"Утренние объявления" в нашей школе - полный отстой. То есть у нас имеется полный комплект видеооборудования, но никто не умеет им пользоваться. Есть и девочка, которая читает по бумажке так, будто только вчера вылечилась от заикания. И не забудем того пацана, что каждый раз поправляет свое хозяйство в прямом эфире, когда нервничает - а нервничает он всегда, когда он в прямом эфире. По временам Айра снабжает их каким-нибудь смешным клипом, но в последнее время смотреть по большей части нечего.
- Просто читай свои реплики по карточке - и всё, - втолковывал мне видеотехник, но, как я уже говорил, публичные выступления в моем списке развлечений идут следующим пунктом после "быть заживо съеденным муравьями".
Теперь, сам сделав "утреннее объявление", я понял, почему те ребята на телевидении выглядят дураки дураками, и во мне проснулось уважение к Пацану С Хозяйством и Девчонке-Заике.
* * *
"Привет всем, в эфире новости с Энтони Бонано. Как многие из вас знают, у нашего друга Гуннара Умляута редкая смертельная болезнь - ПМС, пауза, вот я и прошу вас, ткнуть пальцем в камеру, открыть ваши сердца и в качестве символического жеста доброй воли подарить ему месяц вашей жизни. Взамен вы получите футболку с надписью "Воин Времени для Гуннара". Чё, правда есть такие футболки? Клево! Цель - набрать как можно больше времени. Наш девиз: "Месяц для тебя кроха, отстегни Гуннару немного!" Нет, дайте я пойду набью морду тому, кто написал это г...но. Я что, только что сказал "г...но" в прямом эфире?"
* * *
Теперь к Хозяйственному Пацану и Заике прибавился Балаболтус.
* * *
Не успел я прийти на следующий урок, как по всей школе началось-поехало. Меня останавливали в коридоре. Людям, по-видимому, было без разницы, что я выглядел на ТВ как полный придурок, они хотели лишь отдать Гуннару время своей жизни. У каждого нашлись свои резоны: парни хотели произвести впечатление на подружек; девочки рассчитывали стать популярными. И хотя мне вовсе не улыбалось проводить все свободное время за компьютером, печатая контракты, но не мог же я откреститься от того, что сам же и начал, так ведь? Вдобавок есть что-то очень притягательное в том, чтобы быть человеком, к которому обращаются за решением вопросов. Энси Бонано - Хозяин Времени! Я даже почувствовал, что надо бы одеваться посолидней, например, в рубашку с галстуком, как баскетбольная команда в день решающего матча. Вот я и нацепил на себя галстук с прикольными размягчившимися часами - их нарисовал один покойный художник по имени Долил. Ладно, признаю - все это вскружило мне голову, особенно после того, как ко мне с просьбой забрать у него немного времени обратился Уэнделл Тиггор.
- У тебя нельзя, - заявил я ему. - Гуннару нужна полновесная жизнь, а не черт-те что, как твоя.
Тиггор так туп, что даже огрызнуться как следует не умеет, вечно отвечает что-то вроде: "Да? Я, значит, по-твоему, черт-те чё? А ты... ты глупый дурак!" (Иногда человек, которого он пытается оскорбить, сам подсказывает достойную ответную реплику, чисто из жалости.)
Но на этот раз Тиггор даже и не пытался что-то вякнуть; он надул губы и, ссутулившись, побрел прочь. Почему? Потому что Хозяин Времени вынес приговор: недостоин, и точка.
Вину за случившееся дальше я мог бы свалить на Пихача, но, вообще-то, он тут не так уж и виноват. Скорее, я пал жертвой синдрома Совершенствования Рецепта. О существовании этой болезни я узнал от папы, и вот каким образом.
До открытия ресторана оставался приблизительно месяц, и папа пытался решить, каким же будет наше официальное меню. Впервые в жизни ему пришлось сесть и записать все те рецепты, которые он до сих пор держал в голове.
Они с мамой крутились на кухне, готовя одно блюдо за другим. Большинство из них пришлось раздать соседям, потому что даже Фрэнки оказался не в состоянии заглотить все меню. В прошлом году мама ходила на курсы французской кухни, после того как ей пришлось признать папино превосходство по части итальянской. Таким образом, мама застолбила новую территорию вкусовых луковиц. Они с папой создали свой особый сплав итальянских и французских блюд, но в тот вечер, о котором речь, папе пришлось постоянно удерживать маму от добавления новых ингредиентов.
- Знаешь, в чем проблема твоей мамы? - спросил у меня папа, пока они занимались готовкой. Он благоразумно не критикует маму напрямую; критика транслируется через третью сторону, как китайское телевидение через спутник. - Она страдает синдромом Совершенствования Рецепта.
Мама в ответ бросила на меня саркастический взгляд, говорящий: "Я тебя умоляю!" Я, по идее, должен был перетранслировать его папе в Пекин, то есть к печке.
- Это правда! По какому бы рецепту она ни готовила, ей обязательно нужно его усовершенствовать.
- Нет, ты только послушай его! Как будто он не делает то же самое!
- Ну да, но я вовремя торможу и оставляю рецепт в покое. А вот твоя мама непременно хочет довести его до совершенства, и каждый раз добавляет что-то новенькое. Как тогда, когда она налила виски в соус "маринара".
Тут я не смог удержаться от смеха. Мама плеснула в соус столько виски, что все мы окосели. Драгоценное семейное воспоминание, которым я однажды поделюсь со своими детьми. И/или с психоаналитиком.
Наконец, мама обратилась к папе напрямую:
- И что? Ну, я не выпарила алкоголь как следует, подумаешь, дело великое. И знаешь, кто мне подсказал так сделать? Фуд Ченнел!
- Тогда выходи замуж за этого Фуда Ченнела!
- Может, я так и поступлю!
Они воззрились друг на друга в притворном гневе, а потом папа протянул руку и ущипнул маму за левую ягодицу; мама разулыбалась и ухватила папу за его собственную заднюю часть, после чего сцена родительской привязанности приобрела такой неприлично жаркий характер, что я вынужден был покинуть кухню.
Я во многом похож на папу, но в данном конкретном случае я вылитая мама: как бы ни был хорош рецепт, мне обязательно требуется его усовершенствовать.
* * *
Поскольку в тот день мне предстояло заполнить около дюжины контрактов - каждый чуть-чуть отличался от другого - я торопился домой из школы, надеясь по дороге не встретить еще кого-нибудь, желающего отвалить Гуннару кусочек своего жалкого существования. И вот тут-то мне встретился Пихач. Сначала он промчался мимо на своей доске, как будто вовсе никого здесь не поджидал, но через секунду заложил вираж, вернулся назад, удостоил меня своего восьмичастного рукопожатия и заговорил:
- Культурная география, мужик. - Он покачал головой. Культурная география - предмет, на который мы ходили вместе. - Никак не допру, что это такое. Культура? География? Понимаешь, куда это я?
- Наверно, в скейт-парк? - предположил я. Вообще-то парк был закрыт на зиму, но ведь Пихача это никогда раньше не останавливало.
- Я говорю в концептуальном смысле, - сказал он. - Следи за логикой, не то не вечно никуда не придешь.
Я уже усек по опыту, что в случае, когда не можешь сообразить, о чем речь, лучший ответ - это молчание. Знай молчи себе и понимающе кивай.
- Я так думаю, одна услуга порождает другую, comprende?
Я снова кивнул, питая втихомолку надежду, что Пих не стал двуязычным. Его и на одном-то языке было трудновато понимать.
- Ну что, сделаешь? - вопросил он.
Мне пришлось прервать молчание:
- Сделаю что?
Он взглянул на меня так, будто я дебил.
- Напишешь за меня реферат по культурной географии?
- С какой стати я буду за тебя что-то писать?
- А с той, что я отстегну твоему приятелю целых шесть месяцев моей жизни.
Вот это да. Никто еще не дарил Гуннару так много. Хозяин Времени был заинтригован.
Пихач заржал - так его развеселило выражение моего лица.
- Да подумаешь, не фигня! Не имеет никакого не значения, потому как я и без того знаю, когда из меня цветочки попрут. Или водоросли, в моем случае. Свиданке с судьбой ничто не помешает, потому как дам я Гуннару ничего или не дам, гадалка предсказала - значит, так оно и будет. Умно, правда? У меня все схвачено!
На этот раз я и впрямь следил за его логикой, и она меня испугала.
- Но тогда... почему только шесть месяцев? - спросил я. - Если твое будущее все равно что высечено в камне, то почему бы не дать год?
- Бери! - сказал он и шлепнул меня пятерней по спине. - И не забудь: реферат по этой дурацкой культурной географии к пятнице!
- Эй, тпру! Погоди! Я не сказал, что согласен! - взвился я. Ведь меня явно облапошили! И тогда, к сожалению, я ляпнул первое, что пришло на ум:
- А лично мне что обломится?
Пихач пожал плечами:
- А чего тебе надо?
Слушайте, биржевые маклеры ведь получают комиссию со всех своих продаж? Получают. Вот я и подумал: "А я чем хуже?"
- Один месяц мне в качестве комиссионных. Во, точно. Лишний месяц - и чтобы я делал с ним, что хочу.
- Бери! - снова сказал Пихач. - И дай мне прочитать реферат, прежде чем сдашь. Надо же мне знать, чтО я написал.
*** *** ***
Я, Реджинальд Микеланджело Смут по прозвищу Пихач, в добавление к двенадцати месяцам, которые я дарю Гуннару Умляуту согласно приложенному контракту, передаю Энтони Полу Бонано один месяц, коим он может распоряжаться по своему личному усмотрению для: а) удлинения своей собственной жизни; б) удлинения жизни любого из членов своей семьи или домашнего животного; в) да вообще для чего угодно.
ПодписьР. М. Смут
Подпись свидетеляРальфи Шерман
8. Зачем нужны бабки, когда у тебя времени столько, что хоть ложкой ешь?
Мошенничать в школе не в моем обычае. Не, ну, конечно, иногда, бывает, глянешь в тест соседа: где он там галочки проставил? - или списочек исторических дат на собственном предплечье накарябаешь - куда ж без этого; но то, чего потребовал Пихач, я никогда не делал. И теперь мне предстоит не только написать два реферата, но и исхитриться так, чтобы второй из них был вроде как написан Пихачом, что означало: реферат должен быть достаточно путаным и в то же время достаточно толковым, чтобы заработать удовлетворительную оценку.
Реферат Пиха получил "В", около которого учитель поставил восклицательный знак. Поскольку я израсходовал на его реферат все самое лучшее, что у меня было, сам я заработал только "С" с минусом. Так мне и надо. Пихач отдал мой комиссионный месяц в утро, когда нам раздали рефераты с оценками. Увидев мою, он шлепнул меня по спине и проговорил:
- Удачи в следующий раз!
В тот день я пошел на ланч в соседнюю пиццерию, потому что раздатчицы в столовке тайно пустили слух, что сегодня лучше попоститься.
Вот только возникла одна проблема: у меня совсем не было денег. Риши, в чью пиццерию я направился, был индийцем. Не коренным американцем, а индийским индийцем из Индии, и поэтому делал пиццу по рецепту, который отцам-основателям и в голову никогда не мог бы прийти. Надо сказать, получалось у него просто офигенно; поэтому в пиццерии отбою не было от посетителей, что давало Риши возможность без конца повышать цены.
Постояв и попускав слюнки над только что вынутой из духовки пиццей с курицей-тандури и пепперони, я принялся перетряхивать рюкзак в поисках завалявшейся мелочевки, но нашел лишь пару пятаков и один игральный жетон, который получил как-то на сдачу от одного из высокотехнологичных автоматов по продаже чего-то там. Машина либо была с дефектом, либо хорошо знала, что делала.
Риши посмотрел на меня и помотал головой. Народ в очереди за моей спиной начал терять терпение.
- Ну что застыл! - гаркнул Плакса Вуди, мясистой лапой обнимая свою подружку за плечи. - Или давай заказывай, или вали отсюда!
То, что я сделал затем, можно объяснить только низким содержанием сахара в моей крови: я открыл папку-скоросшиватель в надежде, не застряла ли там пара-тройка монет под зажимами, и наткнулся на документ, полученный сегодня от Пихача. Мои комиссионные. Я вытащил листок, бросил очередной голодный взгляд на пиццу и в отчаянии протянул бумажку Риши.
- У меня денег нет, но, может, вот это сойдет? Месяц жизни от одного парня.
Кое-кто в очереди фыркнул, но не все. Как-никак, я выступал на школьном телевидении, так что был в своем праве. Народ даже притих в жажде увидеть, как среагирует Риши. А он взял у меня бумажку, гыкнул... потом гыкнул еще раз... И я уже начал было примиряться с мыслью, что придется попоститься, как он вдруг сказал:
- Тебе какую?
Я стоял и таращился на него, ожидая подвоха, и тогда Вуди пихнул меня локтем и рявкнул:
- Ну, уже заказал, быстро!
- А... на сколько кусков потянет?
- Два, - ни секунды не колеблясь ответил Риши, как будто читал прейскурант.
Я попросил два куска с курицей-тандури и пепперони. Подавая их, Риши сказал:
- Я заключу это в рамочку и повешу на стенку, вот здесь. - Он указал на стену, украшенную фотками знаменитостей, среди которых были диктор погоды с Пятого канала и Шер. - Представляю, сколько будет разговоров. Следующий!
До этого момента я думал, что мне просто подфартило - уж больно все это отдает сумасшествием. Но ведь сцену наблюдали и другие люди, те, что еще не поели; и мозги у них, может, работали наподобие того высокотехнологичного автомата, который, кстати, когда я шел обратно в школу, выдал мне банку кока-колы в обмен на тот самый игральный жетон, видимо, приняв его за доллар Сакагавеи.
Только я открыл банку, как в то же мгновение откуда ни возьмись вынырнул Хови, ну совсем как Шва, и заныл, что, мол, умирает от жажды апокалиптических масштабов.
- Ну пожалуйста, Энси, дай глотнуть! Я аккуратно.
Я долго, со смаком потянул из банки, раздумывая над ситуацией. Затем сказал:
- Сколько дашь?
Дальше я пошел с двумя неделями его жизни.
* * *
Есть такая штука, называется "спрос и предложение". Про нее можно узнать на уроках политэкономии или играя в некоторые компьютерные игры, симулирующие цивилизации. Ты можешь взорвать эти самые цивилизации при помощи ядерного оружия, что, правда, забавно только первые пару раз, а потом приедается. Какой смысл тратить три часа на строительство цивилизации, чтобы потом разнести ее на атомы? Эти три часа твоей жизни никогда к тебе не вернутся; а с тех пор как "времяжертвование" стало частью моей повседневной жизни, я начал отдавать себе отчет о времени, потраченном впустую - шла ли речь о лежании на диване за просмотром повторов или о разрушении симулированных цивилизаций. Кстати, когда я приобретал ту игру, она стоила пятьдесят баксов, а теперь ее можно купить за девять девяносто девять. Вот что такое "спрос и предложение". Когда всем и каждому хочется чего-то, а его мало, то оно стоит дорого. Но если оно никому не нужно, то его ценность стремится к нулю. В конечном итоге стоимость той или иной вещи определяют люди, и только они.
Будучи самодержавным Хозяином Времени, я имел полный контроль над индустрией "времяжертвования", то есть распоряжался "предложением"; и теперь, когда выяснилось, что время можно сменять на что угодно, я стал раздумывать: а насколько велик на него спрос?
Долго ждать решения этой задачи не пришлось. На следующее же утро ко мне подошел Плакса Вуди Уилсон со своей девушкой, чтобы загладить возникшие между ними трения.
- Я забыл, что вчера мы собирались встретиться, и Таня здорово рассердилась.
- Я все еще сержусь, - сообщила Таня, скрестив руки на груди и жуя резинку.
- Вот видишь, - вздохнул Вуди. - Ну я и пообещал отдать ей месяц моей жизни. - Он уставился на меня умоляющим взглядом, как будто в моих силах было все исправить.
Наверно, я ясновидящий, а может, гений, или наоборот - моя глупость равнялась их глупости, потому что я был готов к такому обороту дел. Накануне я отпечатал десяток чистых бланков с текстом контракта; оставалось только вписать имена.
Я выудил из рюкзака папку и вынул контракт... вместе с сертификатом, удостоверяющим получение мной одной недели жизни в качестве платы за транзакцию.
- Да, раз уж мы этим занялись, - сказал Вуди, - отстегиваю месяц Гуннару тоже.
Таня разрисовала свой сертификат сердечками и закатала его в пластик, после чего вывесила на доске объявлений на зависть всему миру. С этого момента любой парень, не подаривший своей девушке месяц жизни, гулял в одиночестве. Меня завалили работой. Мало мне было одной романтической коммерции, так еще постоянно обращались и другие ребята с транзакциями типа "время = наличка":
- Брат сказал, что уступит мне большую комнату в обмен на месяц жизни...
- Я раскокал соседское окно, а заплатить за ремонт нечем...
- А это можно подарить на бар-мицву?
Новый бизнес процветал, старый - с месяцами, отданными Гуннару, тоже; комиссионные так и сыпались на меня со всех сторон. За несколько дней я накопил тридцать собственных недель, которые и обменял на всякую всячину: от пакетика чипсов до поездки из школы домой на мотоцикле за спиной его владельца-выпускника. Я даже приобрел подержанный iPod, за который отвалил три недели.
Не стану отрицать: на неизбежной кончине Гуннара я сколотил приличный капиталец. Я мучился совестью за бесстыдную эксплуатацию его смерти без разрешения хозяина, но оказалось, что Гуннар не только не возражал, но даже обрадовался.
- Беда любит компанию, но власть она любит гораздо больше, - процитировал он Айн Рэнд. - Если моя беда обладает властью изменить твою жизнь, я счастлив.
Короче, думаю, дело в шляпе. Он был счастлив в своем несчастье, а это ведь гораздо лучше, чем быть несчастным несчастливо. Гуннар, пожалуй - самая оптимистичная из жертв депрессии, которых я когда-либо знал.