- Вы не заметили, заболтавшись со мной, что мы уже сделали четыре облета вашего дома, и я видел, как четырежды Пилли махала нам из окна - пора обедать, летим. Я не обижусь, кстати, если вы, оставшись одни, подумаете: отличный парень, этот Орик, а вдруг это не случайно, вдруг такого к нам и должны были приставить - гида-сторожа-разведчика. С таким, как он, вполне можно подружиться - и рассказать ему больше, чем следует. Я не обижусь: так вы и обязаны думать, судя по вашей беседе с Горгонерром. Все. Обедать!
Мы молчали. Машина плавно и мягко пошла на посадку над высокой решеткой вокруг нашего дома прямо к плавательному бассейну. Мы сели, и папа сказал:
- Так ли, этак ли, Орик, но вы обронили одну фразу, - вы сказали, что записывающих устройств в нашей машине вы не обнаружили. Допустим, я вам верю, и поэтому прямо спрашиваю: могут ли быть подслушивающие устройства в доме?
- Допускаю, - сказал Орик. - Я внимательно осмотрю его и, если обнаружу их, то тут же прихлопну.
- Но постойте! - воскликнул папа, - Это же, это же… Мы же инопланетяне, мало ли что… Горгонерр…
- Я вас понял, - сказал Орик. - Если Горгонерр узнает, что я вытворил такое, будет крупный разговор, но у меня есть аргумент: я, по сути своей, не подслушиватель. Если я должен глубоко узнать вас, проникнуть в вас на благо Политории, то я предпочитаю сделать это с помощью своего ума и интуиции.
- Вы смелый… политор, - сказал папа.
- А иначе какой смысл жить? - сказал Орик, но просто, вовсе не возвышенно.
- Да, - сказал папа, - конечно, мы с Митей вольны думать о вас как угодно (это вы сами заметили и даже предложили нам), но мне бы не хотелось, чтобы Горгонерр сменил нам гида.
- Я постараюсь, - улыбаясь, сказал Орик, и в этот момент дверь внизу башни-пики открылась, и из нее вышла и подошла к нам очень молодая женщина такой невозможной красоты, что я задохнулся. Как нежное облако… нет-нет, не то…
Она сказала, и меня качнуло, я ахнул. Она сказала:
- Владимир, Митя, Орик! В чем дело?! Распустились! Сколько времени я должна ждать вас?! Ни капельки такта! Кстати, меня зовут Пилли. - И она поклонилась мне и папе. Если бы не этот ее поклон, я бы почувствовал, будто мы на Земле.
- Привет, Пилли, - сказал я. - Пошли, я голоден, как черт.
11
Минуты три Орик простоял на коленях перед Пилли, умоляя ее простить его: он не может обедать с нами, он занят. Пилли потрясающе разыграла оскорбленность и в конце концов простила его. Нам он сказал, что до вечера мы можем делать что угодно - спать, гулять по городу, на всякий случай вот номер его аппарата, вот два микроаппаратика - звонить из любой точки, где бы мы ни находились, вот номер аппарата Пилли, сам он появится вечером, а Пилли, покормив нас, уйдет или побудет с нами, если мы этого захотим.
Честно говоря, я не помню точно, что именно мы ели. Супа не было, но второе - какое-то мясо, овощи, много соуса - напоминало густой суп; всякие непонятные травки, кубики, сладости и напитки - все было фантастически вкусным.
- Мы очень просим вас, - сказал папа. - После обеда побудьте с нами, Пилли. Вам не трудно?
- О! Я с восторгом! - воскликнула она и добавила: - Орик ищет сейчас, нет ли в доме подслушивающих устройств. - Колоссально! - сказал я. - Ну а даже, если они есть, эти устройства, во-первых, когда у нас гости - ведь не заговоры же мы затеваем? А когда мы с папой вдвоем, мы просто снимаем с себя аппаратуру с присосками и говорим, что хотим.
- Ага, - сказала, улыбаясь, Пилли, - они запишут ваш язык, а потом прослушают, надев на себя такую же, как у вас, аппаратуру, то есть получат перевод.
- Балда! - воскликнул я и хлопнул себя по лбу, а Пилли рассмеялась. Чириканье, да? Вполне. Но у нее - нежнейшее.
- А этот наш разговор, - сказал папа, - вполне заговорщицкий, не так ли, Пилли?
- О да! Но здесь, в столовой, записывающих устройств нет - я проверила еще до вашего приезда.
Папа развел руками. А я млел: фея-разведчица!
- Знаете, Пилли, - сказал он. - Что-то я плохо понимаю: Орик и вы, допуская слежку за нами вашего правительства, не скрываете этого от нас. Вы же нас совсем не знаете! Может быть, Земля настроена агрессивно.
- Да?! - сказала Пилли. - Каким это образом? Ваш корабль был уже изучен, когда он был на борту Карпия. На такой вашей штуке до нас и не долететь. Во-вторых, вы, скорее, просто пленники. И еще есть ощущение, что Земля не агрессивна.
- Да, это так, - сказал папа. - Но вы-то откуда об этом знаете? Земля - это масса государств, масса правительств, а вы делаете вывод, глядя на нас, всего лишь двоих землян.
- Политории важно понять, воинственны вы или нет и какой у вас уровень техники, в том числе - военной. Если он ниже нашего, нам бояться нечего. А похоже - так оно и есть.
- Но если это и так - нам-то есть чего бояться?
- Не могу сказать ничего определенного, - ответила Пилли, - догадки - не в счет, а знания мои ограниченны. Сфера политики - тем более такой - скрыта в глубинах самой этой сферы. Мне туда входа нет, хотя я и физик по профессии.
- Вы ходите на работу, Пилли? - спросил я. - Фи-изик?!
- Нет, - она улыбнулась. - Я закончила "Сверхособую школу Хозяйки Дома" и Высший Технициум, как физик. Если я не склонна ходить на работу, но тем не менее хочу получать… деньги (я только сейчас сообразил, что Сириус хоть и без поводка, но в ошейнике и наморднике, и снял их), я могу и не ходить, но обязана раз в два года представлять Высшему Техническому Совету какой-либо научный труд, а они его оценивают. Дома у меня лаборатория.
Вошел Орик и сказал, что "слушалок" нет.
- Что же, - сказал папа. - Горгонерр не успел или не захотел это сделать?
- Пока нет окончательного представления об уровне вашей цивилизации, нет и уверенности, что вы и сами эти штуки не обнаружили бы, а случись это - полный провал в попытке установить контакт. Горгонерр не так глуп.
И, быстро попрощавшись, Орик умчался, сказав, что двери внизу башни и двери квартиры закрываются сами, а открывают их просто прикосновением этих вот двух пластинок - желтой и красной, и отдал их нам.
- Спасибо, Пилли, что вы остались посидеть с нами, - сказал папа, и в этот момент Сириус, пришедший в себя после ошейника и намордника, вякнул и запрыгнул на колени Пилли. Самовнушение поразительно: мы с папой выдумали, что у него ядовитые зубы, - мы же и вскочили в испуге. Но Пилли улыбнулась и стала гладить кота.
- Кольво, кольво, славный, - повторяла она. - Хороший кольво. Как его зовут? Сириус? Странно. Очень похож на наших кольво. Вы от нас так далеко; а кольво - одинаковые, да и политоры вполне похожи на вас… Похожа я на женщину Земли?
Папа, улыбаясь, кивнул, а я сказал:
- Очень! Очень! И у наших - тоже сзади нет глаза, Пилли! (Она рассмеялась.) И еще - вы очень, невозможно красивая!
- Спасибо! - сказала она. - Наш интерес друг к другу был бы более высок, если бы вы и мы были так же разумны, но кто-то из нас имел, например, облик… слизняка со щупальцами.
- Конечно, - сказал папа. - Вы открыли две планеты… Кстати, это тоже снижает реакцию на нас…
- Очень-очень частично, - сказала Пилли. - Мы именно открыли их. Не более. Они - полудикари. Аппаратики - для связи с ними, чтобы не учить их язык.
- Вы с ними общаетесь. Зачем?
- Мы берем у них металлы, сырье для топлива. В обмен.
- Я не спрашиваю, на что, - сказал папа.
- Спасибо. Ничего особенного мы им не даем. - Это она сказала чуть грустно. - Я почему-то ни на секунду не испугалась Сириуса.
- Он разбирается в политорках, - сказал я.
- Наверное, люди изучали языки друг друга или изучали какой-то один, наиболее удобный для всех.
- Похоже, - сказал папа, - но не совсем.
- Прошу вас, оторвите от себя присоски и поговорите.
Мы исполнили ее просьбу и, глупо поглядев друг на друга, поговорили о том, что Пилли - это какое-то совершенство, судя по ее отношению к ядовитому Сириусу. Затем Пилли сделала нам знак замолчать и заговорила сама. Потом, опять жестом, попросила нас вернуть присоски на свои места.
- Ваш язык - это что-то чудовищное, чуждое, страшное, - сказала она. - И полагаю, что наш для вас…
- Да, тоже полная дикость, - сказал папа. - Не язык, а набор технических звуков разных частот плюс голоса, точнее, звуки каких-то птиц с металлическим оттенком.
- У политоров, в отличие от вас, очень сильно выпирает грудная клетка, может, отсюда и разница голосовых аппаратов. У наших женщин тоже, но, по-моему, это менее заметно и уж внешне никак нам не вредит. Да? Ведь верно?
- Угу, - сказал папа смущенно.
- Теперь вывод, - продолжала Пилли, не переставая гладить Сириуса и бесстрашно запихивая ему в рот кусок какой-то еды; он отбивался от нее всеми четырьмя лапами, но ел. - Вывод. Вы на Земле обошлись без машинно-языковой связи. Мне почему-то кажется, что вы, конечно, могли бы ее создать для себя. Это наверняка была бы машина огромных размеров, в память которой были бы заложены все слова всех языков и многочисленные каналы связи внутри. Скажем, кто-то нажимает кнопку своего языка, а другой - своего, и можно разговаривать. Фу, как нудно и долго я рассуждаю. Но маленький аппаратик, вроде нашего, вы бы создать не могли и не создали. Для меня, например, этого достаточно для оценки уровня вашей техники вообще.
- Да, не создали, - сказал папа. - Но почему не могли бы?
- Я уже говорила, ваш корабль был тщательно изучен.
- Ну, наш-то - это почти игрушка. Есть и похлеще.
- Я догадалась, но дело не в размерах, а в принципах решения. Уверена, что ваши корабли не развивают нашей скорости и не могут уходить в космос так далеко.
- Пилли, ну почему вы так думаете? - спросил я даже как-то обиженно. - А вдруг и создадим аппаратик.
- Наш аппаратик слушает и ваш голос, и ваше тело одновременно, он улавливает не только звук, но и ваши подсознательные, не говоря уже о сознательных, представления о вашем слове и его значении, он как бы отгадывает суть слова. Не кусайся, Сириус! - Потом нам: -Не вскакивайте, уже известно, что ваш кольво не выпускает яд, если вы этого не хотите, а вы этого не хотите, потому что хорошо ко мне относитесь… Ни один ваш корабль не дотянет до нас. А если он с полпути пошлет ракету, хоть тысячу штук, мы это легко уловим и ракеты уничтожим. Нет, не перехватчиками, это вчерашний день, их взорвут звуковые сигналы с Политории, они могут взорвать ваши ракеты даже пока они на борту ваших кораблей.
Странное дело, мы с папой молча слушали ее, верили ей, это было грустно, не то даже слово, но у нас не было и тени ощущения, что Пилли нас запугивает. Просто это был разговор о положении вещей. А с другой стороны, мы почему-то промолчали, когда она касалась зубов Сириуса и не боялась их, веря, что мы управляем им. Мы молчали, не открывая ей правды, что наш "кольво" безвреден, как одуванчик.
- Знаете, Пилли, - помолчав, сказал папа, - какие ощущения у меня возникают? За очень малое время, только на основании разговора с вами и не очень откровенного разговора с Горгонерром, я понял, ощутил, что Политория чем-то больна. Это дух военной болезни. Может, и не болезни агрессии, может, это страх, способный породить агрессию, - но это так.
Пилли задумчиво и грустно кивнула, как бы соглашаясь.
- Проблема Горгонерра относительно вас, вернее, Земли, только отчасти связана с импульсом войны. Проблема в другом, я думаю. Но об этом позже. Вам нужно присмотреться не только ко мне, но и к Политории. А пока я улетаю домой.
- На чем? - Я удивился.
- Моя машина стоит за колонной дома, с другой стороны. Папа встал, подошел к ней, и сказав "огромное спасибо, Пилли", нагнулся, взял ее ладонь и поцеловал.
- У вас это так делается? - мягко и очень тихо сказала она.
- Да, некоторые так делают, хотя это глубокая старина.
- Трижды в день я буду вашей… нянькой, готовить и прочее. Сами ничего не делайте, захотите перекусить - я покажу, где еда. Гуляйте, летайте, спускайтесь в нижний город - ничего не бойтесь, народ хочет вас видеть. Вы правы, у нас очень сложное общество, очень! - Она многозначительно взглянула на папу. - Сложное государство.
Я, забрав с собой обе пластинки - желтенькую и красненькую, спустился с Пилли вниз, к ее машине. Она показала мне, как ею управлять, я кивнул, быстро, одним прыжком перемахнул через борт машины и плюхнулся в водительское кресло; ни слова не сказав, Пилли устроилась рядом, и я взлетел. Полетав совсем чуть-чуть вокруг дома, я сделал знак Пилли надеть ремни, ничего не спрашивая, она их надела, и я, взмыв вверх с одновременным нажатием кнопки, выбрасывающей прозрачный верх машины, сделал акробатическую петлю, ринулся вниз, сбросил скорость, убрал верх и плавно сел.
- Это… оч-чень… - сказала Пилли, положив на секунду руку мне на голову.
- Привет, Пилли, - сказал я, перемахивая через борт машины. - Кстати, Пилли, вы замужем, у вас есть муж? Она засмеялась:
- Еще нет. Да и торопиться пока рано, мне всего сорок лет, я еще малышка. Мы, политоры, живем до двухсот лет.
Она помахала мне рукой и резко взмыла в воздух. Ошеломленный, я пошел к входным дверям в колонну-иглу, доставая из кармана пластиночки-ключи.
12
Мы с папой остались одни. Определенно - какие-то ошалелые, настолько перенапряженные, что тянуло в сон, и в то же время это напряжение мешало уснуть. Да и какие могут быть разговоры: сутки назад, даже меньше, мы скользили в космосе, вполне счастливые, в ожидании чудесной пустой планетки и классной рыбалки; мы и не думали об этой вечной, теоретически возможной сказке - иная цивилизация, а тут на тебе, сорок восемь часов не прошло, а мы как раз и есть внутри этой цивилизации, да плюс ко всему в ситуации - хуже не придумаешь. Особенно меня поражало, что событий (кроме главного) пока никаких, а темп внутри - бешеный.
Побродили по квартире, уже зная, что она трехэтажная и за пределами каждого этажа идет снаружи шара замкнутый балкон: выходи и любуйся видом.
На третьем этаже - комнаты, комнатки, огромные мягкие диваны, ковры, низкие столики, чуть в стороне от центральной точки холла к середине сферического потолка вела, упираясь в него, лесенка. Папа, поглядев внимательно вверх, сказал: "Там дверь, люк". Мы поднялись наверх, к этому люку, я приложил к нему желтую пластинку - ноль эффекта, потом красную - люк открылся. Мы сделали шаг вверх, здесь горел светильник, освещая лифт. Он был небольшим, в отличие от главного, внизу, и даже тесным. В лифте была всего одна кнопка, я нажал ее - и мы на приличной скорости дунули вверх, пока не остановились. Пространство вокруг лифта было незначительным, но все же не таким, как можно было ожидать, и тут я догадался и вспомнил, что когда мы с Ориком летали, мне показалось, что почти у самого верха башни-стрелы заметно утолщение. Да, это был небольшой шарик, метра три не доходивший до острия иглы, внутреннее его помещение было пустым вокруг шахты лифта, но с полом, а наружное - просто небольшая открытая галерея вокруг шпиля, балкон, не очень широкий и с высокими перилами. Отсюда Тарнфил был виден достаточно хорошо. В относительной близи только дом правительства был огромным, остальные дома были вроде нашего - с одним шаром, ну, так сказать, отдельный личный дом для политоров древнего рода, "для аристократии". А уже дальше от нас в разные стороны торчали дома с несколькими шарами, вероятно, конторы, офисы, их технициумы, наверное, какие-нибудь общества, лаборатории, полиция и, конечно, просто жилые дома, но уже для политоров менее древних родов, как Ол-ку, например: вход один, но квартир - много. Отсюда, с высоты, Тарнфил был очень понятен. Дома и природа - больше ничего, очень мудро и красиво, разве что мало кому это досталось: весь город был под землей, я думаю, и заводы там, фабрики тоже были под землей, разве что на окраинах, с отдельными шахтами входа. Конечно, "аристократы" не дошли до того, чтобы жители подземного Тарнфила вовсе не выходили наружу, на свежий, так сказать, воздух: сверху хорошо были видны лестницы выходов из-под земли, там, под землю и наружу, "тек" народ. Конечно, никаких особенных дорог, асфальта и прочего, раз машины на воздушных подушках, не было. То есть дороги были, но скорее - дорожки, не очень широкие и не всегда прямые, как в парке, посыпанные, вероятно, песком красным. Поблескивали сверху какие-то пруды, прудики с розоватой водой и бассейны для плавания возле каждого дома - уже с голубовато-зеленой… И вдруг… вдруг… мы с папой одновременно увидели вдалеке множество черных птиц, что ли, но каких-то странных, длинных, и тут папа схватил меня за руку, а другой показал вверх: оттуда на нас стремительно планировала эта самая птица, все ближе, ближе… и, когда она была уже метрах в пяти от нас, мы увидели, что это человек, политор, весь в черном обтягивающем трико и с черными же крыльями. Через секунду этот… не знаю как сказать… человек-птица уже сидел, улыбаясь, на перилах нашего балкона и смотрел на нас.
- Жители Политории и Тарнфила приветствуют вас! - сказал он, продолжая улыбаться. - А я после работы рискнул, забрался как можно выше в небо и скользнул вниз, чтобы меньше было шансов, что меня заметят, я уверен, нам, геллам, появляться здесь у вас категорически запрещено.
Папа протянул ему руку, и политор легко соскользнул на пол балкона.
- Спустимся на лифте вниз, - сказал папа. - Там никого нет, мы одни дома до семи. (Я видел, он был потрясен.)
- О, спасибо, - сказал политор, - а там уже стемнеет, я улечу незамеченным. - Вы голодны? - спросил папа дрожащим каким-то голосом.
- О, вы ни о чем не беспокойтесь. Просто все с ума посходили, вы же… в миллионах километрах от нас… это же… И огромная просьба, если будет сигнал видеотелефона, не нажимайте ответную кнопку сразу, ладно? Сначала я выйду.