Я засмеялся.
- …А тут ты о взрослом человеке пишешь. Пишешь честно, искренне, чувствуешь за него, понял? А на самом-то деле тебе за него чувствовать посложнее даже, чем за кошку. Кошке ты приписал предполагаемые, так сказать, ощущения и - случайно получилось. А тут ты именно свои ощущения приписал взрослому человеку - и это заметно. Получаются несовпадения. Хочешь не хочешь, а очень многие взрослые ощущения тебе незнакомы. Легковесный рассказ получается. Что-то точно, а что-то - явно не то. Ну, пейзажи хорошие, но этого мало. Маловато.
- Вроде бы ясно, - сказал я. - Да, действительно. Как это я раньше не сообразил! Вот дурак! Откуда я могу знать, что чувствуют взрослые люди! Только по догадке. Да-а, жаль. Получается, что мне о взрослых писать и не стоит. Только о себе, о детях или о животных. О кошках, например.
Мы с Игорем Николаевичем оба рассмеялись.
- Нет. Пиши, о чем хочешь, - сказал Игорь Николаевич. - Пиши - это главное. Каждый рассказ не может быть хорошим, тем более - очень хорошим. Пусть этот не удался - опыта все равно добавилось. Да и симпатичные куски там есть. Главное, чтобы хотелось писать. Хо-те-лось. Интересно, когда ты пишешь, начинаешь, - тебя тянет писать, или просто забавно, интересно?
- Не знаю, - сказал я, подумав. - Вроде занятно. Раньше-то я не пробовал. Но вроде бы и тянет. Немного похоже на дневник. Вы ведь знаете, некоторые ребята ведут дневник, особенно девчонки.
- Я вел дневник, - сказал Игорь Николаевич.
- Правда?! - Я удивился.
- Ну, а чего здесь такого?
- А скрывали от ребят?
- Да, это было. Стеснялся… Я кое-что узнал про лодку, надувную. Лодка есть, двухместная. Все дело в том, буду ли я свободен, когда вы с дедом отправитесь.
- Отлично! - сказал я. - Я вам заранее сообщу. И потом… мало ли что… вдруг вам самому понадобится - запишите мой телефон.
Он записал, и скоро мы попрощались: ему снова нужно было идти в редакцию радио.
28
Что это не Света, я сразу догадался, но не сообразил почему-то, что это Айседора подошла.
- Это Алеша, что ли? - спросила она.
- Да. Здравствуйте, - сказал я.
- Мой птенец говорил, что ты будешь звонить. Она сказала, знаешь что?
- Не. Не знаю, - сказал я.
- Что если можешь, подъезжай ровно в пять к Ленфильму, а если не сможешь, звони в шесть. Выбирай сам, понял?
- Понял.
- Как дед?
- Он через две недели в санаторий едет. Месяца на полтора.
- Он говорил, когда мы на рыбалке были. Ему - привет. Скажи, что я позвоню.
- Передам.
- Ну, привет.
- До свидания.
- Как каникулы-то проводишь?
- Да кое-как.
- А на рыбалке чего не был? Когда мы с дедом плотву драли.
- Так вы же в будний день ездили, а мы еще учились.
- Точно. Верно. Ну, привет.
- До свидания.
- Отгадай загадку: "Не птица, не синица, а перья есть, и хвостик есть. На кого похоже?"
- Не знаю.
- Дурашка ты. О-кунь. Пока.
- До свидания.
И она повесила трубку. Не знаю отчего - я вдруг маленько развеселился. Конечно, нужно ехать к Ленфильму, думал я, тогда я наверняка ее увижу, а если звонить - то да се, мало ли что…
На улице я нос к носу столкнулся с Иришей Румянцевой - нашей новенькой, моей соседкой. Я обрадовался, хотя и собирался побродить один, но вскоре почувствовал что-то неладное.
- По делам? - спросила Ириша. - Или просто так?
- Просто так, - сказал я.
- Ой, замечательно!
- Правда, потом у меня дела. Свидание одно.
- Деловое свидание? Деловое? - спросила она.
Что-то я уже почувствовал, что ли, потому что сказал:
- Да, сугубо деловое.
- Слушай, а это правда, что здесь рядом есть место такое - Новая Голландия?
- Правда. Есть.
- А почему "Голландия"? Похоже?
- Да вроде бы, - сказал я. - Ну, так называется. Я ведь в Голландии не был. Наверное, потому, что там кругом вода.
- Кругом чего?
- Ну, там суша, часть города, но вокруг вода, каналы, остров небольшой получается.
- Если у тебя деловое свидание потом, может, сходим туда сейчас, а?
Что-то странное повисло в воздухе, я не понимал еще толком, что именно, но уже как бы нехотя я сказал: "Сходим".
По каналу Грибоедова, через Театральную площадь мы быстро дошли до Мойки, до Новой Голландии.
Что-то во мне застопорило, я молчал и поэтому заметил, что и Ириша тоже молчит.
Я сказал ей наконец, что это вот и есть то самое место, можно обойти его вокруг, и мы пошли вдоль Мойки.
- Какой все-таки удивительный город, - сказала Ириша. - Вы, ленинградцы, наверное, этого не замечаете, привыкли. Да?
- Отчего же, - сказал я. - Иногда все-таки замечаешь, это вопрос настроения.
- А какое у тебя сейчас настроение? - спросила Ириша и зачем-то остановилась.
- Нормальное, - сказал я. - Фифти-фифти.
- И ты ничего не чувствуешь?
- Чего "ничего"?
- В душе… ничего не чувствуешь?
- Знаешь, Ириша, - сказал я, - я нич-чего не понимаю. Ты мне голову дуришь, да?
- Вовсе нет, - сказала она. - Наверное, мне просто наврали.
- Что наврали? Что?!
- Нет, вот ты мне скажи, ты как считаешь, если девочка в тебя влюблена, а ты в нее - нет, тебе тогда как?
- Ну что значит "как"?
- Ну, тебе это приятно, или даже наоборот?
- Не знаю, - сказал я. - Наверное, наоборот.
- Неуютно, да?
- Ну, вроде этого.
- А вот если в девочку влюблены, а она нет, ей как?
- Вот уж чего не знаю, - сказал я. - Откуда я знаю, раз я не девочка?!
- Девочке это, по-моему, всегда приятно, - сказала Ириша улыбаясь и вдруг зажмурилась. - Оч-чень!
- Ох, Румянцева, - сказал я. - Ты, честно говоря, дурака со мной валяешь, да?
- И нет, - сказала она. - Вовсе. Просто в последний день перед каникулами я получила на уроке записку - инкогнито.
- Ты говоришь так, будто я и про записку знаю и про ее содержание тоже знаю.
- Представляешь, получаю я записку. И там вот что сказано… - Ириша достала эту записку, развернула и прочла: - "Румянцева! Знай, что Волков в тебя влюблен. Твой доброжелатель".
Я почти крикнул:
- Кто написал эту ерунду?!
- Я не знаю, кто это написал, - сказала Ириша, продолжая улыбаться. - Я же новенькая. Если хочешь - посмотри.
Машинально взял и прочел записку.
- Таняпка, - сказал я уверенно. - Это Таняпка Беленькая, я к ней прикреплен по успеваемости, ее-то почерк я знаю.
- Она выдумала, да? - спросила Ириша. - Ой, что я спрашиваю, ну, конечно, она все выдумала. А очень жаль. Очень.
- Ну почему же? - спросил я глупо.
- Это было бы приятно. Вдруг оказывается, ты в меня влюблен. Очень даже приятно.
Она была такая веселая - ну, явно сама-то не влюбленная, что я даже маленько обозлился.
- Ишь ты, "приятно"! - сказал я. - Ничего себе ты даешь! Сама не влюблена, а жалеешь, что я тоже не влюблен. А если бы я - да? А ты - нет? Ты обо мне-то подумала?
Ириша дернула меня за ухо, и мы вместе похохотали за милую душу… Потом она взяла меня под ручку, и вокруг Новой Голландии мы так и прошли - как большие.
На какую-то секундочку у меня мелькнула мысль, что мне хорошо, очень, настроение - отличное, и я даже напугался, представив мою через час встречу со Светой: вдруг будет плохо?!
- Я на Беленькую не сержусь, - сказала Ириша. - Она ведь не разыграла меня, не сплетню пустила. Она, по-моему, желала сделать мне приятное.
- Нет, Таняпка ничего себе девчонка, - сказал я и добавил, вдруг вспомнив ту нашу прогулку по городу, когда мы встретили Иришу и завалились к ней в гости: - Честно-то говоря, это я во всем виноват. Таняпка ничего не выдумала. Мы гуляли однажды - Таняпка, я, Ритуля Басс, Алик Зуев, Рюмин, Абашидзе, - и они прицепились ко мне, будто я в одну девочку влюблен. Ну прямо затюкали. И я тогда сказал им, чтобы они поутихли, что все это вранье, а я-то вовсе влюблен в тебя. Таняпка и запомнила.
- Так и сказал, что в меня?!!
- Так и сказал, что в тебя.
- И это, по-твоему, честно?!!
- А чего, собственно?!
- А и того! Пошли бы слухи, сплетни. Хорошо еще, что все ребята оказались порядочными. Да и Таняпка, судя по всему, только мне об этом и сообщила. А так бы… А если бы ты и вправду мне очень нравился, а? Ты мне - да, а я тебе, оказывается, - вовсе нет. Я бы поверила, а ты - вовсе не влюблен.
- Ну… вообще-то ты права, - сказал я. - Это было не очень-то хорошо с моей стороны. Но это не специально, ты поняла?
- Конечно. А то - вообще ужас! Надо подумать, прежде чем ляпать.
- Да, - сказал я. - Ты извини. Я честно - не нарочно. Просто так получилось, вырвалось.
Мы вышли на площадь Труда, я посадил Иришу на трамвай, а сам сел на другой - на Петроградскую, в сторону Ленфильма. Я проехал мимо зоопарка, слез возле кинотеатра "Великан", и там уже мне было совсем недалеко, приехал я вовремя.
Я не знаю, почему, стоя возле Ленфильма, я так волновался: буквально, меня трясло.
Света появилась с небольшим опозданием, вся какая-то неузнаваемая.
Она показалась мне совсем взрослой девочкой, может быть потому, что вышла со студии. Не знаю.
- Ну, здравствуй, - сказала она мне. - Давно не виделись. - И она протянула мне чуть влажную теплую ладошку. - Что будем делать? Если гулять, то лучше здесь, конечно. Здесь симпатично, не то что в моем районе: все дома похожие.
- Давай гулять, - сказал я. Мы отправились в парк возле метро. Я спросил: - Снова будешь сниматься?
- Не знаю, - сказала она. - Пока кинопробы идут. Может, я и не пройду.
- Роль?
- Ага.
- А есть еще девочки на твою роль? Ну, которые тоже пробуются?
- Есть.
- А тебе хочется снова сниматься? Глупый вопрос, конечно.
- Почему глупый? В общем-то сниматься трудно, утомительно. Но мне хочется.
- Из-за славы? - сказал я шутливо, и она поняла, что я шучу.
- Да вроде нет. Там, на съемках, все такое незнакомое, необычное, просто так жить интереснее.
- Понимаю, - сказал я тупо.
Мы молчали. Я подумал, что не очень-то умно будет спрашивать у нее, по какому такому праву она послала без спроса в газету мой рассказ про кошку. Без спроса-то без спроса, но ведь из лучших побуждений.
- Это ведь номер твоей школы?.. - спросила она вдруг, называя номер.
- Да, моей.
- Я получила приглашение участвовать в спектакле…
- Я знаю, - сказал я.
- Откуда?
Почему-то я покраснел.
- Я сам в этом драмкружке, - сказал я. - Правда, по случайности. Ну, меня как бы заставили, уговорили.
- Идея пригласить меня, надеюсь, была не твоя? - спросила она.
Я поглядел на нее так, что она поняла, что даже предположение ее было не очень-то удачным.
- Нет. Не моя идея, - сказал я. - Просто тебя хорошо знают по фильму, вот одна наша малышка и предложила, а все обрадовались.
- Я еще не написала ответ, но напишу и откажусь. Честно говоря - не до этого, да я на сцене и играть-то не умею, ни разу не пробовала.
- Откажись, - сказал я. - Ничего особенного в этом нет. Скажи, пожалуйста, - помолчав, спросил я, - зачем ты послала мой рассказ в газету? Ну, не спросив меня. Это ведь ты послала? Больше некому.
- Да, я, - сказала она. - Я тоже об этом думала: хорошо это или плохо. Все забывала спросить. Действительно, без спроса. Вдруг бы ты был против.
- Да даже и не в этом дело…
- Да, конечно. Даже если и не против… Как-то неудачно получилось, ты прости. Вроде как у тебя за спиной. Честно-то говоря, я думала, это хорошо. Вернее, не думала, а просто вдруг так решила: мне очень понравился рассказ. Я даже обомлела, когда его напечатали, и сразу же выслала тебе. Не сердись, пожалуйста.
- Да нет, что ты, - быстро сказал я. - Я не сержусь. - Мне даже неловко стало оттого, что она все верно поняла и просит прощения.
- Кстати, а ты не мог бы сказать в школе, в своем драмкружке, что я против участия в спектакле, не получается, съемки?
- Нет, - сказал я. - Я не могу. Не хочу.
- Разве это так уж трудно?
- Не в этом дело. Просто начнут приставать: а правда ли, что я тебя знаю. Или еще хуже: захотят, чтобы я тебя уговорил, если уж мы знакомы. Напиши лучше сама.
- Да, пожалуй, ты прав. Так даже будет вежливее.
После мы надолго замолчали.
Мне было совершенно ясно, что Света так понравилась мне потому, что и была Юлей, именно поэтому - только я сразу не догадался. Я думал об этом именно так и никак иначе. Но как об этом думала теперь Света, я не знал.
- Вполне возможно, - сказал я вдруг, - что я приехал бы на нашу встречу с собакой.
- С какой собакой? А она где?
- Уже не у меня. А жила у меня. Это Гошани собака, моего друга. Он ездил на хоккейные сборы, и Памир жил у меня. Его Памир зовут, эрдель.
- Прелесть какая, - сказала Света. - Я именно больше всего эрделей люблю. Если бы мы могли встречаться, пока эрдель жил у тебя, я бы каждый раз просила тебя его захватить.
- А почему мы не могли? - неожиданно для себя спросил я. Тут же я подумал, что она скажет, что была занята своим кино, но она сказала:
- Ну-у, ты долгое время вообще мне не звонил.
- А если бы звонил?
- Что "если бы"?
- Думаешь, мы бы виделись, если бы я звонил чаще, ну, после того, как я был у тебя в гостях?
Как меня разнесло! Разговорился. Каким-то образом я прямо вдруг рванулся узнать, простила она мне тогда Юлю Барашкину или нет.
- Не знаю, может быть и виделись бы. Чего теперь об этом говорить, ведь ты же не звонил.
- Разве видеться - только от меня зависело?
- Ну, конечно, нет. Но ты ведь не звонил.
- Я хотел. Я очень хотел, но…
- Я теперь, наверное, буду занята выше головы. Уроки все-таки плюс это кино - времени совсем мало. Даже не знаю, вырвусь ли я на рыбалку по последнему льду. В прошлом году мы с бабкой замечательно окуня ловили.
Но меня уже куда-то несло. Я почти не слушал ее. Каким-то образом я все же заговорил с ней о самом главном: хочет или не хочет она меня видеть, поняла, простила меня или нет. Ведь было же время, когда она сидела на льду, закрыв глаза, а я глядел на нее, и она, даже не видя этого, сказала тогда, что ей приятно, что я на нее смотрю. Она хотела тогда, чтобы я к ней приехал… Именно об этом я заговорил с ней, но как-то бочком, коряво, как умел, но она так ничего мне толком не сказала, и я ничего не узнал, не понял.
- Можно я напишу тебе… письмо? Можно?
- Письмо?! Какое?! О чем?! Слушай, я ничего не понимаю.
Она действительно ничего не понимала.
- Знаешь, мне надо, хочется что-то спросить у тебя. Но я не могу. Я не знаю, как. Лучше я в письменной форме. Можно?
- В письменной форме? Как странно ты говоришь.
- Ты права. Да. Верно. Просто в письме. Спрошу.
- Но о чем хотя бы?
- Ну, как же я могу сказать о чем, если у меня в словах не получается.
- Я поняла. Ну, в общих чертах.
- О нас! - выпалил я.
Несколько раз она тихо повторила: "О нас", "О нас". Потом пнула какую-то ледышку и прошла за ней вперед. После, не оборачиваясь, дождалась меня.
- Ну, напиши, - сказала она. - А адрес? Хотя у тебя есть же адрес… Юли Барашкиной, - добавила она без всякого выражения.
- Не надо так. Света, - сказал я. - Я тебя очень прошу - не надо.
- Ну… не буду. Я просто так сказала. Просто так.
Но я уже понял, что она ничего не забыла. Может быть и простила, но не забыла.
Я почувствовал в груди какую-то тяжесть, что-то навалилось на меня, буквально. Почему-то я вспомнил внезапно Иришу Румянцеву, как мы совсем недавно, еще час назад, бродили по городу, и мне было с ней весело и легко. А сейчас - тяжело-тяжело. Но почему тяжело? Почему? Может, это и есть любовь, когда тяжело? Но я же иду со Светой рядом, иду, я так ждал этого дня, а мне тяжело. По-че-му?!
Только сейчас я снова заметил, что Света что-то говорит. С удивлением я вдруг понял, что это стихи. Читает стихи.
Мне на плечо сегодня села стрекоза,
Я на нее глядел, должно быть, с полчаса,
И полчаса - она глядела на меня.
Тихонько лапками суча и семеня.
- Что это? - спросил я.
- Стихи. Из будущего фильма. Сценарий мне не очень-то понравился, а стихи, по-моему, забавные.
- А дальше как?
- Я дал конфетку ей…
- Кому, стрекозе? Конфетку?
- Да. Не перебивай.
Я дал конфетку ей. Смутилась, не взяла.
Ее четыре полупризрачных крыла.
Обозначая благодарность и отказ.
Качнулись медленно и робко пару раз.
- Ну, а дальше?
- Я еще не выучила, хотя в фильме именно я их читаю. То есть девочка, которую я должна играть.
- Странные стихи, - сказал я.
- Тебе когда-нибудь на плечо стрекоза садилась? - спросила Света. - Ну, на плечо, на грудь, просто на рубашку?
- Не знаю. Похоже, что нет, - ответил я наконец, сначала почему-то серьезно задумавшись, пытаясь вспомнить.
- А бабочки?
- Эти - да, - сказал я, вспомнив.
- Смешно, - сказала Света. - Они на нас садятся не из особой симпатии к нам. Точно я забыла, я читала… То ли им температура наша важна, то ли определенный цвет рубашки или майки - что-то в этом роде. А все равно приятно, верно? Будто ты стрекозе нравишься, будто ты у нее симпатию вызываешь и она относится к тебе с доверием.
- Да, приятно, - сказал я.
- Мне нужно ехать, - вдруг сказала Светлана. - Домой.
В груди у меня что-то заныло, упало.
- А как тебе отсюда ехать, на чем?
- Метро и трамвай. Можно двумя трамваями.
- Поехали двумя трамваями, - сказал я. - Это для тебя не очень долго?
- Более или менее, - сказала она. - Поехали.
Поездка получилась неудачной какой-то. Народу в часы пик было полно. Ни поговорить, ни даже помолчать толком было нельзя.
Поняла ли она, что измены ей с Юлей Барашкиной не было. Поняла или нет? Но спросить, поговорить я не мог. Не из-за тесноты, конечно. Конечно, думал я, устроен я довольно-таки нелепо, такой вот я и есть, к сожалению.
Кое-как мы доехали и от трамвая до Светиного дома просто шли, ни быстро, ни медленно, но уже не гуляли.
Вдруг повалил снег.
- У нас тут холоднее, чем в центре, - сказала Света.
Мы шли вдоль какой-то канавы, мимо перекошенного бульдозера - к светящемуся вдалеке ее дому.
- Все-таки спасибо, что ты переслала мне газету с рассказом, - произнес я.
- Что? - спросила Света: на сильном ветру слышно было плохо.
- Ничего! - громко сказал я. - Ерунда! Просто так.
- А, понятно.