Рядом очутился ещё кто-то. Наклонился, засопел от натуги, и Яшка, не поворачивая головы, понял; Чижик. Потом увидел Пашку Сазонова, и - может, ему показалось? - Надю. Все они были рядом, в двух шагах от Яшки, его плечи касались дружеских плеч, и Яшка почувствовал в себе такую богатырскую силу, о которой не подозревал раньше.
- Раз, два Взяли!.. Раз, два Снежная глыба сдвинулась и накренилась. Медленно, словно нехотя, поползла она вниз по брёвнам. То, что было не под силу одному Яшке, сделали двадцать рук. За первым трактором пополз второй, за вторым - третий Потом наступил черёд автомашин. По сравнению с тракторами они казались лёгкими, летучими. Но сил уже не было. Отупев от боли, ребята валились с ног.
Промелькнуло бледное - ни кровинки! - лицо Нади. Охнув, осел Пашка Сазонов. Яшка видел, как плачет, не стесняясь этого, маленький Чижик, как выбиваются из последних сил здоровяки молотобойцы, которые по утрам играючи "крестились" двухпудовыми гирями, и, чувствуя, что вот-вот не выдержит и свалится с ног, последним напряжением воли заставил себя подставить плечо под борт застрявшей в снегу автомашины. "Врёшь, не сломишь!.." - мысленно твердил он кому-тс невидимому, чужому, который исподтишка нашёптывал ему: "Да хватит, неужели тебе больше, чем всем, надо? Присядь, отдохни"
Ещё одно усилие, и автомашина сползла с насыпи. Эмтээсовский трактор, зацепив трос, отволок её в сторону. Можно было выпрямить спину и передохнуть.
- Умаялся? - Яшка вытер рукавом взмокший лоб и улыбнулся Чижику. - Умаялся, вижу - Яшкин голос был ласков. - Да ты присядь, мы тут сами управимся, без тебя.
- Нет, - Чижик замотал головой. В его глазах стояли слёзы, но он не хотел сдаваться.
- Вот чудак! Я тебе как другу советую - Не - Ну и не надо. - Яшка отошёл и уже в следующую минуту позабыл о Чижике.
Снова на его плечах лежала мёртвая непосильная тяжесть, снова болезненно ныли кости, и он мог думать только об этой тупой боли. Временами он боялся, что не совладает с собой.
К счастью, кто-то догадался развести костёр. Огонь загородили от ветра с трёх сторон листами фанеры и жести. Стало легче, можно было отогреть руки, благо солярки хватало и её никто не жалел.
Зато стоило отойти на два шага от костра, как опять пробирал мороз и снежная мгла подступала со всех сторон, забираясь под ватник и в сапоги, И опять впереди были только огромные и неуклюжие - в метель всё кажется огромным - тракторы и автомашины, которые во что бы то ни стало надо доставить в МТС. А это значило, что надо пройти ещё пятнадцать километров. Не бросить же, в самом деле, машины в степи.
Теперь у Яшки было одно желание. Хотелось поскорее покончить с этим делом и завалиться спать. Лечь на койку, укрыться одеялом, вытянуться во всю длину Эта навязчивая мысль не давала ему покоя. Он представлял себе, как стягивает сапоги, как снимает гимнастёрку и касается головой подушки. Впрочем, гимнастёрку можно не снимать И тогда У него сами собой закрывались глаза.
Однако он стряхивал с себя дурманящий сон и машинально повторял:
- Раз, два Взяли!.. Навались, братки!..
Буран кончился почти так же неожиданно, как и начался. По земле, извиваясь, пробежали последние снежные дымки. Пушистой стаей поднялись облака. Мало-помалу ветер стих, и вся степь остро засияла под солнцем.
Но ребята этого не видели. Так и не успев раздеться, они спали тяжёлым сном. В бараке пахло портянками, валенками и овчиной. Было воскресенье, но никто не поднялся даже к завтраку, Яшку, однако, разбудил Глеб Боярков. Довольный собой, отоспавшийся, Боярков наклонился над Яшкой и, тормоша его за плечо, приговаривал:
- Вставай, будет тебе Тут из газеты приехали, слышишь?..
- А ну их - выразительно промычал Яшка и повернулся на другой бок.
- Фотографировать будут, слышишь? - Глеб не унимался. - Сам директор велел тебя разбудить - Барамбаев? Что ж ты сразу не сказал? - Яшка приподнялся на локте. - Передай директору, что я прибуду в полном параде. Свеженький, как огурчик Он протёр кулаками глаза. Затем вскочил и, подставив голову под сосок рукомойника, из которого, обжигая, тонкой струйкой бежала ледяная вода, несколько минут блаженствовал. Обмылок выскользнул у него из рук, но Яшка даже не заметил этого. Только переодевшись он осмотрел себя со всех сторон и, видимо, остался доволен осмотром. Это было видно уже по тому, что он прошёл мимо спящего Чижика, насвистывая какой-то мотив.
- Можно?
Яшка вошёл в кабинет директора, который был сверху донизу увешан выцветшими диаграммами и почётными грамотами в деревянных рамочках. Под ними в кресле, положив тяжёлые руки на стол, восседал Барамбаев. Директор беседовал с двумя какими-то неизвестными Яшке людьми, сидевшими напротив. Один из них был в треухе, в ватной телогрейке и в высоких валенках, разрезанных сзади под коленями, и Яшка отвернулся от него ко второму собеседнику директора, в котором журналист угадывался уже за версту. Это был подвижный черноглазый толстяк в роскошном свитере с оленями и в кожаной курточке.
- Вот товарищ Буланчик, Яков Ефимович, - произнёс Барамбаев, кивая на Яшку.
- Тот самый Буланчик? - Толстяк подался вперёд.
О чём это он? Яшка, который знал, что с корреспондентами надо держать ухо востро, на всякий случай ответил:
- По всей вероятности У меня здесь однофамильцев нету.
- Вы в этом не совсем уверены? - Толстяк поднял брови.
- Отчего же?.. Я Буланчик, - уже твёрдо сказал Яшка. - А что, разве плохо звучит?
- Звучит ничего, - Толстяк в кожаной курточке рассмеялся.
Он был смешлив, любил весёлых людей и, вытащив записную книжку, стал с профессиональной лёгкостью расспрашивать Яшку, откуда он прибыл, кем работает, как живёт - Как живу? - Яшка, польщённый вниманием толстяка, улыбнулся: - Как говорится, лучше всех и хуже некоторых Он охотно, с какой-то небрежностью - мол, и не такое бывало! - рассказал толстяку о том, как разгружали платформы в буран. Потом великодушно разрешил себя сфотографировать. Что ж, он не против того, чтобы его портрет появился в газете. Хотите в анфас? Пожалуйста. В профиль? Будьте любезны. Разве он не понимает, что это нужно, так сказать, для истории? Ну да, он действительно личным примером увлёк ребят за собой Яшка говорил не умолкая. И если какой-нибудь час назад ему бы даже в голову не пришло кичиться и задирать нос, то теперь, глядя на себя как бы со стороны восторженными глазами корреспондента, он с каждой минутой всё больше проникался убеждением, что действительно совершил чуть ли не геройский поступок. Он был тщеславен. Ему льстило, что его слушают со вниманием. И какие люди! Газетчики, которые столько повидали на своём веку, что их трудно чем-либо удивить.
Но больше всего Яшку радовало, что его фотография появится в газете. Ведь эту газету увидит Надя!..
- Готово!.. - Толстяк в последний раз щёлкнул затвором.
Яшка, который затаив дыхание почти минуту сидел с каменным лицом, вздохнул с облегчением и улыбнулся.
Журналисты уехали после полудня. Когда их машина отъехала, Яшка спустился с крыльца. Ему не терпелось поскорее рассказать обо всём Наде.
Сегодня воскресенье, и она, должно быть, сидит дома с девчатами. То-то она удивится! И обрадуется, конечно. Как-никак, а он, Яшка, не подкачал Но комната, в которой жили девчата, оказалась запертой, и Яшке, когда он постучал к соседям, ответил недовольный женский голос:
- Кто там? Войдите Яшка открыл дверь, и его обдало кислым паром. Жена агронома, склонившись над корытом, стирала пелёнки. Возле неё на полу в короткой рубашоночке ползал двухлетний крепыш. Второй ребёнок лежал на кровати и задумчиво сосал собственную ногу.
- Здравствуйте, - сказал Яшка. - Не знаете, куда все ушли?
- Гуляют - Женщина, стряхнув с рук мыльную пену, вытерла их о передник и выпрямилась. - А Надя на работе. Вся бригада там.
- Как - на работе?
- Они новые машины хотят опробовать. Не терпится, видно.
Пробормотав "спасибо", Яшка закрыл дверь.
"А мне ничего не сказали, - подумал он с обидой. - Могли бы, кажется, позвать"
По дороге он заглянул в свой барак и, увидев, что койки Чижика, Пашки и других ребят заправлены серыми одеялами, не переодеваясь, в "полном параде" зашагал к мастерским.
- Наконец-то Я тебя всюду искал, - сказал он Наде. - Понимаешь, целый день провозился с корреспондентами. Один пристал, как банный лист: расскажи да расскажи Совсем замучил меня.
- Вот как! - Надя пытливо посмотрела на Яшку. - А мне передавали, что это ты корреспондентов замучил. Ты из кожи лез вон, чтобы доказать своё геройство.
Расхвастался А ночью мне почему-то показалось, что ты не один разгружал платформы. Как будто ещё ребята были. А к корреспондентам ты один побежал.
Яшка с большим трудом сдержался, чтобы не нагрубить Наде. Она не смеет его упрекать. Он не напрашивался: эти корреспонденты, в конце концов, его сами искали, а не он их. И потом - Можешь спросить у Бояркова. Его сам Барамбаев за мной послал.
- И что же? Я это знаю.
- Знаешь? Так в чём же дело? Давай тогда начистоту Вот ты, между прочим, не нашла способа мне передать, что бригада выходит на работу. Или меня, может, уже исключили из бригады?
Он спросил это не без ехидства, надеясь, что Надя начнёт оправдываться, а она сказала:
- Пока нет ещё. Но ты бы послушал, что о тебе говорят Я не удивлюсь, если ребята потребуют, чтобы мы обсудили твоё поведение на комитете - Ну и обсуждайте!.. Мне начхать Он хотел ещё что-то сказать, но осёкся, поняв, что сморозил глупость. Ведь он сказал неправду; больше всего на свете он ценил дружбу и друзей. А тут ещё Надя не сводит с него глаз
Глава седьмая
ОБИДА
Теперь для Яшки потянулись серые, унылые дни.
Дороги развезло, и МТС оказалась оторванной от всего окружающего мира. Даже тракторам было не под силу бороться с распутицей.
То припекало и степь покрывалась плешинами тёмных проталин, то опять примораживало с такой силой, что начинала звенеть земля. Дожди сменялись внезапными метелями, метели - дождями. Не в диковинку были здесь и дожди вперемешку со снегом.
Весна явно замешкалась на ближних подступах. Где-то, быть может, уже зеленела трава-мурава и девушки, радуясь весеннему теплу, покупали на перекрёстках улиц подснежники, а здесь, в этой степи, всё было по-другому. Когда сошёл снег, оголилась жирная, словно бы тавотом покрытая земля, которая была кое-где тронута блёклой прошлогодней травой и выцветшим ковылём, и небо над нею тоже казалось каким-то тёмным, жирным и хмурым.
МТС готовилась к севу.
Ещё яростнее визжали в мастерских ножовки и драчовые напильники, ещё заунывнее пели ручные дрели. Верстаки ломились от деталей: Барамбаев настоял, чтобы для каждого трактора "С-80", для каждой "тридцатьпятки" и "пятьдесятчетверки" были изготовлены полные комплекты запчастей.
- Пахать надо, сеять надо, - весело говорил Барамбаев, появляясь каждый день в мастерских. - Понял?
Нет, Яшка не понимал, чему он радуется. По совести, Яшке было не до пахоты.
Какая, к чёрту, радость, если всё валится из рук?
Что-то надломилось Это случилось после того, как он повздорил с Надей. Сердце медленно и глухо стучало в стеснённой груди. Когда он подходил к Наде, она отворачивалась. Надины глаза были далёкими и чужими, и Яшке постоянно казалось, что она ищет повода к нему придраться. Ну да, ведь она теперь член комитета и бригадир!..
Был обеденный перерыв. Ребята гуртом ввалились в столовую и, наскоро выхлебав постные щи, на чём попало расселись возле барака. Солнце сияло вовсю, и они, жмурясь, лениво нежились под его лучами. На сей раз выдался первый по-настоящему весенний денёк.
Яшка так и не запомнил, кто принёс из конторы кипу газет. Кажется, это был Кузя, вернувшийся с курсов. Услышав, что писем не привезли и что прибыли только газеты, Яшка даже не шелохнулся.
Он сидел на завалинке, привалившись спиной к стене барака, и рассматривал ногти.
Яшка был целиком поглощён этим занятием, когда услышал чей-то приглушённый короткий смешок. Пожалуй, Яшка и его оставил бы без внимания, если бы не голос Пашки Сазонова.
- Братцы, минутку внимания! - неестественно громким и чересчур торжественным голосом возвестил Пашка. - Прошу полюбоваться Вот Шелестя газетным листом, Пашка повторил:
- Минуту внимания!..
- Что там ещё? - спросил Яшка.
- А ты посмотри.
- Всемирный потоп, наверное, - усмехнулся Яшка.
- Хуже - Тогда нашествие марсиан.
- Ещё хуже. Всё равно не угадаешь.
- Там твой портрет напечатан. - Чижик, который заглядывал через плечо Сазонова, повернулся к Яшке.
- Мой? - В мгновение ока Яшка очутился возле Сазонова. Протянул руку: - Дай - Нет уж, подожди. Разреши насладиться зрелищем. Как, братцы, похож? - Сазонов, отстранив Яшкину руку, поднял газету над головой.
- Красив, ничего не скажешь!..
- Герой!..
- А улыбка, улыбка какая! Неотразимая - Дай!.. - Яшка рванулся вперёд.
- Ещё минутку - Сазонов отступил на шаг. - Сначала почитаем, что написано. - И он громко, не обращая внимания на Яшку, побагровевшего от ярости и стыда, прочёл всю заметку, а потом протянул Яшке газету, сказав: - А мы и не знали, что среди нас затесался герой.
Но Яшка уже не слушал. Рядом с Сазоновым стояла Надя. Она смеялась вместе со всеми. Даже, кажется, произнесла с презрением: "Действительно, хорош" И Яшка, выхватив у Сазонова газету, скомкал её и затоптал в грязь. Дверь барака захлопнулась за ним с гулким твёрдым стуком.
А через день, не дав Яшке опомниться, жизнь исподтишка нанесла ему ещё один удар.
К этому времени МТС успела получить в общей сложности двенадцать новых автомашин. Все они отличались какой-то лёгкой, летучей красотой и скрытой мощью одновременно, но Яшка тайком от всех облюбовал себе самую лучшую, по его мнению, пяти гонку. Он был уверен, что получит машину в первую очередь. Правда, шофёров у них хоть пруд пруди, а машин только двенадцать, но он, Яшка, тоже не из последних. Он у Барамбаева машину заслужил, и кого-кого, а его, Яшку, директор не обидит.
Однако всё произошло не так, как он думал. Хотя Барамбаев и был директором, слово которого - закон, но на этот раз ему пришлось посчитаться с мнением комсомольской организации. Машины распределил комитет, а директор лишь утвердил список.
Фамилии счастливчиков и номера машин, которые они получают, зачитали в столовой.
Первой в этом списке значилась Грачёва, а последним - Чижов. Что же касается Яшкиной фамилии, то её там не было.
Яшке показалось, будто он ослышался. Быть не может! Он не хотел верить собственным ушам. Неужели его обошли? Значит, ему не доверяют? Нет, тут какая-то ошибка. Просто пропустили одну фамилию.
- Поздравляю!.. - Боярков, стоявший рядом с Яшкой, усмехнулся. - А тебя, между прочим, не назвали. Сгорел, как швед под Полтавой Впервые в жизни Яшка не нашёлся что ответить. Промолчал он и тогда, когда кто-то сказал ему вдогонку: "Он теперь не Буланчик, у него псевдоним". Яшка искал Надю.
- Нам надо поговорить, - сказал он, стараясь не смотреть ей в глаза. - Давай выйдем.
- Говори, я тебя слушаю, - ответила Надя.
- Не здесь - Отчего же? Тут все свои - Это твоя работа? - спросил он грубо.
- Ты о чём? Ах да, это я настояла, чтобы Она! Это она!.. Яшка слышал только собственные слова, подступавшие к горлу и клокотавшие там в поисках выхода. Сама признается, что настояла, чтобы кому-то отдали машину, которую он облюбовал. Постаралась нанести ему удар побольнее - знала ведь, как он тоскует по машине и что машина значит для него. И вот, вместо того чтобы быть на его стороне, Надя ему сейчас говорит: "Ничего, подождёшь".
Этого Яшка уже не мог вынести.. Промолчать? Ну нет не на такого напали! И он процедил сквозь зубы:
- Понятно Только ты потом пожалеешь.
Первой была мысль уйти из бригады. Довольно ему надрываться и слесарничать для кого-то. Хватит, поработал, сыт по горло. Пусть Надя помыкает другими.
Бри-га-дир-ша!.. Раз на то пошло, он, Яшка, не хуже, а может быть, даже лучше, чем она, разбирается в моторах. Но, между прочим, не лезет в начальники, как некоторые "И уйду, - решил он. - Теперь не удержите".
Всё, решительно всё действовало ему сейчас на нервы. И эта размеренная, до скуки однообразная жизнь (барак, мастерские, столовая.-.. работа, еда, сон), и непролазная грязь, и дожди Сделаешь два шага, а потом битый час приходится скрести сапоги, чтобы очистить их от налипшей глины. Повесишь возле печки брезентовый плащ, а он не высыхает до утра. Всё одно к одному. Час от часу не легче..
Тоска!.. С недоброй усмешкой вспомнил он, как Чижик, ещё когда они сидели в вагоне, сравнивал Казахстан с Клондайком и рассказывал о беркутах, о табунах Как же, беркуты! Хорош Клондайк! В столовой подают на обед рублёвые щи и перловую кашу "шрапнель". На ужин - ржавые сельди и чай. Есть деньги, а потратить их не на что. Даже в баню приходится ехать за шестьдесят километров. А если в кои-то веки привезут кинокартину, то будьте уверены, что в середине сеанса погаснет свет.
Но главное даже не это. Главное - Надя А стороной, казалось Яшке, проходила настоящая, бурная жизнь. Там люди не довольствовались малым и были счастливы. Строили плотины, воздвигали города.
Там, в этом далёком мире, свершались большие дела, тогда как у них - дожди, грязиша, тоска Было до слёз обидно и горько, что так неуклюже сложилась жизнь.
Всё свободное время он валялся в сапогах на жёсткой койке. Никому, даже Чижику, не рассказывал о своей тоске. Он мрачен? Он сторонится ребят? Нет, Чижику просто показалось - Мура В общем, не обращай внимания, - сказал Яшка Чижику, который на этот раз оказался особенно настойчив. - Как говорится, издержки производства.
- Ты, часом, не заболел? - с тревогой спросил Чижик. - Скажи - Заболел, - выпалил Яшка, которому хотелось, чтобы Чижик от него отвязался.
- Тогда на работу не выходи, слышишь? Где у тебя болит?
- Спину ломит, трудно дышать И вообще - слабым голосом ответил Яшка, которому в эту минуту и в самом деле показалось, будто он себя отвратительно чувствует. - Хуже быть не может - Лежи, лежи - с беспокойством пробормотал Чижик. - Я тебя своим одеялом укрою.
Под двумя тебе теплее будет. Только раньше разденься.
- Ничего.
- Сейчас я тебе порошки дам. От боли. Пирамидон. - Сидя на корточках, Чижик поспешно рылся в чемодане. - У меня есть Сейчас Мне мама в дорогу дала А потом вызовем врача - Не надо, - отозвался Яшка. - Это скоро пройдёт.
В душе он уже проклинал Чижика за его чрезмерную заботливость. И надо же случиться такому! Отступать было поздно, и Яшка молил бога, чтобы Чижик хотя бы не вздумал вызвать врача.
К восьми часам утра барак совсем опустел.
Койки, заправленные одеялами серого армейского сукна, мутные окна Яшке невольно подумалось, что и завтра и послезавтра будут только эти койки и окна и что никуда от них не денешься, как не укрыться в степи от унылого бесконечного дождя, который барабанит по стёклам и сечёт по крыше барака.
Яшка долго ворочался с боку на бок, а потом уткнулся лицом в подушку, чтобы ничего не видеть. Ему уже и впрямь казалось, будто он не на шутку болен. Вот, стоило ему заболеть, и уже никому нет до него дела. Никто не зайдёт его проведать. Кому он нужен такой?