Потом девушки принялись готовить обед для гостьи и для себя, и для тех троих, кто остался на Башне. Дженни они позволили помогать только после того, как она сказала, что тоже хочет готовить еду для Ланса. А пока готовили обед, девушки рассказывали ей о "Веселом катафалке" и обо всех приключениях и победах. Дженни слушала, ужасалась гонкам и гордилась Ланселотом. Впрочем, про гонки Инга с Вандой не все ей рассказали, кое-что, самое страшное, они утаили.
Когда обед был готов, они уселись на террасе за столом и девушки принялись угощать и ублажать Дженни. А она становилась все грустнее и грустнее к концу обеда, и они никак не могли понять, что ее расстроило. А Дженни раздумывала, сейчас или потом рассказать им правду о том, что исцеление Мессии действует недолго. Наконец она решилась и все им рассказала. Девушки слушали и бледнели.
- Вам, девушки, надо пойти со мной в Гефсиманию и самим во всем убедиться, поговорить с людьми, прошедшими исцеление у Мессии, узнать их истории и спросить у них совета, как вам быть. В Гефсимании многим из них становится легче, некоторые даже опять встают на ноги. И вот я думаю: а зачем вам ждать, пока вы снова утратите здоровье? Не лучше ли будет сразу обратиться к Богу и просить Его оставить вам здоровье? Впрочем, об этом надо поговорить с более знающими людьми, с игуменьей Елизаветой и с гефсиманским священником.
- Едем! Немедленно! - скомандовала Ванда.
- А посуда? - растерянно спросила Инга. - Ой, о чем я думаю? Поехали!
Дорогой они рассказали ей о гонках исцеления то, что пропустили за обедом.
Они оставили мобиль на берегу Кедрона, перешли через мост и в монастырь пришли незадолго до вечерней службы, когда все обитатели еще были в саду. Инга шла, держась за руку Дженни, а Ванда бросилась расспрашивать насельников, прошедших через гонки исцеления. Рассказы их были куда резче, чем рассказ Дженни. Выслушав с десяток историй и убедившись, что все они говорят об одном, они попросили Дженни отвести их к игуменье. Перед домиком матушки Елизаветы они сели на скамеечку и стали ждать, когда игуменья освободится и побеседует с ними. Инга безутешно рыдала, а Ванда ее успокаивала:
- По крайней мере, мы-то с тобой предупреждены, а эти люди радовались и не ждали беды.
Вышла игуменья. Она спросила Дженни, кого та привела, и узнав в чем дело, вдруг сказала нечто неожиданное и утешительное:
- Тут у нас есть один человек, получивший исцеление, но понявший, от кого он его получил. Он пришел к нам и покаялся. Так вот он до сих пор здоров, а с момента его исцеления Антихристом прошло уже больше года. Правда, он один такой, остальные пришли к нам уже после того, как вновь утратили здоровье. А вы верите в Иисуса Христа?
- Я что-то такое помню с детства, - сказала Ванда. - Но очень смутно. Кто-то был у нас в семье верующий, кажется, моя бабушка. Но я была маленькая, когда она умерла.
- А она не крестила тебя тайком от родителей?
- Нет.
- Ох, уж эти современные бабушки! - вздохнула игуменья. - И осталось их мало, и никуда они не годятся. Ну вот что, сегодня вы уже не успеете поговорить с нашим духовником отцом Алексеем, а завтра приходите ровно в полдень: я ему вас представлю, и вы уже с ним вместе решите, как вам быть.
Простившись с игуменьей, девушки захотели посмотреть, как устроилась в обители Дженни. Она смутилась, но все-таки повела показывать свою келью. Это оказался низенький дом, поделенный на пять комнатушек, каждая с узкой дверью и крохотным окном. В келейке Дженни они увидели четыре койки, занятые больными женщинами, посередине - стол, заставленный посудой и лекарствами, а под столом - свернутый матрац.
- А где же ты спишь, Дженни? - спросила Ванда.
- На полу, на матраце. Да не беспокойтесь, мне там удобно. Ночью приходится часто вставать к моим больным, а с полу вставать легче. И воздух внизу чище и прохладнее, мы спим с открытой дверью.
Все четверо ее соседок с постелей не вставали, и ей приходилось за ними ухаживать по ночам, когда монахини отдыхали.
- Ты сегодня же переедешь к нам! - решительно объявила Ванда.
- А что сказал мой Ланселот? - хитро улыбаясь, спросила Дженни.
- Он велел тебе ждать его в Гефсимании, но он не знал, в каких условиях ты здесь находишься!
- Милые мои, да вы скоро сами начнете бегать сюда каждую свободную минуту, вы еще не знаете, что такое благодать!
- А ты расскажи!
- Это не объяснишь. Это надо прожить и прочувствовать.
Словом, переезжать к Ванде с Ингой она категорически отказалась, но зато сами они обещали завтра снова приехать на остров Елеон.
ГЛАВА 17
Накануне встречи девушек с Дженни Тридцатьпятик без всяких помех спокойно прошел желтый финиш. Его встретили, поздравили и повели на белый балкон к Мессии на исцеление.
На другое утро в "Бегунке" они прочли, что финиш взял паломник, пожелавший остаться неизвестным.
- Странно, - сказал Жерар. - Он так и не назвал свое настоящее имя.
- Не назвал, значит, ему так надо было. Вот скоро ты встретишься с ним, тогда и спросишь, почему он так поступил.
Тридцатьпятик на гонках в этот день не появился.
Инга и Ванда пришли довольно рано и принесли радостное известие Ланселоту: Дженни нашлась!
- Где она? - крикнул им Ланселот.
- Там, где вы провели первую ночь в Иерусалиме!
- Скажите ей, чтобы она там и оставалась. Я ее найду после гонок. И скажите, что я люблю ее.
Слышавшие весь этот разговор зрители на балконе весело и глумливо заржали.
Жерар и Ланселот заметили, что обеих девушек окружают какие-то странные парни в одинаковых серых костюмах. Сначала они было встревожились, но потом сообразили, что это и есть их личная охрана, о которой говорила Ванда.
- Как ты думаешь, эти самые охранники не заложат наших девушек? - спросил Жерар.
- Определенно нет. Они за плату на все готовы, и на предательство, и на верность.
- Надеюсь, на верность, а то пришлось бы отказаться от хлеба, мяса и вина. На паломнической диете мы с тобой не далеко бы ушли.
- Ты думаешь, мы поступаем не совсем честно по отношению к другим паломникам?
- Совсем ты, Ланселот, сбрендил! А когда их болельщики кидают в нас гигиенические пакеты с дерьмом и банки с песком, норовя попасть в голову - это что, честно? И потом, кто мешает им объединить усилия? В каждом номере "Бегунка" пишут о том, что "Веселый катафалк", в котором калеки помогают друг другу, опережает всех паломников на несколько ярусов, но ни разу не писали, что кто-то последовал нашему примеру. И паломникам, и зрителям наши действия не нравятся не только потому, что мы берем финиш за финишем. Тут главное в другом.
- В чем же?
- А в том, что мы нарушаем главный принцип существования планетян - каждый за себя против всех. "Бегунок" всегда пишет о нас с иронией и предрекает, что вот-вот наше "противоестественное содружество", как они это называют, развалится. А служители? Ты же видишь, как они смотрят на нас. Я думаю, почти все на этой Башне, и служители, и зрители, с нетерпением ждут, чтобы наше предприятие лопнуло.
- Не дождутся, - сказал Ланселот, но ошибся: кое-что все-таки лопнуло.
Случилось это в полдень, когда ветер особенно свирепствовал. Они проходили слишком близко к балкону, прижимаемые к стене Башни этим колючим южным ветром. К счастью, Жерар в это время шел рядом с коляской с противоположной балкону стороны, и потому только остался жив. Ни он, ни Ланселот сначала не поняли, что случилось. Оба сперва услышали грохот и вопли зрителей, и сразу же вслед за тем громкий треск и скрежет металла о бетон. Коляска остановилась. С балкона раздались торжествующие крики и хохот. Жерар нагнулся и увидел, что ось коляски лопнула, а позади ее на дороге лежит камень размером с голову. Тут же в них полетели банки и другая дрянь.
- Слезай, приехали! Конец "Веселому катафалку"! - глумились с балкона веселящиеся зрители.
- Ставь коляску на тормоз и цепляйся за мои плечи! - крикнул Жерар, подставляя спину Ланселоту: тот послушался, еще не понимая толком, что, собственно, произошло.
Жерар сначала отнес его к барьеру и усадил там, а потом вернулся к коляске, взвалил ее на спину, с трудом удерживая ее за спинку своими культями, и, согнувшись под ее тяжестью вдвое, потащил коляску вверх по дороге. Он не собирался, да и не смог бы при всем желании, отнести ее на большое расстояние, но хотел убрать ее подальше от балкона, с которого в них бросили эту проклятую каменюку. Он все-таки оттащил ее метров на сто и оставил под внешним ограждением, и только после этого вернулся к Ланселоту. Тот сидел бледный как смерть и с ужасом ждал, что скажет Жерар.
- Ничего, - сказал Жерар, - лопнула только ось. Цепляйся за мои плечи, - он снова повернулся к Ланселоту спиной и присел. - Ну ты чего?
- Жерар, кажется, мое паломничество подошло к концу.
- Не болтай. Ты что не понимаешь, как нам повезло?
- Куда как повезло! - Ланселот даже рассмеялся.
- Ну да, повезло! А если бы одному из нас этот камень упал на голову? Они швырнули его с большой силой, только прицелились плохо. Но, видно, зараза-каменюка срикошетила от дороги и ударила прямо в середину оси. И это опять-таки к лучшему - ось просто лопнула, и ее половинки еще можно скрепить, а вот если бы камень попал в колесо или погнул ось…
- Жерар, я благодарен тебе за твою дружбу и твои усилия, но…
- Но сейчас ты немного помолчи, Ланс. Мне сейчас надо думать, как скорее починить твою коляску, а не пустыми разговорами заниматься. Если у тебя будут предложения по ремонту оси, любое будет выслушано с благодарностью. Если же тебе просто вдруг приспичило передо мной мелодраму разыгрывать, сделай одолжение, заткнись! Понял? А теперь хватайся за меня, я отнесу тебя к коляске.
Ланселоту ничего не оставалось, как подчиниться. Но он уже видел сценарий, по которому будет разворачиваться действие дальше, так ясно, как будто все это происходило в Реальности: Жерар будет тащить его на спине, время от времени ссаживая его у ограждения и возвращаясь за бесполезной теперь коляской, которую в конце концов все равно придется бросить. Может, он и дотащит его таким образом до оранжевого старта и даже пройдет его первым, но после-то ему все равно ему придется его покинуть! Никто не позволит ему и дальше нести на спине паломника, который сделал заявку на самый высокий старт. Ну что ж, остальное ясно: когда ночью Жерар уснет, он, Ланселот Озерный, уж как-нибудь найдет способ исчезнуть с трассы и освободить друга. Ему стало спокойно, и он даже поудобнее перехватил руки на плечах Жерара и облегченно вздохнул. Жерар, будто подслушав его мысли, повернул к нему красное лицо и прохрипел:
- Ничего не выйдет! И учти, поганец, если ты попытаешься помешать спасти тебя, я сам тебя сброшу с Башни, как только Мессия починит мне руки! Ты меня понял?
- Понял, понял, - сказал Ланселот и усмехнулся: это сам Жерар еще не понял, что ему, Ланселоту, и в самом деле пришел конец.
И конец этот один - распятие. "Никуда мне от Тебя не деться, - грустно пошутил он про себя, мысленно обращаясь к Христу, - никогда не мечтал я о стигматах, а вот, надо же, того и гляди сподоблюсь…".
Когда на балконе появились Инга с Вандой, Ланселот оставался сидеть, прислонившись спиной к ограждению, и только махал им издали рукой и улыбался все время, пока они, перегнувшись через перила балкона, бросали банки с едой Жерару и, конечно, расспрашивали его о том, что случилось с Ланселотом и где его коляска. Выслушав его, они сразу же исчезли.
Ночью Ланселоту так и не удалось покинуть Жерара. Он просто не успел это сделать. Как только с балконов удалили зрителей, с одного из них с грохотом упал какой-то мешок. Вслед за тем с балкона свесилась веревка. Потом они увидели, как через ограждение перелезла худощавая темная фигурка, скользнула вниз по веревке - и вот перед ними явился Тридцатьпятик!
- Привет, ребята, вот и я!
Кожа на лице у Тридцатьпятика была розово-белой, гладкой и нежной, как у молоденькой девушки. Он был хорошо отмыт, весь благоухал и одет был в новенький черный спортивный костюм. Обрадованные Жерар и Ланселот постеснялись притронуться к такому красавчику, но он сам кинулся обнимать их.
- Вы видите, видите, какой я стал?
- Прямо маленький лорд Фаунтлерой!
- Это вы про мои локоны? Я хотел их остричь, но Ванда с Ингой не дали: они со мной как в куклы играют - то наряжают, то причесывают. Предупреждаю, ребята, после исцеления они вас замучают!
- Лично я совсем не прочь, - ухмыльнулся Жерар.
- С тобой все ясно, Жерар. Ребята, а где коляска?
- На пол-яруса позади.
- Я побежал к ней!
И он помчался вниз, подхватив свой мешок, из которого торчал длинный поблескивающий стержень.
- Вот так, друг Ланселот Озерный! - сказал Жерар. - Чего-то подобного я и ждал. У парнишки в мешке инструменты, и он собирается чинить твой "катафалк".
Ланселот ничего не ответил и снова откинулся к стене, сделав вид, что дремлет. Он боялся поверить в то, что Тридцатьпятику в самом деле удастся починить его коляску. Мальчик долго не появлялся, и Ланселот с Жераром оба уснули, чтобы не терять силы и время на беспокойство. Потом они услышали сквозь шум ветра шаги Тридцатьпятика, а еще через несколько минут увидели его, катящего перед собой коляску.
- Получайте ваш транспорт, ребята! Добежит теперь до самого верха, только вдвоем в коляску не садитесь.
- Как тебе это удалось, Тридцатьпятик?
- Да очень просто. Я же говорил вам, что занимался механикой в гараже у нас дома, так что я знал примерно, что нужно купить и принести сюда, чтобы починить эту бедную "катафалку". Пришлось ехать в старый город, чтобы купить нужные инструменты на базаре. Кстати, вам крупно повезло, ребята: если бы не сегодняшний ремонт, "катафалка" наша стала бы несколькими ярусами выше - она вся была забита песком. Я все почистил и смазал, теперь она гораздо легче пойдет.
- Ну спасибо, Тридцатьпятик! Скажи-ка, а как ты себя чувствуешь?
- Потрясающе!
- Так тебя Ванда с Ингой забрали к себе?
- Конечно. Там и для тебя комната приготовлена, Жерар, так что ты о будущем не волнуйся. Ты только первым прийди на своем финише.
- Я постараюсь, Тридцатьпятик. Слушай, а как, кстати, твое настоящее имя? В "Бегунке" об этом не было ни слова.
- И не будет. Когда Мессия меня исцелял, рядом с ним стоял мой отец. Он ничего мне не сказал, но по его глазам я понял, что если я назову свое настоящее имя - из Башни через час вынесут мой красивый труп. Я сказал, что хочу сохранить свое имя в тайне.
- Вот как… Ну что ж, оставайся для нас Тридцатьпятиком.
- Девицы сократили меня до Пятика.
- Под любым именем ты наш друг, - улыбнулся Ланселот.
- Вот и я так думаю. Все, ребята, я должен бежать, а то еще встречу отца - он каждое утро является к Мессии на заседание Совета мирового правительства.
- Так он у тебя министр, что ли?
- Он людскими ресурсами занимается, человечество счастливит. Ну пока! Скоро увидимся с тобой, Жерар! А после - с тобой, Ланс. Желаю вам удачи.
- Счастливо, Пятик! Будь осторожен!
- Постараюсь!
Ловкий мальчишка быстро вскарабкался по веревке на балкон. Жерар привязал к концу веревки мешок с инструментами, Пятик втянул ее, отвязал веревку, уложил ее в сумку, помахал друзьям и исчез.
- Ну как коляска, сэр Ланселот Позорный? - спросил Жерар, когда Ланселот уселся в нее и проехал несколько метров.
- Коляска - блеск! Идет втрое легче, чем раньше. А почему это я Ланселот Позорный? Чем же это я так опозорился?
- А тем, что своих друзей посчитал чуть не за дерьмо, которым в нас зрители бросают.
- Я так никогда не считал.
- Тогда зачем настаивал, чтобы я бросил тебя и шел вперед один? Для красоты, что ли, для позы? В таком случае ты - Ланселот Позёрный.
- Жерар!
- Что "Жерар"? Ты скажи прямо - стыд но тебе?
- Стыдно.
- Ладно, тогда поехали! Мы уже черт знает сколько времени потеряли. И в наказание ты теперь будешь спать до тех пор, пока на трассу не выйдут служители!
Жерар взялся за спинку коляски, и Ланселот не осмелился ему возразить, к тому же коляска и впрямь шла теперь гораздо легче. Он откинул голову и уснул.
Рассвело. Оба заметили, что на этой высоте было светло, когда внизу Вечный город еще лежал в предутреннем сумраке. Вот-вот на трассе должны были появиться служители и клоны. Но сначала появилась Ванда. Легкой тенью она соскользнула с балкона по веревке, подбежала к Лансу и тронула его за плечо.
Убедившись, что он не спит, она разбудила Жерара. На плече у нее был рюкзачок, из которого она достала небольшую клетчатую салфетку, расстелила ее прямо на асфальте и стала сервировать им завтрак: термос с кофе, горячие булочки, сыр и апельсины.
- Балуешь ты нас, Ванда. И на ходу бы отлично поели.
- Еще придется на ходу есть. Давайте, загружайтесь калориями! Для тебя, Ланс, есть еще кое-что. Мы с Ингой были у Дженни в Гефсимании. Вот тебе от нее записка и еще вот это, - Ванда достала со дна мешка и протянула ему маленькую бутылочку и свернутую бумажку. "Ланселот, еще не поздно - вернись! Твоя Дженни", - прочел он.
- А это что? - спросил он, разглядывая крохотную стеклянную бутылочку с нарисованным на ней крестиком.
- Это святая вода. Дженни велела тебе пить ее по глотку и мазать раны на руках.
- Ах, Дженни, чудачка моя неисправимая! - засмеялся Ланселот. Он поцеловал бутылочку и спрятал ее в карман рубашки. - Лечиться святой водой я, конечно, не стану, но все равно - спасибо. Этот сувенир будет мне напоминать о ней.
- А я бы посоветовала тебе пить святую воду по глоточку каждый день. Мы с Ингой пьем.
- Вы что, верите в ее чудодейственные свойства?
- Верим. Мы вообще верим, то есть веруем. В Господа нашего Иисуса Христа. А еще мы скоро крестимся. И Пятик с нами. Надеюсь, вы оба попадете на наши крестины. Жерар и Ланселот переглянулись.
- Вот те раз! - сказал Жерар.
- Неужели это моя Дженни так скоро вас обработала? - удивился Ланселот.
- Спуститесь с Башни - сами все узнаете, - сказала Ванда. Очень ей не хотелось сейчас открывать друзьям тайну исцелений Антихриста.
Накормив их, Ванда собрала свой рюкзачок и тем же путем сиганула обратно на балкон.
Жерар встал на свое место и начал толкать коляску.
Вскоре появились служители и разнесли пакеты и газеты. Получив газетку, Жерар отдал ее Ланселоту, а сам предложил двигаться дальше: он знал, что сегодня - его финиш, а потому не хотел терять ни минуты.
- Жерар! Может, ты хоть теперь…
- Ланселот, ты на свои руки давно смотрел? После моего финиша тебе надо одному пройти еще десять ярусов, самых коротких, но и самых крутых, между прочим. Я думаю, что ты до финиша дойдешь если не завтра к вечеру, то уж послезавтра точно, и я хочу, чтобы ты сегодня поберег руки. Лучше почитай вслух газету. Про нас чего-нибудь пишут?