* * *
Том углубился в лес. Никто не пошел за ним. Словно смерть Ноль-Семь разделила и отдалила детей друг от друга – будто порвалось ожерелье, и бусины рассыпались во все стороны, потому что их ничто уже не держит вместе. Найдя дерево, очень похожее на то, с которого упал Ноль-Семь, Том решительно взобрался по стволу и уселся на развилке, высоко над землей.
Лес кругом волновался, как море из листвы и веток; земля внизу едва виднелась; небо наверху и вовсе казалось отвлеченной идеей – частью чего-то неизмеримо большего, воображаемого. Быть не там и не здесь, оставаться нигде, не идти ни вперед, ни назад. Вот чего в некотором смысле они хотели. Их поляна и была таким местом – не там и не здесь: местом, достаточно удаленным от Лагеря, чтобы поверить в то, что побег удался; и достаточно уединенным, чтобы пришла тревожная мысль – которую все гнали от себя прочь, но она не уходила: в мире нет ничего другого. Разве что другие поляны. Так значит, жизнь – это лесная поляна? И все?
Тома отвлекло ровное и долгое жужжание. Какое-то крупное насекомое? Он поднял глаза и вскоре разглядел источник звука. Золотистый жук летел сверху прямо к Тому – во всяком случае, так ему показалось. Чуть не долетев, завис в воздухе, потом осторожно опустился ему на руку.
Том не боялся насекомых. Жук оказался большим и холодным, маленькие твердые лапки царапали кожу, но Том не стал его стряхивать. Он разглядывал жука сначала с любопытством, потом с изумлением. Потому что жук вел себя очень странно. Он снова расправил крылья и поднялся в воздух. Перелетел на соседнюю ветку, оттуда на следующую. Развернулся, глянул на Тома. Снова взлетел: короткий перелет и опять остановка. Жук словно хотел что-то ему сказать. И Том понял.
Убедить остальных, что надо снова отправляться в путь, оказалось не так трудно. Вероятно, им было все равно. Собрали свои вещи, обходя тело Ноль-Семь на цыпочках, чтобы не потревожить. Глор порылся в рюкзаке и нашел кусок веревки, которой он обвязал шею Собака; потом он привязал к этой веревке другую, подлиннее – получился поводок. Когда Глор потянул за него, Собак не пошевелился, но потом понял, поднялся, и они с Глором сделали большой круг по поляне. Собак послушно отзывался на легкие рывки веревки, будто ходил так всю жизнь. Глор радостно улыбнулся, но тут же смутился и стер улыбку с лица.
Поклажи оказалось больше, чем они думали: свернутые покрывала, плетеные корзины, уложенные одна в другую…
Том попытался уместить все на крепкую спину Собака, увязав оставшимися веревками, – корзины держались; зверь не сбрасывал их, а смотрел на Тома спокойно и равнодушно, кося коричневым глазом с красной каймой.
Когда все было готово, дети, не сговариваясь, одновременно повернулись в сторону дома.
– А если он вдруг проснется? – спросила Нинне.
Том хотел было помотать головой, но вспомнил слова Ханы: "Иногда ложь нужнее правды". И он солгал:
– Сейчас ему надо выспаться, мы не должны ему мешать. Но когда-нибудь, никто не знает когда, он проснется.
– И тогда он придет к нам? – с надеждой спросила Орла.
– Если мы будем носить его здесь, – Глор дотронулся до своей головы, – и здесь, – он поднес руку к груди, – то он всегда будет с нами.
– Но как он нас найдет? – поникла Орла. И вдруг вся осветилась. – А-а, я знаю!
Она исчезла и не возвращалась довольно долго, но в конце концов вернулась. Последний взгляд на дом, их дом, где Ноль-Семь спал своим самым долгим сном, на загон – самый первый их дом, – и вот они уже в пути. Гуськом, друг за другом: так же, как и во время побега из Лагеря; только на этот раз шествие замыкали двое: Глор и Собак.
– Куда мы идем? – спросила Нинне.
– Вон туда. За мной.
И дети покорно пошли за Томом, больше ни о чем не спрашивая. Так было проще.
"Нет, я хотел не этого, – размышлял Том. – Я хотел, чтобы все слушались меня, да. Но потому, что верят мне, а не потому, что ничего другого не остается".
Но ему приходилось мириться с тем, что есть. Как и остальным.
Том отыскал глазами жука. Вон он, впереди, маленький и блестящий. Его надежда, его путеводная звезда.
Лес становился все гуще, идти было труднее. Вокруг поднимались колючие кусты, кружили москиты, жаждущие крови. Туда ли они идут? И разумно ли это – идти за каким-то насекомым, которое, быть может, оказалось здесь совершенно случайно и летит в неизвестном ему самому направлении?
"Хватит вопросов, – решительно сказал себе Том. – Вопросы бессмысленны, если нет ответов". Он шел вперед, остальные следовали за ним.
* * *
– Контроль Сгустков Десять-Тринадцать. Контроль Сгустков Десять-Тринадцать. Приказываю прибыть на Базу через десять минут!..
Громкоговоритель выплевывал эти фразы без перерыва; казалось, он никогда не умолкнет – одержимый электрический голос, в котором звучит угроза.
– Ну вот, – Джонас выключил монитор, на котором видна была тоскливая цепочка детей в лесу, отсоединил его от проводов и спрятал в угол, под стол. Потом выпрямился и сказал: – Ну что, идем? Ты же слышал.
– Что? – не понял Рубен, следивший за его движениями. – Зачем ты выключил наш монитор? Мы же их потеряем!
– Уже потеряли. Ты что, не слышал? Идем, пока за нами не пришли, – Джонас взял Рубена за плечи и подтолкнул к двери.
Часть третья
О, бесконечная надежда круга.
Вертумн
– Она ведьма! Это все из-за нее! Она высосала из нас все силы! Он упал, а она проснулась… Ты что, думаешь, это случайно?
Нинне верещала как безумная. Хана влепила ей затрещину, как в старые времена. Но это не помогло. Малышка прижала ладонь к покрасневшей щеке и продолжала кричать:
– Я говорю вам, это так и есть! И можете бить меня сколько угодно, я все равно не замолчу. Вы должны выслушать меня! Она ведьма!
Непонятно, откуда вдруг взялась эта идея. В книге со сказками ничего подобного не было, а сказки все еще оставались основным источником детских фантазий – хороших и плохих. Но выяснять было некогда: неудержимая ярость Нинне возникла в момент всеобщего утомления и разочарования, еще немного – и она бы передалась всем. Вот почему Хана ударила Нинне. А Том взял ее за плечи и как следует встряхнул.
– Все, хватит, – проговорил он, не повышая голоса. – Прекрати. Она не такая, как мы. Она долго была больна. И тебе следует радоваться, что ей теперь лучше, вместо того чтобы говорить глупости.
– Но ведь она украла силы Ноль-Семь… Ты что, думаешь, это случайность, что все произошло одновременно?
Нинне сама уже не так твердо верила в то, что говорила. Она почти успокоилась и молча уселась на землю, сунув большой палец в рот, чего не делала уже давно.
Хана и Том озабоченно переглянулись. Они шли без перерыва уже почти три дня, желая уйти как можно дальше от поляны, только иногда ненадолго останавливались, чтобы собрать плодов и поесть. Этим вечером Собак принес детям двух пушистых зверьков, с которых Глор очень ловко снял шкуры. Под удивленным взглядом Тома, он в два счета разделал маленькие тушки, после чего передал их Хане, чтобы она нашпиговала мясо травами и зажарила на костре. Сытые и уставшие, дети вели себя непривычно тихо и почти уже засыпали, когда Нинне вдруг ни с того ни с сего раскричалась.
Лу слушала ее, не моргая. Она была все еще очень слаба и большую часть пути проводила, свернувшись калачиком на спине Собака, среди пожитков; она была такая худенькая и легкая, что зверь, кажется, не обращал на добавочный груз никакого внимания. Когда все остальные заснули, Лу так и осталась сидеть с печалью в распахнутых глазах.
– Не сердись на нее, – сказал Том, передавая Лу миску с горячим травяным отваром. – Это от отчаяния.
Лу грустно улыбнулась и пожала плечами.
– Я всегда была для всех странной. Какая разница.
– Если честно, ведьма бы нам сейчас не помешала, – не глядя на Лу, шепотом произнесла Хана. – Она бы сказала, что случится завтра, или послезавтра, или через месяц. Или кто умрет следующим, – шепот стал зловещим. – Если ты ведьма, то у тебя получится. Может, попробуешь? – но злость быстро улетучилась, и Хана взяла себя в руки. – Прости, – пробормотала она, – я знаю, что ты ни при чем. Просто иногда легче верить в то, что удобно. И правда плохо, что мы совсем ничего не знаем… И ты тоже, Том. Ты ведь тоже ничего не знаешь?
– Да, не знаю. Я не знаю, что можно было сделать, чтобы Ноль-Семь не умер. И можно ли было что-то сделать. Если да, то я не знаю, что. И не знаю, как все изменить.
Том не спал в эту ночь до самого утра, когда первые лучи Астера окрасили мир зеленоватым светом. "А может, – думал он, – и нельзя ничего изменить. И мы будем идти и идти, бесконечно. У нашей сказки нет конца".
Том был прав и неправ одновременно, но пока еще не знал этого.
* * *
Мак-Камп мерил кабинет широкими шагами. Джонас с интересом озирался. Он никогда еще здесь не был. Его принимали на работу в темноватой палатке на краю Базы, ему запомнился лишь дрожащий неоновый свет, искажавший очертания предметов.
Мак-Камп явно не привык себе ни в чем отказывать: диваны, книжная полка с двумя десятками книг, расставленными по толщине и по размеру, несколько ликерных бутылок на маленьком столике в углу. Очень неплохо, в сравнении с нищетой их рабочих мест. Джонас покосился на Рубена: того обстановка явно не интересовала, он смотрел только на Мак-Кампа. И это был не слишком приязненный взгляд.
Мак-Камп был сердит. Страшно сердит, это он повторил уже несколько раз.
– Вы должны понимать, что доверие к Базе и наша работа здесь напрямую зависят от того, насколько мы держим ситуацию под контролем. Сбои в системе недопустимы!
Джонас едва сдержал смешок – в какой системе? Мак-Камп подозрительно взглянул на него, и Джонас сделал вид, что закашлялся.
Мак-Камп вернулся к прерванной речи.
– Возмутительно, что исчезновение Тринадцатого Сгустка не было вовремя замечено…
– Но, шеф, – вмешался Рубен, – вы же знаете, что мониторы день работают, два – нет, а когда работают, то с помехами…
– Я вызвал вас не для того, чтобы обсуждать состояние мониторов, – ледяным голосом оборвал его Мак-Камп. – Вот этот твой напарник – господин гений – был нанят именно для того, чтобы следить за их исправностью. – Рубен лишь пожал плечами. – И если мониторы вышли из строя, то вы должны были сообщить мне об этом немедленно. Мы могли бы заказать запасные части.
– Так разве в запчастях дело? – возразил Рубен. – У нас их полные ящики валяются. Вся проблема в связи.
– Как бы то ни было, – повысил голос Мак-Камп, – у меня есть основания считать вас ответственными за исчезновение восьмерых детей, и я требую, чтобы вы немедленно приступили к их поискам.
– Наверняка это не первый случай исчезновения детей, не так ли? – спросил Джонас.
Мак-Камп подозрительно взглянул на него.
– Придержи язык, гений. К нам с визитом собирается только что назначенный Комитет Контроля. Поэтому, – голос его снова обрел уверенность, – я требую, чтобы детей нашли, всех до единого! Это всего лишь дети, а не иллюзионисты. И Лагерь, конечно, большой… но не бесконечно большой. Наверняка они смешались с другими Сгустками. А может, вырыли туннель и втиснулись туда, как черви, откуда мне знать. Они находились на вашем участке, это ваша работа! Найдите их.
С этими словами шеф повернулся к ним спиной и уставился на нерадостный пейзаж за окном. Шел дождь, снаружи не было ни души, Лагерь утопал в грязи и походил на болото. "Черви? – подумал Джонас. – Ну-ну". Мак-Камп их явно недооценивал.
– Почему? – вырвалось вдруг у него.
Мак-Камп нарочито медленно повернул голову. Брови изогнуты, словно он удивлен, что парни всё еще здесь.
– Почему вы вдруг решили заниматься детьми, если ясно как день, что вы их терпеть не можете? Ну нанялись бы в Неоавиацию… или просто сидели за письменным столом в каком-нибудь Центральном бюро.
Пока Мак-Камп хмуро пялился на Джонаса, у Рубена глаза чуть не вылезли из орбит. Он что, хочет, чтобы их обоих бросили в подземную клетку?! Рубен схватил Джонаса за рукав и стал тянуть к выходу, но тот вывернулся.
Выражение Мак-Кампа неуловимо изменилось.
– Не всегда получается заниматься тем, что тебе нравится. Уж кому бы это знать, как не тебе, а, гений? – его маленькие близко посаженные глазки насмешливо прищурились.
Джонас повернулся и вышел из кабинета. За ним растерянно последовал Рубен, все еще с вытаращенными глазами.
– Давай, пошевеливайся!
Джонас вытаскивал из кладовки вещи и бросал Рубену. Тот пытался поймать их на лету, но не успевал. Два рюкзака, высокие сапоги, фонари – хорошо, хоть их Рубен успел подхватить, – запечатанные ланч-пакеты. Водонепроницаемые куртки, теплые свитера.
– От них все чешется, – пожаловался Рубен, натягивая свитер поменьше, который тем не менее доставал ему почти до колен.
– Не спорь. Через пять минут меня здесь уже не будет. Если ты готов, то хорошо, а нет – я не собираюсь никого ждать. Хочешь остаться? Ты мог бы пойти к этому надутому индюку и попросить перевести тебя на Базу. Я уверен, что для мясника у них найдется работенка.
– Зачем ты так, – пробурчал Рубен. – Ты же знаешь, что я беспокоюсь о них не меньше твоего.
Как только они вернулись, Джонас достал спрятанный под столом монитор и снова настроил изображение и звук. Цепочка детей едва просматривалась на фоне магнитостатического снегопада, среди дрожащих горизонтальных полос экрана. Джонас посмотрел на свое запястье: там, где раньше, давным-давно, он носил часы, был прикреплен маленький монитор.
– Покажи-ка, – попросил Рубен, который видел, как Джонас собирает эту штуку, но не знал, как она работает. – О-па, отлично видно! Кто это идет последним? Кажись, Орла. А что она там делает?
– Она наслушалась сказок и теперь посыпает тропинку камешками, – пояснил Джонас, продолжая складывать рюкзак.
– Как Мальчик-с-пальчик… – расплылся в улыбке Рубен.
– А, поздравляю. Ты, оказывается, тоже в курсе, про камешки… Но поверь мне, на этот раз сказки им не помогут. Придется уж нам. – Джонас поморщился, взваливая на плечи битком набитый рюкзак. – Если, конечно, мы до них доберемся. Если не встретим собакомонстров, волкомедведей и прочую дьявольщину. Если отыщем дорогу. И если за это время они не свалятся в пропасть и не попадут в пасть к изголодавшемуся зверю-мутанту. Та часть леса, где они сейчас, еще не исследована. И ты сам, Рубен, – как давно ты уже не высовываешь отсюда нос, не считая, конечно, походов в столовую? Посмотри, какое ты себе брюхо наел! Вот тут-то тебе весь твой шоколад и аукнется.
Рубен фыркнул, тоже натягивая на плечи рюкзак.
– А ты будто радуешься, – заметил он, исподлобья глядя на товарища.
– Скажем так: тут скучновато. А это все же какое-то развлечение.
– Ага, тоже мне развлечение. Скорее единственная возможность спасти нашу шкуру…
– Что ты, жизнь, даже наша, слишком ценна, чтобы уничтожать ее просто так, хоть бы и в наказание. В худшем случае нас отправят на какой-нибудь астероид… Ну, хватит болтать. Идем, – Джонас в последний раз оглянулся, потом вышел и закрыл за собой дверь. – Это, конечно, не важно, – сказал он, дважды повернув ключ в замке. – Но мне хочется думать, что никто из них не сможет сюда войти.
– И ты считаешь, этот ключик их удержит? – Рубен усмехнулся.
– Это не простой ключик. Здесь вообще нет ничего простого и обычного, друг мой.
Чавкая по грязи, они направились в северный конец Лагеря – Джонас впереди, Рубен за ним. Трое детей, которые валялись в луже, как поросята, замерев, уставились им вслед: пустые глаза блестели на чумазых лицах. "Был бы я фотографом, – подумал Джонас, – заработал бы тут кучу денег. Народ обожает слезоточивые фото". Он помахал детям рукой; те не ответили. Через несколько шагов он обернулся: дети продолжали неотрывно смотреть на него.
– Я не могу забрать вас с собой, – сказал Джонас, не замедляя шага. – Там, куда я иду, своих хватает, – но в глазах у него почему-то защипало.
"Шеф рад, он идет за своими детьми, – подумал Рубен, и тут же сам себе поразился: шеф? Он пожал плечами. Да, так и есть: его шеф – Джонас, а не Мак-Камп. Эта мысль его немного успокоила. – Я не знаю, куда мы идем и чем все это закончится. Но я – с ним. Мы вместе".