я живу.
- Честно - это… как-то немного непривычно. Но у меня же Гудлайк, его кормить надо и…
- Пока мамы нет, можешь переехать сюда вместе с попугаем.
- Да… Можно и так.
От мысли, что ей придется жить у нас, бабушка встревожилась - это совершенно ясно. Она огляделась: кипы старых журналов, разбросанная одежда и несколько ящиков не помню с чем. На лестнице кто-то кричал.
- Соседи - на девяносто процентов люди добрые, - заметил я и тут же пожалел о сказанном.
Если злых здесь целых десять процентов, кому захочется тут жить? С другой стороны, я сказал правду. Однажды мы с мамой оставили пакеты с покупками возле своей двери, а когда через две минуты вернулись за ними, их уже сперли. Был случай, когда в подъезд забрался какой-то дядька и сильно напугал маму. К тому же к нам во двор так часто приезжают полицейские, что однажды я посоветовал им переделать одну нежилую квартиру в офис и вообще никогда отсюда не уезжать.
- На девяносто девять процентов, - поправился я. Ведь если слегка приврать - ничего в этом страшного нет. - Девяносто девять с половиной.
- Ну ладно, Барт. На несколько дней я перееду к тебе. Но если мама останется в больнице надолго, то придется тебе перебираться ко мне. Договорились?
- Иессссссс! Ты тогда спи на моей кровати, а я лягу на диван.
- Спасибо, ты добрый мальчик.
После ужина мы отправились к бабушке за Гудлайком. В автобусе он сначала то и дело повторял: "Где мои тррусы?", и пассажиры смеялись.
- Где он этого нахватался, ума не приложу?! - воскликнула бабушка и, вопреки обыкновению, покраснела. А Гудлайк стал выкрикивать: "Я в них очень толстая?"
Даже не знаю, как описать вечер. Ясное дело, я скучаю по маме. Сейчас, когда других дел нет, можно думать о ней хоть все время. У меня тысяча вопросов, но бабушка не в силах на них ответить. На большинство из них вообще никто ответить не сможет, и потому такие вопросы обычно очень раздражают.
Я потребую, чтобы врачи сделали все возможное - не так, как прежде. И еще чтобы мама всерьез занялась собой. Интересно, кажусь ли я строгим, когда так говорю?
Я уселся на диван и начал смотреть сериал, а Гудлайк то и дело встревал со своими комментариями вроде: "Ей этто платье не идцет!"
- Странный получился у тебя день рожденья, правда? - спросила бабушка.
- Если бы не мама, то было бы вполне… - я хотел сказать "неплохо", но запнулся. Маму увезли в больницу - разве такой день может быть неплохим? - Ну да, странноватый он вышел, - сказал я.
- Ничего, будут у тебя праздники и получше, - утешила меня бабушка.
- Я отправил мою первую эсэмэску.
- Кому?
- Одной девочке из класса, которая только и делает, что болтает.
Я же обещал быть с бабушкой честным. Адин номер телефона я нашел в интернете, а эсэмэску придумывал целую вечность. "Мне подарили мобильник на день рожденья. Теперь можно предупреждать меня заранее. Барт".
- Она тебе нравится?
- Она живет в другом мире. И, когда ее мир сталкивается с моим, получаются странные штуки.
- Но тебе же известно, что противоположности притягиваются.
- Мы друзья - и только. Во всяком случае, мне кажется, что мы друзья. Но это мне надо еще уточнить…
- Ох, Барг, это все так романтично.
Бабушки иногда ляпнут что-нибудь такое, от чего начинает даже подташнивать. Гудлайк опять спросил, где его трусы.
Я пошел в туалет и запел там. Хотя на этот раз бабушка сидела прямо возле двери, спел я ничуть не хуже, чем вчера. Когда я вышел, она захлопала в ладоши и так крепко обняла меня, что у меня заболело в носу.
- Голос у тебя и правда волшебный.
- Спасибо.
- Я тобой горжусь!
- Спасибо.
- Ты такой…
- Ну хватит уже…
Мобильник издал какой-то чавкающий звук. "Крто. Ккдла? Чт насчт прзднк?#-)" - написала Ада. Я догадался, что последнее слово - это "праздник", а не просто набор букв. Сегодня я вообще забыл про выступление - не думал даже о том, что произойдет, когда Август и его приятели расскажут про выходные.
"У меня кое-что случилось", - ответил я Аде. Через секунду от нее пришло: "Что?"
Словно прочитав мои мысли, бабушка предложила: "Хочешь, оставайся завтра дома и не ходи в школу". И я согласно кивнул - хотя со стороны и мог выглядеть трусом.
- Можно будет съездить в больницу, - сказала бабушка.
Откладывать дело в долгий ящик, как правило, бесполезно, но как раз сейчас мне нужно немного отдохнуть - желательно пару лет.
- Ладно.
В следующую минуту в голове у меня возникла идея. Такие мысли появляются, когда их совершенно не ждешь. Аде я написал: "Позже расскажу. Но выступать буду :-)".
- Мне завтра надо на тренировку, - сказал я бабушке.
- С таким носом?
- Что поделаешь… Это очень важно.
В идеях плохо то, что они мешают спать. К тому же бабушка храпит немного иначе, чем мама. И еще - мама пролежала в диване ямку, в которую я никак не умещаюсь.
Хорошо хоть, что бабушка накрыла клетку Гудлайка покрывалом и тот замолчал.
Когда бабушка разбудила меня, я чувствовал себя совершенно разбитым. Но завтрак уже стоял на столе, а Гуддайк заявил: "Этто луччший день в твоей жжизни!"
Бабушка позвонила в больницу, и ей сказали, что мама пришла в себя, но по-прежнему очень слаба.
- Можно принести ей цветы, - сказал я.
- Да.
- Ну, если у нас есть на них деньги.
- Конечно, есть.
Моя бабушка не пенсионерка. Она родила маму совсем молодой, когда еще не разошлась с дедушкой. Его я никогда не видел, но от кого-то я слышал, что он переехал в Швецию, так как там выпивка дешевле. Бабушка получает пособие, потому что часто болеет и быстро устает. Она много лет проработала в киоске, где торговала "раком легких". Во всяком случае, так она говорит. Причем чаще всего, рассказывая об этом, она курит.
Маму и прежде клали в больницу, а я навещал ее, но она никогда не бывала в коме. Ехать в трамвае в мятой рубашке и брюках от костюма было как-то странно. Когда я вошел в палату, в нос мне ударил непривычный запах чистоты. Мама спала, но не издавала ни единого звука, поэтому на мгновение мне показалось, будто она умерла. Я дотронулся до ее руки - она была теплой. Бабушка принесла металлическую вазу для цветов и случайно уронила ее на пол, но мама даже и тогда не проснулась.
- Нам нужно поговорить с врачом, - сказала мне бабушка.
Врач, ждавший нас в тесном кабинете, говорил много разного, вот только я не уверен, что все понял. Но одно я точно уяснил: маме необходимо изменить образ жизни. Она должна лучше питаться и похудеть. Заниматься спортом или по крайней мере больше ходить пешком. И ей надо вовремя принимать лекарства. Но самое главное - не следует злоупотреблять алкоголем. Вот как врач это назвал.
- То есть ей надо поосторожнее с выпивкой, - догадался я.
- Или… Лучше вообще не пить, - отрезал врач, - а если будет продолжать, с ней вновь случится то же самое. Но последствия будут уже необратимыми.
- Необратимыми?
- Она может умереть.
Врач посмотрел на бабушку и спросил:
- Мальчик у вас живет?
- Нет, это я у них живу.
- Я имею в виду - это вы его воспитываете?
- Нет, он живет с мамой.
- Ясно.
Врач сделал несколько пометок на листке бумаги. Настало самое время спросить о чем-нибудь, но вопросы у меня вдруг закончились. Вернее, остались только такие, на которые врач вряд ли смог бы ответить.
Позже, когда мы вернулись в палату и уселись возле маминой кровати, бабушка занервничала.
- Она просто спит, - объяснил я, потому что решил, что бабушка думает, будто мама по-прежнему в коме.
- Это я знаю. Я просто… Мне кажется, он сообщит в службу опеки детей.
- Врач?
- Да.
Раньше к нам уже приходили Сотрудники службы по опеке. Маме они не нравятся. А по-моему, люди просто делают свою работу и стараются. Поэтому, когда они приходят, я стараюсь казаться особенно доброжелательным. В последний раз они появлялись у нас год назад.
Возвращаясь домой из больницы, я получил эсэмэску от Ады. "Чт новго? Ты дма?" Кажется, она спрашивает, дома ли я.
"Я заболел". Я посмотрел на эсэмэску, собрался с духом, стер "я" и вместо этого написал: "Мама заболела".
Моя десятая глава
Явившись на тренировку, я первым делом подошел к тренеру. Он со всех сторон обозрел мой нос.
- Что произошло?
- Я научился бить.
- И как, попал?
Я покачал головой.
- Хочу устроить в школе показательное выступление по боксу. Вы не будете против, если я позову кого-нибудь из тех, кто здесь занимается, принять в нем участие? - спросил я.
- Показательное выступление?
- Ну да, вроде шоу. Заодно и боксу реклама.
- Не уверен, что бокс в ней нуждается.
- Зато она необходима мне. Мне! Иначе придется петь, чего я не умею… на публике-то уж точно.
Тренер задумался, хотя вряд ли я его убедил.
- Я цитировал бы Мохаммеда Али, а другие ребята в это время демонстрировали бы благородное искусство бокса. И рассказывали бы его историю.
- Ну что ж, может, не так уж и нелепа твоя затея.
- И еще я рассказал бы, чем занимаюсь. Если все увидят, что я дружу с такими классными боксерами, никто больше не посмеет ко мне приставать.
Тренер испытующе посмотрел на меня.
- Это как-то связано с твоим носом?
- Не исключено.
- Ладно, пойдем остальных спросим.
Ребята согласились не сразу. Мохаммед Али и история бокса волновали их куда меньше, чем тренера. Но, когда я признался, что мне позарез это нужно, Кристиан тут же сказал:
- Ясное дело, мы с тобой. Нечего лезть к нашему Барту!
В результате вызвались лишь Кристиан и Роберт, но и этих двоих для моего плана было вполне достаточно.
- Суперкруто! - обрадовался я.