Певец поднял левую руку, и Кира, зная, как устроена мантия, поняла, что он показывает рукав, на котором изображена сцена зарождения мира: отделение суши от моря, появление рыб и птиц – все это было вышито мельчайшими стежками у края левого рукава. Она чувствовала восхищение зрителей, впервые за год увидевших мантию, и испытывала гордость за свою работу.
Певец запел сильным, насыщенным баритоном. Песня начиналась с однообразного напева. Основные мелодии будут появляться постепенно, вспомнила Кира. Сначала лирические фразы, за которыми последуют другие, более резкие, с быстрым и пульсирующим ритмом. Но развиваться они будут медленно, как развивался мир. Песня начиналась с зарождения мира, случившегося много веков назад:
В начале…
20
Томас слегка толкнул ее локтем и показал глазами на Джо. Кира улыбнулась – девочка, которая поначалу нетерпеливо слушала и ерзала, теперь крепко заснула на своем большом стуле.
Было позднее утро, Песня продолжалась уже несколько часов. Наверное, многие дети в зале тоже спали.
К удивлению Киры, ей не было скучно. Ведь для нее Песня была еще и путешествием по расшитым складкам мантии, и пока Певец пел, она вспоминала каждую сцену и дни, потраченные на работу, поиски подходящих нитей среди запасов Аннабеллы. Продолжая слушать, она периодически погружалась в размышления о работе, которая ее ждала. Теперь, когда нити старой красильщицы почти закончились – и не стало самой Аннабеллы, – Кира надеялась, что ей удастся вспомнить рецепт красителей и сделать их в одиночку. Томас помогал ей, снова и снова читая записи.
Кира никому, даже Томасу, об этом не говорила, но она с удивлением обнаружила, что способна прочитать многие слова. Однажды, следя за тем, как он ведет пальцем по странице, она заметила, что слова "золотой" и "зеленый" начинаются одинаково, с извилистой кривой. И заканчиваются тоже одинаково, воротами с кривой перекладиной и завитком сверху. Поиск знаков, обозначающих звуки, превратился для нее в игру. Конечно, игра была запрещенной, но Кира, пока Томас не видел, часто занималась этими головоломками, и головоломки раскрыли перед ней свои секреты.
Сейчас Певец исполнял спокойный куплет об эпохе, начавшейся после крупной катастрофы, во время которой лед – белые и серые пласты, блестящие и гладкие, – покрыл селения. Кира очень редко видела лед, только в самые холодные месяцы года, когда река у берегов замерзала, а иногда на поселок обрушивался ледяной дождь, от которого ломались ветки деревьев.
Работая над этой сценой, она вспоминала о его страшной разрушительной силе и испытала радость, когда ледяное бедствие закончилось, лед стал таять, из-под него снова проступила зелень и пришли хорошие времена.
О них Певец пел мелодично и успокаивающе, это был отдых после ледяного разрушения, после резкого и грозного голоса.
Томас снова пихнул Киру локтем. Она посмотрела на Джо, но девочка продолжала спать как спала.
– Посмотри на правый проход, – прошептал Томас.
Она ничего не увидела.
– Смотри получше.
И тут Кира заметила: по боковому проходу кто-то двигался, медленно и еле заметно, периодически останавливаясь и пережидая.
Ей было плохо видно. Кира слегка наклонилась вправо, стараясь, чтобы Хранители не заметили, что порядок нарушен. Она взглянула на членов Совета, но все они были поглощены выступлением Певца.
Наконец ей удалось разглядеть: какой-то маленький человек полз на четвереньках, как животное. А еще она заметила, что люди, сидящие у самого прохода, тоже стали обращать на него внимание, хотя и не отводили взгляд от сцены. Кто-то поводил плечами, кто-то бросал быстрый взгляд, у кого-то на лице появлялось выражение удивления. Человечек продолжал ползти вперед, медленно приближаясь к первому ряду, и Кире становилось все легче наблюдать за ним. Наконец он дополз до первого ряда, сел на корточки и посмотрел вперед на сцену – на Киру, Джо и Томаса – с улыбкой. Сердце Киры едва не выпрыгнуло из груди.
Мэтт! Она не могла говорить вслух, но произнесла это имя одними губами.
Он помахал ей рукой.
Певец продолжал петь, передвигая пальцы вверх по жезлу и нащупывая нужное место.
Мэтт улыбнулся еще шире и попытался что-то показать на открытой ладони. Но было слишком темно, и Кира не поняла, что это такое. Тогда он с важным видом поднял этот загадочный предмет вверх, зажав между большим и указательным пальцами. Она слегка покачала головой и, почувствовав угрызения совести, что невнимательно слушает, повернулась к сцене. Она знала, что скоро будет пауза – перерыв на обед. И тогда она сможет найти своего друга, увидеть, что он принес, и похвалить его, что бы это ни было.
Певец пел о богатых урожаях и празднествах. Эта часть Песни была созвучна ощущениям, которые Кира испытывала в этот момент. Теперь, когда Мэтт вернулся в целости и сохранности, она ощущала огромное облегчение и радость.
Когда она снова повернулась к залу, оказалось, что Мэтт уже уполз. Проход был пуст.
– Можно маленькой певице поесть со мной и Томасом?
Наступил дневной перерыв – время обеда и отдыха. Служитель подумал и согласился. Кира и Томас в сопровождении зевающей Джо вышли из зала через ту же дверь, через которую их ввели, поднялись по лестнице в комнату Киры и стали ждать, когда им принесут обед. Снаружи, на площади, люди наверняка уже ели принесенную с собой еду, обсуждали Песню и предвкушали следующую часть, посвященную войнам, конфликтам и смерти. Кира помнила ее: яркие пятна крови, вышитые пурпурными нитями. Но сейчас она об этом думать не хотела.
Когда служители принесли обед, Томас и Джо жадно на него набросились, а Кира от волнения не смогла есть и поспешила в комнату Томаса, чтобы посмотреть в окно и поискать в толпе мальчика с грязным лицом и собаку с кривым хвостом.
Но искать не было нужды. Они уже ждали ее в комнате Томаса.
– Мэтт! – воскликнула Кира. Она бросила свой посох, села на кровати и взяла его за руки. Прут весело вертелся у ее ног, тыкаясь мокрым носом в лодыжки.
– Ну и длинный путь я прошел, аж жуть, – гордо сказал Мэтт.
Кира улыбнулась:
– И ты, конечно, ни разу не помылся за все это время.
– Времени-то не было на мытье совсем, – рассмеялся он. – Я принес подарок! – добавил он весело.
– Что ты мне показывал во время Собрания? Я не разглядела.
– Я тебе две штуки приготовил. Большую и маленькую. Большая потом. А маленькая тут, в кармане.
Он стал рыться в кармане и извлек пригоршню орехов и мертвого кузнечика.
– Не то. Значит, тама. – Мэтт положил кузнечика на пол перед Прутом, который схватил его зубами и сжевал с хрустом, от которого Кира поежилась. Орехи закатились под кровать. Мэтт засунул руку в другой карман и с победоносным видом извлек из него какую-то тряпочку.
– Ага, вот! – Он протянул находку ей.
Она взяла тряпочку и почистила от сухих листьев и комков грязи. Довольный Мэтт смотрел, как она разворачивает ее и подносит к окну, чтобы лучше разглядеть. Это был квадратный лоскуток мятой ткани. И больше ничего. Но в нем – всё.
– Мэтт! – воскликнула Кира. – Ты нашел синий!
Мэтт сиял.
– Он был там, где она и сказала.
– Кто сказал?
– Она. Старуха, которая краски варила. Она сказала, синий далече.
– Аннабелла? Да, помню. Она действительно так сказала.
Кира положила лоскуток на стол и стала рассматривать его. Синий цвет был насыщенным и ровным. Цвет неба, цвет мира.
– Но как ты понял, где его найти, Мэтт? Как ты узнал, куда идти?
Он пожал плечами с улыбкой:
– Ну так она рукой тогда махнула. Я просто туда и пошел, по тропе. Но это жуть как далеко.
– И опасно, Мэтт! Ты же шел через лес!
– А там совсем не страшно.
"Тварюг нету", – говорила Аннабелла.
– Я и Прут, мы шли много дней подряд. Прут жрал жуков. А у меня-то жратва с собой, я взял…
– У мамы.
Он виновато кивнул.
– Да и ее не хватило. Когда кончилась, я жрал одни орехи. Но могу и жуков, – похвастался он.
Кира разглаживала ткань. Ей так был нужен синий. И вот он – у нее в руках.
– А когда добрались, уж люди-то дали мне поесть от пуза. У них жратвы куча.
– Но не искупали, – поддела его Кира.
Не обращая внимания на ее замечание, Мэтт почесал грязное колено.
– Они жуть как удивились, когда меня увидали. Но еды дали – море. И Пруту тоже. Прут им понравился.
Кира посмотрела на пса, который прилег у ее ног, и нежно погладила его.
– Еще бы он не понравился. Прута все любят. Но, Мэтт…
– Чего?
– Кто они? Кто эти люди, у которых есть синий?
Он пожал худыми плечами и поднял брови:
– Понятия не имею, – сказал он. – Они все ломаные, эти люди. Но еды полно зато. И там тихо, типа, и приятно.
– Что значит – ломаные?
Он показал на ее хромую ногу.
– Как ты. Кто-то ходит плохо, кто-то еще что сломал. Не все. Но многие. Как думаешь, может, они такие тихие и добрые оттого, что ломаные?
Озадаченная, Кира не ответила. "Боль делает тебя сильной", – говорила ей мать. Она не говорила "тихой и доброй".
– В общем, – продолжал Мэтт, – у них есть синий, это точно.
– Это точно, – повторила Кира.
– Ну что, теперь-то ты меня больше любишь, а? – улыбнулся Мэтт. И Кира ответила, что любит его больше всех.
Мэтт подошел к окну. Встав на цыпочки, он поглядел вниз, потом вдаль. Он глядел мимо толпы, куда-то дальше, что-то высматривая. А потом нахмурился.
– Ты любишь синий? – спросил он.
– Да, я очень люблю синий. Спасибо тебе.
– Это, короче, тебе маленький подарочек. А большой скоро приедет. Но не прям сейчас.
Он повернулся к ней.
– А жратва есть? Ну, если я помоюсь?
Когда Киру, Томаса и Джо позвали на вторую часть Собрания, Мэтт и Прут остались в комнате Томаса. Теперь их ввели в зал и усадили без церемоний; Главному Хранителю уже не нужно было их представлять жителям поселка.
Но Певец, посвежевший после еды и отдыха, вновь вышел на сцену, соблюдая ритуал. Держа свой жезл, он стоял у подножия сцены, и собравшиеся хлопали ему, благодаря за прекрасное утреннее выступление. Выражение его лица не изменилось. Оно не менялось весь день. Никаких гордых улыбок. Он просто стоял и пристально смотрел на собравшихся, на людей, для которых Песня была целой историей, историей их взлетов, падений и ошибок, новых попыток и надежд. Кира и Томас хлопали вместе со всеми, а Джо, глядя на них и подражая им, тоже восторженно била в ладоши.
Зрители продолжали хлопать, когда Певец повернулся и поднялся по лесенке на сцену, а Кира взглянула на Томаса. Он тоже услышал. Тот же лязг, что и утром, прежде чем началась Песня.
Кира озадаченно оглянулась. Кажется, никто не замечал этого звука. Зрители смотрели на Певца, который, глубоко дыша, подошел к середине сцены, закрыл глаза, провел пальцами по жезлу в поисках нужного места. Он слегка покачивался.
Опять! Кира снова услышала этот звук. Затем, почти случайно, всего на секунду взглянула. И с ужасом поняла, откуда раздавался лязг. Но снова все затихло. И началась Песня.
21
– В чем дело, Кира? Скажи!
Томас шел за ней по лестнице. Собрание наконец завершилось. Служители отвели Джо в ее комнату, но этому предшествовало мгновение ее головокружительного триумфа.
В конце долгого дня, когда зал стоя пел великолепное "Аминь. Да будет так", которым всегда заканчивалась Песня, Певец поманил к себе маленькую Джо. За эти долгие часы девочка то ерзала, то дремала, теперь она внимательно смотрела на него. Когда он ее позвал, слезла со стула и уверенно побежала на сцену. Она стояла рядом с Певцом, светилась от удовольствия и махала маленькой ручкой, а зрители, поняв, что торжественная часть закончилась, свистели и топали ногами в знак одобрения.
Кира неподвижно смотрела на нее, подавленная тем, что узнала. Она чувствовала тяжесть, страх и ужасную грусть.
С теми же чувствами она хромала по лестнице вверх, а Томас пытался выяснить у нее, что случилось. Она перевела дух и уже собиралась рассказать о своем открытии, как их отвлек Мэтт, стоявший в глубине коридора у ее комнаты. Он широко улыбался и нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Он тут! – крикнул он. – Большой подарок!
Кира замерла на пороге своей комнаты. Она с удивлением рассматривала незнакомца, который, откинувшись, сидел в кресле и глядел в окно. Довольно высокий, если судить по длинным ногам. С сединой в волосах, хотя и нестарый: три слога, оценила она, пытаясь понять, что же он тут делает. Да, три слога, примерно такого же возраста, как и Джемисон; может, ему столько же лет, как и брату ее матери.
– Смотри, – прошептала она Томасу, указывая на рубаху незнакомца, – синяя.
Тут мужчина повернулся в их сторону и встал. Почему он не встал сразу, когда они вошли? Именно так повел бы себя даже самый невежливый человек, а этот выглядел дружелюбным. Он слегка улыбался. И тут Кира поняла, что он слепой. Через его изуродованное лицо проходили шрамы, неровные линии спускались ото лба по щеке, а глаза были мутными и невидящими. Она никогда раньше не встречала слепого, хотя и слышала, что такое может произойти из-за несчастного случая или болезни. Но люди с увечьями бесполезны, их всегда отправляют на Поле.
Почему этот слепой мужчина остался жить? Где нашел его Мэтт?
И почему он здесь?
Мэтт по-прежнему подскакивал от восторга.
– Я его привел! – радостно объявил он. Он дотронулся до руки мужчины: – Это же я привел тебя, скажи!
– Ты, – проговорил мужчина, и в его голосе слышалось тепло. – Ты был отличным поводырем, ты вел меня почти всю дорогу.
– Я вел его всю дорогу, – Мэтт повернулся к Кире и Томасу. – Но потом он сказал, что хочет, того, побыть один. Я говорю: можешь взять Прута, но он все равно хотел один. И дал мне лоскут для первого подарка. Видала?
Мэтт потянул мужчину за рубаху и показал Кире, где оторвал кусок от подола.
– Мне жаль, что ваша рубаха теперь испорчена, – вежливо сказала Кира мужчине. В его присутствии она чувствовала себя неловко и неуверенно.
– У меня есть еще, – сказал мужчина с улыбкой. – Он так хотел показать тебе подарок. А я хотел найти дорогу сам. Я бывал здесь раньше, но это было очень давно.
– А еще глянь-ка! – Мэтт подскочил к мешку, лежавшему на полу у кресла, и развязал его.
– Водички бы, – сказал он, осторожно вынимая несколько подвядших растений. – Эти, кажись, в порядке. Сейчас напоим, и они воспрянут. Кстати, знаешь чего? – он повернулся к слепому и подергал его за рукав.
– Что? – мужчине он явно нравился.
– У нее вода есть прямо тут! Ты-то думал, надо будет цветы тащить к реке! А тут, прямо за дверью, у нее вода вовсю плещет!
Он прыгнул к двери и открыл ее.
– Тогда возьми растения, Мэтт, и дай им напиться, – предложил мужчина.
Он повернулся к Кире, и она поняла, что он хоть и не видит, но чувствует, где она находится.
– Мы принесли тебе вайду, – объяснил он. – Это растение, из которого мой народ делает синий краситель.
– Какая у вас красивая рубашка, – проговорила Кира.
– Мэтт сказал, что ее оттенок такой же, как у летнего неба перед восходом, – сказал он.
Кира согласилась.
– Да, – сказала она, – точно.
– Наверное, это цвет как у цветов вьюна, – проговорил мужчина.
– Да, верно! Но как?..
– Я не всегда был слепым. Кое-что я еще помню.
Они услышали звук льющейся воды.
– Мэтт, не залей их! – крикнул мужчина. – А то очень уж далеко за ними идти!
Он повернулся к Кире.
– Я с удовольствием принесу еще, конечно. Но, думаю, тебе нет в этом нужды.
– Пожалуйста, – сказала Кира, – садитесь. Сейчас пошлем за едой. Все равно уже пора поесть.
Хотя она была смущена и сбита с толку, она пыталась не забывать об элементарной вежливости. Этот человек принес ей дорогой подарок. Зачем он это сделал, она не могла понять. Не могла она представить и того, как трудно ему было пройти такой долгий путь, ничего не видя и имея в качестве поводырей неуловимого мальчика и собаку со сломанным хвостом.
А последний отрезок пути, когда Мэтт убежал вперед, он вообще прошел один. Как ему это удалось?
– Я позову служителей, – сказал Томас.
Мужчина насторожился.
– Кто это? – спросил он, услышав голос молчавшего до этого Томаса.
– Я живу здесь, на этаже, – объяснил Томас. – Я вырезал жезл Певца, а Кира занималась его мантией. Наверное, вы ничего не знаете про Собрание, оно только что закончилось, и это очень важ…
– Я знаю, что это, – прервал его мужчина. – Я все про него знаю. Пожалуйста, не надо просить еду, – добавил он твердо. – Никто не должен знать, что я здесь.
– Еду? – спросил Мэтт, появляясь из ванной.
– Я попрошу, чтобы еду принесли в мою комнату, так что никто ничего не узнает, – предложил Томас. – И мы все поедим. Еды всегда больше чем достаточно.
И Томас вышел, чтобы позвать служителей. Вечно голодный Мэтт побежал за ним.
Теперь Кира осталась наедине с чужаком в синей рубахе. По его позе она поняла, что он очень устал. Она села напротив него на краю кровати и стала думать о том, что же ему сказать, что спросить.
– Мэтт хороший мальчик, – проговорила она, помолчав. – Но он так разволновался, что забыл одну важную вещь. Он нас не познакомил. Меня зовут Кира.
Слепой кивнул:
– Я знаю. Он все мне о тебе рассказал.
– Но он не сказал мне, кто вы.
Мужчина уставился своими невидящими глазами в пространство, куда-то за тем местом, где сидела Кира. Он открыл было рот, но запнулся и замолчал.
– Темнеет, – сказал он наконец. – Я чувствую, как меняется освещение.
– Да.
– Так я и дошел сюда один, когда Мэтт оставил меня на окраине поселка. Мы хотели дождаться темноты и прийти ночью, в темноте. Но вокруг никого не было, поэтому мы смогли зайти в поселок днем. Мэтт понял, что сегодня день Собрания.
– Да, – проговорила Кира, – все началось рано утром.
"Он не хочет отвечать на мой вопрос", – подумала она.
– Я помню эти Собрания. И помню дорогу. Деревья, конечно, с тех пор выросли. Но я чувствовал тень от них. Я понимал, что иду посередине дороги, по тому, как падал свет.
Он улыбнулся:
– Я почувствовал запах от лавки мясника.
Кира кивнула и усмехнулась.
– А когда я проходил ткацкий цех, я почувствовал запах сложенных там тканей и даже запах деревянных станков. Если бы женщины там работали, я бы узнал его по звукам.
Глухо цокая языком, он изобразил однообразный стук челнока.
– Так что я добрался сюда в одиночку. А потом Мэтт встретил меня и привел в твою комнату.
Кира ждала. Затем спросила:
– Зачем?
Он дотронулся до своего лица. Провел ладонью по шрамам. Спустился по изуродованной щеке и провел вдоль шеи. Наконец, добрался до рубашки и вытащил из-под нее кожаный шнурок. Она увидела, что на нем висит отполированный камешек, точно такой же, как у нее.
– Кира, – сказал он, хотя говорить было уже не обязательно, она и сама все поняла. – Меня зовут Кристофер. Я твой отец.
Она пристально смотрела на него. Оказывается, невидящие глаза тоже умеют плакать.