- Звоните, когда хотите и сколько хотите.
- Аннушка, ты, конечно, захочешь первая с бабушкой говорить? - вдруг жалобно спросила она сестру.
- Я только скажу, что у меня все в порядке, а потом ты, Юля, говори сколько хочешь.
- Спасибо тебе, сестрица!
- Только не забудь сказать бабушке, что это ты заставила меня косу обрезать!
Юлькин восторг сразу утих, и она возмущенно уставилась на Аннушку.
- Что, вот так прямо сразу и сказать? С этого начать знакомство с родной бабушкой?!
- Юля! Ты мне это обещала, когда уговаривала меня волосы резать.
- Да, обещала, было дело… А вдруг бабушка не захочет со мной после этого разговаривать?
- Бабушка все поймет и все простит.
- Ладно, посмотрим, - вздохнула Юлька. Жанна фыркнула, отставила недопитый чай и вышла из-за стола.
Аннушка и Юлька встали, повернулись лицом к иконе Спасителя, и Аннушка громко прочла благодарственную молитву. Папа тоже встал - он быстро привыкал к православному порядку, и, похоже, порядок этот ему даже нравился.
Телефон у Юльки был со всяческими, как она говорила, "прибамбасами", и Аннушка все эти хитрости еще не успела освоить, поэтому дозваниваться до Пскова принялась Юлька. Она нажала какую-то кнопку, и гудки стали раздаваться громко, на всю комнату.
Аннушка слушала их, склонив набок голову.
- Что-то долго никто не отвечает, - сказала Юлька. - А вдруг бабушки дома нет?
- Может, она во дворе. Подождем еще.
И вот раздалось громкое, на все комнату: "Я слушаю!". Мгновенно струсив, Юлька сунула трубку Аннушке.
- Бабушка, это я, Аня. Здравствуй, бабушка!
- Здравствуй, Аннушка. Как хорошо тебя слышно, милая, будто ты рядом.
- Как ты себя чувствуешь, бабушка? Ты здорова?
- Все слава Богу, дорогая, все слава Богу. Ну, рассказывай, как ты там живешь?
- Хорошо живу.
- Папу слушаешься?
- Слушаюсь. Это совсем не трудно, бабушка, он такой добрый!
- Балует он там тебя, наверно, сверх всякой меры?
- Еще как балует, бабушка!
- Вот я ему задам при встрече!
Девочки засмеялись.
- Это там Юленька рядом с тобой смеется? - спросила бабушка. - Дай-ка мне с ней поговорить. Сколько уж лет я ее голосок не слышала!
Юлька ахнула и запрыгала на месте, протягивая обе руки к телефону. Сестра, улыбаясь, передала ей трубку.
- Бабушка, здравствуйте!
- Здравствуй, Юленька!
- Ой, бабушка, я ужасно рада, что у меня теперь есть и Аня, и вы! Это так здоровско!
- Мне это очень приятно слышать, детка.
- Бабушка, а вы меня помните?
- Конечно, помню. Только ты не кричи, дорогая, я ведь совсем не глухая и даже еще не очень дряхлая. И говори мне, пожалуйста, "ты".
- И на "ты" можно?!
- Нужно, Юленька! Ведь это ты меня не помнишь, ты совсем маленькая была, когда папа увез тебя в Ленинград, а я-то тебя, проказницу, очень даже хорошо помню.
- А какая я была маленькая?
- Ты была такая юла, что все смеялись: "Ну и имечко подобрали!".
- Ой! А еще что-нибудь про мое счастливое детство?
- У нас тогда был пес Дозор, и ты очень любила спать у него в конуре.
- Класс! Бабушка, а может быть, это была Аня, а не я?
- Ты, ты! Я-то вас никогда не путала. У тебя, между прочим, есть отличительный знак.
- Какой, бабушка?
- На левой лопатке маленькое родимое пятнышко.
- Ань, срочно подними мне сзади майку - есть там что-нибудь?
- Есть, есть! Маленькое пятнышко как раз посредине лопатки.
- Левой?
- Левой!
- Ура! Бабушка меня помнит!
- Конечно, Юленька, я тебя помню и люблю. Я за тебя молюсь каждый день, а молитвенная память у людей самая крепкая.
- Ясное дело: если каждый день твердить Богу про какого-нибудь человека, так и не захочешь, а запомнишь его… Бабушка! А вот если вы… если ты взаправду меня любишь, то обещай не сердиться за один мой страшный-страшный грех.
- Какой еще такой "страшный-страшный грех"? Что ты там выдумываешь?
- Бабушка, я Аньке косу отрезала!
Аннушка сделала страшные глаза и отчаянно замотала головой.
- Юленька, нехорошо сестру Анькой звать… Погоди, как это косу отрезала? Это еще зачем? Кто разрешил?
- Так уж получилось. Понимаешь, бабушка, у меня-то волосы короткие, а тут приезжает моя сестра с длиннющей косой! Представляешь, какой ужас?
- Не понимаю, какой ужас! Такая прекрасная была коса…
- Ну как же ты не понимаешь, бабушка? Мы ведь оказались неодинаковые: лицо одно, а прически разные. А тут еще папа пообещал меня выдрать как егорову козу.
- Сидорову, наверно?
- Точно, Сидорову!
- А почему это папа собирался тебя выдрать? За дело поди?
- За дело, бабушка, за дело, - успокоила ее Юлька. - Вот тогда мы и решили стать совсем одинаковыми, чтобы папа не мог угадать, кого драть надо. Он запутался и на всякий случай простил обеих. Прости и ты, бабушка, а то ведь я завтра в первый раз на исповедь иду, так пусть у меня хоть на один грех будет меньше, ладно?
- Ладно, проказница, придется тебя простить. Но епитимью наложу на обеих: теперь вы обе забываете, где там у вас ножницы лежат, и обе отращиваете косы. Договорились?
- Договорились, бабушка! - дуэтом закричали девочки.
- Юленька, так ты завтра причащаешься?
- Да, только не завтра, а послезавтра. Так отец Георгий решил.
- Правильно решил, ведь у тебя послезавтра именины.
- Ой, бабушка, ты даже мои именины помнишь!
- Конечно, помню. Ну все, девочки, хватит нам тратить свое время и папины деньги.
- Бабушка, я тебя очень, очень люблю!
- Я тоже очень люблю тебя, Юленька. Нет, ты все-таки ни капельки не изменилась! А теперь дай-ка мне на минутку Аннушку.
- Подожди, подожди, бабушка! Я тебе еще покаяться хочу.
- Ну, покайся.
- Знаешь, бабушка, Аннушка меня все время воспитывает, воспитывает - прямо святую из меня хочет сделать!
- Ну, это у нее определенно не получится, не беспокойся. Это и есть твое покаяние?
- Да! А теперь даю тебе Аннушку! Аннушка взяла трубку.
- Бабушка, это я.
- Аннушка, ты там не переусердствуй, воспитывая Юлю в христианском духе. Не жми на нее очень-то: душа человеческая - дело тонкое.
- Ой, класс! - пискнула Юлька в полном упоении.
- Да нет, бабушка, Юля у нас умная и очень хорошая. Она сама все понимает, когда успевает подумать, - сказала Аннушка, улыбаясь сестре.
- Как же мне на нее хоть одним глазком глянуть хочется… Может быть, когда папа повезет тебя обратно в Псков, он захватит с собой и Юленьку?
Юлька завизжала от восторга.
- Хорошо, бабушка, мы попросим папу взять Юлю в Псков. Слышишь, как она радуется?
- Слышу, слышу. Ну, храни вас Бог, внученьки мои дорогие. Папе поклон от меня передайте.
- Передадим. Храни тебя Господь, бабушка! - сказала Аннушка.
- И твой Ангел Хранитель! - крикнула Юлька в трубку сбоку.
Когда зазвучали короткие сигналы и трубка была положена на место, сестры, не сговариваясь, взлетели на кровать и, взявшись за руки, принялись прыгать, распевая:
- Мы поедем вместе в Псков! Мы поедем вместе в Псков!
Ангелы радовались, глядя на них.
И никто из них не подозревал, что подлый Прыгун, сидя на своем обычном месте на карнизе, весь их разговор с бабушкой подслушал, запомнил и помчался докладывать Михрютке. Ну, а тот, выслушав Прыгуна, тут же побежал с доносом к Жанне и Жану.
- Юльку в Псков пускать нельзя, ее там окончательно испортят, в церковницу превратят, - решила Жанна. - После Пскова она еще и в Келпи не захочет ехать.
- Не пустим Юльку в Псков, - согласился Жан. - А вот от Анны надо бы поскорей избавиться - слишком уж от нее светло в Доме. У тебя на этот счет нет никаких идей, хозяюшка?
- Нет. Нам остается только терпение и смирение…
- Жанна, что ты несешь!
- Успокойся - ПОКАЗНЫЕ терпение и смирение. Скоро отец повезет ее в Псков, а Юльку я отвезу в Ирландию пораньше. И тогда…
- И тогда Мишин окажется целиком в твоих нежных и цепких коготках.
- Ясное дело! А домового надо бы наградить. Эй, Михрютка, ты где там прячешься? Хочешь со мной на дискотеку поехать?
Счастливый Михрютка свалился с потолка и заплясал перед хозяйкой.
- Еще бы не хотеть! В дискотеке музыка грохочет, люди скачут, и все на бесов похожи! Повертишься там - ну будто на исторической родине, в аду побывал!
- Вот и поедешь, оттянешься. Служи только хорошенько, все мне доноси, что услышишь, а награда тебе всегда будет.
- Рад служить, хозяюшка!
Назавтра отец Георгий встретил Акопа Спартаковича с сестрами в воротах Лавры.
- Вы с Аннушкой идите в храм, - сказал он Акопу Спартаковичу, - а мы с отроковицей Юлией покамест в тенечке побеседуем.
Отец Георгий повел Юльку по дорожке между высоких деревьев, мимо старинных надгробий, подвел к скамейке под большим кленом, там усадил ее и сам сел рядом.
- Ну, расскажи мне, отроковица Юлия, как ты к исповеди готовилась? - спросил он.
- Сначала мы с Аннушкой долго-долго молились, а потом она дала мне список грехов. Вот я и стала вспоминать все-все-все грехи моей жизни и отмечать в книжечке.
- И много отметила?
Юлька молчала, опустив голову.
Молчал и священник, неспешно перебирая четки.
- Почти все отметила, батюшка, какие в списке были, - прошептала наконец Юлька. - У меня только одного греха нет из этого списка.
- В самом деле? - удивился отец Георгий.
- В одном-единственном грехе я оказалась не грешна! - сокрушенно сказала девочка, подняв на него налитые слезами глаза.
- Не может этого быть!
- Правда, батюшка, - вздохнула Юлька и пустила слезу.
- Ушам своим не верю!
Мимо них по аллейке проходил молодой монашек.
- Брат Евстафии, а поди-ка ты сюда!
Монашек подошел к ним.
- Благословите, батюшка.
Отец Георгий благословил его и спросил:
- Не знаешь ли ты, брат Евстафий, митрополит Петербургский и Ладожский у себя?
- Владыка раннюю служил, а сейчас, надо полагать, у себя в покоях отдыхает.
- Придется потревожить владыку. Поди-ка ты к нему, брат Евстафий, и отрапортуй, что в нашей епархии новая святая объявилась.
- Какая святая, батюшка? - непонимающе заморгал глазами монашек.
- А вот эта самая - отроковица Юлия. И удачно-то как объявилась - завтра Юлию Карфагенскую величаем, а нынче Юлию Крестовскую прославим: в колокола ударим, крестным ходом с нею во главе пройдем!
У Юльки от удивления слезы моментально высохли.
- Ой, вы меня не так поняли, батюшка! - воскликнула она. - Вы подумали, что я только в одном грехе виновата, да? А я виновата во всех, кроме одного!
- Да нет, я все правильно понял. Ты слышишь, брат Евстафий? Сия преподобная отроковица до одиннадцати лет дожила и каким-то одним грехом за всю свою жизнь ни разу не согрешила.
- Не может такого быть, - сказал, брат Евстафий, качая головой, - нет такого человека, чтобы даже в одном каком-то грехе за всю жизнь ни разу виноват не был. Не делом - так словом, не словом - так помыслом, а грешны мы все и во всех грехах. Кроме святых, конечно.
- Экий ты непонятливый, брат Евстафий, а я-то тебе про что толкую? Это ты да я во всех до единого грехах виновны, а вот Юлия сумела в каком-то грехе ни разу не провиниться. Святая отроковица, говорю ж тебе! Так что беги-ка ты, братец, поскорей к митрополиту, обрадуй его.
- А можно полюбопытствовать, батюшка, в каком именно грехе сия отроковица ни разу не согрешила? - поинтересовался брат Евстафий.
- Какого греха за тобой нет, праведница ты наша?
- Лжесвидетельства!
- Лжесвидетельства?! Фу… - отец Георгий отер лоб. - Брат Евстафий, ступай себе по своим делам: отменяются колокола и крестный ход, и митрополита тревожить незачем.
Брат Евстафий кивнул и отправился по своим делам.
- В лжесвидетельстве, дорогая моя Юлия, мы все как один виновны. Клевета на ближнего, передача вздорных слухов, сплетни - все это, милая ты моя девочка, и есть грех лжесвидетельства. Не верю я, что ты ни разу в жизни про своих подружек не сплетничала!
- Сплетничала, конечно, батюшка, сколько раз сплетничала… - упала духом Юлька. - Так это что же получается - я во всех грехах грешна?
- Как и я, грешный иерей, как и послушник брат Евстафий. Он ведь тебе ясно разъяснил, что все мы во всех грехах виновны. Вот будешь читать жития святых и узнаешь, как умели каяться святые, как они замечали в себе самомалейший грех и тут же старались его искоренить.
- Разве у них тоже были грехи? Они же святые!
- Вот ты пришла в церковь в синих, джинсах и в черной майке, а твоя сестрица надела белое платьице. Кстати, ты тоже в следующий раз юбочку вместо брюк надень, как положено православной девочке. А теперь скажи мне, если мимо вас проедет по луже какой-нибудь шофер-грубиян и обдаст вас грязью из-под колес, на чьей одежде будет заметнее грязь, на твоей или на Аннушкиной?
- На Аннушкиной, конечно.
- Вот так и грехи. На отбеленном покаянием и молитвой душевном одеянии святых самомалейший грех был заметен, как пятно мазута на белом платье. И они его тут же замечали и очищали покаянием. Понятно?
- Понятно.
- Вот так, отроковица Юлия. А теперь пойдем в храм, я вас с сестричкой поисповедаю.
После исповеди Акоп Спартакович отвез девочек домой, и они потом целый день ходили как по струнке, стараясь ни в чем не согрешить, чтобы назавтра достойно причаститься. Юлька была само благонравие, что отметила даже Жанна, но, узнав причину, поджала губы и презрительно процедила: - Какое мракобесие!
За что и получила невидимый щипок от когтей Жана:
- Выбирай выражения, хозяйка! Бесовский мрак-то тут при чем?
Ангел Юлиус до самой ночи не отходил от Юльки ни на шаг, всячески стараясь уберечь свою отроковицу от искушений. На ночь он встал на страже у дверей комнаты сестер. Ангел Иоанн был, конечно, рядом с ним, но он-то был безмятежно спокоен и только радовался: для Ангелов Хранителей каждая исповедь подопечного праздник, а уж причастие так и вовсе именины сердца и пир духовный, как говорили в старину.
Именинным утром Юлька вдруг ни с того ни с сего начала капризничать.
То есть это они с Аннушкой думали, что ни с того ни с сего, а на самом деле это Прыгун ночью как-то исхитрился впрыгнуть через открытое окно в комнату сестер, забрался под Юлькину половину кровати и до самого утра покалывал ее снизу через матрац рогами и шептал-нашептывал… Только когда с рассветом в комнату вошли Ангелы Хранители, Прыгун сиганул из-под кровати в окно и скрылся в саду.
- Я в церковь пойду в джинсах, - вдруг заявила Юлька.
Аннушка ничего на это не ответила, она уже причесывалась.
- Разве Богу так уж важно, как я одета? - вздорным голосом продолжала Юлька. - Ему важно, что у меня в сердце делается! Вот возьму и нарочно надену джинсы с дырьями на коленках…
- Надевай что хочешь, только не спорь - не греши перед причастием.
- Я и не буду спорить, а надену что захочу! - И Юлька потянула из шкафа джинсы с разорванными коленками.
Аннушка нахмурилась, но ничего не сказала. А Юлька натянула драные джинсы и начала вертеться перед зеркалом.
- А сверху надену еще красную майку с Микки-Маусом! - заявила она, косясь на сестру.
Микки-Маус Аннушку доконал.
- Юля, а что ты наденешь на праздничный обед в честь своих именин? - спросила она.
- Белое кружевное платье.
- Чудно! А мне дашь надеть вот эти твои джинсы?
- Ты что, собираешься на мои именины явиться в драных джинсах?
- Если будет не очень жаркий день. А если будет жарко, надену купальник.
- Ты с ума не сошла, Ань? - озабоченно спросила Юлька и даже потрогала Аннушкин лоб.
- Да почему же это я с ума сошла? В жаркий день купальник - самая удобная одежда.
- Но не за праздничным же столом! Я обижусь, если ты явишься в купальнике на мои именины!
- Что для тебя важнее - мой внешний вид или моя любовь? Тебе, Юля, должно быть важно, что у меня в сердце делается. А в сердце у меня сплошная любовь к тебе!
- Твой наряд как раз и должен выражать твою любовь!
- В таком случае я надену свой новый купальник.
- В купальнике на пляж ходят, а не на именины! Никакого рванья и никаких купальников, пожалуйста! Это неприлично!
- Хорошо, тогда я для приличия надену сверху новый халатик.
- Не-е-ет! - закричала Юлька и затопала ногами. - Это неуважение ко мне, к моим гостям и к нашему папе! Он тебе накупил столько хорошей одежды, а ты явишься как чучело! Хуже чем из Пскова приехала!
- А ты чего волнуешься, Юленька? Ты же на литургию хочешь одеться не как принято одеваться в церковь, а как тебе вздумалось, так? Ну, а я на твои именины оденусь, как мне хочется.
Юлька задумалась.
- Так, сестричка-лисичка, с тобой все ясно: опять воспитываешь! А ты забыла, что моя душа - дело тонкое? Вот я бабушке на тебя пожалуюсь! И больше не воспитывай - я и так все поняла.
Аня подошла к Юльке и поцеловала ее.
- Умница!
- Вообще-то надо будет сшить специальные платья для церковной службы и никуда, кроме церкви, их не надевать.
- Хорошая мысль, Юля. Но сейчас надевай поскорей голубое платье, как собиралась. А на твои именины мы с тобой, конечно, наденем наши белые платьица и туфельки к ним. Если хочешь, мы еще пришпилим на головы по бантику.
- Точно, так и сделаем!
У Юльки взгляд вдруг стал отрешенный, и она начала что-то шептать, глядя на икону Ангела Хранителя.
- Ты что, Юленька, еще помолиться решила?
- Нет, молиться на сегодня хватит. Это я с моим Ангелом советуюсь, не прицепить ли нам бантики прямо сейчас и какой мне выбрать - розовый или желтый?
- Ну, и что тебе советует твой Ангел Хранитель?
- Мне кажется, он советует желтенький.
- Ты, наверно, плохо расслышала. По-моему, он тебе советует надеть на голову платочек.
- Не перебарщивает моя отроковица? - нахмурился Ангел Иоанн. - Она-то привыкла к платочку.
- А ты не делай для моей девочки скидок! Пускай и моя будет в храме одета не хуже других, - сказал Ангел Юлиус. - До платочка она пока не доросла, тут ты прав, но ты погляди, что она придумала!
А Юлька придумала накинуть на голову голубой шелковый шарфик.
- Вот и умница! - похвалил ее Ангел Иоанн.
Юлиус засиял от его похвалы.
Наконец девочки были готовы, и тут начались неприятности. Уже подошло время ехать в Лавру, как вдруг выяснилось, что куда-то пропал Акоп Спартакович. Юлька с Аннушкой поминутно выглядывали в окна, а его все не было и не было, и мобильный телефон его тоже почему-то не отвечал.
Девочки не знали и знать не могли, что сегодня у Акопа Спартаковича был день Недокопки, и бес суетился как мог, чтобы дезактивировать у подопечного вчерашнюю благодать.