И пошла работа. Первыми на помощь прибежали Саша и заспанный Женька. Потом - Галина Николаевна и две соседки.
Друзья шмыгали между работающими, подносили материал, подавали инструменты, по очереди бегали на Державинский и приносили запотевшие баллоны с шипучей газировкой.
Потом Сашина мама и две соседки таинственно исчезли. А в двенадцать часов Галина Николаевна стукнула молотком в сковородку:
- Шабаш! Мойте руки, работнички. Обедать будем.
Женщины внесли ведерную кастрюлю с дымящимся борщом, пахнущим петрушкой и укропом. Накрыли полоской обоев стол, сооруженный из досок, положенных на бочки.
- Ну и бабоньки! - похвалил Семен Семенович. - Просто золото!
А когда на второе подали на блюдах двух здоровенных чебаков, начиненных гречневой кашей, все застонали от восторга…
После обеда работа возобновилась. А к шести вечера старенький домишко Угловых помолодел и блестел, как новогодняя игрушка. Над светло-зелеными, как молодая трава, стенами с белыми наличниками окон сверкала в лучах солнца перестланная и окрашенная красным железная крыша. Забор стоял, как солдат по стойке "смирно". Ворота с калиткой приосанились и могли в любой миг, не скрипнув даже стальными, смазанными маслом петлями, отвориться перед хорошими людьми. Отсвечивала свежей штукатуркой летняя кухня. Преобразилось крыльцо…
- Теперь еще лет полсотни простоит, - прощаясь, пообещал Семен Семенович. - Ну как, матери напишешь или подождешь?
- Подожду, Семен Семенович, - ответил Зиновий. - Там ее лечат сейчас. А приедет домой - и тут тебе сразу положительные эмоции.
- Ну-ну, сынок! Все правильно.
ДАР ДОНА
Дон, ранней весной порвав оковы, уносит вместе со льдом вмерзшие доски, бревна, причальные мостки. По дороге льдины сталкиваются, крошатся, тают под мартовским солнцем, и все легкое, деревянное плывет к низовью. Но до Азовского моря доходит немногое. Сотни рыбачьих лодок охотятся за ничейным лесом. Речные власти даже поощряют их - меньше будет плавающих предметов, меньше опасности для судов пропороть днище или сломать винт.
Этой весной Зиновий вышел на охоту самостоятельно. Поставив "Тузика" почти у левого берега, над мелью, зорко оглядывал воду, Не гнался за дальними досками. Знал уже по опыту: пока погонишься за одной, три пропустишь. Подцепив багром доску или бревно, подтягивал поближе, заарканивал веревкой, привязанной к буйку на якоре. Собрав небольшой плот, отводил его к лодочной стоянке. И вновь возвращался на прежнее место.
Ему повезло. За четыре дня выловил шесть бревен, штук тридцать досок разной длины и три совершенно новые бочки. Папин знакомый шофер, с которым Зиновий частенько делился пойманной рыбой, помог доставить все это добро домой. Увидав у ворот машину с лесом, мама тогда ахнула. Но шофер успокоил ее:
- Не волнуйтесь! Все согласно международным правилам. Принимай дар Дона, хозяюшка.
Теперь к лету доски и бревна хорошо высохли. Часть из них пошла на ремонт дома. Остальные нужны на дрова.
Уехали в лагерь Женя и Саша. Но скучать не пришлось. Раза два в неделю приходил Семен Семенович проведать и поговорить о житье-бытье. Он и надоумил Зиновия составить план работ на время, оставшееся до приезда мамы из санатория.
- Дядя Семен, а что делать, чтоб сильным стать? - задал ему Зиночка тот же вопрос, что и Жене. - Зарядку? Или еще что?
Семен Семенович усмехнулся, пошарил глазами вокруг:
- Подай-ка, сынок, мне вон ту штуку.
Зиновий подал тяжелый лом, которым зимой скалывали лед. Дядя Семен приложил его к столбу серединой и рванул за концы. Столб дрогнул, а железный лом согнулся подковой.
- Ой-ей! Дядя Семен, вы же силач! Как Иван Поддубный.
- Э-э, сынок. Сейчас уже не то. Раньше я такую штуку мог запросто на колене согнуть… Так вот. Сила у человека от работы берется. И польза от этого двойная: и силушка прибывает, и нужное дело делается. Понял? А разные там… прыжки в воду… это тоже подходяще. Красиво. Одобряю…
Теперь день Зиновия начинался с зарядки. Потом завтрак. И до обеда с небольшими перерывами он работал. Копал землю в саду. Поливал. Носил воду из колонки. Пилил и колол дрова…
Сначала было трудно. Очень! Он так уставал, что не хотел идти к тете Гале обедать. Но упрямо продолжал изо дня в день одно и то же. Выбивался из сил. Плюнув, бросал пилу и шел в дом, брался за книжку. Но ему не читалось, не лежалось. Чуть отдохнув, снова брался за пилу или принимался носить воду.
Потом - он даже и не заметил, когда это произошло, - стало легче. Он уже меньше уставал, реже сердился - пришла сноровка. Теперь, казалось Зиновию, он тратил на одинаковую работу, гораздо меньше сил и времени, чем раньше. Стало даже интересно: ахнуть по полену тяжелым колуном так, чтобы сразу развалилось надвое.
Зато после полдня, пообедав, он был свободен до самого вечера. От чтения он теперь получал куда больше удовольствия, чем раньше; А то уезжал рыбалить на вечерней зорьке и уже в сумерках с гордостью отдавал тете Гале свой улов.
С того дня, когда Зиновий увидел в зеркале рядом со своим отражением лицо отца, он приобрел привычку, которой и стыдился, но никак не мог от нее избавиться. Перед сном в одних трусиках он подходил к трюмо. Вертелся перед ним и так и этак, напрягал и щупал бицепсы, мышцы живота, плеч, лопаток. Хотелось увидеть: стал ли он сильнее… Он обзывал себя девчонкой, модницей. Но завтра снова проводил смотр своим мышцам.
Казалось, ничто не меняется. Но ведра с водой, тяжелый стальной колун стали легче. Земля в саду - податливее. А грести веслами - одно удовольствие.
На перроне мама долго не выпускала его из своих объятий. Потом отошла шага на три и, оглядев, всплеснула руками:
- Зинка! Что с тобой делается?!
- Что-нибудь запачкано? - смутился Зиновий.
- Нет. Но какой же ты стал длинный! Дитя мое ненаглядно! А штаны, штаны! Да в таких штанах только от долгов бегать.
Зиночка никогда не придавал значения своей одежде. Лишь бы чистая и без дырок. Но сейчас вслед за мамой глянул вниз и сконфузился. Потертые, с пузырями на коленях, штаны кончались сантиметров на десять выше щиколоток. Из раструбов, как палки, торчали его худые ноги в пестрых шелковых носках… Он подхватил мамин чемодан и понес к остановке трамвая.
Свернув на Очаковскую, мама чуть не прошла свой дом. Уже миновала ворота и вдруг стала, озираясь растерянно.
- Входи, мама, - торжественно распахнув калитку, улыбаясь, пригласил Зиночка. - Ты еще не то увидишь!
Мама оглядела помолодевший дом. Прошла по песчаным дорожкам, притрагиваясь руками к зеленой сочной листве ухоженных кустов и деревьев. Осмотрела сарай, забитый под потолок аккуратными поленницами напиленных и наколотых дров. Опустилась на скамейку и вдруг заплакала.
- Что с тобой?! - испугался Зиновий.
- Ничего, сынок… сейчас перестану. Это от радости…
В тот же день, едва передохнув с дороги, мама вынула бережно хранимую гражданскую одежду отца. Сказала задумчиво:
- Ну вот и дождалась. Старое-то никуда не годится. Буду, сынок, перешивать на тебя папино.
УЧЕНЫЙ ШКИЛЕТ
За лето Зиновий перерос всех одноклассников. Ребята, увидев его впервые после каникул, подняли крик:
- Гляди! Углов! Вот это вымахал!.. Дядя, достань воробца!..
А Валерка Сундуков продекламировал:
В доме восемь дробь один
У заставы Ильича
Жил высокий гражданин
По прозванью Каланча!
- Каланча! - ребята в восторге награждали его тумаками. Зиновий давно решил никому не давать спуску с первого дня. Он тоже стукнул. Мальчишки заохали.
- Шуток не понимаешь? - рассердился Сережка Капустин.
- Бьет со всей силы! - пожаловался Ваня Савченко.
- Ну стукните меня, - Зиновий подставил им спину.
Буду я с тобой связываться, - проворчал Сережка.
- Давай я стукну! - подскочил Валерка Сундуков.
- Силу хочешь попробовать? - ответил Зиновий.
- А хоть бы и так!
- Пробуй! Вот - перебьешь рукой? - Зиновий достал круглую палочку, длиной с карандаш и толщиной в палец. - Слабо́?
- А за слабо́ я, знаешь, что сделаю?! - вспылил Валерка.
Но ребята заинтересовались и стали на сторону Зиновия:
- Остынь, Сундук!.. Чего привязался?.. Слабо́, так молчи!
- Я и так сломаю запросто, - сказал Валерка, не желавший отступать перед Угловым. Покрутил палочку в руках и стал ломать. Покраснел от натуги. Но палка не поддавалась.
Ребята вокруг смеялись. Подбегали новые зрители.
- Она, наверно, из самшита, - оправдывался Валерка. - Железное дерево называется. У моего папы такая тросточка есть.
- Ты папой зубы не заговаривай!.. Хвастал, так перебей ее!
- А как перебить? - уже без гонора спросил Валерка.
- Смотри, - сказал Зиновий. - Ставим два кирпича… Кладем на них палочку концами. Теперь рубани ребром ладони. Давай!
Валерка забеспокоился. Но отступать было поздно. Зажмурив глаза, он изо всех сил стукнул и взвыл от боли:
- Ой-ей-ей… Дурак длинный!.. Чтоб у тебя, собака, язык отсох!.. Ой-ей-ей! - скулил он, нянча ушибленную руку.
- А ты поплюй на нее! - насмешливо посоветовал Стасик.
- Да я тебе как дам! - обозлился Валерка.
- Ну ты не очень!.. Давала какой нашелся!.. Раз слабак, так и не брался бы! - угрожающе зашумели мальчишки.
Валерка струсил и отступил. Ребята обернулись к Зиновию:
- Ну, Угол. Теперь ты давай.
- Ни фига не выйдет! - сказал Ваня Савченко. Зиновий примерился и вдруг резко рубанул рукой.
- Пе-ре-бил!.. Молодец, Угол!.. Вот так длинный!.. Как топором! Видал, Сундук, как надо! - закричали мальчишки.
Женя схватил руку Зиновия обеими руками и потряс:
- Зин! Я так боялся. Ну теперь Сундук пусть замажется!
Валерка Сундуков не забывал и не прощал обид. А сейчас больное самолюбие разрывало его на части.
Еще с третьего класса добивался он первенства и авторитета. Но при Александре Михайловне для него это оказалось невозможным. Трудиться Валерка не любил. А с кулаками, один против всего класса, ничего не сделаешь. Зато в пятом все пошло по-другому. Настало время, когда Валерка мог показать себя. Он исподтишка подговаривал ребят мычать на пении, а потом сбежать с сельскохозяйственной практики, участвовал во всех проделках Сазона. Стал самоуверенным, чуть что пускал в ход кулаки. Многие мальчишки смотрели на него как на героя.
После того как Сазон бросил школу, Валерка вообще не видел в классе себе соперников. Первого сентября он шел в школу гордый, уверенный в себе… Но вот теперь происшествие с этой дурацкой палочкой грозило разрушить все его планы.
"Ну, длинный, погоди! - отходя от мальчишек, скрипел зубами Валерка. - Ты еще меня попомнишь!.."
Во дворе школы появился Сазон. Несмотря на жару, на нем была бордовая поролоновая куртка со змейками на карманах. Голубые штаны вверху узкие, а внизу, украшенные блестящими пуговицами, расширялись, закрывали туфли и мели тротуар. Ворот белой нейлоновой рубашки стянут галстуком, где на нестерпимо-зеленой пальме головой вниз висела голубая обезьяна. На руке - часы с прямоугольным корпусом, излучающим золотое сияние.
У волейбольной площадки он, не таясь, закурил сигарету. И тотчас его окружили любопытные пятиклассники.
- Здоров, Сазон! Тебя не узнать!.. Гля! А обезьяна какая!..
Он, покуривая, наслаждался произведенным впечатлением.
- Тебе что, дядя из Америки наследство оставил?!
- Зачем из Америки. Если с головой, так и у нас заработать можно. В совхозе вкалывал!.. Вот и прибарахлился малость…
Он расхваливал совхоз, заработки, своего дядю. Говорил, что скоро купит мотоцикл. Мальчишки, разинув рты, слушали.
Сазон позировал, говорил громко и косил глазом: слышат ли его девчонки, стоящие невдалеке. Но девчонки смеялись, говорили о чем-то своем и на него внимания не обращали. Обижало Сазона и другое: где же ребята из шестого "б"?
- Ладно, пацаны. Вы тут учитесь, а я пройдусь, - и медленно, вразвалочку пошел по двору, выискивая, чем бы отличиться.
Зиновий рассказывал, как ловить рыбу спиннингом. И вдруг увидел идущего Сазона. Еще издали по его лицу Зиновий понял, что тот затеял какую-то каверзу, и весь внутренне сжался. Радость исчезла.
- Ля! Кого я вижу! Наше вам с кисточкой! - дурашливо кланяясь, во все горло закричал Сазон. - Ребятки! Родненькие! Так это же учитель мой стоит!.. Профессор кислых щей!
Ребята засмеялись. Зиновий криво улыбнулся и попросил:
- Ну чего ты, Сазон? Я же тебя не трогаю.
Сазону только это и нужно было. Он тотчас придрался.
- Ля. А я боялся. А вдруг тронет?!. Вырос, оглобля, и задаешься? - угрожающе придвинулся - Да я тебя. Шкилет Ученый!..
Он бы ударил. Но мальчишки захохотали. Пятиклассники, пришедшие за ним почетной свитой, завизжали от восторга:
- Глянь! Шкилет!.. Ученый Шкилет!.. Ну и Сазон!.. Голова!
Польщенный всеобщим вниманием, Сазон тоже захохотал.
Зазвенел звонок, и все бросились к дверям школы.
Обидное прозвище Ученый Шкилет пошло по школе. Услышав его, Зиновий бледнел и готов был отлупить дразнильщика. Валерку это только подзадоривало. Каждый раз, входя в класс, Зиновий видел на доске ненавистную надпись: "Углов - Ученый Шкилет". Он стирал, но на следующем уроке надписи появлялись снова: на доске, на парте, даже на обложках тетрадей. Валерка же, видя, как выходит из себя Углов, в любом разговоре, а особенно с девочками, называл его не иначе как Ученый Шкилет.
Пробовал он применить против Зиновия и силу. Однажды Валерка, растолкав четвероклассников у окна буфета, хотел взять завтрак без очереди. Зиновий сказал:
- Сундук, совесть иметь надо. Они же маленькие.
- А ты чего выступаешь, Шкилет Ученый? Я и тебя выдерну! - схватил за руку, рванул из очереди. - Ну что? Дождался, Уче…
Он так и не закончил фразы. Углов, как клещами, вцепился в его руку. Валерка пробкой вылетел из очереди, потеряв равновесие, пробежал несколько шагов и ткнулся головой в живот дежурному старшекласснику, входившему в двери.
- А-а, старый знакомый! Опять хулиганишь? - схватив за шиворот, сказал дежурный. Отвесил ему звонкий шлепок по мягкому месту и предупредил: - Чтоб я тебя тут больше не видел!
- Ну, Шкилет Ученый! Я тебе покажу! - крикнул Валерка.
- Так ты еще дразниться?! - повернулся к нему дежурный.
Валерка крутнулся и стремглав бросился прочь.