- Понял, - прошептал Гоша, - теперь я верю, что есть волшебники. А раньше не верил, потому что никогда они не появлялись, сколько я ни просил. Думал, брехня все это.
Он долго молчал, вздыхая, потом начал допытываться у Макара:
- А вот этот дом ты можешь перевернуть вверх тормашками? Сделаешь так, чтобы у меня выросло шесть рук?
- Зачем тебе шесть рук? - удивился Макар.
- А вот если Коляша полезет ко мне, я ему ка-ак дам! Пока он двумя руками, а я ему шестью по сопатке - бах-бах-бах! Он и отстанет…
Долго сидели в этот вечер Синицын и радостный Шурубура. Спохватился Гоша, когда с балкона раздался нетерпеливый голос матери:
- Гоша! Где ты?!
- Я здесь! - крикнул Шурубура.
- Ты долго еще будешь гулять?
- Еще, мам, немного!
- Иди скорее домой!
- А зачем?
Она всплеснула руками:
- Да ведь поздно! Ты ужинать сегодня думаешь или нет?
Гоша с грустью повернулся к Макару:
- Ну, я пошел… Зовут.
- Приходи ко мне завтра, а? - предложил Синицын. - Будем вместе играть. У меня кубик Рубика есть. Папа прислал.
Гоша так и подскочил:
- Да ну! - но тут же насупился: - Не выпустят. Пока все уроки не выучу, не выпускают.
- Уроки? - протянул Синицын. - Уроки… Хочешь никогда не учить уроков, а знать всегда на пятерку? - Ему еще больше захотелось удивить Шурубуру. Ребята отвернулись, так он назло им Гошку осчастливит.
- Хочу, конечно! - обрадовался Гоша. - Еще давно, с первого класса мечтаю.
- Ну так иди, ложись спать! - Синицын лукаво прищурился. - Утро вечера мудренее.
Гоша приблизил свое лицо к Синицыну. Его глаза блестели, как звезды.
- Правда? - с изумлением спросил он. - Да я тебе… я тебе свой ножик подарю! Смотри, четыре лезвия, во! Одно, правда, сломанное…
И он торопливо сунул в руки Синицыну свой бесценный дар. Макар хотел засмеяться и сказать, что он может достать тысячи таких ножиков, но посмотрел в благодарные глаза Гоши… и ничего не сказал. Только торопливо сунул ножик в карман.
Долгожданный приз! Но…
Макар не обманул Гошу. На следующий день тот уже стучался рано утром в квартиру Синицыных. И только Макар открыл дверь, Шурубура ворвался в прихожую, чуть не сбив его с ног.
- Вот удивились все! - завопил он. - Вот был концерт!
- Чему удивились? - Макар от удовольствия заулыбался.
- А тому, что я знаю уроки! Когда я им сказал, что уже выучил, они подняли меня на смех…
- Кто - они?
- Мама и Людка, сестренка. Налетели на меня: ты ничего не учил, садись за уроки! А я им говорю: спрашивайте. Сестричка моя - косички кверху и хвать задачник: "Что задавали?" Я говорю: то-то и то-то. Посмотрела в тетрадку, а задачка-то уже написана! И упражнение по русскому языку выполнено. Вот лица у них вытянулись! Проверяли, проверяли меня, так ни с чем и остались. Слабо им против меня! - хвастливо закончил он.
- А я что говорил? - подбоченился Макар.
- Слушай, - Гоша понизил голос, - ведь упражнения и задачки в тетрадках моих моим почерком написаны. Фокус-покус! Вот что удивительно…
- Чего удивительного? - не понял Синицын.
- Ведь я-то их не писал, это точно! Сам первый раз в глаза увидел. Вот посмотри: и цифры-то кривулисты, как у меня. Почему?
- Потому! Ты что, хотел, чтобы чужим почерком у тебя в тетрадке было написано? Тогда все сказали бы, что не ты выполнил задание. И про кляксу не забыли - ты ведь не чистюля какой-то…
- Верно! Но кто же все-таки моим почерком писал в тетрадке, а? Ты не знаешь случайно?
- Не ломай себе над этим голову! - посоветовал Синицын, выкладывая кубик Рубика. - Есть дела поважнее.
Макар был очень рад, что к нему пришел Гоша. В последнее время ему стало очень скучно жить на белом свете. Уроки учить не надо было, и времени у него стало хоть отбавляй. И вот тут, неожиданно, для него начались неприятности. Он остался один. А скажите, разве интересно играть одному? Даже в кино ходить одному, и то скучно. Ведь из кино идешь с друзьями и обмениваешься мнениями: "Тот ему кэ-эк даст!" - "А этот ему кэ-эк врежет!" А Синицыну не с кем было ни играть, ни в кино ходить. Только он приглашал кого-нибудь с собой, как ему отвечали: "А кто за меня уроки будет делать?"
Прямо одно сплошное огорчение! И Синицын затосковал. Он целыми днями валялся на диване, как лежебока, и подолгу смотрел в потолок.
Тут-то он и повстречал Гошу. И сделал так, чтобы и тому не надо было учить уроки.
Правда, Гоша был младше его, но не намного. Главное то, что он восхищался Синицыным и считал его настоящим волшебником.
Для Макара жизнь снова стала увлекательной и интересной.
А вскоре появилось объявление, что между командами КВН "Альбатрос" и "Любознательный" состоится турнир на литературную тему.
Синицын с нетерпением ожидал этого дня. Он надеялся, что ему, несмотря на запрет, все же удастся выступить.
"На этот раз я вам покажу! - думал он. - Попляшет у меня "Альбатрос"."
И этот день наступил. В пионерской комнате опять собрались команды и болельщики.
Еще с порога Макар увидел большой портрет Горького и плакат под ним: "Всем хорошим во мне я обязан книгам".
Синицын уверенно направился к команде "Любознательных". Но его остановил Живцов:
- Синицын, куда? Ты не участвуешь в турнире.
Макар почувствовал, что его бросило в жар.
- П-почему это я не участвую?
Голос у него был такой расстроенный, что Зина замялся:
- Ты что, забыл? Мы же постановили на собрании исключить тебя из команды… Вообще-то ты можешь участвовать в турнире, но как болельщик…
- Ну ладно! - с угрозой процедил Синицын. - Попомнишь ты меня…
Он круто повернулся и пошел к болельщикам - отпетым двоечникам и троечникам.
Те встретили его с удивлением, зашушукались.
Скрипнув зубами, он сел и стал искать глазами Дашу. Она сидела в первых рядах команды "Любознательных", щеки ее горели от возбуждения.
- Сегодняшний турнир особый! - объявила Влада Изотовна. - Команда-победительница получает переходящий приз команд знающих и находчивых. Его изготовил специально для нас бывший ученик нашей школы, а ныне мастер фабрики музыкальных инструментов Петр Семенович Галущак.
Она подошла к деревянной коробочке и открыла ее. Все ахнули. На фоне разбушевавшейся реки покачивался маленький белоснежный корабль. Влада Изотовна нажала кнопочку, и полилась мелодия: "Шуми, Амур, шуми, наш батюшка…"
Белоснежный корабль резал волны и неустрашимо шел вперед…
Начался турнир.
Первым выступил Живцов и, оглядывая команду "альбатросовцев", спросил звенящим голосом:
- Где находится самая большая книга в мире?
Синицын уже знал точный ответ. С любопытством следил он, как засуетились "альбатросовцы", громко зашептались. Пашка Многолет пробежал по рядам и вернулся на место:
- В одной из библиотек Нью-Йорка. Ее высота три метра, толщина один метр, а вес сто центнеров. Листают ее с помощью особой аппаратуры. Однако мы считаем, что величина книги определяется не ее весом, а содержанием.
Влада Изотовна слегка покачала головой:
- Не сто, а сто двадцать пять центнеров. Но на вопрос дан правильный ответ. Три очка. А за дополнение еще два очка.
Пашка Многолет довольно улыбнулся. Он вдруг дурашливо подмигнул и затараторил:
Вот столицы достигает.
Царь к царевне выбегает,
За белы руки берет,
Во дворец ее ведет.
И садит за стол дубовый
И под занавес шелковый.
В глазки, с нежностью глядит,
Сладки речи говорит.
- Откуда эти строки, из какой книги?
Несколько голосов сразу крикнули:
- Из "Сказки о рыбаке и рыбке"!
Другие запротестовали:
- Нет, из "Сказки о царе Салтане"!
Синицын смотрел на Живцова. И когда тот разрешающе кивнул, Макар с места сказал:
- "Конек-Горбунок"! Ершова!
- Болельщику Синицыну за правильный ответ три очка, - объявила Влада Изотовна.
Макар поймал быстрый взгляд, брошенный на него Дашей. Многие стали оглядываться на Синицына, а тот не упускал подходящего момента. Как на его счастье, "Альбатрос" подобрал такие заковыристые вопросы, что редко кто мог на них ответить.
Так, например, все удивились, когда Пашка сказал, что Робинзон Крузо существовал на самом деле, только под другой фамилией. Требовалось ответить, сколько лет и на каком необитаемом острове жил Робинзон Крузо. Конечно, только один Макар Синицын мог сказать, что настоящего Робинзона Крузо звали Александр Селькирк и он четыре года жил на чилийском острове Хуан-Фернандес.
То же самое произошло, когда Пашка стал допытываться, какую последнюю книгу в жизни написал Александр Дюма. Кто кричал "Три мушкетера", кто - "Граф Монте-Кристо", а Пономаренко даже ляпнул, что "Графиню Рудольфштадскую". И только после всех Синицын спокойно объявил:
- "Кулинарную книгу".
- Это что - про приключения поваров? - зашумели вокруг.
- Нет, про то, как печь блины, - пояснил Макар под хохот болельщиков.
- На его личном счету уже двадцать очков. Больше, чем у обеих команд, вместе взятых. - Так сказала Влада Изотовна и добавила: - Теперь мой вопрос обеим командам. Вы все знаете, что на Дальнем Востоке живет много народностей - нанайцы, ульчи, орочи, нивхи, чукчи, эскимосы. Среди них есть писатели и поэты. Кто назовет их?
Сзади робко поднялась рука смуглолицей Нади Сидоренко из четвертого "А":
- У нанайцев есть писатели Григорий Ходжер и Андрей Пассар…
- Правильно! - подскочил Пашка Многолет. - Мы недавно читали…
- А у других народностей?
Кто-то вспомнил сказки Владимира Санги, но не смог назвать его национальность.
Когда возникла заминка, поднялся Макар и принялся перечислять: чукотский писатель Юрий Рытхэу, мансийский - Юван Шесталов, ненецкий - Леонид Лапцуй, юкагирский - Семен Курилов, эскимосская поэтесса Зоя Ненлюмкина…
И вот конец турнира. Оба капитана бросали на Синицына пронизывающие взгляды, но он только ухмылялся: "Ну что, чья взяла?"
У Влады Изотовны в руках коробочка с призом.
- Здесь, на рояле, есть пластинка с надписью: "Только дай себе волю, начни жить как легче, и тебя понесет так, что не выплывешь". Из какого произведения взято это высказывание?
- Ясно, из какого, - поднялся Макар. - Из книги Ильиной "Четвертая высота".
Болельщики закричали от восторга: вот, мол, какие герои произрастают среди нас!
Влада Изотовна объявила:
- Команды не набрали необходимого количества очков. Приз по праву присуждается болельщику Синицыну из четвертого "А" класса.
На миг он даже опешил: ему лично?! Такого Макар не ожидал. На памяти всех кавээновцев подобного случая еще не бывало…
И вот заветный приз вручен Макару Синицыну. Но странное дело, радости он почему-то не испытывал.
"Выиграл-то не я… Если бы не волшебство, как бы я отвечал на вопросы?" - подумал он. И ни к селу ни к городу вдруг вспомнилось, как мямлил он на первом турнире и даже не смог нарисовать какого-то несчастного морского конька. Сплошной позор. "А вот Живцов смог!" - ужалила мысль.
К нему подошел Лысюра.
- Тебе чего?
- Да я так, просто! - заюлил тот. - В команде прямо ахали после каждого твоего ответа…
Макар недоверчиво покосился на него.
- Точно! А Поспелова аж подпрыгивала!
- Подпрыгивала?! - Синицын оживился.
- Ну! - подтвердил Лысюра. - Пономаренко говорит: может, "альбатросовцы" ему, то есть тебе, заранее все вопросы дали? Ты ведь им в прошлый раз подыгрывал… А я говорю: дураки они круглые, что ли?
- Ну, а Поспелова, Поспелова?! - не выдержал Синицын.
- Что - Поспелова? - пожал плечами Лысюра. - Подпрыгивала…
Он остановился и с подозрением посмотрел на Макара:
- А чего ты все про Поспелову спрашиваешь? Влюбился в нее, что ли?
- Скажешь тоже! - запротестовал Макар.
Лысюра засмеялся и пропел:
- Жених и невеста замесили тесто…
- Я тебе дам тесто! - сжал кулаки Синицын.
Лысюра испугался:
- Да я пошутил, ты что, не понимаешь?
- Хороши шутки! - Макар начал остывать. - Говори, да думай, что говоришь!
- Ты не кипятись. Какая может быть любовь в четвертом классе? Я пошутил. Но ведь на пионерском сборе Влада Изотовна объясняла, что среди пионеров может быть только дружба и взаимное уважение. У тебя ведь с Дашей дружба и взаимное уважение, или только дружба без взаимного уважения?
- Почему без уважения? У нас… уважение.
- Без дружбы? - разочарованно протянул Генка.
- Нет, дружба тоже есть… Уважение… с дружбой. - Синицын окончательно запутался и опять разозлился. - Да что ты ко мне пристал со своей дружбой и уважением?! Иди спроси у Даши, если тебе так нужно.
Лысюра быстро огляделся.
Они стояли в вестибюле школы у большого окна. Никого уже не было, все разошлись после турнира. Несколько человек топтались во дворе, размахивая руками: наверное, спорили.
Глаза Генки хитро блеснули, он нагнулся к Макару и сказал с расстановкой:
- Она не только подпрыгивала…
- А что еще? - вскинулся Макар.
- Она сказала, что хотела бы дружить с тобой. Всю жизнь…
Синицын остолбенел. Он хотел что-то сказать, но не мог.
- М-м-м… - выдавил он.
- Что? - Лысюра мысленно потирал руки. Вот это эффект! Теперь все ясно: Синицын очень хочет дружить с Поспеловой!
- Врешь! - наконец выговорил Макар. - А как, как она сказала?
- Ну… как? - Генка многозначительно поднял брови. - Очень просто. Так прямо и сказала.
- Так и сказала? Эх, Лысюра, ну и молодец ты! Не зря тебя назначили старостой.
Лысюра напыжился.
- Скажи, что ты хочешь? Говори! - напирал Синицын.
- Я к тебе, понимаешь, с общественным делом, - многозначительно сообщил Лысюра. Он давно подозревал, что все происходящее с Макаром - неспроста. Какие-то силы замешаны в этом, и он решил тоже получить выгоду.
Он вытащил из кармана печенье и захрустел им.
- С каким делом? - Синицын слушал его.
- Послезавтра все классы будут брать обязательства по сбору металлолома. Сколько, по-твоему, наш класс может собрать лома, а?
Синицын беспечно махнул рукой:
- Сколько соберем, столько и будет.
- Нет, так нельзя! - у Лысюры даже крошки изо рта полетели. - Наш класс должен собрать больше всех металлолома.
- Ну и соберем!
- Поможешь, значит? - сощурился Лысюра.
- А как же! - удивился Макар. - Все будут участвовать в мероприятии.
- Да я не об этом! - поморщился Генка. - Сколько тонн я могу назвать в обязательстве?
- Тонн? Да ведь ни один класс больше тонны никогда не собирал. Даже старшеклассники.
- Не мели ерунды! - нахмурился Лысюра. - Я думаю, если скажу, что дадим пять тонн, не поднимут на смех? А? - он беспокойно заглядывал в лицо Синицыну.
- Говори уж десять! - бросил Макар.
Лысюра почесал в затылке.
- Десять? Десять… десять… Неужели сможешь? - Он не думал, что так просто уговорит Макара. - Давай десять тонн!
Синицын изумленно посмотрел на него:
- Да ты в своем ли уме? Слыханное ли дело - десять тонн! Где мы соберем столько? Я ведь пошутил…
- Как - где? Ты же только что обещал помочь! - возмутился Лысюра.
До Макара только теперь дошло, на какую помощь надеется староста.
- Вот так помощь! - ахнул он. - Да ведь все десять тонн мне и придется давать.
- А тебе жалко для коллектива какого-то ржавого железа? - сплюнул Генка. - Ты же не сам будешь собирать. Ведь не сам? - хитро прищурился он.
- Для меня, положим, труд и небольшой, - сознался Синицын, - но ведь это будет нечестно, другие классы меньше наберут.
- Ах, нечестно? А ты сам-то честный? Приз что, сам завоевал на турнире? Ну?! - Теперь Лысюра был уверен, что Макар обладает волшебной силой.
Синицын опустил голову.
- Если разобраться, Синицын, то ничего нечестного тут нет, - успокоил его староста. - Каждый собирает столько, сколько может. Верно?
- Верно…
- Вот и ты дашь, - он хлопнул Макара по плечу. - Десять тонн можешь?
- Конечно, могу. Я и двадцать…
- Не, двадцать многовато… - засомневался староста. - Заподозрят, что дело нечистое…
"Да уж какое там чистое", - подумал Макар.
Утюги посыпались градом
На следующий день после уроков Лысюра объявил пятиминутное собрание.
- На повестке дня, - важно начал он, - сбор металлолома.
Все затихли.
- Кто сколько может собрать и принести в школу металлолома? Записываю…
И он с торжественным видом сел за учительский стол.
- Я принесу дырявый чайник, - подняла руку Зойка.
- Чугунный утюг, вес семь килограммов, - отбарабанил Пономаренко.
Лысюра одобрительно кивал, записывая. Со всех сторон неслись новые обещания: кастрюли, выщербленный топор, колосники на печку, будильник…
- Какой будильник? - возмутился староста.
- "Слава"… - растерянно протянул Олег Черепанов. - Он только звонит, а механизм не работает…
- Это у тебя механизм не работает! - Лысюра постучал себя карандашом по лбу. - Сколько он весит, два грамма? Мне вес, вес давай!
Тогда Олег вспомнил, что в подвале у них давно стоит старая кровать.
- Только придите помочь, а то я один не приволоку!
- Само собой! - заверил его Лысюра. - Так вот, я записал все, что вы сказали. Набирается что-то около… - он пошевелил губами, словно подсчитывая, - около десяти тонн.
- Что?! - класс даже привстал от удивления.
Лысюра не смутился:
- Десять тонн!
- А ну, пересчитай, - потребовал Живцов. - Два чайника и кровать - десять тонн? У тебя по математике вроде четверка, Лысюра.
Генка начал читать список, оценивая в килограммах каждый предмет.
- Чайник - двадцать килограммов, топор - тридцать…
- Да ты что? - завопили вокруг. - Такой чайник и на стол не поднимешь! Топор двухпудовый - ха-ха-ха!
- Ну, девятнадцать! - огрызнулся староста. - Откуда я знаю, какие у кого чайники! Они ведь старые, ржавчиной обросли. У меня, например, чайник весит не меньше двадцати килограммов. А с водой еще больше… - Он обратился к Черепанову: - Кровать сто килограммов потянет?
- Это ж кровать, а не бульдозер! - отшатнулся Черепанов. - Она хоть старая, но…
- Что нам, фотографироваться с ней? - пробурчал Лысюра.
Как ни накидывал он, как ни преувеличивал вес - еле-еле набралось полторы тонны.
- Я думаю, что мы возьмем обязательство собрать не менее пяти тонн, - твердо заявил староста.
- Пять тонн?! Да мы надорвемся, а столько ни в жизнь не наберем! - недоумевал Живцов.
Лысюра укоризненно покачал головой.
- А ты, оказывается, лентяй, Живцов. Еще не работал, а уже - "надорвемся"… Нюни распустил: "ни в жизнь не наберем"! Эх ты!
Живцов смутился, что-то забормотал.
- Словом, подумать надо, пошевелить мозгами, ясно? - Лысюра неопределенно пошевелил пальцами в воздухе.
Когда все разошлись, староста порвал листок, на котором записывал обязательства каждого, и повернулся к Синицыну:
- Порядок! А теперь иди за мной.