– Но это еще не точно. Попробовать надо… – Лесь покачал в ладонях излучатель.
Ашотик своими пушисто-коричневыми глазами посмотрел на Гайку, на Леся. Спросил еле слышно:
– А… оживлять людей, которые умерли, не может?
Тихо стало, как на Безлюдных пространствах. Даже Кузя, который сидел на плече Ашотика, словно засох.
– Наверно, нет… – виновато выговорил Лесь. – Тут уж ничего не поделаешь… Разве что того, кто умер минуту назад и в нем еще хоть крошечная капелька жизни… Это как аккумулятор. Если разряженный, можно зарядить снова, а если разбился, то никак…
Ашотик взял Кузю на ладонь, дохнул на него. Тот ожил, кувыркнулся. Но Ашотик не стал веселее.
– Можно, я пойду домой? – И объяснил, чтобы не обижались: – Я по Денису соскучился. А он, наверно, по мне…
Лесь покосился на Гайку. Ему до сих пор было неловко, что Дениса он подарил Ашотику, а не ей. Хотя Гайке на день рождения он принес драгоценную вещь – стеклянный кубик от шкатулки Це-це.
Едва Лесь подумал о Це-це, как она оказалась легка на помине. Появилась в калитке с авоськой, полной банок с зеленым горошком.
– Лесь, какой ты умница, что сказал мне про этот магазин! Я истратила на горошек все деньги, но ведь это такой дефицит? Теперь мы с запасом на зиму!
Лесь почувствовал, как он краснеет. Хорошо, что под загаром не видно.
– Тетя Цеца, давайте сумку, я унесу на кухню!
– Спасибо, мой хороший!.. Я еле дотащила эту тяжесть. Но самое тяжелое – стоять в очереди. Там все словно… враги друг другу. Бабушка, дряхлая совсем, умоляла: пустите, голубчики, устала я стоять, мне всего одну баночку. Так ее из магазина в шею… Я заступилась, но тут и меня чуть не съели…
Лесь потускнел и потащил авоську в дом. Выгибаясь от тяжести. Излучатель висел у него за спиной, будто автомат на ремне. Гайка смотрела вслед. И вдруг представила, как Лесь, расставив ноги, перехватывает излучатель и веером хлещет из него невидимой жаркой энергией – по тесной очереди хмурых, отравленных злобой людей…
И что же люди? Размякнут, заулыбаются, кинутся вслед за старушкой, которую прогнали? С удивлением и неловкостью глянут друг на друга? Будто проснутся: что это с нами было, люди?..
Гайке не верилось… Но ведь Лесь до сих пор никогда не обманывал.
А Лесь уже возвращался:
– Ашотик, давай я унесу Кузю. А потом мы тебя проводим…
Лесь и Гайка отвели Ашотика домой и пошли к Большой гавани, на Адмиральскую набережную. Лесь, кажется, знал, что ему делать. Гайка не спрашивала, просто шла рядом. Была в ней непонятная тревога.
С высокой набережной виден был выход из бухты, перегороженной бонами, и другой берег, называвшийся Батарейная слобода. И мыс, где стоял полукруглый старинный форт.
Сейчас форт был наполовину закрыт серым корпусом крейсера-авиаматки "Ла́донь". Название авиаматки полагалось говорить с ударением на "а". Но все ее называли "Ладо́нь" или "Ладо́шка". На широкой стальной палубе – будто и правда на ладони, как уснувшие мухи, – сидели боевые вертолеты. По бортам торчали расчехленные ракетные установки, похожие на кусочки пчелиных сот.
Город был спокоен и тих. По набережной и бульвару гуляли взрослые и ребята. Здешние и туристы. От музыкального фонтана доносилась переливчатая мелодия. На стальную великанскую "Ладошку" смотрели спокойно. Но в этом спокойствии была усталость. Так люди, живущие рядом со складом боеприпасов, устают от страха и уже не думают о постоянной опасности…
"Ладонь" хотела уйти. В другой порт, на базу другого флота, который теперь считался заграничным. И подняла нездешний флаг. Так решил командир авиаматки, и его поддержал экипаж.
Штаб запретил уход. Пригрозил "принять все меры" и привел в готовность береговые батареи. "Ладонь" расчехлила установки. После чего в штабе начались долгие и бесполезные переговоры. Авиаматка с раскаленной от солнца палубой уже неделю стояла у выхода из бухты – громадная, стальная, неумолимая. На корабле и на берегу боевые вахты дежурили у пусковых пультов. На площадях и в скверах порой собирались митинги – кто за "Ладонь", кто за штаб. Тех и других иногда пытались разогнать парни в пятнистых робах и лиловых беретах. Один раз с лиловыми беретами крепко сцепились черные – морской десант. Правда, без стрельбы, врукопашную. Досталось и тем и другим.
Дядя Сима сказал по этому поводу:
– Р-романтика гражданской войны… Мало что на Горном берегу все передрались, так и нашим не сидится. Адмиралы грызутся за власть, а у лейтенантов и мичманов зуд под копчиком. И матросики туда же…
Лесь крепко сжал излучатель.
– Гайка, если сейчас лучом по "Ладошке"! Может, пропадет у них агрессивность? А то ведь шарахнут из установок, тогда половина Батарейной слободы в дым…
– Давай, Лесь, – неуверенно согласилась Гайка.
Лесь уперся локтями в гранитный парапет… Вот тут-то и подошел Вязников.
– Чем это вы занимаетесь? – Видно было, что он прячет под ленивой усмешкой настоящее любопытство.
– Играем, – сказала Гайка миролюбиво. И посмотрела на Леся: "Не задирайся, ладно?" А он и не собирался. Хотя и досадно было, что Вязников помешал.
Вязников тронул пальцем банку. Спросил совсем серьезно:
– Это что? Космический бластер?
– Да, – сказал Лесь. Он ведь ничем не рисковал. Все равно Вязников не догадается. – Особый излучатель. Сейчас шарахну по "Ладошке" секретной энергией, и там сразу раздумают ракетами грозить.
– Не надо, Лесь, – вздохнул Вязников. Будто поверил. – У меня там старший брат. Мичман.
– Но это же безвредно для людей! – быстро разъяснила Гайка. – У них только злость исчезнет.
– И тогда их с батарей раздолбают, как плавучую мишень, – тихо сказал Вязников. – Или ночью десант возьмет их тепленькими.
Гайка глянула на Леся:
– Тогда, может, облучить батареи?
– Отсюда не достать, – насупленно объяснил Лесь. – И вообще… Чем "Ладошка" лучше батарей?
– На батареях у меня дядя, – сказал Вязников. – Папин брат. Старший лейтенант… Ладно, пока… – И пошел, покачиваясь. Тонкий, слегка согнувшийся. Почему-то грустный.
И Лесь неожиданно сказал ему в спину:
– Вязников! Ты правда уедешь отсюда?
Он остановился, посмотрел через плечо:
– Не знаю. Может, да, а может, нет. Как получится у родителей, – и пошел опять. И скрылся за каштанами.
– Лесь, не надо нам соваться в эти дела, – негромко, но твердо сказала Гайка. – Мы же не знаем, кто прав, а кто виноват. И вообще… там брат, а там дядя…
– Да никто не прав! Все посходили с ума: и дяди, и братья! – Лесь чуть не заплакал.
– Но у тебя же не хватит энергии на всех!.. Лесь…
– Что? – ощетиненно вскинулся он.
– Ты же сам говорил: виноваты инопланетяне! Если сбить их излучение… – Она смотрела не на Леся, а куда-то назад и вверх.
Лесь посмотрел туда же.
Над каштанами Адмиральского бульвара видны были крыши Сигнальной горки. А над крышами блестел голубой куб новой метеостанции с белым шаровидным чехлом антенны.
Лесь сжал губы и поднял приклад к плечу. Потом нахмуренно глянул на Гайку:
– А как мы узнаем, что излучение прекратилось?
– Увидим же, какая сделается жизнь…
– Это не сразу. А сейчас-то как?
– Лесь, мне кажется, шар лопнет и задымится.
Лесь теперь не колебался. Убрал предохранитель, прицелился. И на три долгие секунды нажал спуск.
Разумеется, ничего не случилось. Шар по-прежнему сверкал белизной – неподвижный, незыблемый.
Лесь враз, в один миг, понял, что все это – его сплошная выдумка. Не было никакой искры на круге затмения, а был просто блик на линзе. И не может быть никакой энергии Луча. И "лейденская" банка – обычная пустая жестянка. И стеклянный кубик врет, когда разбивает мир на радужные картинки. И Безлюдные пространства – просто оглохшие от зноя окраины Заповедника. И Бухта, О Которой Никто Не Знает, – обычный закуток между скалами: купальщики в него не лазят, потому что боятся крутых тропинок…
И так он стоял, прощаясь со сказкой и надеждой. Уже не смотрел на антенный шар, а смотрел на свои старые сандалии. Опустил деревянно-жестяную игрушку и слышал, как звенит вокруг беспощадное знойное солнце. И асфальт, и гранит были горячими, как броневые листы авиаматки…
– Лесь!! Смотри! Туда!..
По шару шли змеистые черные трещины. Потом он распустился как бутон, куски скорлупы откинулись. Гайка и Лесь увидели кузнечика.
Издалека он казался обыкновенным желтым кузнечиком.
Но он занимал всю центральную площадку крыши.
Велька
В среду вернулся дядя Сима. Поцеловал размякшую от радости Це-це, подкинул под потолок Леся. Был дядя Сима жилистый, высокий, с длинным коричневым лицом и светлыми, как голубая вода, глазами.
– Мама на работе? Пошли, я соскучился!
Мама работала в маленьком почтовом отделении. Здесь пахло разогретым сургучом и яблоками и было мало посетителей.
Мама обрадовалась дяде Симе. Завела его и Леся в комнату, где хранились посылки, и велела:
– Ну, Серафим Денисович, рассказывай, как ездил и почему так долго.
Дядя Сима стал рассказывать и под конец сообщил, что ездить по сухопутью ему совсем уже надоело, поэтому он окончательно решил перейти на работу в яхт-клуб.
– Ура… – выдохнул Лесь.
– А вы как тут жили без меня?
Мама сообщала, что жили ничего. К зарплате обещают прибавку. Лесь почти не спорил с тетей Цецей и завел себе новых друзей, которых обучает хитростям солнечной энергии.
– Друзья – это чудесно! Ладно, Лесь, пошли, маме надо работать, а то не дадут прибавку…
– Я задержусь. У меня еще… разговор…
Дядя Сима был понятливый.
– Хорошо. Тогда догоняй…
Едва он ушел, мама взволнованно сказала:
– Лесь? Что случилось?
– Ничего. Так… Признаваться буду…
– Господи, в чем? Что натворил?
– Да не сейчас. Вообще… За долгое время.
– Вот как? – Мама успокоилась. Но не совсем. Села на табурет, Леся поставила перед собой. – А с чего это на тебя такая откровенность снизошла?
Лесь затеребил пыльные, разлохмаченные на кромках шорты:
– А чего… во второй десяток лет перешагивать с грехами…
Мама посмотрела очень внимательно. Придвинула растрепанного сына ближе. А он уткнулся взглядом ей в колени и сильнее задергал штаны.
– Лесёнок, ты это сам придумал?
– Да… А еще Гайка… подсказала.
– Гайка – умница…
– Да, – шепотом согласился Лесь.
– Ну, давай… выкладывай.
Лесь потрогал под майкой дырчатый камешек. Посмотрел в окно:
– Очки не случайно разбились. Я их сам… чтобы стекло для системы использовать.
– Ба-атюшки мои! Открытие! Будто я и так не догадалась…
– Ну, с Вязниковым дрался, ты это знаешь… А еще двойка по географии. Я думал, он после пятерки меня долго не спросит, а он на следующий день. И вляпал… Я забыл тебе сразу сказать…
– Забыл, значит… Ну, дальше…
– А ты… не смотри так. Я же добровольно признаюсь. А ты меня глазами это… упрекаешь.
– Ты, чучело жареное, не торгуйся. Начал исповедоваться, так излагай все. До конца.
Лесь повеселел:
– А еще Це-це… тетю Цецу отправил в магазин наугад. Не знал, что там горошек… Но это же к лучшему, горошек-то там правда оказался…
– Лесь, не морочь мне голову. – Глаза у мамы опять перестали смеяться. – Давай о главном.
– О чем?.. О нашем приключении в бухте, что ли? Мам, но я же не знал, что Гайка почти не умеет плавать. Да и ничего страшного не было. Подумаешь, нога застряла…
– Лесь! Не вертись. Кузнечик-великан, о котором в городе столько разговоров, твоих рук дело?.. Я только сегодня утром сообразила. Когда услыхала, что он желтый!
Лесь заморгал. Не испуганно, а скорее удивленно.
– Не маши ресницами. И не отворачивайся.
– Ма-ам… Но я же тебе про всякие про нехорошие поступки говорю. А здесь-то что плохого? Никто не виноват! Он… это же случайно вышло. И он же хороший! Добрый, как наш Пират. Он…
Мама уронила руки:
– Я так и знала… Где теперь это чудовище?
Чудовище жило в Мельничной балке…
На крыше оно сидело всего секунды три. Потом приподняло туловище, дернуло длиннющими, уходящими за спину усами, из-под желтых твердых крыльев выпустило другие, прозрачные, – и… скакнуло!
И совершило полет по плавной дуге. Скрылось за деревьями и крышами.
Потом Лесь и Гайка увидели еще два прыжка кузнечика-великана. Он взлетал над домами и скрывался опять.
Впрочем, кузнечик не казался великаном. Он был… такой весь из себя привычный желтый кузнечик, что выглядел нормальным, а дома рядом с ним были как игрушки.
Гайка прижимала к щекам ладони. Глаза у нее были – круглые глазищи, рот открылся, пластмассовая скобка на кудряшках съехала набок.
– Лесь… Что теперь будет?
– Скандал, – уверенно сказал Лесь.
– Нам попадет, да?
– При чем тут мы?! Что будет с ним, вот вопрос. Ведь загоняют беднягу…
Он, кажется, не очень растерялся. Но был озабочен.
– Вот тебе и шарик…
– Это я виновата…
– Почему?!
– Потому что… я в последний момент подумала… вернее, мне показалось: лопнет шарик, и выскочит кто-нибудь вроде Кузи…
– Ты тут ни при чем. Это я должен был сообразить: раз есть шарик, будет и кузнечик… Но кто мог подумать, что так сразу!.. Ладно, пошли!
– Куда?
– За ним! Надо же его как-то… спасать.
– Думаешь, догоним?
– По-моему, он в Мельничную балку поскакал. Соображает. Больше ему негде спрятаться.
Длинных оврагов-балок в городе было несколько. Они делили город на районы. По склонам некоторых балок тянулись улицы. Но берега Мельничной балки были непрочные, грозили оползнями, там ничего не строили. Кое-где склоны заросли мелким корявым дубняком, орешником и дроком. В этих джунглях местами были скрыты промоины и котловины, их проделали в мягких наслоениях дождевые и весенние воды. Похоже было на заросшие, но без потолков, пещеры.
В таком просторном укрытии и мог спрятаться новорожденный гигантский кузнечик. Если, конечно, сообразит, что скрываться необходимо. И если догадается, где это укрытие искать.
– Хорошо, если у него есть самоспасательный инстинкт… Бежим, Гайка!
– Я боюсь…
– Не бойся! Ничего нам не будет! Никто же не знает, что это мы его вывели! Даже если скажем, не поверят!
– Лесь, я его боюсь!
Лесь искренне изумился:
– Боишься кузнечика?
– Он же ростом с самолет! Слопает нас, как букашек…
– Гайка, ты спятила! Он питается только солнцем!
– Откуда ты знаешь? Это маленькие солнцем питаются, а такой…
Лесь подумал секунду и понял Гайку. Что поделаешь, если для нее этот кузнечик – страшный великан?
– Ладно, тогда ступай домой. И никому ни слова. А я пойду искать…
– Один?!
– Гайка… Он же из-за меня появился на свет! Значит, я за него отвечаю. Он – живой…
– А ты… ты ведь тоже живой. И я отвечаю за тебя…
– С какой стати?
– С такой… – она улыбнулась из последних остатков смелости. – Мы же родственники… Пусть уж он лопает нас вдвоем.
– Никого он не слопает, – уверенно пообещал Лесь. – Только бы его найти…
По дну Мельничной балки пролегала грунтовая дорога. Она вела к хозяйственной базе Вспомогательного флота. База была маленькая, машины ездили редко. Тихо здесь было – почти как на Безлюдных пространствах. Даже не верилось, что наверху, за кромками заросших берегов, живет город – большой, тревожный.
Лесь и Гайка шагали по дороге, держась за руки. Внимательно оглядывали склоны. Говорили шепотом, хотя здесь-то бояться было некого.
И вот Гайка дернулась, замерла.
– Лесь, смотри…
На теневом склоне, в чаще орешника словно мелькнул солнечный зайчик.
– Там он… Гайка, если боишься, стой здесь.
– Нет уж. Я здесь еще больше буду обмирать.
Они полезли вверх сквозь заросли… Видимо, "самоспасательный" инстинкт у кузнечика имелся. Недаром это громадное желтое существо безошибочно отыскало такое замечательное место. Здесь была круглая – словно внутренность крепостной башни – пустота с горизонтальной площадкой. Кругом поднимались отвесы рыхлого песчаника. Со склона балки сюда вела щель, густо укрытая ветками. Вверху неровным кругом нависало небо. От него шел синий свет. И от этой синевы тело желтого гиганта казалось чуть зеленоватым…
Он сидел, занимая всю площадку, в позе обыкновенного отдыхающего кузнечика. Не удивился, когда исцарапанные мальчик и девочка выбрались из кустов и встали в метре от его передних ног (девочка пряталась у мальчика за спиной).
Они часто дышали.
Кузнечик наклонил к ним голову.
Голова была размером с бочонок.
Лесь подумал, что это не в точности кузнечиковая голова.
Дело не в том, что громадная. Были, как говорится, принципиальные отличия. У кузнечиков пять глаз – два нормальных, по бокам головы, и еще три маленьких, на макушке. У этого же была только пара глаз. И они – не сетчатые, не из мелких ячеек, как у всех кузнечиков – желтых и зеленых. Они были… ну, почти что человечьи, только большущие, как блюдца. С голубоватыми белками, с зеленой радужной оболочкой, с черными зрачками, в которых плясали искорки. И светилось в этих глазах чисто человеческое понимание.
– Умница, – сказал Лесь, будто Кузе. И погладил великана между глаз. Голова была твердая, покрытая чем-то похожим на отшлифованный янтарь. И весь кузнечик был как из желтой пластмассы…
Он мигнул от мальчишкиной ласки. Это было тоже удивительно. Кузнечики не умеют мигать, и у них нет век. А у этого были – мягкие, с похожими на швабры ресницами.
Мало того! Существо улыбнулось черным щелястым ртом и высунуло язык. Словно не насекомое, а громадная корова. Язык был красный, широкий, длиной в полметра. Этим языком кузнечик лизнул Леся. Влажная теплая мякоть пахла травой и медом. Язык снизу вверх прошел по ногам, по одежде, задрал до подбородка майку, мазнул по лицу и волосам.
Гайка тихо взвизгнула. А Лесь жмурился и смеялся. Теперь-то не было ни капельки сомнения, что это удивительное создание – друг.
– Не бойся, Гайка, он же совсем домашний…
Лесь подскочил к задней ноге "домашнего" великана. Туловище кузнечика было длиной с легковую машину. Усы тянулись назад вдоль всей спины и еще дальше, царапали за хвостом песчаник. А коленчатые суставы задних ног торчали над туловищем острыми углами на высоте трех метров. Или даже выше. Ноги были в крючках и наростах. Лесь в два счета забрался по ноге до острого сустава, а с него съехал по твердому бедру на спину. По спине добрался до затылка. Кузнечик весело косил на него глазом.
А Гайка все еще обмирала.
– Не бойся! – опять крикнул Лесь. – Смотри, здесь будто седло! Прямо как для нас! Иди сюда!
Он протянул руки, ухватил Гайку за кисти. Она задрыгала ногами и оказалась вместе с Лесем. Впереди Леся.
На затылке у кузнечика и правда был твердый щиток, по размеру и по форме похожий на широкое кавалерийское седло.
Лесь тепло дыхнул Гайке в затылок:
– Можно было бы покататься. Если бы не страшно, что увидят…