- Изобретателя, изобретателя сюда, - требовала публика, заинтригованная не столько изобретением, сколько тем, какое действие оно оказало на дочь фабриканта.
- Кто изобрел, не имеет значения, - сказал Пипл, смущенно вертя палочку в руках. - Потому что это в общем не сложно: каждый может научиться слушать музыку искусства. Нужно только время от времени отрываться от сонографов и унылого комфорта быта.
Левая половина зааплодировала, а правая недоверчиво зашумела. Оттуда посыпалось:
- Ерунда!
- Чревовещание!
- Подлог!
Тогда Пипл решил обратить все в шутку.
- Значит, по-вашему, клоуны не могут изобретать? - негромко сказал он, и зал вновь притих. - А вот смотрите. - Пипл медленно обвел ряды пристальным взглядом. - Перед вами шикарный особняк, в каких обычно живут преуспевающие дельцы. Но сегодня здесь поселился я, последний клоун Сондарии. У меня двадцать три комнаты, и я пригласил сюда своих друзей. Тех, которые умеют останавливать мгновение и управлять не только элмобилем, но и машиной времени. Они могут перенести меня в любую эпоху, в прошлое и будущее. У них живые человеческие глаза, а не лампы индикаторов. Чуткое, ранимое сердце, а не пуленепробиваемые коробки. Проходите, друзья, в гостиную, присаживайтесь. Вот диван, удобные кресла, - Пипл блестяще изображал несуществующий дом и себя в нем вместе с друзьями. - А вот здесь, на чердаке, - он сделал таинственную паузу, - на этом чердаке без крыши мы будем по-ночам любоваться звездным небом. Поверьте, это так восхитительно – ловить энергию Полярной звезды, ковша Большой Медведицы, загадывать желание, пока небо прорезает метеорит, а ранним утром насыщать взгляд и душу мерцанием Венеры.
Это клоунское антре разозлило правую сторону. В Пипла полетели авторучки, сумки, пудреницы и даже ботинки. Он прикрыл голову руками, разглядывая летящие в него предметы. Хотя бы один ручной работы, и можно было бы доказать, что его фонохрон не мистификация!
Неожиданно зал смолк. Пипл огляделся, протер глаза. Это было почти волшебством – на арене стояла Эльза Кнэп. Она подбадривающе улыбалась ему, протягивая глиняную вазу с цветком.
- Та самая, помнишь? - тихонько сказала она. И Пипла захлестнула волна нежности:
- Ты всегда приходила вовремя.
- Тетушка Кнэп! Наша служанка! - запрыгали близнецы.
Как тетушка Кнэп попала в цирк – ведь она всегда обходила его стороной? И почему с кактусом? Нет, сегодня поистине день чудес.
А на самом деле никакого чуда не было. Убирая свою комнату, тетушка заметила, что кактус немножко привял. Она заволновалась и решила пойти за советом в цветочную лавку, на улицу Жареных Уток.
Старая цветочница внимательно осмотрела цветок и дала кулечек подкормки. Но сказала, что дом, в котором живет растение, затаил какую-то драму. Иначе, отчего появились эти два желтых пятнышка на лепестках – настоящие, не из пластика или ткани, цветы очень чувствительны к переживаниям людей и, если в доме что-либо неблагополучно, начинают болеть и умирают.
Лучше бы она промолчала, потому что тетушке стало грустно и тревожно.
Эльза Кнэп брела с кактусом по улице Жареных Уток, когда к ней подошел человек с толстым розовым носом. Он был навеселе: слегка подпрыгивал, а руки выводили нехитрый танец. Она не сразу узнала циркового сторожа Дода, а узнав, печально рассмеялась.
- Эх, Эльза, Эльза, - вздохнул Дод. - И где ты пропадаешь? Стареет без тебя цирк. Хоть бы раз пришла, посмотрела…
Тетушка покачала головой. Нет-нет, это так больно – ворошить прошлое. Не зря Пипл не принес ей билет. Он понимал ее.
- Премьера ведь, - не отступал Дод. И от этого слова у тетушки зашлось сердце, а потом она уже не помнила, как очутилась в первом ряду левого яруса.
И вот теперь стояла и протягивала Пиплу вазу.
- Это он! - догадался Чарли. - Это Пипл держал когда-то в руках эту вазу! Видел, как они смотрели друг на друга? Точно Рикки и Ленни.
- Да-да, я тоже заметил, - взволнованно проговорил Альт. - Как это мы до сих пор не догадались?
На мальчиков шикнули, и они приумолкли.
- Есть! - просиял Пипл, увидев на вазе изображение зеленой рыбины. Тетушка подмигнула ему и села на место. Клоун встряхнул чемоданчик и тот превратился в столик.
- Попробуем уловить голос этого старинного сосуда, - сказал Пипл и поставил вазу перед собой.
Зал насторожился: что там еще придумал этот скоморох? В руках его в третий раз появилась металлическая палочка. А потом случилось нечто не менее удивительное, чем с портретом Лючии, то – к чему Пипл готовился все эти дни, не зная, что это такое будет, но угадывая какую-то связь с Эльзой. Он мягко протер вазу платком и стал обводить палочкой контур зеленой рыбины. Почему-то он был уверен, что, рисуя это диковинное животное, художник не молчал. И опять сначала послышалось шипенье, потрескивание, как на старых грампластинках, прозвучал обрывок какой-то фразы, чей-то смех. И вдруг издалека прилетела песня. Звонкий юношеский тенор пел задумчиво и сильно:
Эту тайну о синем просторе
рассказал мне поэт один:
где-то рядом плещется море,
где-то бродит зеленый дельфин.Сколько лет ему, люди не знают,
только видели много веков,
как уводит дельфиньи стаи
он подальше от рыбаков.Если вам повезет и однажды
вас в крушенье спасет дельфин,
он вам сотни легенд расскажет
и откроет тайну глубин.Завтра сбудется все, что снилось,
распахните глаза пошире!
Очень жаль, если вам не приходилось
прокатиться на зеленом дельфине!
Это была удивительная песня. Странно звучали для сондарийцев слова: рыбаки, дельфин, море. Тоска по какому-то иному, неизвестному и прекрасному миру захлестнула зал.
"Вот оно! - ликовало сердце Пипла. - Быть может, это преддверие того, что я ждал всю жизнь".
С последними словами песни по залу пронеслось смутное беспокойство. Шляпки дам внезапно взвились под потолок; что-то просвистело, окатывая присутствующих упругой свежестью чистого дыхания.
- Ветер! Ветер! - закричали близнецы.
Тэйка уцепилась за мальчиков:
- Пол… колышется! Мне страшно!
Это длилось всего миг. Зал качало. Где-то совсем рядом слышался плеск невидимых волн, крик чаек. Потом все исчезло. Спертая духота вновь обволокла цирк.
Выбежал мистер Вэг и, размахивая тростью, ринулся к Пиплу.
- Пре-кра-тить! - завопил он.
Униформисты уже вывозили две воздушные пушки, нацеливая их на взбудораженный зал. Два громких, один за другим, хлопка – и в зрителей посыпался фейерверк из тысяч разноцветных горошин-конфет. Рявкнул оркестр, стены полыхнули зарницами, загремел рекламный шлягер:
Пилюли счастья! Пилюли счастья!
От всех ударов! От всех напастей!
А ну, хватайте, не прозевайте!
Скорее счастье свое глотайте!
Пушки выстрелили еще раз. Зрители повскакивали с мест и стали пригоршнями ловить, поднимать с пола драже. Чарли тоже бросил несколько горошин в рот.
- Выплюнь, сейчас же! - закричала Тэйка, но было поздно. Чарли проглотил драже и вызывающе взглянул на нее. Альт разжал ладонь, шарики упали.
Раздался еще хлопок. Однако это уже была не пушка. Это вдребезги разбилась тетушкина ваза. Мистер Вэг ногою расшвырял черепки и сбил тростью алое пламечко цветка.
К Пиплу чеканным шагом двигались полицейские с бакенбардами, похожими на значки интегралов. Но в тот миг, когда они протянули руки, чтобы схватить клоуна, в цирке погас свет.
II. ДВОЙНИКИ?
ВСТРЕЧА
Ланьо Герт, бывший мастер по сборке компьютеров, познакомился с клоуном Пиплом при весьма удивительных обстоятельствах. Случилось это много лет назад. Был поздний вечер. Разноцветная река элмобилей спешила в гаражи. Метро заглатывало последние толпы пассажиров. Город сонно моргал рекламными огнями, отдаляя от себя небо в скромных светлячках звезд.
В переулке Алгоритма Ланьо обратил внимание на новый музыкальный автомат, вокруг которого толпилась молодежь. Юноши и девушки один за другим опускали мелочь в прорезь, похожую на рот с ехидной усмешкой, и автомат выдавал музыку. Большинство нажимали клавиши с надписями "Энергичная" и "Бодрящая" в надежде стряхнуть с себя столь обычную для сондарийцев дремоту. Но то, что звучало, лишь на пятнадцать минут освежало и взбадривало.
Ланьо в тот вечер был двадцатилетним, поэтому не устоял перед соблазном заставить автомат сочинить музыку лично для него. Он встал в очередь и вскоре оказался первым.
- Ну, чего застрял? - подтолкнул его парень со взглядом сонной мухи.
Немного поразмыслив, Ланьо притронулся к клавишу "Дающая надежду". Из автомата полилась флегматичная и даже убаюкивающая мелодия со словами:
Будь благодарен, что еще
один денечек прожит.
Всё хорошо, все хорошо,
и лучше быть не может!
"А ведь приятно", - мелькнуло в сознании Ланьо. - Только почему-то не взбадривает, а наоборот…".
Тело отяжелело, налилось теплом, и он сонно провалился в мягкую мерцающую пустоту. Неизвестно, сколько прошло времени, когда вдруг почувствовал, что кто-то поднимает его, встряхивает и отводит в сторону.
Руку сожми в кулак,
Бей в окружающий мрак,
Злое болото сна
Скоро взорвет весна,
- пропел ему кто-то прямо в ухо, и сон мгновенно улетучился. Он открыл глаза. Перед ним стояли двое. В одном Ланьо узнал молодого клоуна Пипла, чье лицо хорошо было знакомо ему по выцветшей афише в заводской проходной. Другой же, тот, что склонился над ним и негромко пел над ним, был неизвестен.
- Вы расшибли локоть, когда упали, - сказал клоун.
Только тут Ланьо ощутил сильную боль в руке. Куртка была измазана кровью.
- Вот что значит быть сонным, - незнакомец достал из пиджака ярко-голубой, непривычной, крамольной расцветки пластырь и заклеил рану Ланьо. - Через четыре минуты затянется.
Клоун скептически улыбнулся:
- Чудодейственный бальзам? Вы что, врач?
- Нет, - сказал человек. - А кто вы? - обратился он сразу к обоим.
- Странная манера знакомиться, - хмыкнул Ланьо. - Если угодно – слуга "Электрины", машины машин.
- Прекрасно, - сказал незнакомец, - выходит, я угадал.
- Цирковой шут, - представился Пипл, насмешливо склонив рыжую голову.
- Тоже недурно. - Человек взял Ланьо и Пипла под руки. - Я сразу заметил: у вас честные лица, поэтому буду откровенен. Зовут меня Майк Томпи.
- Неужели в этом – вся ваша откровенность? - усмехнулся Ланьо.
- Бьюсь об заклад, что вы не сондариец, - сказал Пипл. - Вы слишком твердо выговариваете "эль".
- Благодарю, - кивнул незнакомец уже без малейшего акцента. - Теперь понимаю, отчего продавцы смотрят на меня, как на человека с физическим недостатком… И все-таки я сондариец. - Он снизил голос. - Но дело в том, что я долгое время жил в Трамонтане…
Пипл и Ланьо переглянулись. Трамонтана… Непонятное, пугающе прекрасное слово.
- Это что? Страна? - почти одновременно спросили они. - Где же она?
- Там, - Майк Томпи махнул рукой в сторону, откуда каждое утро в мареве пыли и дыма всходило бледное сондарийское солнце.
- Но ведь… - начал было Ланьо. Однако незнакомец мягко перебил его.
- Там нет никакой Пустыни. Впрочем, поговорим об этом в другом месте.
Они условились о встрече.
У Ланьо собрались тогда еще совсем юные Поэт, Художник, Скрипач, Пипл, Эльза Кнэп и два синеглазых друга с завода компьютеров – Биль и Виль. Это были те, кому изредка сквозь ночную дрему слышался гул морского прибоя, кто любил по ночам бродить под звездным небом и мечтать о неизвестных далеких мирах…
Расстелив на полу ковер, они уселись в кружок, недоверчиво поглядывая снизу вверх на незнакомца, расхаживающего по комнате. Вошел Ланьо с подносом, заставленным бокалами прохладного фрутти. К нему со всех сторон потянулись руки, но на полпути замерли, потому что Майк Томпи внезапно остановился и сказал:
- В Сондарии есть море.
В воздухе повисла тишина.
- Да-да, не только в сказках из запрещенных книг, но и в самой Сондарии есть море, - повторил он улыбнувшись. - Но с тех пор, как изобрели сонограф, оно исчезло.
- Не может быть! - вырвалось у Эльзы.
- Неплохой сюжет для легенды, - скривил губы Поэт.
- Море испарилось от наведенных на него сонографов? - хмыкнул Художник.
Майк успокаивающе поднял руку и еще более загадочно произнес:
- Море на прежнем месте. И в то же время его нет.
- Нельзя ли точнее? - попросил Биль.
- Для того и пришел. - Майк на минуту смолк и внимательно оглядел собравшихся. - Этой истории много лет – начал он, присаживаясь на пол. - В Трамонтане рассказывают, будто все было так.
ПРАВДА О МОРЕ
На другой день после смерти Умноликого VI молодой наследник, валяясь на диване в своем кабинете, вызвал Первого Эрудита. Тот не замедлил явиться и увидел: новый Умноликий глубокомысленно разглядывает в бинокль заоконный пейзаж. Там, километрах в двух от Дворца, плескалось море. Необузданная стихия, бесконечная, опасная для глаза огромность пространства… Белые нарядные корабли с флагами республики Трамонтаны проплывали по горизонту, будоража сондарийцев и порождая тоску по какой-то иной, лучшей жизни.
- А что, в этой Трамонтане, много ветров? - не отрываясь от бинокля, процедил новый правитель.
- Так точно-с, ваше умнейшество, - вытянул руки по швам Первый Эрудит. - Само название "Трамонтана" означает ветер небывалой силы, после которого наступает хорошая погода.
- Ну да? - Умноликий обернулся и заморгал. С минуту он пристально изучал оробевшего Эрудита, затем опять прикрыл глаза биноклем. - А кто, собственно, обитает в этом государстве? - невинно спросил он.
От такого невежества брови Эрудита взлетели на лоб, но он тут же взял себя в руки. Чему удивляться, все знают: повеса и гуляка, молодой правитель не изучил ни одну науку, увлекаясь придворными забавами да прелестными сондарийками.
- Живут в Трамонтане разные люди. - Эрудит запнулся и кашлянул, обдумывая, как бы яснее и короче рассказать о соседнем государстве.
- Какие люди? - капризно дрыгнул ногой Умноликий. Эрудит оглянулся на дверь и почему-то шепотом повторил:
- Разные. Совсем разные.
- Что-то загибаешь ты, старикан!
- Никак нет, ваше умнейшество, - развел руками Эрудит: - И мужчины, и женщины, и даже дети – все разные.
- Совсем-совсем? - У правителя перехватило дыхание. - Там что, нет образцов, на которые надо равняться?
- Кое-какие образцы есть, но там считают, что на них не обязательно равняться. Каждый должен быть личностью.
- А это еще что такое – личность?
- Это значит, что у человека свое, собственное лицо, а не лицо с журнальной картинки или рекламы.
- Но ведь это ужасно! Ведь это же будет много лиц! Как же в таком случае ими управлять? А, понял! - он хлопнул себя по лбу, и тот загудел медным звоном. - Понял, - повторил он. - Ими руководит машина.
- Вовсе нет, - покачал головой Эрудит. - Каждый трамонтанец подчиняется собственному разуму. Так как убежден, что его разум – частичка разума Самого Высокого.
- А кто у них Самый Высокий? Разве есть еще кто-то самый-самый, кроме меня?
- Должен вас огорчить – есть. Это тот, кто сотворил Солнце и Землю, всю вселенную.
- Какая чепуха! Разве им неизвестно, что всё сотворилось само собой, в результате кошмарного вселенского взрыва?
- Как раз вот это они и считают чепухой, милитаристской философией. По их мнению, взрывы порождают только войны и хаос. Поэтому у трамонтанцев нет военных конфликтов. Взрывай хоть миллиарды лет, говорят они, не появится ни одна живая клеточка, ни одна спираль ДНК.
Молодой наследник с опаской глянул в окно.
- Нет, если так, то это просто ужасно. Нужно немедленно прекратить всякие связи с этой страной. Черт возьми моего папашу!
- Уже взял – его умнейшество на том свете…
- Ах, да… Он, конечно, знал обо всем? И не принимал никаких мер?
- Нет.
- Глупец. Можно было подорвать эту страну изнутри.
- Трамонтана настолько сильная держава, что всякое вмешательство в ее внутренние дела чревато…
- Мда… - Умноликий вскочил с дивана и яростно поскреб макушку. - Да ты садись, садись, - спохватился он, придвигая Эрудиту кресло.
Польщенный вниманием, Первый Эрудит робко уселся и стал следить за правителем, стараясь вовремя отразить на своем лице малейший оттенок его настроения.
Умноликий расстегнул ворот рубахи, распахнул окно, но тут же осторожно прикрыл.
- И все-таки, как это папаша терпел такое соседство? Чем однако сильна Трамонтана? Что там, наука умнее нашей?
- Глубже. И наука, и техника. Но главное не в этом.
- А в чем же?
- Я вам уже говорил… - замялся Эрудит. - Там люди другие.
- Тьфу, опять за свое.
- Все не так безобидно, как вам кажется, - тонко улыбнулся Эрудит. - Трамонтанцы не знают слов "скука", "обман". А синеглазым и задирающим голову к небу живется не хуже, чем людям с другим цветом глаз и тем, кто не видит ни в небе, ни в море ничего привлекательного..
- Безобразие! - надулся Умноликий.
- Их поэты говорят, - вкрадчиво продолжал Эрудит, - что трамонтанцы чисты как снег в горах, свободны как ветер и щедры как лучи солнца.
- Так у них и поэты есть?
- Да, но, в отличие от наших, они не только слагают прекрасные стихи и песни, но и, как ученые, пишут трактаты.
- Какова же их философия?
- Звездное небо для них – прекрасный шатер, созданный Самым Высоким для защиты людей от неблагоприятных космических вторжений. И в то же время это – бездонная вселенная со множеством таинственных миров, а кроме того – изумительная ткань, из которой они шьют платья своим девушкам.
- Как? Из неба? Ткань? Они что, с приветом?
- Все это, конечно, иносказательно.
- А что по этому поводу говорят у нас? - нахмурился Умноликий.
- Для наших ученых небо – черная дыра, решиться лезть в которую можно только в дурном сне. А по мнению поэтов, "звезды – это пыль, только пыль, космическая пыль…"
- Так, - наследник задумался, сведя к переносице бесцветные глазки. - Значит, у них нет скуки? Почему?
- Потому что у них есть цель.
- Это еще что?
- Цель жизни каждого трамонтанца – общение, контакт с Самым Высоким. Ходят слухи, что они получают от этого непередаваемую радость.
- И что это даёт им?
- Трамонтанцам легко приходят в голову замечательные идеи. Там почти не болеют, так как Самый Высокий питает людей своей энергией. Но главное не это.
- Ты еще скажи, что они там не умирают.