по трапу стрекот и щёлканье кино- и фотокамер, под фейерверк репортёрских блицев и, опасливо косясь на ревущую галерею, скрылся в одном из "кадиллаков". В то же мгновение машины тронулись, предшествуемые полицейскими мотоциклами. Но вместо того чтобы выехать в обычные ворота, "кади лаки" помчались куда-то в сторону, к каким-то запасным выездам с аэродрома, и обманутые поклонницы исторгли на галерее истошные вопли возмущения.
А чёрные "кадиллаки", обогнув город по кольцевому шоссе, свернули в сторону фешенебельного, утопавшего в зелени пригорода и вскоре скрылись за железными воротами одной из вилл.
Юл вышел из машины, взбежал по мраморным ступеням, Войдя в кабинет, упал в кресло.
- Наконец-то я дома, Роберт! Ох и устал!
Седовласый Роберт почтительно стоял поодаль с блокнотом в руке. Юл досадливо поморщился.
- Ну давай, давай! Я же знаю, что ты будешь надоедать, пока всё не расскажешь. Но какой успех, Роберт! Какой успех! Эх, жаль я не взял тебя в Нью-Йорк! Меня чуть не разорвали, у них там моих клубов больше, чем здесь. В Голливуде мне чего только не предлагали! Так этот подлец Лукас ни в какую. Мало он на мне нажился! Ничего - ещё два года потерплю, а там контракт кончится, и пошлю я его… Буду сниматься в кино! Почему меня должны видеть только концертные зрители? А? Нельзя иметь монополию на гения! Это мне сам Замук в Голливуде сказал. А Лукас хочет быть монополистом. Ну хорошо, открыл меня, помог кое-чем. И хватит! Он на мне миллионы заработал! В конце концов я должен принадлежать девчонкам этим, народу, истории… - Юл посмотрел на секретаря. Не переборщил ли?
- Безусловно, господин Морено! - Роберт говорил без теин иронии. Но Юлу всегда казалось, что старый Роберт посмеивается над ним. Ну и пусть посмеивается. Захочет Юл я выкинет его на улицу со всеми его иностранными языками, дипломами и образованиями. Или переведёт в дворецкие, а то и в истопники…
Юл снова пришёл в хорошее настроение.
- Ну так что за дела, Роберт? - Юл вскочил, - Вот что, не будем терять время, я пойду в ванну, а ты мне там всё и расскажешь.
Через несколько минут Юл уже лежал, утопая в пене, в большой мраморной ванне, а Роберт всё в той же почтительной позе стоял рядом с блокнотом в руке и докладывал:
- …Этим я ответил. Деньги за самолёт перевели. Завтра его пригонят на аэродром. Пилот спрашивает, когда вы его примете? Господин Лукас ждёт вас завтра к десяти утра, Ваша матушка прислала письмо из Бризбена, ей там очень нравится, Она там задержится на полгода. Сначала она хотела приехать я сообщил господину Бенксу, он связался с ней по телефону, и она изменила намерение. Деньги я ей перевёл по вашему указанию не на отель, а на пансион…
- Она не любит отелей. Шум, гам, - перебил Юл, намыливая ногу. - А в пансионе тихо, по-домашнему. Много перевёл?
- Пятьсот долларов…
- Пятьсот долларов! - Юл чуть не захлебнулся в ванне, - Ничего себе ценочки в Австралии!
- Далее, господин Морено, звонили господа Роней и Штум, ваши друзья. Очень просят срочно принять их по важному делу.
Юл поморщился.
- Ну какое у них может быть важное дело? Ерунда какая-нибудь! Лучше вот что, Роберт, соедини меня, если они позвонят…
- Слушаю, господин Морено. Далее. Мадемуазель Лу просила передать, что та машина, которую вы ей подарили к Новому году, ей надоела. Она хочет гоночную…
- Ну уж это слишком! Гоночную! А яхту она не просила?
- Нет, господин Морено. Но она приобрела гоночный "мерседес", а счёт переслала нам. Вчера звонили из фирмы, спрашивали, когда заплатим.
- Ответь, что платить не будем! Где Лу? Я с ней сам поговорю…
- Она просила передать, что будет сегодня ждать вашего звонка, господин Морено. Её пригласил покататься на яхте господин Дорикос, это греческий миллионер. Она хотела посоветоваться с вами, принимать или нет приглашение.
- Дорикос! Эта старая развалина! Этот паралитик! Да у него бандаж от грыжи на самостоятельном ходу и вставная челюсть с переменой скоростей. Дорикос! Сейчас я выйду из ванны, соедини меня с Лу. Да… и потом… Чёрт с ней! Уплати ты за этот её… автомобиль…
- Я уже перевёл деньги, господин Морено.
- Да? Да, конечно. Ещё что там?
Секретарь многозначительно молчал. Юл посмотрел на него и тут же опустил глаза. Наступило молчание.
- Ну я что! - закричал наконец Юл, Я только приехал, чёрт возьми! Успею, позвоню. У меня дел по горло! Но могу же я всё сразу! Так и скажи ей!
- Мадемуазель Мари ничего не требовала. Она просто сказала, чтобы, когда вы захотите, позвонили ей. После работы она всегда дома.
- Позвоню, чёрт возьми! Позвоню. Ох, до чего мне всё это надоело…
Юл продолжал ворчать, когда в дверях поклонился лакей.
- У телефона господин Роней.
Лакей вопросительно посмотрел на Юля*
- А, ладно. Давай трубку.
Лакей внёс на подносе телефон и, протянув трубку полуголому Юлу, остался стоять рядом, держа поднос.
- Нис? Здорово! Только приехал. Как у тебя дела?.. Неважно?.. А что такое? - Юл усиленно растирал полотенцем живот. - Нужна операция?.. Выступать не можешь?.. Ай-ай-ай! А может, так лучше? Отдохнёшь? - Вдруг Юл бросил полотенце и схватил трубку обеими руками - Двести тысяч? Что ты, Нис! Где же я их возьму? Именно сейчас у меня их нет. Я самолёт купил… Алло… алло, ты слышишь? Самолёт купил! Потом матери перевёл. Она заболела. Пять тысяч долларов! Ремонт бассейна влетел в копеечку! Алло! Алло! Ты меня слышишь! Нис! Алло. Нис! Прервали, черти. Откуда он звонил?.. Ну ничего. Опять позвонит…
Но Нис больше не звонил. Он постоял некоторое время и кабинке телефона, потом медленно вышел, тщательно и притворил дверь, лавируя между тесно составленными столиками, прошёл в угод, к своему. Ориель вопросительно посмотрела на него, Нис пожал плечами. Единственный глаз его часто мигал, второй был закрыт чёрной повязкой.
В зале висел густой табачный дым, звучали приглушённые голоса, раздавался звон пивных кружек я винных рюмок. За стойкой, как всегда, стоял Макс я так же быстро и ловко обслуживал посетителей.
- Что он сказал? - спросила наконец Ориель.
- Не может!
- Неужели у него денег нет?
Нис опять пожал плечами.
- Мать, говорит больна. Потом… - Он хотел продолжать, но махнув рукой замолчал. - Словом, нет.
- Знаешь что, я сама поговорю с Бокаром. - Голос Ориель звучал решительно. - В конце концов это в его же интересах. Ну, подаст он в суд на тебя, потребует, чтобы ты вернул неустойку, что ему это даст? А если подождёт, ты выздоровеешь и для него же заработаешь…
- Не фантазируй - Нис усмехнулся. - Ты же прекрасно понимаешь, что я парень конченый… - И, увидев протестующий жест Ориель, поправился. - Как боксёр конченый. С одним глазом не боксируют. Да и второй у меня…
- Когда последний срок?
- Понедельник. Если в понедельник не верну, Бокар передаст дело в суд. Могут упрятать лет на пять…
- А Род? Он ничего не может сделать? Давай посоветуемся с ним.
- А где его найдёшь? У родителей не бывает. Он вообще, по-моему, скрывается. Нет, Ориель, надо тебе кончать со мной. Видно, придётся мне отсидеть…
- Нис, ты же знаешь - я тебя никогда не брошу. Если б не этот долг Бокару, мы бы тобой прожили. Мне ведь прилично в магазине платят, а ты…
- А я, по-твоему, на твой счёт мог бы жить?
Глаз Ниса сверкал, рука, сжимавшая чашку с кофе, слегка дрожала.
- Нис, зачем ты так? Разве в этом дело? Переждём трудное время. Ты будешь работать. Что, на твоём боксе свет клином, что ли сошёлся?
- Хватит. Пойдём
Нис встал, вынул из кармана несколько мелких монет, пересчитал их, положил на стол и направился к выходу, У дверей Нис в Ориель обернулись и кивнули Максу. Так же молча тот кивнув им в ответ.
По улице они шли, взявшись за руки.
День был тёплым и светлым. Когда они вышли на бульварное кольцо, их встретил шелест каштанов. Возле скамеек, на которых сидели погружённые в чтение няньки, копались в песке карапузы. У фонтана толпились дети постарше. Длинными палками они толкали игрушечные парусники и катера, бороздившие водную гладь. Тихие послушные ослики несли на себе радостно визжащий груз. Сгорбленный старичок в чёрном прохаживался вдоль рядов ярко-красных стульев, собирая плату с тех кто присел на них отдохнуть.
Смешанный запах бензина, листвы, воды, запах сигаретного дыма и нагретой земли, дешёвых духов и конфет носился в воздухе.
Издалека долетел колокольный звон. Вот вслед за тяжёлыми ударами больших колоколов зазвенела трель маленьких, вот перезвон стал слышней, плотней, чаще. Вот кругом уже гудело звенело, переливалось. Потом звуки замедлились, стали различимей. Наконец стихли, и вокруг разлилась слышимая тишина. Было воскресенье.
Нис и Ориель шли долго и не спеша. Они остановились у закованной в гранитные набережные реки, понаблюдали за неподвижными, нахохлившимися фигурами рыболовов, проводили глазами белые нарядные пароходы с прозрачными крышами из оранжевого и зелёного стекла. Быстро и бесшумно неслись они по реке. С пароходов доносилась музыка и усиленные микрофонами голоса гидов, повествовавших на разных языках туристам о красотах города.
Проплывали самоходные баржи. Огромные, длинные, чёрные. Они наполняли воздух запахом моря и смолы, негромким стуком моторов. На них возвышались горы песка или слепящего глаза мела. На корме одной из барж у небольшой взвесившейся хибарки сушилось на ветру заплатанное бельё. Притихший при виде большого города пёс, поджав хвост, смотрел на берега. Усталая женщина стирала в корыте, не замечая соборов и отелей, дворцов и бульваров, мимо которых двигалась баржа. Рядом с женщиной трое ребятишек играли с котлом. По барже ходили куры и утки. А сам "капитан" баржи, в волосатой рубахе и морской фуражке, стоял на мостике, небрежно облокотившись на штурвал…
Потом Нис и Ориель вышли к балаганам на Каменной площади. Это был глухой, но популярный в городе район. Сюда тоже приходили туристы. Да и сами горожане в такое вот летнее воскресенье любили побродить среди шумных пёстрых шатров. На одном из них висела заманчивая надпись: "Подлинная женщина, жившая среди обезьян". В зловещем полумраке шатра показывали желающим какой-то старый скелет. В другом шатре демонстрировали бородатую женщину, и то, что в перерыве изображавший эту женщину жирный мужчина ходил плотно завтракать в соседнее кафе, никого но не смущало. Люди охотно платили мелкую монету и весело смеялись, обнаруживая, что их надули, разве это был обман? В этом городе, где с утра до вечера круглый год работали огромные рекламные агентства, чьей единственной задачей было обманывать покупателей, в этой стране, где круглый год вот уже сотни лет людям обещали счастливую жизнь и ежегодно выкидывали их с работы или снижали и без того маленькую зарплату, наивные обманщики с Каменной площади казались честными идеалистами.
Гремел оркестр, текла толпа, трещали электрические автомобильчики, сталкиваясь и разъезжаясь на своём автодромчике, хлопали выстрелы в тирах-лотереях. Кое-где танцевали, слышались выкрики, смех, унылые звуки шарманки.
Нис и Ориель миновали площадь, оставив позади весёлые, шумные балаганы, и свернули в боковую улочку старого города.
Здесь высились дешёвые, построенные, наверное, ещё в средние века отели, чадили старые харчевни. Улицы были узкими, мостовые неровными,
В этом районе было много церквей. Часто встречались священники или монашки. Кое-кто них, увидев чёрную повязку на главу Ниса, незаметно делал пальцами рожки, чтобы обезопасить себя от дурного глаза…
Вот старинная башня, вот развалины древнего замка, вот затерявшаяся в этих каменных музейных улицах маленькая площадь с чудом сохранившимся фонтаном.
А вот огромное, с толстыми стенами и могучими решётками, похожее на тюрьму здание, сложенное из гранитных глыб. Это уже не памятник прошлых времён. Это крупнейший банк страны - Главный банк, Во многих городах мира этому банку принадлежат современные многоэтажные здания из стекла и бетона, выходящие фасадами на центральные улицы.
Но в целях ли рекламы или стремясь лишний раз напомнить, что банк самый старый в стране, владельцы сохранили и это древнее могучее здание в старейшем квартале города. А может быть, они больше доверяли его вековым сводчатым подвалам, нежели современным стальным сейфам? Так или иначе, но правление Главного банка помещалось именно здесь, и в будние дни к старинным, украшенным кариатидами дверям подъезжали самые современные роскошные автомобили.
Впрочем, сегодня было воскресенье, и тяжёлые, кованые решётки опустились перед изъеденными червями дубовыми дверями немалой музейной ценности. С одной стороны к банку примыкал "Петух" - старейший и самый дорогой ресторан города, где на плитах лестницы были выбиты следы давно почивших королей и вельмож, некогда приходивших сюда - если верить хозяину ресторана - выпить бокал-другой вина. С другой стороны к банку притулился такой же старинный, как он, отель Но если в ресторан приезжали сливки общества, то в отеле селились неудачники, женщины сомнительной репутации, бедные художники и поэты, прогоревшие картёжники…
Назывался отель "Золотой лев". Об этом свидетельствовала вылинявшая вывеска с изображением животного, больше напоминавшего потрёпанного в драке кота, нежели царя зверей. Название "Золотой лев" могло оправдать разве что соседство с богатейшим банком страны.
Нис и Ориель вошли в узкие двери отеля, спустились в подвал, где помещался маленький ресторанчик, и заказали дешёвый обед и две кружки пива. В этот час ресторанчик был почти пустым.
Лишь за одним из столиков в обществе какого-то широкоплечего человека сидел Род. На столе перед ними стояла бутылка вина и пара стаканов.
- Смотри - Род! - Ориель сжала руку Ниса. Тот своим единственным, да ещё больным глазом и не заметил бы друга.
- Действительно! - удивился Нис. - Эй, Род! - крикнул он через зал.
Род вскочил, словно подброшенный электрическим током, его спутник повернулся, опрокинув стул.
- Э, да это Нис! - Род вытер со лба пот и, прошептав что-то на ухо широкоплечему, подошёл к товарищу. - Здорово, Нис! Здорово, Ориель! Какого чёрта вы сюда забрались? Изучаете древности?
Нис был доволен встречей.
- Это ты как сюда попал? Может, подъездом ошибся? Здесь, в "Золотом льве", обедают бедняки, такие, как мы с Ориель. А миллионеры вроде Рода Штума роскошествуют в "Петухе"…
- Брось болтать! - Род оглянулся по сторонам, - У меня тоже карман пустой, Я ведь не граммофонный король, как некоторые…
- Кстати, о граммофонном короле, - перебил Нис - Я говорил с ним сегодня…
Нис замолчал, но Род всё понял.
- Не дал, подлец? Наверное, купил океанский пароход или небоскрёб в Нью-Йорке? Сказал, что денег нет? Нис молчал.
- А в понедельник Бокар передаст дело в суд, - сказала
Ориель. - Думаем вот целый день - ничего придумать не можем. Может, посоветуешь что, а? - Ориель с надеждой взглянула на Рода.
Род задумчиво жевал губами. Вдруг в его холодных глазах заплясал отчаянный огонёк.
- Вот что, ребята, - сказал он решительно, - качайте отсюда и ждите меня завтра вечером. Достану я вам деньги! Достану! И ещё одно - вы меня не видели и не встречали.
- Но… - начал было Нис.
- До скорого! - И Род, щёлкнув пальцами, направился к своему столику.
Нис механически тоже щёлкнул пальцами - так когда-то они, прощаясь вечерами, желали друг другу удачи.
Нис и Ориель покинули ресторанчик,
- Интересно, что Род тут делает? - сказал Нис, когда они прошли добрых полквартала.
- Его не поймёшь… - озабоченно сказала Ориель. - Чем он занимается? Что делает?..
- Действительно, а то предложит ещё краденые деньги, - Нис с беспокойством посмотрел на Ориель,
- Всё равно я тебя люблю, - продолжала Ориель без видимой связи. - Что бы ни случилось, я люблю тебя, Нис.
Нис прижал к себе свою крохотную подругу могучей рукой боксёра.
- Я знаю, Ориель.
На город опускался летний вечер. Дома золотели, розовели. Синева неба густела, становилась лиловой. Вдалеке опять зазвонили колокола,
Нис и Ориель присели на скамью в маленьком сквере и долго молчали.
О чём они думали? О чём мечтали?
Глава вторая
ПОСЛЕДНИЙ РАУНД
Клода похоронили зимой…
Пока жил в санаториях, пока лечили врачи, - держался. как обратно к нам в конуру вернулся - всего и протянул три месяца. А где деньги было взять? Боёв-то нет! Бокар всё время попрекает: "Долго ты ещё бездельничать будешь? Я на твой глаз уже тысячи ухлопал! Седан больше ждать не хочет", - и пошёл и пошёл.
Ребята с завода последнее отдавали. Да всё мало было. За два дня до смерти, пока ещё мог рукой шевелить звал меня и на записке нацарапал:
Держись, браток. Чего я не успел - постарайся успеть. На ринге побеждай, браток. А главное - в жизни! И запомни: если б нужно было мне начать всё сначала, я бы поступил так же. Пойми, браток за хорошее дело жизнь отдать не жалко. Жалко прожать её зря. И не страшно, если для себя добился немногого, хорошо, если для других кое-что сделал. Наше дело продолжай. А ты - ты сильный! Если я для тебя что-нибудь значу, ты свои кулаки не только на ринге растрачивай. Не уходи в глухую защиту, браток. Всегда наступай…
Я чуть не заревел, когда прочёл. Он ведь не знает, что я теперь никуда не гожусь. А через два дня он умер.
Никогда не думал, что на похороны придёт столько народу - весь завод, все рабочие. Даже полицию вызвали. Речи были. А цветов! Цветов - горы. Потом подходили ко мне, руки жаля, говорили: "Счастливый ты парень, Роней. Какой у тебя брат был! Тебе есть на кого равняться. Если что - приходи, подсобим".
Я ничего не говорил: всё равно никому не понять, чем был Клод для меня…
Когда до матча с Седаном оставалось две недели, стало ясно, что я выступать не могу. Бокар мне говорит:
Вот что, Роней, надо платить неустойку - двести тысяч!
Я заплачу. Но если через шесть месяцев ты не разделаешься со своими болячками, передам дело в суд…
А я знаю. Я теперь человек конченый. Не к чему себя обманывать. Операция у меня через неделю.
Да и к чему мне глаз этот? Что мне вообще нужно? На что смотреть? На всю эту мерзость вокруг? На всех этих подлецов? Всюду обман. Правильно Род сказал - все мы обманываем. Кому я нужен одноглазый? Где возьму деньги Бокару отдать?
Я не хотел видеться с Ориель после операции. Она сама меня разыскала. Вытащила в кафе. Весь вечер смеялась, шутила. Меня старалась развлечь.
А я сидел, словно немой, молчал. О чём было говорить? Бокар уехал, но ведь он должен вернуться - и что тогда? Денег у меня нет. Боксировать я не могу. Хорошо ещё, если обойдётся, а то и второй глаз болит.
Однажды вечером сижу дома один. Стук. Входит папа Баллери. Он всё такой же - не стареет. Говорит:
- Ну как дела, мальчик?